О РОДИНЕ О СЕБЕ И О СГИНУВШЕМ РОДЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ 2

С первых же дней войны в нашей станице сыч поселился. Сыч блукал всю ночь с одного, на другой край станицы. Как только сыч у кого на печной трубе поплачет, так жди похоронки с фронта. Добрался он и до нас. В августе 1942-го проснулся я, будто меня кто-то растолкал. И первая мысль была об отце и его юбилее в августе этого года. А сыч всю ночь так и заснуть не дал: то хохотал по дурному, то плакал как дитё. Мы зажгли коптилку и, всю ночь с матерью тоже проплакали.

РОКОВАЯ ЦИФРА.
В самые трудные и голодные послевоенные годы, сестра отца Бронислава с её мужем - дядёй Борей заменили мне и мать, и отца. Но, так и не дано было порадоваться тётушке моему диплому штурмана дальнего плавания. Пока я добирался с Клайпеды до Таганрога, её без меня похоронили. Ушла она из жизни молодой, чуть-чуть не дотянув до рубежа в 43 года. Забрал тётю ревмокардит – следствие перенесённой ангины, подхваченной в нетопленном вагоне поезда Таганрог – Ростов. А возможно, болезнь была подхвачена на морозном сквозняке переулка у проходной Ростовского централа в очереди на передачу узелка с харчами для заключённого свёкра. Так далёкая от политики тётушка, стала ещё одной жертвой, непрекращающейся классовой борьбы в стране провозгласившей победу социализма. Передачи она возила отцу мужа. До революции свёкор был зарегистрирован в купеческой гильдии города Таганрога как владелец лавки колониальных товаров. Кто знал, что этой лавкой он запятнает своё имя скромного советского служащего, в конце тридцатых годов будет разоблачён и понесёт «справедливую расплату» как эксплуататор и пособник старого режима. Дядюшка поведал, что отец нашего знатного земляка А. П. Чехова был конкурентом отца дяди Бори. И хотя купец Павел Егорович Чехов и разорился в прах, но ему повезло в одном – он не дожил до экспроприации, и таким образом имя Чеховых осталось незапятнанным. А вот отцу моего дяди повезло меньше, он умер в заключении в исправительном лагере.

Накануне своего 43-х летнего возраста находился я на промысле в Гвинейском заливе. Климатические условия в экваториальной Африке в августе сравнимы разве что с чистилищем "Ада". Судовой кондиционер не спасал, а скорее гробил экипаж производственного рефрижератора "Август Крейцвальд". Из-за повальных простудных заболеваний кондиционер пришлось выключить и терпеть жару при девяноста девяти процентной влажности. Казалось, дышали мы не кислородом, а водяным паром. Судовой бассейн не спасал, температура воды за бортом была одинакова с воздухом +38 по Цельсию. На стенах в каютах конденсат не просыхает, а простыни хоть бери, да выкручивай. Но самое страшное, что может случиться на производственном рефрижераторе, конечно кроме пожара и кораблекрушения, – это вынужденный простой судового конвейера заморозки готовой продукции. Служебный долг капитана-директора - бесперебойное обеспечение сырьём цеха рыбной обработки. Если капитан не намерен оставить экипаж без заработка, то хоть тресни, но обеспечь ежесуточный план заморозки готовой продукции в 40 тонн! А где взять рыбу, если как обрезало и на промысловых судах ежесуточные уловы упали до 4 – 5 вместо 30 – 40 тонн. Пользуясь нуждой приёмных баз, «заелись» капитаны промысловых судов. Если раньше небольшие уловы они выбирали на палубу сейнера и сами подвозили, толкаясь в очереди у борта плавбазы, то на безрыбье заленились и диктуют свои условия: - есть, мол, в неводе немного рыбки, если хочешь, подходи и забирай. Деваться некуда, подходишь и собираешь уловы по крохам. Так вся моя ночь проходит в швартовках. А что значит швартовка махины плавбазы, к судёнышку с рыболовными снастями за бортом в десятки раз уступающей тебе по габаритам. Тут налицо случай, когда «Гора идёт к Магомету». И не стоит рассчитывать, что в критический момент сейнер поможет тебе, подработав собственной машиной. Из-за невыбранных сетей он недвижим как младенец, закутанный в пелёнки. Приходиться полагаться лишь на собственный глазомер, безотказность машины и оперативность вахты механиков. И тут уж нельзя промахнуться. Ни раньше, и ни минутой позже надо отработать полным ходом назад так, чтобы массу плавбазы в семнадцать тысяч тонн остановить в таком расчёте, чтобы сейнер прямой стенкой корпуса лёг на два плавучих кранца, буксируемых у причала плавбазы. Эти надувные резиновые сигары подобно тушам двух китов должны служить амортизатором между корпусами обоих судов. Не приведи Господь промахнуться на пяток метров! Тогда не предотвратить скрежета металла от контакта голой стали бортов с неизбежными для обоих судов вмятинами и разрушениями. Образно говоря, швартовка плавбазы к сейнеру с кошельковым неводом по сложности вполне равнозначна искусству подъезда впритирку к детской коляске автобусом «Икарус» с «гармошкой». «Автобус» надо поставить вплотную, да так, чтобы не качнуть «колясочку», чтобы непоседы - детки из коляски не выпали, и им было удобно подавать «свои игрушки» прямо в открытые двери автобуса. Не приведи Всевышний потянуть невод с «золотой» рыбкой, он трещит как старая «авоська» и вот-вот порвется. Хозяин авоськи любит своих деток, их игрушки и "авоську", а ещё очень сильно любит рыбку. Если, не приведи Господь, ты сделаешь кому-нибудь или чему-нибудь из них бяку, то тебя так обесславят на весь радио эфир, что в дальнейшем ни один сейнер твой пароход к себе на пушечный выстрел не подпустит.
