НА ТИХОМ И БАЛТИКЕ

продолжение воспомнаний
С. Смолякова

БИБЛЕЙСКАЯ ИСТОРИЯ

Среди многих книг моих, есть и небольшой томик, так называемого, карманного формата. Его страницы, тонкой рисовой бумаги, исписаны очень мелким шрифтом, а стало быть, наполнены очень большим содержанием. И ещё одна деталь отличает книгу - хорошо заметно, что побывала она в морской воде. Знаменитая эта книга называется Библия. И попала она ко мне не совсем обычным путём, о чём и хочу вам поведать.
Вторая волна гонений на церковь, в советские ещё времена, пришлась на правление Никиты Хрущёва. Он обещал, что вот-вот наступит коммунизм, а тут какие-то религиозные предрассудки вовсю процветают. Разоблачить, прикрыть и разогнать! Указания свыше стали претворять в жизнь, закрывались монастыри, меньше стало семинарий. Выпуск религиозной литературы был сведён к минимуму. Пропагандисты сели за изучение "научного атеизма" с целью внедрения его затем, в сознание широких масс народа.
Но наши идеологические противники на Западе тоже не дремали. Они-то и наладили массовый типографский выпуск той литературы, что у нас была не доступна. Но её нужно было ещё переправить через советскую границу, которая была "на замке"! Тех эмиссаров, что пытались доставить брошюры поездами или самолётами, обычно разоблачали на таможне. И тогда кому-то пришла в голову мысль, что если сбросить водонепроницаемый пакет с судна, проходящего в нейтральных водах мимо берегов атеистической страны, то попутный ветер доставит его на сушу. А там народ и поживится "запретным плодом".
Вот так, однажды, и прибило к песчаному пляжу славного эстонского городка Локса пластикатовый мешок, набитый томами библейскими. Первыми его обнаружили местные мальчишки, что грели бока на солнышке после купания в прохладной балтийской водице. Пластикат был немного повреждён, и внутрь посылочки попало немного воды. Пацаны прихватили по нескольку томиков, не совсем понимая, что это собственно такое, и разбежались по домам. Основная же часть приплывшего досталась пограничникам, совершавшим регулярный обход побережья.
У одного из мальчишек и выпросил я образец запрещённой литературы. Логично, что и Библия попала в руки моряка именно морским путём. Не скрою, сложно было это читать человеку, воспитанному советской школой, но интересно. Позже прочёл ещё многое, увлёкся философией и понял, что всё не так просто, как нам когда-то твердили. Я не стал со временем шибко религиозным, но думаю, что если и преклонятся, то не перед влиятельным чином, будь то лицо духовное или правитель светский. Есть, видимо, над нами нечто другое. А что, каждый решит по-своему.
КТО ДЕВУШКУ ТАНЦУЕТ
Мы многому и усиленно учились в молодые наши годы. В родном мореходном училище грызли различные науки, а кроме того учились и жизненным премудростям. Овладевали умением ладить с людьми, воспитывали в себе чувство долга и дисциплины. Всё это затем нужно было закреплять на практике.
Таковую вскоре мы и получили на учебном нашем паруснике "Вега". Потом были военные сборы, где принял я и присягу на эскадренном миноносце "Свободный". А в первый свой заграничный рейс отправился на большом, по тем временам, судне. Это был бывший немецкий транспорт, полученный после войны по репарации. Старались мы на судах быть не просто практикантами, а занять штатную должность, тогда и зарплата идёт, в том числе и в валюте. Это ведь совсем другие возможности появляются! Вот и мне повезло устроиться дневальным. Если судовой комсостав, от капитана и до судового врача, питался в кают-компании, которую обслуживал буфетчик, то дневальный занимался тем же в столовой команды. Здесь питались и проводили свободное время матросы, машинисты и кочегары, каковых на том пароходе было до тридцати душ. Четыре раза в день накрыть столы, убрать и перемыть посуду, приготовить закуски к утреннему и вечернему чаю, сделать уборку в коридоре и нескольких каютах - работы хватало вполне!
