НЬЮФАУНДЛЕНД. Дм. ТИХОНОВ. – 06 06 1964

Читатели нашей газеты в свое время познакомились с творчеством безвременно умершего начальника плавбазы «Академик Павлов» Дмитрия Тихонова. Его стихи нашли горячий отклик у рыбаков.
В архивах флотского поэта сохранился также и ряд его прозаических произведений.
Одно из них очерк «Ньюфаундленд» любезно предоставила для нашей газеты сестра поэта И. Тихонова.


«42000 квадратных миль скал, холмов и речных долин. 8000 квадратных миль озер. 6000 миль побережья. Охота на лосей и карибу! Лов лосося и тунца! Связь воздушная и морская. Вас доставят самолетом компания «Транс Кенеда Айрлайнс» или автомобильный паром «Вилиам Карсон». Приезжайте на Ньюфаундленд! К вашим услугам отели и тунцеловные боты, охотничьи домики и гидропланы. Ньюфаундленд это колыбель белой цивилизации Северной Америки. Приезжайте! » Так соблазняют туристов проспекты Бюро путешествий.
Но наше знакомство с Ньюфаундлендом состоялось иначе.
Плавучая база траулеров пароход «Академик Павлов» повредил во льдах Лабрадора рулевое устройство и был отбуксирован в Сент-Джонс на ремонт.
Мы плелись на буксире спасательного судна «Ураган», обходя редкие айсберги и источенные волнами обломки арктического пака. Первым вестником земли был краснокрылый самолет, сбросивший на суда листовки с предупреждением о близости трансатлантических подводных кабелей. Самолет сделал над нами несколько заходов, пытаясь рассчитать снос, и, всетаки, промахнулся. Белая стайка листовок, подхваченная ветром, опустилась на воду далеко в стороне. Пилот отбросил колпак кабины, досадливо махнул рукой и лег курсом на остров. Через несколько часов в том направлении, где скрылся самолет, неясно замаячили крутые берега Ньюфаундленда.
Может быть, именно таким увидели его девятьсот шестьдесят лет назад норманны викинга Эриксона, назвавшие эту землю «Маркландом» — страной лесов. Может быть, пять столетий спустя, вот так же рассматривал сквозь туман эти скалы английский мореплаватель Джон Кабот, отплывший в 1497 году из Бристоля на поиски новых земель. Может быть. Гранитные берега Ньюфаундленда не боятся времени.
Сент-Джонс — главный город провинции, почти не заметен с моря. Океанские суда с трудом протискиваются между громадами мысов с прозаическими названиями Северный и Южный, в узком проходе, ведущем в просторную глубокую бухту.
Уже не один, а три буксира, преодолевая дующий в проходе ветер, пытались отвести нас от гранитных обрывов, нависающих над нашими мачтами. Лоцман, нервничая, бегает по мостику и требует на подмогу буксирам ярко-красное пожарное судно, которое тоже впрягается в работу. Наконец, белым маячок, прилепившийся к скале, словно игрушечный, остается позади, ветер стихает, и мы, облегченно вздохнув, отдаем якорь на внутреннем рейде Сент-Джонса.
Американцы любят называть Сент-Джонс старейшим городом Америки. Если вы позволите себе усомниться в этом и скажете, что другие города, например, Мехико, куда древнее, то вам ответят, что все это, конечно, так, но ведь речь идет не о каких-то там индейцах, а о начале «белой цивилизации», а она, как известно, началась 24 июня 1497 года, в день святого Джона, когда моряки Кабота, благославляя небеса, обнаружили бухту, давшую им укрытие от непогоды.
Итак, Ньюфаундленд — первые «заморские» владения Англии, и Сент-Джонс первый колониальный город Северной Америки. Он стал им с того дня, когда сэр Хэмфри Джильберт по приказу королевы Елизаветы I водрузил в 1583 году на берегу бухты английский флаг и официально присоединил остров к владениям британской короны.
• • •

