РЫБАЦКИЕ БАЙКИ СТАРОГО КАПИТАНА. МОЯ ДОРОГА В ОКЕАН Продолжение 2

Долго, и уже потерявшись на видимости, расшаркивались в словесах и обменивались любезностями тройка земляков - старпомов. Конечно, последнее слово оставил за собой навострившийся в флотских подначках старпом с "Чернигова":- "Ребята, а что за верёвки тянутся у вас за кормой? Неужто прямо в штаны нагадили, а теперь кальсоны полощите?
Будто бы никогда не видел он рудиментарных достопочтимых отечественных лагов ЛЗМ с вертушками на умопомрачительно длинном лине, заставлявшем встречные суда шарахаться от нас на пушечный выстрел. Эта конструкция была изобретением ещё со времён библейского ковчега, первым навигатором - капитаном Ноем. Эту «веревку» мы протянули от самого Калининграда до Новороссийска, а потом я больше её не видел. Подальше от глаз её заныкал третий помощник капитана, несущий несоразмерную материальную ответственность за незамысловатую, но дефицитную вертушку на верёвочке.
Январь и на благодатном Эгейском море - зимний месяц! Здесь достопамятный буксирный трос не раз выручал "Стамуху" казалось из ахового положения. По Эгейскому морю, как чёрт из мешка высыпал, разбросаны большие и малые острова, на которые ветер не раз пытался забросить нашего напарника. У «Стамухи» не заладилось с упорно-опорным подшипником и судно то сбавляло ход, а то и вообще глушило машину. Алексей Николаевич не слазил с мостика и несколько раз на день запрашивал пардону, и в таких случаях "Айсберг" брал его на буксир.
Аль - Софию я так и не увидел, так как Босфор «Айсберг» проскочил ночью, не задерживаясь. С выходом в Чёрном море в ноздри потянуло дымком родного очага, даже и краболовы почувствовали, что пахнет домом и все враз подобрели друг к другу. И взаправду видимо неуютно «всю дорогу» было в душах старшего поколения, вынуждённо доверившись не приглянувшимся им недорослям!
В Новороссийске нас встречали с оркестром. На причале поджидал подобранный, из лучших кадров Керченского портофлота экипаж с настоящим, опытным капитаном. Наш Босс – дядя Лёня слово своё сдержал и оставил меня на "белом лебеде", но только не третьим, а старшим помощником. А осенью обещал откомандировать на учёбу в мореходное училище имени Седова в город Ростов на Дону.
Капитаном "Айсберга" без проволочек был назначен знакомый мне бывалый и опытный капитан малого плавания тов. Мелник, тот, что управляя шхуной "Академик Шмидт", в своё время покорил моё воображение вояжем вдоль Южного побережья Крыма под парусами.
"Рыба ищет, где глубже, а человек ищет рыбу". По всему Черному морю следом за рыболовным флотом рыскал транспортный рефоижератор «Айсберг». У Кавказского берега мы принимали в холодильные трюма черноморскую ставриду и скумбрию, но не брезговали и хамсою. Заходили во все черноморские порты определённые не по приказу свыше, а только по разумению своего капитана. Когда не позволяла погода или промысловая обстановка, в порту отстаивались сколько надо. И чем это не золотые времена свободного каперства времён капитана Дрейка?
Весной "Айсберг" переадресовали в Азовское море, там шла путина на бычка. По нескольку недель шныряли мы за промысловым флотом по просторам Азовского моря, вне видимости низменных берегов Приазовья. Учесть все пробежки и свободные дрейфы за это суетное время было просто невозможно. А определить место судна средствами радионавигации вовсе проблематично, так как район обслуживал только один действующий Еникальский радиомаяк. Вооружившись секстаном, намеревался я взять полуденную высоту солнышка, чтобы в сочетании с радиопеленгом на маяк определить наше местоположение.
- Хлопчик, не блыскай мне в глаза зеркальцами:- заартачился капитан. Я же, набравшись нахальства, решил "взять на понял" капитана - практика, склонившегося над картой Азовского моря.
– Так где, по Вашему разумению сейчас находиться "Айсберг"?- допытывался «хлопчик».
- Так вот же - поставил крестик карандашом капитан Мелник в центре Железинской банки.
– А как вы это определили?- не отставал я.
- С помощью верёвки – услышал в ответ. - Как это?- добивался я истины. – Да як же, така ракушка ропана бывает только на Железинской банке, окончательно разъяснил ситуацию капитан, а до меня дошло, почему смазана тавотом гиря ручного лота, лежащего в ватер вейсе у фальшборта. Выходит, ручным лотом он не только измерял глубину, но брал на пробу образец грунта. Крестик, поставленный капитаном на карту, практически оказался рядом с моей обсервацией, такие совпадения бывали не редко, и их нужно отнести только к феноменальной способности нашего капитана ориентироваться в безбрежных пространствах. Этот феномен черноморских капитанов давно интриговал меня, начинающего судоводителя. Подобные уроки заставляли меня внимательнее присматриваться к местным условиям: цвету воды, составу и рельефу грунта, животному миру, погодным условиям. Я стал обращать внимания и пытался найти объяснения, кажущимся на первый взгляд незначительным и необъяснимым явлениям. Постепенно это вошло в привычку и начало развиваться так называемое шестое чувство – необъяснимое чувство неосознанной опасности, присущее лишь животному миру и утерянное человеком с развитием цивилизации. Со временем, и во мне стали обостряться и зреть таинственные и необъяснимые качества, свойственные старым капитанам. Объяснить это почти звериное чувство подчас невозможно, и потому оно порождает несуразные флотские легенды и обрастает мистицизмом. Это чувство не раз пригодится мне и в океане.