Освоиться с работой во многом помог мне здешний кок, среднего роста темноволосый крепыш лет тридцати. Спокойный и рассудительный, был он к тому же мастером спорта по боксу, а я тоже немного занимался этим в училище. На шлюпочной палубе мы с ним иногда махали перчатками. Это тоже нас сблизило. Стали и в портах вместе проводить свободное время. А где его проводят одинокие моряки? Ну да, обычно в ресторане. Здесь и еда не так однообразна, как на судне, здесь и живая музыка и, самое главное, здесь можно потанцевать с девушками, а там глядишь и...
Вот тут Юра, а именно так звали шефа, преподал мне ещё один жизненный урок. В одном из небольших прибалтийских ресторанчиков, присели мы с ним вечером в уголке, где не так уж сильно бьёт по ушам звук оркестра и весь зал отсюда хорошо просматривается. Сделали заказ: Юре салат из свежих овощей и ещё красной рыбки, а мне лангет, утолить курсантский голод. Ну и выпить, конечно, тоже грамм триста коньяку. Народу уже полно, неясный гул публики смешался со звуками музыки. Пригубив по первой, немного осмотрелись. Как и в любом портовом заведении, здесь гуляли моряки, рыбаки с небольшим вкраплением местных.
Начались танцы. Женщины были в меньшинстве, а потому вниманием их не обходили. Многие из них были здесь постоянными клиентками: сделав скромный заказ, они ожидали более щедрого угощения от кавалеров. Те, в свою очередь, хотели получить за это немного ласки.
- Знаешь такую поговорку, - обратился ко мне Юра, - кто женщину ужинает, тот её и танцует? Так вот, увидишь, что так бывает не всегда!
За одним из столиков мужики уже крепко выпили и танцоры из них были почти никакие. А их дамы были очень симпатичными. К ним и наведался Юра. Потанцевал, о чём-то поговорил со своей партнёршей. Вернувшись за наш столик, пить больше не стал, но попросил официанта принести коробку конфет и вина. Вскоре он чуть заметно кивнул головой даме и направился к выходу. Я всё это с интересом наблюдал. Минут через пять дамочка направилась в сторону туалета, а там и на улицу выпорхнула. Её отсутствия та компания, за дальним столиком, заметила не сразу.
Мне вскоре пришлось рассчитаться - необходимо было вернуться на судно. По дороге обдумывал увиденное. Вывод был очевиден: женщине нужен не только щедрый, но и адекватный мужчина, от которого ей тоже перепадёт внимания и ласки.
Вот так наша практика учебная, подкреплялась практикой жизненной. И то, и другое нам позже очень пригодилось. А за науку учителям спасибо!
КАЧКА
Пароход "Эльтон" вошёл в живописную бухту Посьет и, отдав правый якорь, застыл у причала. На баке крепили швартовые концы два молодых матроса, Серёга и Геша. Оба только недавно окончили учёбу в мореходке, и прибыли по направлению во Владивосток, где их определили на этот пароход. Прежде чем стать штурманами, им необходимо наплавать ценз, т.е. потрудиться матросами в течение некоторого времени.
Начало октября в этих краях вполне радует погодой. Ещё так щедро светит солнце, а море спокойное и голубое, как на картинке. Окружающие бухту сопки покрыты яркой зеленью, всё дышит покоем и негой.
Приступили к погрузке. Появился на причале полковник и стал объясняться со вторым штурманом, видимо, груз этот отправляют военные. В этом отпали всякие сомнения, когда, вслед различному снабжению, подвезли авиационные бомбы в специальной упаковке. Появилась на борту и пара служивых с карабинами на плече. Они должны будут сопровождать опасный груз до места назначения. На палубе, под конец, разместили корявые, сучковатые брёвна.
- Это дрова для отопления казарм,- разъяснил полковник.
- Так ведь их разделать невозможно,- возмутился Серёга.
