БИЧ и ЧИФ - продолжение 2

На подготовку к полугодовому рейсу, контора отвела всего две недели, хотя известно, что сборы в полугодовую экспедицию равносильны хлопотам по ликвидации среднего по размеру домашнего пожара. Собранный с миру по нитке экипаж, должен принять судно от перегонной команды, вскрыть, проверить и сдать на склад ящики с запасными частями на группу из пятёрки судов, закупленные в ГДР. Пломбированными ящиками были забиты трюма и одновременно с их разгрузкой, завозилось и грузилось промысловое вооружение. Регистрировались и раскладывались по местам навигационные пособия на всю Северную Атлантику и прилегающие к ней моря. В нерабочие часы забивали под «завязку» бункер водой, топливом и маслами, проходили мерную милю, определение девиации компаса и радио девиации. Распихивалось по самодельным сусекам сухое продовольствие. Готовили солонину и по флибустьерскому рецепту запечатывали её в бочки. А по варяжскому способу хранения говяжьих туш, натёрли солью парочку и подвесили вялиться на вантах.
За этими сборами нужен хозяйский глаз. Подобную суматоху сборов я уже проходил и был достаточно натаскан, готовя к рейсу "Айсберг" и СРТ-620. На обоих я не только «набил себе руку», но и в прямом смысле сломал ногу.
Как только соорудили на шлюпочной палубе загоны, компания боцманов с трех траулеров отправилась в совхоз, выбирать поросят. К вечеру на шлюпочной палубе уже визжала парочка хрюшек. Увидев и услышав поросят, и убедившись в бесповоротности человеческих решений, Бич загрустил.
Я засиделся за приходно-расходными документами, нуждающимися в неустанном внимании материально-ответственного лица. В открытую дверь каюты зашёл Бич. Положив на мои колени голову, Бич смотрел выразительным, как у близкой женщины, взглядом прямо мне в глаза. Я чесал лобастую голову за ушами, гладил по голове и загривку. Не отводя глаз, Бич жалобно по-бабьи вздыхал и скулил. - Бич, да это что с тобой? Не прихворнул ли? Ан нет, нос у тебя в порядке. В чём дело? Не сразу врубился я в тайны собачьей души. Зато теперь понимаю, что Бич имел намерение сообщить, что принял окончательное решение и тот вечер посвятил прощанию со мною.
К концу дня 7 ноября троица траулеров, прощалась с родным портом тремя длинными и бередящими душу гудками, гуськом двинулась в плохо изведанные в зимний период года воды Северной Атлантики. Бич заметался по палубе, взлетел по трапу на мостик, рычал и скулил, тыкаясь носом в наши колени Необъяснимое поведение собаки действовала на нервы. Когда троица судов прошла траверс Клайпедского маяка, Бич стоял на палубе задрав голову и смотря в глаза людей за окнами рубки, дико по - волчьи выл. Потом взметнулся и, перемахнув через правый фальшборт, бросился в море. Два судовых бинокля не выпускались из рук, пока крошечная собачья фигурка не показалась на пляжной дюне. Отряхнувшись, не оглядываясь Бич затрусил по направлению к порту. Второй помощник капитана, бывший офицер флота шепнул мне: - Не к добру всё это, чиф! На флоте есть примета, если крысы бегут с корабля…
- Это у вас на военном флоте даже крысам ваш бардак не по нутру, а тут другой случай – индивидуальный. Не иначе, как при кораблекрушении в Атлантике у Бича крыша поехала и психика отказывает - перебил я коллегу.
Спустя годы, пережив на своём веку несколько собачьих судеб, сегодня я по полочкам могу разложить смысл давно происшедшего. Я разуверился в утверждениях учёных этологов, упорно доказывающих, что собакой управляют врождённые инстинкты. Подобное скорее можно отнести к отдельным представителям гомо сапиенс, верящих в нелепости. За 16 лет наблюдений за рыжим пуделем у меня утвердилось убеждение о полной рассудочности собачьего поведения. Это доброе и привязанное ко мне создание, хорошо изучило, помнило и могло пользоваться всеми моими слабостями. Для достижения собственной собачьей цели пудель не преминет воспользоваться наглым шантажом и обманом, заранее рассчитав все ходы и варианты за нас обоих.
