Памяти повара Марины Антоновой. МАРИНА ИЗ ХОБОРОВО - 25 09 1968

— Ой, да мне порой в море бывает так страшно, кажется, закричу «мамочка». А потом еще укачивает.
— А между тем, вот уже три года ходишь в это «страшное море»?
— Сама удивляюсь. Как-то так получается. Расстаться не можем, что-ли ...?
(Из разговора с поваром п. «Ян Анвельт» Мариной Антоновой).

ЧУТЬ-ЧУТЬ ИЗ СКАЗКИ
В далекой и маленькой деревушке жила-была девочка. Она рано просыпалась по утрам, вместе с петухами. В саду набирала в ладошки росы и умывалась. Потом хлопотала с матерью по хозяйству. Торопливо выпивала кринку молока и убегала в школу, что находилась за, несколько километров от деревни.
Девочка выросла и однажды приезжала в большой город. Знакомые привели ее к морю, и она застыла в немом изумлении.
— Так много воды, — прошептала она и зажмурила глаза.
На рейде стояли большие корабли, и она, прислушиваясь к их гудкам, спросила:
— И они плавают далеко, далеко. Даже в Африку, да?
Ей ответили, что плавают, и даже в Африку.
Она стояла и чему-то недоуменно улыбалась.
А алых парусов не видно, это только у Грина, правда? — произнесла девочка, и все засмеялись. А она побежала к берегу, присела на корточки и зачерпнула в ладошки немного моря. Вода была темная и еще очень горькая и соленая. Совсем не похожая на росу из родного сада...
• • •
...Это из сказки, а сказки всегда немножко возвышенные и не так, как жизнь. Немножко потому, что иногда бродишь по земле и неожиданно встречаешь человека, знакомишься с ним и вдруг ощущаешь, что он пришел из той самой далекой сказки.
И когда проходит робость и изумление, ты прощаешься и уносишь с собой открытие нового человека, открытие, словно случайно прикоснулся к тем самым парусам.
Я слышал о ней раньше. Что есть на «Анвельте» одна чудачка — Марина. Работала в Нарве, на Кренгольме ткачихой. Была там, своего рода, в центре общественного внимания. И действительно — секретарь комитета комсомола Новоткацкой фабрики, член горкома и ЦК комсомола, делегат двух съездов и т. д. И вдруг... (ах, уж эти наши «вдруг») заявление в отделе кадров: «Прошу отпустить работать в море». Вот тогда и прозвучало: «Чудачка. Ты еще наплачешься. Вспомнишь нас...".
Об этом я слышал. Но "Анвельт» мелькал в сводках, как «летучий голландец». "Прибыл в Алжир. Следующий рейс в Италию". И так около трех месяцев. Наконец, пришел в Таллин.
Иду на встречу с чудачкой. Мысленно пытаюсь представить это настырное девичье создание. «Голубые глаза, уверенная походка, мужественный взгляд и решительные жесты». Но все это туманно и призрачно.
...На палубе вахтенный, подозрительно оглядывая, ревниво спрашивает:
— А тебе, собственно, зачем нужна Маринка?
Мне уже это откровенно нравится, и я излагаю вкратце суть.
Улыбка до ушей. Засуетился. Проворчал, «что так, мол, сказал бы сразу». И мы двинулись. Спустя минут пять знакомлюсь с Маринкой. И первое — все мои стандартные предположения рассыпаются, как колода карт.
Карие глаза, неуверенно переминается на месте, настороженный взгляд и никаких жестов.
Долго не соглашается рассказать о себе. Наконец, озорно произносит:
— Хорошо! Но давайте начнем с борща. Да, да! Ведь это моя, так сказать, продукция. А вдруг не понравится?..
Сразу скажу, борщ понравился, сказал ей об этом. Улыбнулась и ответила:
— Обед как обед.
Про себя подумал. «Дай бог, иметь такие обеды некоторым нашим столовым».
Все разошлись. В салоне необычная тишина, и мы разговорились. Сказать, что она этакая робкая девушки, нельзя. Начала первой.
— Я знаю, что вас интересует. Как это я решилась забраться в море. А было все просто. Была подруга, Нина Богатищева, ходила на «Варесе». Приехала к ней в гости. Без всяких дум о море. Походила, посмотрела. Уехала. А потом эти думы и начались. Робкие, неуверенные. Три раза оформляла документы и только на четвертом отважилась.
— Расскажи о самом первом рейсе.
- Первый рейс, первый рейс, - повторяет она, - в жизни, наверное, все первое должно оставаться в памяти. Первый класс и первая получка, первая, первая, — продолжает она. — Это было на «Украине" в 1965 году. Я работала буфетчицей. Однажды заболел повар. Капитан вызывает и предлагает перейти на камбуз. Так началась моя карьера. А потом пошли штормы, это у Норвежских островов. Готовлю что-нибудь, а в глазах сплошные чертики. Ну, все, думаю. Вернемся — спишусь. До сих пор все списываюсь...
— Марина, а комсомол?
- На «Украине» была секретарем. Никуда не денешься. Но работалось хорошо.
— Твой рабочий день?
— На «Анвельте» мы работаем вдвоем с Дедулей. Так мы зовем Василия Константиновича Мельникова. С 6 утра и до 9 вечера. В общем, достается. Но как все-таки приятно — ребята с палубы придут уставшие, голодные. Поедят и видишь, как добреют лица. Это лучше всяких «спасибо».
Подходит кладовщик. Они резко говорят о каких-то недополученных продуктах. Когда тот уходит, поясняет:
— Надо пользоваться берегом. Все получить. В море будет уже поздно.
Пробуем с ней подсчитать страны, где она побывала. Она приносит свои фотографии. И передо мною пестрая география: Англия, Италия. Mapокко, Бельгия, Голландия, Польша, Швеция, Франция, ФРГ, Финляндия, ГДР и т. д. Согласитесь, аж захватывает дух!
— Что запомнилось за границей? Отвечает не задумываясь:
— Отношение к нам, к советским людям, и еще очень хочется домой. Это желание не выразишь никакими словами...
Я же сейчас думаю о другом. О девушке из псковской деревушки Хоборово, которая, шагая по улицам многих европейских столиц и видя все эти, так называемые, рекламные прелести Запада, жила мыслями и сердцем о своем далеком, родном доме.
— Вернешься, — добавляет Марина, — бредешь по своим улочкам и, кажется, готова обнять каждого прохожего от радости.
На камбузе красноречиво позванивали кастрюлями, и Марина развела руками.
Я задаю последний, на мой взгляд, щекотливый вопрос.
— На судне в основном ребята, как ладишь с ними?
— Я долго ждала этого вопроса, - смеется она, — но, честно скажу, с парнями у меня дружба. Никто не обижает. Работается хорошо. А сейчас буду приниматься за ужин.
Мы жмем руки и расстаемся. У трапа вахтенный спросил:
— Ну, как наша Маринка?!
— Отличный парень! — ответил я.
— То-то. На то она и Марина! Лучшей характеристики, согласитесь, не придумаешь.

Г. МАМАЕВ.