- А солдат греется не тогда, когда дрова горят, а тогда, когда он их колет,- уверенно заявил воинский начальник.
Но вот, погрузка закончена, отход оформлен, отданы швартовы. В клюз ползёт якорная цепь, нос парохода отходит от причала. Судно разворачивается на выход из уютной бухты, а матросы заканчивают крепление палубного хозяйства по-походному. Курс проложен к северному побережью Охотского моря, но пока, слева по борту, ещё долго будут тянуться гористые берега Приморья.
Погода, тем временем, начала меняться. Потянул и стал постепенно усиливаться норд-ост. Судно вежливо кланялось волнам, но они не отвечали ему взаимностью. Удары в корпус усиливались, а с ними и качка появилась. Пароход стал переваливаться с борта на борт, и вот уже через фальшборт обрушиваются, рассыпаясь по палубе, многотонные порции солёной морской воды.
Геша несёт рулевую вахту. Самочувствие у него вполне приличное, а то ведь на Балтике, бывало, и мучился при качке. Про это даже в морской местной газете заметка была, и он так переживал, что не хотел после практики в училище возвращаться. Видимо, здесь другой характер волнения, более плавный, легче переносимый. Ну а Серёгу боцман определил в свою рабочую бригаду. Они, вместе с плотником, проверяют пожарные шланги, готовят стропа и сетки для предстоящей выгрузки. Качка тоже переносится пока неплохо. Ну а как же солдатики? Оказалось, что один из них ведёт себя вполне даже прилично, даже помогает матросам в их хлопотах, а вот другой слёг в каюте на койку. Лицо у него стало бледно-серым, он стонет и на пищу смотреть не может. Тошнота его буквально выворачивает наизнанку.
Но это было ещё Японское море. За проливом Лаперуза стихия ещё больше разъярилась. Вода теперь уже не успевает даже схлынуть с палубы, а её уже накрывает новый вал. Воздух наполнен гулом и брызгами воды, срываемой ветром с гребней высоких волн. Теперь и многие члены команды тоже чувствуют себя неважно. Едоков в столовой стало поменьше. Вскоре и камбузник вышел из строя. Боцман направил Серёгу в помощь коку. Шеф решил приготовить что-нибудь такое, съедобное при качке, а именно - вареники с квашеной капустой. И вот, расклинившись у стола, чтоб не упасть, взялись они лепить сей продукт. Тем, кто не теряет в шторм аппетит, это блюдо пришлось вполне по вкусу. Но таких оказалось не так что бы много, три дня уже жестокая болтанка испытывала людей. А вот сам Серёга вдруг добился хороших результатов в поедании собственного изделия, хотя ранее, Атлантика аппетит ему отбивала начисто! Видимо, организм сумел перебороть себя, и отныне непогода ему проблем не создавала.
Всё заканчивается, и шторм тоже. Прибыли в место назначения, где и выгрузились. Впервые Серёга с Гешей занимались этим сами, ибо здесь не было порта в привычном смысле. Нет причалов, кранов и грузчиков. К борту подгоняют плашкоуты, и судовыми стрелами майнают на них всё, что находилось в трюмах. Дел хватает всем. После выгрузки на побережье, пошли восточнее. "Лежал впереди Магадан, столица колымского края". Предстояло парням увидеть то, о чём они слышали раньше только в этой знаменитой песне. Здесь простились с солдатами. Они своё задание выполнили, а срок службы их закончился тоже. Документы на руках, теперь нужно самолётом добираться домой. Только сейчас окончательно ожил тот, кого чуть не убила морская качка. Перед тем, как спуститься на причал, он излил измученную свою душу так:
- Вот если бы мне сейчас предложили выбрать, ещё раз пройтись морем или ещё три года отслужить в армии, причём ползая по грязи на животе, то я, конечно же, выбрал бы армию.
Стало быть, выходит: кому война - мать родная, кому море - одно только горе!