Уверен, что Бич, избежав гибели и пережив весь ужас собственной незащищённости от разбушевавшихся стихий, был счастлив, что выжил. Вернувшись в родной порт, он решил, что море создано не для собак, и нахождение в нём связано с большим риском для жизни, не говоря уже о кобелином здоровье. Решив навсегда порвать с морем, Бич пошёл на всё, преступив даже определенный Богом завет верности человеку. До какого-то предела он ещё надеялся, что люди одумаются, поймут его и пока не поздно вернутся в мир, в котором всё так прекрасно устроено для жизни.

Спустя ровно половину года к 1 мая СРТ- 4163 вернулся в порт. Клайпеда благоухала распустившейся сиренью и утопала в весенней зелени. Здесь всё осталось так, как будто бы и не было нашего полугодового отсутствия и его никто, вернее почти никто, в городе и не заметил.
После выгрузки СРТ-4163 ошвартовался к шхуне "Штиль", доверчиво прижавшись к ней заматеревшим в океане ободранным и ржавым корпусом. Сойти на берег минуя трап просто невозможно, и здесь я встретил старого друга. Он лежал, распластавшись на свежей подстилке, но не поднял головы и даже не глянул в мою сторону.
- Бич, приятель здорово. Вот и встретились, дружище!
Опустившись на колени, я хотел почесать ему за ухом. Раньше Бич это любил, жмурился от удовольствия и часто дышал. Но теперь, так и не подняв головы, он глухо заворчал. Комок подкатил к моему горлу, когда понял, для Бича я стал чужим! Не приведи Господь, возвратившись к родным берегам, обнаружить, что тот к кому ты привязан, равнодушно от тебя отворачивается. Для моряка, а особенно для «пахаря моря» необходимы "крепкие тылы", когда бесспорна и непреложна уверенность:- на берегу рады твоему возвращению.
И в кают-компании «Штиля» меня тоже не ждали. Не стало Бориса Михайловича Перегудова. Сменились незнакомыми лицами все штурмана и палубная команда. Генрих Павлович замкнулся, заделался молчальником, и, прикладывая платок к глазам, лишь сетовал на врачей запретивших пить кофе. Его прошлый мир из радостей встреч и общения со своими воспитанниками бесповоротно распался. Разъехались и ушли на повышение старые друзья-ученики, заменявшие ему семью. Своим нежданным визитом, я лишь напомнил о былом, о наших прошлогодних "каникулах" и этим расстроил старика. А у него и так бед хватало. Главное не было ясности, что будет с самой баркентиной «Штиль». Толи она пойдёт на капремонт, а толи вообще на списание и на слом, и всё потому, что не уберегла вахта шхуну. Всю ночь в зимний шторм колотилась и тёрлась она о каменный причал и пострадала деревянная обшивка корпуса шхуны.
На следующее утро, в портовом буфете я прихватил колечко ливерной, любимой колбасы Бича. Бич встретил меня у трапа стоя в угрожающей позе и ощеривши пасть, пока не появился вахтенный помощник шхуны со словами:- Бич, пропустить!
Бич уставные обязанности помнил и службу нёс исправно. Взяток не брал, и к любимой колбасе так и не притронулся. А я чувствовал себя в чем-то виноватым, нарушившим какой-то неведомый мне закон, установленный в собачьем мире. Ну а в своём, человеческом мире, будь на то моя воля, возбудил бы я против чиновников, изобретших полугодовые рейсы, судебное дело о превышении власти. Осуждая их судом присяжных, хотелось бы, чтобы заседателями на суде были молодые жены рыбаков, мужья которых находились эти полгода в море. Можно думать, мера наказания была бы вполне справедливой, но не чрезмерно суровой, и обошлось бы без приговора на лишение жизни или изоляция от общества. Сердобольные женщины на такое не способны! Полагаю, что за кастрацию бездушных чиновников проголосовали бы единогласно все двенадцать присяжных заседателей! И без права на апелляцию!