Южные ночи темны - хоть глаз выколи, и длятся они у экватора не менее полусуток, а по морю часто, ходят волны. Вот и вся лирика! Невзирая на лирику самым первостепенным и главным в кораблядской жизни капитана-директора завсегда остаётся Его Величество Производственный План! Директорские погони за господином планом, не освобождают от круглосуточных капитанских забот человека с двойным титулом: капитан – тире - директор.
Всё это вкупе выветрило из моей головы роковую фамильную цифру 43, в преддверии которой не мешало бы и поберечься. Вот за то, что не поберёгся, пришлось расплачиваться! Известно, где тонко там и рвётся! А тонок оказался директорский кровеносный сосуд в желудке. Месяц я держался я на уколах хлористым кальцием и продержался бы ещё, но не выдержали нервы у судового терапевта. Напомнил врачу о его долге и про клятву Гиппократа, комиссар. И в два голоса они запросили шифровкой у берега совета: "Что делать?"
Реакция берега оказалась мгновенной: попутный траулер поволок меня в морской госпиталь на Канарских островах. Прибыли мы в Лас-Пальмас в выходной, когда в госпитале для моряков «Каса дель марино» заправляли лишь одни медсёстры. Как это умудрялся делать Вини-Пух, я так же «счастливо» угодил « гости» в самый раз,- к обеду. В палату прикатили поднос с роскошным шашлыком из барашка политого чилийским лечо. На отчаянное размахиванием рук, означавшее - не перепутала ли сестра меню? Та, тараторя лишь два понятных мне слова: - Си, сеньор!- подвигала поднос поближе к моему носу. Тот, кто просидел месяц на манной кашке, а потом подвергся подобному искушению, может меня понять. Отобедав, ушёл я в полный отруб, и спал бы ещё, но поутру меня повезли на рентгеноскопию. Кровотечения как не бывало. Рентген и гастроскопия обнаружили лишь след зарубцевавшейся язвочки. Раскланявшись и поблагодарив гастроэнтерологов за превосходный шашлык, в тот же день попутной оказией поспешил я на свой рефрижератор и вернулся как раз к началу вспышки промысловой обстановки. За время вынужденного безделья на безрыбье судовые умельцы, так наладили автоматическую линию заморозки и палубный генератор снега, что чуть ли ни вдвое была увеличена суточная заморозка и, словив миг удачи, мы кончили рейс с перевыполнением на все 140%. Естественно нас встречали в порту с музыкой.
Не подозревая насколько дорого может обойтись испанский шашлык, готовясь к новому рейсу направился я на медкомиссию. Консилиум дам в белых халатах медкнижку моряка у меня изъял, горячо убеждая, что действует только в моих интересах. А без медкнижки моряк уже не моряк, таких бедолаг не брали на работу даже в портовый флот.
Так в 43 года оказался я в положении рыбы, вытащенной из родной стихии на сушу. Не обученного ни одной сухопутной профессии, меня пристроили в контору морским инспектором, не беря в расчёт, что «не в жилу мне» быть чиновником, даже мелким. Вот и не будь суеверен: не верь роковым цифрам и не верь бабкиным сказкам и гадалкам!

СУПРОТИВ ГЕНОВ НЕ ПОПРЁШЬ.
Однако, жарковато нынче. На термометре, невиданная за полвека в Прибалтике, отметка в 32 градуса, совсем как тогда, в 1942 году в предгорьях Кавказа перед нашествием.