Растущему и развивающемуся рыболовному флоту, уже нацелившемуся на освоение рыбных запасов Мирового Океана были нужны подготовленные кадры. Дядя Лёня Безручко свои обещания выполнил. Осенью я в составе группы из трех человек был откомандирован на курсы штурманов дальнего плавания в Ростовское Мореходное училище. Ростовская мореходка очень гордилась своим имиджем и своими именитыми выпускниками: Седовым, Луниным, Маринеску... А многонациональный по составу город так и остался по своему духу казачьей донской столицей, с традициями близкими станичному терскому казачеству, с которым прошло моё детство. Ростов меня очаровал. И сами ростовчане любили свой город и иначе не называли как Ростов-папа, отводя Одессе значительную, но второстепенную роль мамы.
Поначалу будущие моряки торгового флота нас посланцев с «Тюлькиного флота» пытались держать за бедных родственников. Со временем узнав, что вся троица уже оморячена, а за плечами у нас рейс вокруг Европы, да ещё на командных должностях, будущие моряки коммерческого флота нас зауважали. К сожалению, не прошло и полгода учёбы, как по приказу министра всю группу судоводителей перевели в Клайпеду. Очевидно, в министерстве исходили из того, что Прибалтика находиться ближе к сельдяным запасам Атлантики, чем Ростов - папа, а возможно и по причине недобора курсантов в Клайпедскую мореходку. Так или иначе, сам я расцениваю этот очередной зигзаг судьбы, как продолжение незаконченной игры Провидения, упорно прокладывающему мне дорогу в Океан
По окончанию курса нас, бывших черноморцев, для набора ценза дальнего плавания на один год откомандировали в Управление сельдяного лова Литовской ССР. Под флагом этого Управления я ходил старшим помощником капитана на СРТ-4163 в первую зимнюю Атлантическую экспедицию. О полугодовой, оторванной от цивилизации жизни экипажа рыболовного траулера в условиях близких к условиям жизни будущих первых астронавтов на Марсе поведано мною в капитанских байках:- "В зимних струях Гольфстрима" и "Бич и чиф".
Признаюсь, я любил Чёрное море, но по выражению поэта «странною любовью», отлично сознавая, что если я успокоюсь в его берегах замкнутых для «Тюлькина флота» Железным занавесом, то в конце концов напрочь позабуду то из многого, к чему стремился научиться. Напуганному пожизненной перспективой плавания подобно речному трамваю по назубок вызубренным курсам рекомендованных фарватеров, моему юношескому воображению стало тесно на Черноморье.. Признаюсь, не только романтика дальних плаваний и лазурных берегов неведомых стран притягивала меня, существен был и материальный интерес для обустройства семейного быта молодожёнов. Так платоническую любовь к Черноморским зорям пересилили расчёт и необъяснимая тяга к Океану. А Океан оказался многолик. Он может притянуть и удерживать постоянной удачей, но легко может погубить в буйстве, стоит только расслабиться и переступить через им дозволенное. Без малого два десятка лет проработал капитаном я на промысловых и транспортных судах в Эстонском производственном управлении «Океан» и, считай половину этого срока, прожил и проработал в Океанических просторах Атлантики.
Длительные отрывы «главы семьи» от принятого в миру быта – испытания для молодой семьи. Кроме физических и моральных тягот на плечи жён морских скитальцев ложится кроме заботы о доме и воспитании детей ещё и та мера обязанностей, которую обязан нести сам кормилец и глава семьи. В такой семье женщина «И Швец и Жнец и на дуде Дудец» постоянно дудит своё:- когда ты, как все нормальные мужья, займёшься домом?. Однако в реалии не просто порвать связь с Океаном, а ещё труднее найти взамен ему дело, к которому может привязаться моряк на берегу. Сегодня мне пришло на ум, было бы в идеале и человечнее для дома и семьи, плавать до пенсии по Чёрному морю, а когда «утрясётся» быт и улягутся всё страсти, с лёгкой душой можно бы и отправляться в Океан.
Правда, мне грех жаловаться. Ещё в дееспособном возрасте повезло мне найти редкий компромисс между двумя непримиримостями: семьёй и морем, и ещё два десятка лет я только встречал и провожал своих бывших помощников и их пароходы, как в Океан, так и из Океана. Будучи капитаном морского буксира - кантовщика, сменившись с вахты, и если не возникала иная необходимость, двоё суток я имел право любоваться морем с берега и ночевать дома. Когда же мне стукнуло за семьдесят, кончилась эдакая «морская жизнь наполовину». Начальство чуть ли не силком стащило меня с мостика, и усадило в кресло диспетчера буксирной компании, чтобы спустя тройку лет окончательно отправить на «заслуженный отдых», предоставив возможность коротать век в воспоминаниях о былом.