ХАРАКТЕРИСТИКА
Во времена моей флотской юности, на трассах Северного Морского Пути ещё трудились классические двухтрубные ледоколы. Их котлы работали на угле, потому и экипажи были многочисленными, ведь одних кочегаров они насчитывали не один десяток. А общее число членов команды превышало 100 человек.
Работа на ледоколе не из лёгких. Люди здесь не только на многие месяцы оторваны от семей. Когда для всех наступает лето с его многочисленными радостями: загаром, купаньем, овощами и фруктами, ледоколы уходят на север. А там опять, вокруг одни льды, ветер со снежными зарядами, да временами низкое солнце на белом горизонте. Напряженные вахты, сложное маневрирование при проводке караванов, всё это требует прочной закалки. Слабым духом и физически - здесь не место! Поэтому в экипажах люди подбирались бывалые, проверенные в полярных условиях. И ещё им помогал одолевать тяготы службы юмор, без него невозможно было здесь обойтись. Вот что мне поведал начальник радиостанции нашего теплохода, ранее много потрудившийся на ледоколах. Не зря у него на лацкане тужурки блестел знак "Почётный полярник".
У них на ледоколе, помощником капитана по политической части, служил пожилой и добродушный человек, бывший военный, прошедший войну и многое испытавший. По заведённому порядку, раз в год, должен он был составлять характеристики на всех членов экипажа и отсылать их в пароходство. Черновики этих казённых бумаг он писал от руки сам, но затем их необходимо было ещё и напечатать. А кто на судне печатает быстрее и лучше всех? Ну, конечно же - радисты. Им это и поручалось. Далее, отпечатанные экземпляры подписывались капитаном и помполитом. Оригинал отправлялся в пароходство, копии оставались на судне. И вот однажды, капитан, беседуя у себя в салоне со своим приятелем, начальником радиостанции, заметил:
- А читает ли наш комиссар эти бумаги ещё раз, когда подписывает их? Решили это проверить такой вот шуткой. Вместо одного экземпляра из тех, что должны остаться на судне, изготовили новый. В нём заслуги представителя палубной команды излагались примерно так:
"В период навигации этот товарищ трудился не покладая рук. Если судно зажимало плотным льдом, он околачивал его своим мощным достоинством, как справа, так и слева по борту. Во время преодоления особо сложных перемычек, упирался крепким задом в корму ледокола, обеспечивая тем продвижение вперёд!"
Ну и далее, в таком же духе.
Комиссар подмахнул всё характеристики, не очень-то просматривая их, ведь не в первый же раз. Потом, при заходе в бухту Провидения, бумаги были в пакете отправлены почтой. Капитан, вскоре после этого, пригласил помполита к себе. За чашкой чая сообщил, что ещё раз просмотрел характеристики и обнаружил вот это.
- Это радисты, видимо, так над тобой подшутили, Михалыч - сказал капитан, протягивая помощнику листок. Тот, едва начав читать, заметно побледнел, а, закончив, вовсе поник головой. В голове у него уже мелькали кадры картины расставания не только с должностью, но и с партбилетом. Времена-то были ещё весьма суровые. Капитан, видя, что юмор оказался слишком уж солёным, признался в содеянном. Но помощнику от этого стало, чуть ли, не ещё хуже.
- Ну, разве можно так шутить?- чуть оправившись, слабо простонал Михалыч. Пришлось капитану срочно извлечь из сейфа, припасённую бутылочку коньяку. Вскоре лицо жертвы розыгрыша приобрело привычный цвет, а затем он уже мог и улыбаться тоже.
Так не только над другими пошутить нужно уметь, но и перенести шутки, порой острые, в свой адрес тоже. Хороший юморист, и не только на флоте, относится с иронией, прежде всего к себе!