С давних времен Ньюфаундленд населяло немногочисленное мирное и даровитое племя индейцев беотиков. О его происхождении известно очень немногое. Достоверно лишь то, что предки беотиков некогда , переправлялись в Америку через Берингов пролив, тем же путем, каким проникли на американскую землю олени-карибу. Свое мастерство строить из бересты вигвамы и каноэ, индейцы принесли из далекой Сибири. Теснимые другими племенами, они пересекли весь континент и осели на Ньюфаундленде, ставшем их последним убежищем. Этому исчезнувшему племени принадлежит одно величайшее изобретение той далекой эпохи. Для убоя карибу, во время весенних и осенних миграций стад, беотики сооружали вдоль речных берегов изгороди из поваленных деревьев. Длина таких изгородей иной раз достигала шестидесяти километров.
В завалах оставлялись проходы, в которые устремлялись животные, а индейцы, сидя в засаде, убивали оленей, пытавшихся прорваться к реке. Беотики знали процесс копчения мяса и после удачной охоты заготавливали его впрок на долгие зимние месяцы. Зиму они проводили под защитой лесов, в центральной части острова, на песчаных отмелях озера Ред Индиан Лейк и впадающих в него рек. Когда наступала весна, беотики вместе со стадами карибу кочевали по острову. Они выходили на берег океана, охотились на тюленей, на прибрежных островах собирали яйца кайр, чаек и гаг, высиживавших здесь свое потомство. Их хрупкие берестяные каноэ не боялись морского плавания. Колония бескрылых гагарок на маленьких островах Фанк, отделенная от Ньюфаундленда тридцатью двумя морскими милями пролива, посещалась индейцами регулярно. Беотики не знали огнестрельного оружия. Их вооружение состояло из луков и стрел, каменных томагавков, ножей и дубинок, и мужчины племени были больше охотниками, нежели воинами. Беотики не раз подвергались нападениям своих воинственных соседей, индейцев-микмас из Новой Скотии, а с приходом белых переселенцев судьба племени была решена. Основная причина гибели беотиков «отсутствие дружественных контактов», как мягко выразились авторы одного путеводителя. Оттесненные от морских берегов в бесплодную центральную часть острова, индейцы были обречены на вымирание, пока голод, болезни и преследования не истребили их совершенно. Жалкие остатки племени просуществовали недолго. В 1829 году умерла последняя индианка-беотик. Ее портрет показывают в провинциальном музее, вместе с утварью и украшениями из кости, камня и морских раковин.
Воины-индейцы на гербе Ньюфаундленда, Индейская река, озеро Красных индейцев на карте, да три небольших стенда в музее — вот и все, что осталось от целого народа.
Давно истреблены индейцы, давно загнаны в глухую часть острова поредевшие стада карибу; белый человек, колонизатор, наложил на облик девственного острова неизгладимый отпечаток. И, хотя Сент-Джонс далеко не первый город Америки, тем не менее, он стар, очень стар этот провинциальный городок над синей водой гавани.
Он не стал ни Нью-Йорком, ни Сан-Франциско, которые моложе его. Для этого надо быть материковым городом. Но он с успехом выполнил роль плацдарма завоевателей.
Французы пытались отторгнуть его у Англии, а когда из этой затеи ничего не вышло, послали свой флот, с целью перерезать оживленную важную магистраль между Новым и Старым светом. В результате, на этой большой дороге пышно расцвел морской разбой. Пираты основательно поработали здесь, не упуская случая пограбить суда любого флага, будь то королевские лилии Франции или британский «Юнион Джек». История сохранила рассказ о том, как некий английский адмирал был послан на борьбу с пиратами. Видимо, адмирал в чем-то сплоховал, ибо в самом скором времени очутился на борту пиратского брига в качестве невольного гостя. Пиратский капитан был великодушен. Он не повесил адмирала сушиться на рее, а только поморил для острастки голодом с неделю в вонючем трюме. Затем посоветовал не мешкая возвращаться в Англию и отпустил с миром.
Прошли годы. Отгремели пушки, стали легендой усатые пиратские капитаны. Над сравнявшимися с землей фортами безмолвно стоят мемориальные доски, призванные напоминать о прошлом. Впрочем, у досок есть одно назначение — рекламировать древность города. Поэтому их так много, и ставят их по поводу и без повода. Есть надписи, вроде: «Это буковое дерево посадил его высочество принц Марокко, когда впервые посетил город Сент-Джонс». Что и говорить, событие первостепенной важности. Но есть и другие: «Египет— Фландрия — Галлиполи — Бельгия». Рыбак и лесоруб, застывшие в бронзе, с надеждой смотрят в морскую даль. А ниже перечисление полков, бригад и дивизий. Это памятник солдатам-ньюфаундлендцам, павшим в первую мировую войну. И сколько бы ни смотрел в океан старый рыбак, никогда не вернутся домой те, кто лежит в полях Фландрии, в бесплодной земле Галлиполи. Никогда не изгладится скорбная складка на лбу лесоруба, никогда не смирится он с тем, что погиб его сын, защищая чьи-то барыши. Памятника солдатам второй мировой войны нет. Может быть, и не будет.