Как бы ни старался я гнать от себя воспоминания о том времени, они настырно бередят душу. Полгода моего детства прошло в прифронтовой зоне, в оккупации под немцами, румынами, мадьярами или кем-то еще, разве их всех разберёшь!
Во тьму погрузилась некогда богатая и охочая до песен казачья станица. Не слышно ни хрюканья, ни мычания, ни блеяния, ни петушиного крика. Как гром доносится отдалённый гул канонады, усиленный эхом горных ущелий. Да, как привет от родимой сторонки слушаем мы ночной треск мотора двукрылого самолётика склеенного из фанеры и материи по ласковому прозвищу «этажерка» или «кукурузник». Управляли «кукурузниками» девчушки из женского полка Гризодубовой. За треском мотора следовали вовсе не страшные, а лишь вызывающие злорадство мщения разрывы легких фугасов.
Настало время оккупации. Нет школы для меня, а для матери нет работы. Нет магазина. Нет денег. Нет продуктовых карточек, нет подсобного домашнего хозяйства. Всё разгромлено, разграблено, растоптано, сожрано чужеземными любителями шпика, «яйки», «курки» и «млека». Ни керосина, ни соли, ни спичек. Какое там средневековье, какой там европейский ренессанс?! - сплошной каменный век! Печь разжигаю от кремня и огнива и долго дую на трут, пока от него загорится лист из учебника для 5 класса: "История древнего мира".
Закрываем на окнах ставни, а двери на засов. Лишь тогда из мешка в загашнике в подполье отмериваю один литр лущёной кукурузы - суточный рацион на двоих. Мешок опять тщательно маскируется от румынских мародёров - больших любителей мамалыги. Зерно, зарытое на огороде, они наловчились отыскивать шомполами. Моим зерном эти вояки откармливают артиллеристских битюгов, расквартированных в моей, загаженной их тяжеловесами школе.
В любое время дня и ночи может раздаться стук прикладом в двери. Это рвутся к нам на постой обовшивевшие в окопах "зольдатен", из частей, отозванных в тыл на отдых.
Ко всему, не стало нашего защитника - рыжего немца, денщика Пауля, не раз отбивавшего у мародеров нашу чудом уцелевшую курочку-несушку. Видно совсем плохи дела у немцев, раз денщиков забирают на фронт. От Пауля впервой я услышал ставшее сакральным слово:- Сталинград!- а затем, с оглядкой и шёпотом:- Гитлер капут! Прощаясь, показал он фото. Пауль при галстуке бабочкой обнимал белокурую фрау, а к ним прилепились троица белобрысеньких киндеров. - Хочу Гамбург - сказал Пауль по-русски,- и добавил - прости нас матка, прости Вилли и, положив на край стола плитку эрзац - шоколада, не оглядываясь вышел за калитку, оставив нас беззащитными от средневекового варварства.
Подобный беспредел можно ожидать лишь от степных варваров, только не от бахвалящихся своей «культуришь» европейцев. Из бронетранспортера высыпало в новеньких мундирах, видимо ещё не обстрелянное, в гитлерюгенд воспитанное, пополнение. Разминаясь, камрады затрещали зажигалками, вежливо предлагая прикурить соседу. Прикурив, галантно раскланивались и щёлкали каблуками. Ну, впрямь не солдаты, а воспитанницы института благородных девиц!
Как на грех, из калитки вышла девчонка в чистеньком городском платьице с белым бантом на головке и с бантиком на шее у котенка. Как живую куклу прижимала она котёнка к груди. Окружив девчушку, гогоча и дурачась, зольдатен дули дымом эрзац сигарет в нос котёнку. Тот чихал и вырывался. Девочка заплакала и хотела вернуться к звавшей её маме. Не тут-то было, ублюдок с ефрейторской нашивкой на рукаве, раскрутил котёнка за хвост и врезал его головой об столб. Кровь и мозги брызнули на чистенькое платьице. Компания выходку ефрейтора расценила за остроумную шутку, и отморозки пучками травы стали дружно оттирать сапоги заляпанные мозгами и кровью. У меня застило в глазах. Кто-то вопил:- шайзе! дикари! шайзе! Говорят, что орал это я в истерике, на бегу прицелившись головой в живот ефрейтору. Тот отклонившись, подставил подножку, и пропахав носом дорожную пыль, я растянулся на обочине. Попинав сапогами лежачего "юнг партизанен" и продолжая ржать развесёлые камрады, расселась за бронёй и, пустив выхлоп в мой расквашенный нос, укатили.
Мать девочки - эвакуированная ленинградская учительница, смазывая мою физию йодом, сама была в истерике, а меня ещё бралась успокаивать.