ГРУЗОВОЙ ПОМОЩНИК КАПИТАНА
Учились мы с Виктором в одном мореходном училище, но закончил он его на год раньше. Потом судьба свела нас снова, уже во Владивостоке. В сентябре 1961-го года, у здания отдела кадров пароходства, толпилось множество молодых людей, на пиджаках которых сверкали новенькие "поплавки". Так, в шутку, именуют значки об окончании учебного заведения. В ожидании направления на судно, юнцов нужно было как-то разместить, а с этим тогда было, как говорится, "туго". Общежитий у пароходства не было, а потому направили балтийских ребят, и меня в их числе, на старый пароход "Анадырь", стоявший в ремонте. Разместили в носовых твиндеках, оборудованных для перевозки "вербованных", т.е. людей, которых завербовали работать на многочисленных рыбокомбинатах по всему побережью Курил и Камчатки. Тут на грязных матрасах уже возлежали ребята из других мореходок. Двухъярусные железные кровати, тусклое освещение и множество тараканов как-то не очень поднимали настроение. Но молодость брала своё, какой-то шутник из Херсона вслух мечтал о валютных рейсах, шикарных костюмах и девочках. Из тёмного угла в его сторону полетел ботинок. Да, не все здесь были романтиками!
Основной проблемой у всех было безденежье, а потому голод мучил постоянно. Вот тут таллинцам повезло, ибо четвёртым штурманом на пароходе и был Виктор, упомянутый выше. Своим хлопцам он подбрасывал с камбуза хлеб, ну а с водой было уже проще. Рассказал он и о порядках в здешнем пароходстве, о городе славном Владике. Постепенно ребята стали покидать тот мрачный твиндек, получая направления на различные суда. Вскоре и я убыл в Находку на пароход "Эльтон", матросом первого класса, нужно было набирать плавательский ценз для рабочего штурманского диплома.
А вторично с Виктором пришлось встретиться уже четыре года спустя. Теплоход мой направили на помощь рыбакам, у них во время путины не хватало транспортов. В Находке погрузили тару, ящики с банками разных сортов под консервы и пресервы. Грузом этим занимался я, как грузовой (он же второй) помощник капитана.
До Курил добрались без проблем. Плавбазы и добывающие суда крутились в районе острова Шикотан, шла сайровая путина. У капитана нашего возникли проблемы. Это рыбаки привыкли на ходу швартоваться к высокому борту плавбазы, а "аристократам" пароходства сиё не привычно, а потому неприятно. Однако и с этим мы справились всё же. На одну за другой базу выгружали тару, а свои трюма постепенно забивали ящиками с консервами.
До меня не сразу дошло, что в названиях этих больших судов странно отразилась сложная история нашей страны. Тут рядом покачивались на волнах и "Сергей Лазо", жестоко убитый интервентами, и "Павел Постышев", расстрелянный своими. Приходилось мне помотаться между плавбазами и на деревянных краболовных ботах, оформляя грузовые документы.
Странная на них трудилась публика, тут тебе и профессиональные рыбаки, тут и совершенно случайные люди. Два мужика, успевших отрастить солидные бороды, сетовали на тяжкий труд и скудную, по их мнению, зарплату. Оказалось, что это таксисты. Заманили их сюда рассказами о сказочных заработках рыбаков. Увы, тут пахать нужно, а не клиентов разводить на лишний рубль.
