РЫБАЦКИЕ БАЙКИ СТАРОГО КАПИТАНА. МОЯ ДОРОГА В ОКЕАН.

автор - Вилиор Левкович


Мореходам издавна известно, что дальность видимого горизонта накрепко привязана к высоте глаза наблюдателя. Чем выше мостик судна, тем обширнее горизонты, что расстилаются перед взором кормчего. Как будущий шкипер, изучение навигацких наук начал я с азов, с математического доказательства формулы, описывающее это физическое явление. Зато теперь на пенсионном досуге, без хитроумных философских вывертов и без излишних математических доказательств, обнаружилось, что чем выше вскарабкаешься по лестнице времени собственной жизни, тем ближе видятся тебе события минувшее. За видениями юности всколыхнулась жажда воспоминаний, а за ними и желание разобраться, как это меня - станичного хлопчика, из Кавказских предгорий, вдруг занесло в бескрайний океан. Помнится, удалось это не сразу и не без препятствий. Выражаясь в стиле того времени, к океанским просторам продвигался я «короткими перебежками», поэтапно в пространстве и рывками во времени.
Начало пути было заложено солнечным утром 20 апреля 1949 года, когда учебная шхуна "Десна", порт приписки Таганрог, бросила якорь на внутреннем рейде столицы "Тюлькина флота", в порту Керчь. На полуразрушенный причал древнего полиса десантировалось две дюжины подростков в морской форме, с золотой вязью на ленточках бескозырок "Мореходная школа юнг". Юнги обустроились в тени единственного уцелевшего в порту от ещё недавних бомбёжек здания под вывеской с абракадаброй - КРЫМГОСРЫБТРЕСТ. Здесь нам приказано ждать дальнейших распоряжений. Припекало южное солнце, одолевали жажда и любопытство, но юнгам повторили категорическое запрещение разбредаться по кривым улочкам незнакомого города. А всё по причине задержания воинским патрулём парочки юнг – виновников ЧП, доставленных в расположение Крымгосрыбтреста. На вопросы старшего патруля:- Кто такие? Почему без погон? И кто позволил шастать в морской форме по винному ряду рынка, надувая Таманских виноделов на халяву дегустируя их продукцию? Подобное безобразие нетерпимо рядом с военным причалом и на глазах личного состава Краснознамённой бригады минного траления.
О том, что мы «юная смена», и пополнение «Тюлькина флота», а прибыли из города Таганрога, ни юнги, ни надписи на наших ленточках бескозырок, предпочитали не распространяться. С независимым видом юнги проявляли кажущееся безразличие к собственной судьбе, решавшейся за дверями канцелярии по кадрам, проводившее таинство распределения трудовых резервов по рыбопромысловым предприятиям Крымского побережья. Бюрократическая машина, время от времени выставляя на крыльцо кадровика выкрикивающего очередную по списку фамилию. Попавший внутрь канцелярии юнга тут же «бракосочетался» с нареченной ему конторой судовладельца. С крыльца он сходил уже не юнгой, а матросом или мотористом с трудовой книжкой на руках и направлением на судно.
К нашей, условившейся до конца держаться вместе троице юнг, прибился разбитной недоросль из младшей группы школы юнг, прозвавших сами себя «бурсаками». Как типичный представитель этого беспокойного племени Юрка проявил свойственную «бурсаку» непредсказуемость. Без видимого повода он исчезал и так же неожиданно появлялся, чтобы, вконец, проявиться в сопровождении типа, оказавшимся кадровиком с Ялтинского рыбозавода. Осмотрев троицу юнг и закончив перекличку, кадровик буркнул:- считайте себя принятыми на работу матросами 1-го класса на рыболовецкий сейнер. Все ваши документы будут у меня. До 17-00 вы свободны. К указанному времени быть у арки ворот треста с личными вещами. В Ялту вы поедете в кузове ГАЗика после получения груза снабжения. Учтите, ночью на горном перевале возможен заморозок. Заранее побеспокойтесь об одежде.
Поняв, что мы полностью утвердились в статусе трудящегося гражданина свободной страны, и уже на законных правах мы двинулись к упомянутому патрулём рынку. Он обнаружился невдалеке от порта и буквально зажатым между городом и береговой чертой. Одним концом рынок почти уперся в широкий мол, к которому прилепился плоскими транцевыми кормами дивизион немагнитных минных тральщиков канадской постройки. Подъезды к молу ограждал забор, и у проходной под грибком маячил в белой летней форме часовой с автоматом Калашникова.
На привозном Кубанском рынке и взаправду рвут рукава клиенту, предлагая широкий выбор сухих, полусухих и креплёных вин. А главное, цены здесь смешные:- двугривенный за полулитровую банку. Юрка обязался лично выбрать качественное средство в борьбе с переохлаждением, и со знанием дела принялся проявлять талант дегустатора. Причастилась и мы таманским сухим, а затем, засучив клеша и сбросив опостылевшие «гады», брызгаясь черноморской водицей, рванули взапуски поближе к невиданному ранее зрелищу. Ухоженный вид свежевыкрашенных, выстроившихся в стройную шеренгу боевых кораблей ласкал глаз, и бередил юные души романтикой морских баталий.
- Просвистев над головами, как с неба, свалилась к нашим ногам «груша» выброски. Линь от выброски змеился к борту ближайшего тральщика. Из иллюминатора высунулась физиономия в машинном масле и двумя бескозырками вместо флажков в руках с борта тральщика просемафорили:- юнги, выбирайте линь!
Из пузатой бутыли в оплётке из тростника, в каких обычно содержится аккумуляторной кислота, мы извлекли записку. «Во втором ряду на бочке сидит дед Никола, вас он сам подзовёт. У брехливых станичниц вина не берите, для крепости и дури, они вино настаивают на ботве табака».
Часовой под грибком заинтересованно проследил за операцией переправы бутыли с вином на тральщик и успокоился, когда всё благополучно кончилось, а мы подняли вверх большие пальцы.
Так было заложено начало дружбы юнг «Тюлькина флота» и моряков с бригады траления. Со временем она росла и крепла, о чём доходили слухи и до Ялты. А когда крутые ребята с Соляной стали притеснять бывших юнг на городской танцплощадке Керченского приморского бульвара, за «салажат» горою стал Черноморский флот.