- Ничего! ничего! Будет и на нашей улице праздник! Это же - не люди! Дикари! Слышал, что сотворили эти живодёры в Нальчике? Освобождая койки в госпитале от раненных красноармейцев, их живыми сбросили в строительную яму с известковым раствором! От людей голые косточки остались, а плоть сгорела заживо! Господи, дай нам силы не забыть всё это! и не простить! Эту нечисть надо убивать, пока зараза не пошла гулять по белу свету!
Ох, как права была училка! Заразу нужно было сразу же ликвидировать осиновым колом, а их, видите ли - перевоспитывали! Каждому мальцу известно, стоит вампиру пососать твоей кровушки, он тут же тебя и заразит гнилыми генами,- и сам вардулаком заделаешься!
Ох, и муторно мне нынче, видеть по телику бритоголовых отморозков славянских кровей и злобствующих беззубых старцев в изъеденных молью мундирах, тянущих в нацистском приветствии руку. Живуч оказался фашистский ген! Так и ждёт своего часа. Больше шести десятков лет прошло, целая – жизнь. А забыть и простить никак не могу. На то, вероятно, и наделён человек памятью, чтобы помнить и передать эту память тем, кто после тебя займёт место на белом свете. Чтобы знали, и тоже помнили. И не позволили задурить свои головы, клюнув на измышления переписчиков истории.
А сегодня среди очернителей прошлого, настоящего и будущего России случаются и бывшие вице- премьеры и профессора университетов. - Всё бы на Руси пошло путём – уверяет профессор КГУ, - если бы не дикая Московия, а её «просвещённая и культурная сестрица – Русь Западная» взяла бы в свои руки сколачивание государства из удельных княжеств. Жили бы мы теперь в Европейском доме, и столица наша располагалась где-нибудь у тёплого моря. Теперь же единственный выход, растащить громаду территории России на мелкие островки, не крупнее Англии и на них строить каждому свою островную демократию.
Не менее смехотворны, чем профессорский бред откровения бывшего Ельцинского вице-премьера. - Тяжёлую ношу с души снимаю – уверяет этот талантливый полемист, подвергая анализу цену нашей Победы над фашизмом, и ставя в пример для подражания России Францию. Отказавшись от сопротивления и сдавшись на милость победителя, французы мудро сохранила в целости многие города, столицу и население от массового уничтожения. Хотя её промышленность четыре года исправно трудилась на Абвер, а сама Франция вступила в антигитлеровскую коалицию лишь под самую развязку войны, как страна-победительница она свой приз от нашей Победы получила наравне с союзниками. Пользуясь славой страны-победительницы Франция получила куш репараций, оккупационную зону, прибавку в территориях, место в Совете Безопасности ООН и в НАТО и, наконец, секреты атомной бомбы в подарок. Спустя шесть десятков лет из Франции стали раздаваться голоса: «Россия в 1939 году завязала флирт с Гитлером и поэтому до скончания века этим фактом запятнала свою биографию и поэтому считать её державой-победительницей можно только весьма условно». Францию тут же горячо поддержали бывшие сателлиты Германии и страны, с чьих территорий основная часть призывного населения воевала на стороне нацистов.
- Учитесь, как надо обтяпывать государственные дела! - восхищается бывший вице-премьер. «Ежели бы, русские, восстав из сталинского колхозного рабства, да, повернули свое оружие против своего угнетателя и сдались без боя Адольфу Алоизычу Гитлеру, то в России сохранилось бы 40 миллионов жизней и уцелели бы её города, веси и промышленность»…
Сожаление об утерянном сотрудничестве с нацизмом всё чаще и откровеннее высказывают современные «бесы». Один из прорабов перестройки в недавно изданной книге о генерале Власове расписал «светлый образ генерала», как предтечу нынешних демократов России. Обеляя предателя, автор пытается вычеркнуть из народной памяти, факт, что из пяти миллионов военнопленных измождённых голодом, холодом, ранами и болезнями, томящихся за колючей проволокой, генералу Власову удалось ценой платы за жизнь склонить к предательству лишь несколько сотен тысяч отморозков. Желающих вступить в «Русскую освободительную армию», и повернуть оружие против своих соплеменников набралось менее пяти процентов из томящихся за колючей проволокой людей. Многие из «добровольцев» рассчитывала таким путём освободиться из плена и перейти к партизанам, как это проделала целая бригада Гиля в Белоруссии. Невелик оказался брак нации. Со времён Святополка Окаянного на Руси всегда наличествовал определённый процент предателей. Чаще он проявлялся в элитных семьях, и вице-премьеры здесь не исключение. Чем выше чин, тем больше в крови чужеродных генов, так уж повелось на Руси со времён Рюрика.