Вот на одной из плавбаз и встретились мы с Виктором, который тоже трудился здесь в чине грузового помощника. После оформления бумаг разговорились, вспомнили Таллин и друзей по училищу. Поведал он мне и свою грустную историю о том, как ему пришлось распрощаться с пароходством. Направили его в начале 1964 года на пассажирский лайнер, совершавший регулярные рейсы на Японию. А в том году, нужно вам напомнить, в Токио и Осака проходили олимпийские игры. Лайнер этот рассчитывали не только использовать для доставки советских спортсменов на игры, но и использовать в качестве гостиницы. Всем известно, как в те времена любило руководство страны пустить пыль в глаза всему миру. Руководство пароходства приняло в этом посильное участие, решив укомплектовать экипаж теплохода "талантами". На судно стали подбирать экипаж, который смог бы не только с морскими обязанностями справляться, но и развлечь спортсменов и гостей песнями да плясками в русском стиле. Так и попал на борт один матросик, обещавший раскрыть все свои богатые артистические способности. На самом деле в голове у него было совсем другое, но это выяснилось потом. В японском порту группа моряков с белоснежного лайнера сошла на берег. Возглавлял эту группу, на свою беду, как раз Виктор. На многолюдной улице Токио совсем не трудно затеряться. Не сразу Виктор заметил, что нет рядом того матросика. Поиски его результатов не дали, о чём пришлось доложить, по возвращении на борт. Ничего хорошего это не сулило. Капитан, на другой день, обратился в местную полицию, откуда вскоре пришло уведомление о том, что советский матрос просит политического убежища, не желая возвращаться в свою страну. Это уже не просто загул непутёвого моряка - это большой скандал, уже во всю раздуваемый местной прессой. Виноватым, в конце концов, оказался Виктор, которого во Владивостоке списали с судна и лишили визы, предварительно затаскав по комиссиям для разборок. Теперь он трудится у рыбаков, заграничные походы остались в прошлом. Печально, но так было.
Я посочувствовал коллеге, а он в свою очередь меня пожалел, зарплаты ведь у рыбаков повыше, чем в торговом флоте. Предложил тоже перебраться в его контору, что меня не увлекло. Ведь он мотается вдоль Курил уже три месяца и домой не скоро соберётся, а я уже через неделю-две, пусть и ненадолго, но всё же загляну в свой порт, поброжу по земле. На том мы и расстались. Он помахал мне рукой с высокого капитанского мостика, я ответил тем же с раскачивающегося на зыби бота. Больше встретиться нам не пришлось, у каждого в море свой курс, у каждого свой груз.


ВЕЛИКИЙ ВОЗДУШНЫЙ ПУТЬ
После окончания мореходного училища в Таллине, был я направлен на работу в Дальневосточное пароходство. На самой восточной окраине громадной страны пришлось провести целый десяток лет. Жилья постоянного там за это время так заиметь и не удалось. А потому, отпуск обычно проводил в родительском доме на "западе". Туда и обратно, "в край таёжный только самолётом можно долететь", недаром пелось в знаменитой песне. Так что часов налёта накопилось немало, как и впечатлений от них.
Тогда бурно развивался не только морской, но и воздушный транспорт. На смену ИЛ-14, пришёл куда более комфортабельный ИЛ-18. Появился в небе и первый реактивный лайнер ТУ-104.
Правда, и на них до Москвы или Ленинграда нужно было добираться с дозаправками на промежуточных аэродромах. Тем, кто летел из Приморья, с Камчатки и Сахалина, приходилось по пути приземляться в Хабаровске, Иркутске, Новосибирске, Свердловске. Могли быть и другие варианты. Хорошо если по всей этой трассе стояла приличная погода, а ведь часто бывало иначе. Вот тогда-то начинались, мягко выражаясь, неприятности. Особенно сложным было положение в Хабаровске, где когда-то меня угораздило даже появиться на свет. Там приземлялись камчатские, сахалинские и приморские авиалайнеры. И если сибирскую трассу накрывала вдруг непогода, то мгновенно местный аэровокзал переполнялся многочисленными отпускниками всех возрастов. Приходилось и мне испытать эти, разного рода, неудобства. Народ располагался всюду, кто как сумеет. О том, чтобы посидеть в креслах и мечтать было нельзя, их не хватало даже для женщин с детьми. Люди лежали на полу, подстелив газеты, пристраивались на ступеньках лестниц. По залу приходилось идти, переступая через лежащих. На газонах у здания аэропорта горели костерки, на которых кое-кто пытался приготовить себе ужин.