Вот и закончился годичный срок моей командировки в Клайпедское Управление сельдяного лова. Сполна набрал я ценз дальнего плавания и сменил свой рабочий диплом на «корочки штурмана дальнего заплыва». За прошедшие полгода зимняя Атлантика вывернула мои внутренности да так, что невзирая на блага, предлагаемые мне в Управлении: квартиру, новое судно и должность, мне требовалось основательно оклематься, чтобы прийти в себя. Да к тому же я крепко соскучился по Черному морю, и оно не отпускало меня даже во сне, а под мичманкой с «крабом» в моём котелке без перерыва крутился мотивчик:
"Там море Черное, песок и пляж,
Там жизнь привольная чарует нас!"
Нахватавшись сполна прелестей полугодового заточения в тесном железном пространстве среднего траулера заброшенного в зимний океан, молодой организм взбунтовался и заявил:
"Надену шляпу я, махну в Анапу я,
Махну в Анапу я, там жизнь легка"...
Не остановили меня муссируемые в рыбацких кругах слухи о предполагаемых изменениях в режиме труда и отдыха плавсостава. Говорили о том, что проснулись медицина и профсоюз и даже разбудили они аппарат министерства. Теперь по новым санитарным нормам длительность рейса не должна превышать 135 суток, а в случаях большей продолжительности, обязателен плановый заход для отдыха команды в ближайшем иностранном порту. Будут предусмотрены закупки в иностранных портах свежих овощей, фруктов и скоропортящихся продуктов за валюту. Кажется, продумали всё, чтобы разнообразить и улучшить жизнь рыбака, но почему-то в прежнем и несправедливом загоне для рыбака осталось пиво. Пить пиво на судне, так и остаётся предосудительным занятием, хотя на берегу ты можешь хлестать его литровыми кружками даже в общественной бане
Правда, в самом порту Клайпеда с пивом полный порядок. На центральной улице города открыт пивной бар, где к трём сортам пива, можно заказать креветок или порцию копчёной скумбрии. Но зато в Керчи, в отделе "Воды" любого продуктового магазина, либо в палатке на перекрёстке улиц, из бюветов предлагается сухой рислинг по цене два гривенника за кружку. Даже местные матроны утоляют жажду «причащаясь» сухим вином, нисколечко не беспокоясь о своем облике, и что подумают о них в парткоме.
- Всё! С меня хватит! Решено окончательно:- уезжаю!
Покончив со всеми формальностями перевода на прежнее место работы в Керчь, я зашел на кладбище, попрощаться с могилой моего наставника и друга Бориса Михайловича Перегудова.
Он скончался дико, нелепо и в полном одиночестве в парусной мастерской шхуны "Штиль". Ярый ревнитель трезвости, в особенности в среде молодёжи, когда зимней порой обезлюдела шхуна, не вынес он одиночества и запил. Михалыч задохнулся в собственной рвотной массе, выпив перед сном какой-то самопальной дряни. На похоронах была вся контора, плавсостав и мореходное училище. Говорят, что был и Бич.
Разложив на носовом платке шкалик, рюмку и скромную закуску, я было задумался о быстротечности времени и непрочности бытия, когда, вздрогнув от неожиданного шороха, поднял глаза. Рядом сидел Бич. Я обнял его за шею. Горючие струйки безудержно закапали Бичу на голову и засолонели на моих губах.
- Чиф и Бич, Бич и Чиф - друзья. Мы с тобой из одной стаи!- как заклинание шамана непроизвольно шептали губы.