– Хотя по отцу во мне на 50% немецкой крови, но по воспитанию, духу и менталитету я на 100% русский – божится бывший вице-премьер. Но, тем не менее, в любой момент могут так взыграть батюшкины гены, что удержу нет! На матче на первенство мира, когда требовалось поддержать футбольную команду Германии, сам того не ожидая, вице-премьер России завопил на весь стадион лозунг нацисткой партии: «Германия… Германия - превыше всего!». Успокоили российского фаната два вежливых немецких полицая, напомнивших, что в свободной и демократичной Германии лозунги нацизма запрещены и наказываются штрафом в Евровалюте. Вот до чего могут довести взыгравшие гены не тех предков.

ШКОЛА ЮНГ И ДОМАШНИЙ ЛИКБЕЗ.
- Прежде чем засунуть в духовку сырое тесто, в него нужно вложить достаточно опары и хорошенько замесить,- утверждал дядюшка, открывая для юнги домашний ликбез по историческому прошлому.
Память. Стоит удариться в воспоминания, как первыми всплывут картинки из далёкой юности и отрочества. Второй год набирался я премудрости в мореходной школе юнг как, вдруг и срочно потребовалось к завтрашнему дню написать автобиографию и заполнить анкету «Моряка заграничного плавания». Легко сказать «заполнить» анкету! В анкете требуется ответить на вопросы довольно каверзные, с инквизиторской дотошностью добивающиеся самых сокровенных семейных тайн. - Были ли у вас, или ваших ближайших родственников колебания в проводимой партией линии? Лишались ли вы, либо ваши родственники избирательных прав?…
Хотя за малостью лет сложно ухитриться побывать в оппозиции, под судом и следствием, да ещё и состоять в каких-либо оппозиционных партиях (если не считать октябрёнка, пионера, а теперь комсомольца), некоторые вопросы привели меня в уныние. Если всё описание моей общественной и частной жизни в автобиографии уместилось на четвертушке листа школьной тетрадки, то в анкете на четырёх листах требовалось без запинок чётко и как на детекторе лжи ответить.- Чем занимались ваши родители до революции? А в каких партиях они состояли? Бывали ли за границей? Где, и с какой целью? Место и дата их рождения по новому и старому административному делению? В таком ключе вопросы следовали один за другим и если даже учинить допрос с пристрастием, сообразить ответ на многие из вопросов мне было не по силам.
Так на казуистичных анкетных данных производился отбор контингента, достойного получения визы моряка заграничного плавания. Только "лучшие из лучших" могли рассчитывать на получение так называемой "визы № 1" для получения паспорта моряка заграничного плавания. Контингент "похуже" получал визу № 2, дающую право плавания в каботаже, но без права захода в иностранные порты. Из моих однокашников юнг большинство даже "на нюх" не допустили к "шлагбауму, ведущему за бугор". Относилось это к тем, чьи родители "запятнали" себя происхождением, мнимой враждебностью к власти, наличием родственников за границей и т. п. и прочие. Определённые органы усердно занимались отсевом "недостойных", и как крупинки благородного металла на «решете» золотопромышленника блистали отдельные личности «первого сорта».
Дежурный по школе юнг вошёл в положение, и с увольнительной в кармане я помчался к тётушке за разъяснениями. За дело принялся её муж, инженер-мелиоратор и гвардеец в запасе. Подняв очки на лоб, дядя Боря в упор разглядывал мою переполошенную физиономию, будто увидел её впервой.
- Кажется, дорогой племянник, тебя уже проняло и кое-что дошло. Наконец понял, что всё твоё флотское будущее зависит от того, насколько "умно" будут составлены ответы на эти дибильные вопросы? - заключил он.
- Да я понятия не имею, была ли у моей матери другая, какая-то ещё "девичья" фамилия! Ни по-старому административному делению, да и по-новому, не знаю, где находится полустанок, на котором появился на свет мой отец? Надеюсь, на это сможет ответить тетя. Понятия не имею, за что отца сажали как "врага народа"? Знаю только, что здорово ошиблись и врагами оказались, те, кто клепал на отца...
- Начнем по порядку – остановил это скуление дядя. - Во-первых, забудь, что сам полгода пребывал на оккупированной врагом территории...
- А чё, вы хотите сказать, что я должен был бежать все эти сто километров от дома до самой линии фронта, туда, где остановила немцев Красная Армия? И так бежать, чтобы фрицы не догнали меня на танке? Или же надобно было лечь под немецкие гусеницы с гранатой? Так не было у меня противотанковой гранаты, не давали их десятилетним пацанам. Самим бойцам их не хватало!- беспардонно перебил я дядюшку.