Припоминаются и мои "торможения в небесах", о них я попытаюсь вам поведать. Моряку, прикопившему деньги в рейсах, было чуть легче. Мы с коллегами могли себе позволить коротать время за столиком в ресторане. Но и тот закрывался вскоре после полуночи, нужно было где-то перекантоваться. Однажды, выйдя в ночную тьму, мы с приятелем обнаружили неподалёку от здания аэропорта две больших палатки. Это были своеобразные временные ночлежки, оборудованные раскладушками: одна мужская, другая для женщин. У входа сидели начальницы, взимавшие небольшую плату за ночлег. Мы сунулись было в мужское заведение, но там ни одного местечка свободного. Всё забито! Стоим уныло, а дама, что дежурила у женской палатки, поманила нас к себе. Предложила нам тихонько прилечь у входа на свободные коечки, за что мы её сразу и отблагодарили. В темноте тихо снимаем обувь и ныряем, не раздеваясь, под одеяла. Заснули мгновенно. А вот утром пробудили меня тихие женские голоса. Чуть приоткрыл глаз, рядом стоят две дамы, одна в нижнем белье, другая прикрылась одеялом и говорит первой: - А тут мужики ведь спят. Я прикрываю одеялом голову и замираю. Когда соседки наши оделись и вышли, толкаю приятеля в бок, обуваем башмаки и вылетаем на воздух. Нам в вдогонку несутся женские, то ли возмущённые, то ли удивлённые, голоса, а мы уже бодро шагаем к туалету. Умылись, слегка привели себя в порядок,- жизнь снова прекрасна!
В местах суровых и отдалённых люди, обычно, сходятся быстро. Вот и на этот раз, едва наш самолёт оторвался от земли приморской, а я уже познакомился с попутчиками. Рядом со мной обосновалась группа инженеров из Питера, они возвращались домой из командировки. За разговором время бежит быстро, вот и посадка в Хабаровске. Здесь нас "обрадовали", задержка с вылетом в западном направлении. И... надолго! Новость не сулила радостей, но один из питерцев чуть обрадовал, у него есть родственник здесь, да ещё и работает тот в местном аэропорту. Минут через 15-20 мы стали временными обладателями ключей от дома родственника, он сам будет на дежурстве ещё сутки. Стало нам - куда веселей! Ведь впереди целый летний день и есть, где переспать. Успели посетить набережную Амура, даже искупались там. Прошлись не спеша по центральным улицам, отобедали в ресторане. Вечером сообразили ужин в домашних условиях. К припасённой бутылочке, оказались очень кстати мои две баночки крабов. Утром зазвонил телефон, и родич доложил, что спешить не нужно, вылет наш после обеда. Так, в этом случае, задержка оказалась даже приятной.
В другом же мне повезло меньше. Болтаясь, в ожидании каких-либо известий о вылете, по залу всё того же хабаровского терминала, случайно подслушал разговор. Беседовали лётчики о предстоящем перелёте до Иркутска. Я попробовал напроситься к ним в попутчики. Оказалось, что это транспортный АН, но его командир согласен меня подхватить. Лететь, правда, придётся в грузовом отсеке. Я согласился и на это, уж больно не хотелось толкаться среди сердитого народа в душном зале. Прошли на поле к самолёту, пилоты - в кабину, а я стал устраиваться среди каких-то ящиков и мешков. На земле всё было вроде бы и не плохо. Но вот заревели моторы, разбег и взлёт. Шум и вибрация куда мощнее, чем в салоне пассажирского самолёта. Но это полбеды, вскоре я стал просто замерзать, одежда-то на мне лёгкая. Гимнастика помогала мало. Поскольку ни вздремнуть, ни почитать при этом было просто не возможно, время тянулось медленно. В Иркутске выбрался из самолёта с трудом, разминая замёрзшее тело. Экипаж, посмеиваясь над задубевшим морячком, пожелал мне доброго дальнейшего пути и на том простились. А ведь самое обидное в этой истории, так это то, что суетился я напрасно. Улететь из Иркутска быстро тоже не получилось. В конце концов, посадили меня на мой же самолёт, прибывший из Хабаровска. Но приключения не бывают совсем уж напрасными, лишний раз себя проверил и есть, что вспомнить!