- Ты, вот что, морячёк, если будешь так, как передо мною, показывать свой гонор перед мандатной комиссией, то навсегда забудь мечты о морской фуражке с "крабом" и подавайся сразу же в истопники. А теперь слушай внимательно и заруби себе на носу:
- Нет, и не было у тебя двух дядек, смотавшихся с белой гвардией за кордон. Слыхом не слыхивал! Зато твой отец, будучи сопливым учеником реального училища, с братом Станиславом, уже были добровольцами Красной гвардии Владикавказа и отстреливались с баррикад от "Дикой дивизии" генерала Шкуро. Вот это и пиши в анкете! А что потом отца по 58-й статье замели в лагерь Малгобека, забудь! И ты никогда не был сыном "врага народа"! Тоже забудь! И из башки выбрось вашу семейную дурь, считать себя поляками шляхетского сословия!..
- Да кто же тогда был мой дед?!- не снёс я такой неправедности и перебил дядю.
- Твой дед был по образованию инженер-путеец, выучился и выбился из обнищавшего дворянского рода до начальника станции Владикавказ. Из рода, у которого из всего его состояния и осталось, что шляхетский гонор. А прадед твой Василий был хлебороб из древнего русского рода, отчиной которому пять веков была Белая Русь. Впервой фамилия вашего пра... пра-пра-пращура упоминается в метриках великого княжества литовско-русского в грамоте короля Жигмонта ещё в 1509 году. Грамота подтверждает наследование боярином Сидором Левковичем земель в вотчинах его отца - Левко в поветах Радунском и Ковенском.
- Ого, куда загнул ты, дядь Боря! Выходит от бояр наш род пошёл?
- Ну, чему вас только в школе учили? Истории государства своего ни хрена не знаете! Это был вовсе не тот боярин, что при царе-батюшке в Грановитой палате на лавке заседал, прел в длиннополых бармах и соболином малахае и за место по правую руку царя грызся. Боярин в Западной Руси это профессиональный конный воин и старший член дружины князя. Не зря на щите древнего родового герба Левковичей "Дрогослав" на голубом фоне боевая стрела вырисована. Под началом такого боярина находились младшие дружинники - "отроки" или "дети боярские". За верную службу боярина князь жаловал ему землю, на которой он оседал и вел хозяйство всё свободное от ратных дел время. Но по первому зову князя боярин обязан был явиться с оружием, слугами и детьми боярскими на коне и закованным в рыцарские латы.
Беда ваша, что род ваш, как кролики, оказался не в меру плодовитым и разросся по всей Полоцкой земле, которая с ХVI века стала родиной белорусского народа. Боярский род Левковичей, множась, мельчал, дробя между наследниками отцовские наделы и посему, как и следовало ожидать, катастрофически нищал. Твой прапрадед Григорий уже пахал чужую, арендованную у польского магната, землю в Дисненском уезде. Паны не только присваивали белорусские земли, но после Люблинской униии принудительно ассимилировали русских, обязывая их перейти в римскую католическую веру, креститься польскими именами, насаждали свой язык и культуру. Твой дед, он никакой не Иосиф был, и не Базильевич он вовсе. С младенчества он откликался на русское имя Осип. А прадед твой крещён Василием, а прапрадед был Григорием.
- Пся крев! - ругнулся я любимым матюгом своего деда.
- Так, что дорогие тётушка и племянничек, ваш род никакой не панский, а лишь ополяченный род "бульбашей". Прошу прощения, белорусов! - подвел черту под экскурсом в генеалогию моего рода дядюшка.
- Теперь ты понял, как анкету писать надобно? Везде, где это позволительно, смело проставляй отрицательную частичку "Не" или "Нет": Не был, не состоял, ни я, ни мои родственники, не привлекались, не судились, не состояли и т. д. Тогда не придется оправдываться и объясняться, что ты не верблюд, а заяц.
Анкета моряка заграничного плавания, написанная детским, ещё не устоявшимся почерком, была закончена далеко за полночь. Копия её храниться в моём семейном архиве, как образец житейской мудрости дядюшки.
До этого, с дядей я контактировал лишь по случаю. Он не одобрял моих "флотских закидонов" и увлечений танцплощадкой, степом, затяжных ночных прогулок со сверстницами и за легкомысленность в суждениях прозвал меня "вентилятором". Тётушка Бронислава была снисходительнее, утверждая: что всё идёт путём и с возрастом вся эта "рыбья чешуя" с меня осыплется:
- Мальчишка успел навидаться такого, что его ночные кошмары до сих пор преследуют. Небось слышал, как во сне он орал: « Русиш швайн! Арбайтен шнель, шнель!» Через его детство дважды за полгода линия фронта прокатилась. Насмотрелся на людское горе и смерть! Не по газетам изучал, какой "новый порядок" несёт хвалённая и "просвещённая Европа!"
Вот так с этой ночи начались наставления, засунутому на выпечку в "духовку жизни" еще сырому юнговскому тесту, каким, образно говоря, я и был материалом. "Тесто ещё не взошло, и закваска не овладела всею мукою"- так было сказано в евангельской притче Великим Учителем человеков, но на всё свое время. Так первым моим наставником стал "тертый жизнью калач"- дядя Боря. Не могу пожаловаться на дядюшкину "закваску"! Она помогла мне выстоять в трудные моменты жизни, оставаясь, прежде всего всегда самим собой!
- Хотя чужой опыт мало чему учит и молодость всегда предпочитает натворить собственных глупостей, хочется, чтобы ты усвоил несколько простых истин и зарубил их себе на носу. Запомни сынок, древнюю римскую поговорку: "Быка берут за рога, а человека берут за его язык!" Так было ещё со времён царя гороха, так и будет до скончания века. Посему, следи за своим языком во время дружеских застолий, не перебирай хмельного, не расслабляйся,- и для закрепления преподанного дядюшка поделился собственным опытом.
- Это было под самый конец войны. В Болгарии наш гвардейский полк, встретили цветами, вином и ракией. Каждый вечер заканчивался дружеским застольем с "братушками". Всем было ясно, что войне конец и сознание этого усиливало праздничное состояние. На угрозы поганца, бесноватого фюрера, о скором применении нового сверхсекретного оружия мало кто обращал внимания. А тут, однажды, кто-то из компании друзей-офицеров во всеуслышание через стол забрасывает мне провокационный вопрос: "Борис Алексеевич, ты у нас самый образованный, поэтому объясни, пожалуйста, что может под завязку выкинуть бесноватый фюрер"?! Воодушевленный всеобщим вниманием и выпитым, я выдал всё, что слышал на лекции академика Петра Капицы, читанной в Новочеркасском политехническом институте. Рассказал, что слышал о камере Резерфорда и об исследованиях других физиков, о выделении чудовищной энергии при расщеплении атомного ядра. Закончил перед притихшей компанией предположением, что физики вероятно близки к созданию сверх - бомбы.
Среди ночи растолкали меня два автоматчика и полусонного отконвоировали прямехонько в штаб полка. А там уже поджидала "тройка" во главе с капитаном СМЕРШа И. А. Бронштейном. Совсем нехорошо мне стало, когда увидел в руках у Исаака Абрамовича мой затасканный дневник с личными суждениями о "блестящих подвигах" нашего командования, в начальные дни войны. Мы с ним знали друг друга как облупленные ещё с 1942 года. Вместе болотами пробивались из окружения. Нормальный был мужик, только порой не в меру принципиальный!
- Ты что, Борис Алексеевич, твою мать, перебрал что ли?- и кулаком по столу! - Муру какую-то несёшь, да ещё против советской науки попёр! Во всех школьных учебниках писано чёрным по белому: "Атом это есть мельчайшая, неделимая частица вещества".
А ты что не согласен? И какое, такое может быть деление неделимой частицы?! Да к тому же ещё фюреру подпеваешь с его бреднями о сверхоружии! Не знал бы тебя как стойкого беспартийного большевика, рука бы моя не дрогнула, и первым бы подписался под "вышкой" за распространение панических слухов среди офицеров полка. Из дивизии уже звонили, требуют разобраться и рекомендуют "высшую меру".
- Вот так, я под самую завязку войны чуть не угодил под трибунал. А всё за то, что сболтнул лишку! Заруби себе на носу, сынок, и запомни на всю оставшуюся жизнь: "Человека берут за его язык, ещё со времён царя гороха!"
- Дядь Боря, советской конституцией гарантирована свобода выражения собственного мнения, тогда за что же это "к вышке"?
- Ну, сейчас, положим, к вышке не приговорят за болтовню, но жизнь может тебе испортить каждый поддонок. Вспомни свою тётку Антонину. Она до сих пор парится во владикавказской тюряге за анекдоты в "дружеской компании" об «Отце народов».
- Ну, а вам дневник из СМЕРШ вернули?
- Бронштейн его к делу не приложил. Сжёг. И правильно сделал. Потом, наедине, он выдал анекдот о том, как резвится в дружеском подпитии офицерство из различных армий мира. - Перебрав, Фрицы любят побаловаться "русской рулеткой", зная, что один патрон в барабане боевой!
Французы заканчивают пирушку с продажными женщинами, хотя по слухам одна из них заразна дурной болезнью.
Ну а, родное, русское офицерство, закусив луковкой, любит побалагурить анекдотами на политические темы, хотя твердо уверено, что в их компанию затесался один стукач!
То, что у тебя, племянничек, есть друзья среди евреев, делает тебе только честь. Эти ребята в основном стойкие. Тысячелетние гонения сплотило эту нацию. Нам бы славянам поучиться их взаимовыручке! Да, где уж! Цвет и честь русской нации порушили междоусобицы двух революций, а остатки сгнили в лагерях и полегли в Отечественную. Всё! Не осталось здорового генофонда. Так, что правильно делаешь, что не чураешься еврея, скорее родной по крови предаст тебя не за понюшку табака со всеми потрохами. Ты вырос на Кавказе и тебе хорошо известен менталитет горца. Хочешь, расскажу ещё одну байку?
- Не тяните дядя Боря, выкладывайте - запросился я.
- Собираются джигиты на сходку в ауле. Аксакал слово молвит: "Махмуд совсем занемог. Куча детей, а кормить нечем. Надо помочь Махмуду." И идёт папаха по кругу, каждый правоверный выкладывает по возможности.
А вот картинка другая, с русской околицы в святой день. В шапку бросают, кто сколько может. Собирают ещё... на одну бутылку. А постоянный заводила компании и рвань последняя, выплёскивает с ненавистью: "Чтой-то Ваньки нашего нонь не видно. Брезгует гад обчеством! Совсем зажралси. Избу, твою мать - перемать, новым шифером кроет. Не пора ли нам, братцы, "красного петуха" ему для науки подпустить!"
Ещё страшнее, когда горлопан под видом любви резануть правду - матку выдвинулся из среды нашей интеллигенции. Его призыв: "Пусть сильнее грянет буря" или "Грабь награбленное"! идёт через печать и смущает всю державу, поднимая к топору обывателя. А колебания и полумеры недалёкой и безвольной династии Романовых только подливало керосину в огонь смуты.
Наконец, когда буря грянула, испуганные горлопаны первыми слиняли "За бугор", где "попрятали тела жирные в утёсах". Попомни мои слова, эти народные трибуны ещё не раз на твоём веку будут баламутить воду. Держись от них подальше и старайся жить и служить отчине по совести, а сейчас учись, пока это благо страна тебе бесплатно дарит.
- Да, я и так нормально. Стараюсь. По всем предметам на пять баллов. Только одну четверку у "Демиурга" ни за что, ни про что схлопотал. Он сам диалектического материализма из четвертой главы Истории ВКП (б) не понимает, а ещё учить других взялся.
- Хватит тебе зачитываться "Графом Монте-Кристо", вот возьми для начала "Бесов" Достоевского.
- Не могу! От меня ребята продолжения ждут, очень им хочется разобраться, кто этот таинственный аббат Бузони. Я им после отбоя пересказываю Монте-Кристо.
- Дорогой племянничек, развлекательное чтиво существует для убийства времени, которого девать некуда. Пока у тебя есть возможность, возьмись за самообразование. В этом шкафу книги по истории государства Российского. С 17 года их ни разу не переиздали и потому не в каждой городской библиотеке получишь. Тут Соловьёв, Костомаров, Ключевский, Карамзин, Платонов. Полные собрания сочинений.
"Русской историей в жизнеописаниях её главных деятелей" Ключевского зачитаешься с большим интересом, чем рыцарскими романами Вальтера Скотта, потому, как эти герои не вымышлены, а все они - исторические личности, и в какой-то мере тебе уже знакомы. Потом прочти "Добрые люди древней Руси". У Соловьева можешь почитать очаровательное описание мытарств великой княгини Галицкой по чужим королевским дворам с двумя малыми братцами - сиротами на руках, изгнанными своими боярами из, отчего дома. Там же писано про их возмужание, преданность и верность отчине, братской любви и взаимопомощи до скончания их века. Оба они выросли отважными воинами, рыцарями и государственными деятелями европейского масштаба. И оба посвятили жизнь возрождению, на берегах Днестра, погибшему на Днепре древнерусскому государству. С названием это государства, правда, не очень заладилось, но не по их вине. По бездарности наследников эти русские земли отошли к Польше и Великому княжеству литовскому. Да, вот ещё что хотел сказать, кончай с привычкой зачитываться лежа до трех часов ночи. Ещё разик засеку, спрячу "Монте-Кристо".