Отобедали мы в чебуречной. Юрку сытого и слегка хмельного распирали воспоминания о провёрнутом сегодня дельце:- Ну с, господа гардемарины, с вас причитается. Так и продолжайте держаться за Юрку, не пропадёте! Господа фрайера, прошу запомнить эту дату! Сегодня на каждую вашу шершавую рожу, я вытащил из колоды судьбы по козырному тузу. Без меня вам такое и во сне бы не привиделось. Не далее как завтра на рассвете вы можете вдосталь любоваться снегом на вершине горы Ай-Петри, чтобы потом целый день греть пузо на золотом песке Мисхора. И не надо нигде и нисколько за это платить, вся эта фантастика преподносится мною вам в подарок! Что не менее приятно, за вами сохраняется право претендовать на сдельную оплату за каждый час пребывания во Всесоюзной здравнице!
- Ты охренел, Юрка!- возмутилась троица:- ведь мы всё хорошо разузнали. Только на транспортных судах экипаж обеспечен бесплатным коллективным питанием, а на промысловых сейнерах каждый сам по себе харчится, исходя из собственных возможностей. Мы заранее договорились стоять всем вместе до упора, пока не добьёмся направления на буксирные катера или на транспортные шхуны. Транспортная контора портового флота вот она рядышком с Крымгосрыбтрестом. И в гробу мы видели твою Ялту. На хрена нам экзотика, если жрать будет нечего!
Псс... зашипёл по - блатному Юрка. Как, всякий «бурсак» считал он себя приблатнёным Ростовчанином, хотя настоящая его родина была в Азове, за полсотни километров от городских окраин Ростова-папы. Тем не менее, был Юрка мастером разводить толковище, прихватывая окружающих, слегка «ботать по фене», а «беря на понял» шарить по карманам отсутствующую «мойку» и шипеть:- «Попишу!». За глазными веками в щелочку спрятал Юрка вспыхнувший решимостью взгляд, изогнулся в подобие прирождённого урки, изгаляющегося над заезжей деревенщиной, но при этом уста его источали мёд:- Братва, учитесь мечтать? Закройте глаза и представьте себе красивую жизнь, как в Рио… На залитой электрическими огнями приморской набережной прогуливаются изнывающие от одиночества дамы с собачками, а мужчины все в белых штанах и курят папиросы «Герцогиня Флор»...
- В гробу мы тебя видели в белых тапочках - сплюнул Лёха, а, знавший наизусть почти всего Маяковского Славка, вспомнил эпиграмму Владимира Владимировича на пролетарского поэта Демьяна Бедного:
...- Не голова у тебя, а седалище.
Не мозги у тебя, а мочало.
Положить бы тебя во влагалище,
Да родить сначала!..
Пути Господни неисповедимы. Не ведали мы всех размеров авантюры, в которую втянул нас недоумок - малолетка. Но надо признаться честно, я и сам, было, лишился рассудка и первым клюнул на Юркину романтичную наживку:- Ну что ж: Ялта, так Ялта! Никто с пути пройденного нас не отвернёт, конная Будённого, дивизия вперёд!- пропел я. Господа королевские каперы, Юрка дарит нам «на щит» поверженный к ногам славный город Ялту. Поблагодарим же нашего благодетеля Юрку ибн Хоттабыча за это чудо. Однако братцы кролики, жрать ужасть как хочется, привязался и не отпускает меня запах зрелых чебуреков. Предлагаю «Повернуть всем вдруг» и вернуться назад, дабы не потерять след в чебуречную.

Как и следовало ожидать, Ялта оказалась тупиком на моём пути в Океан. С Ялтой мы крепко дали маху и полгода пришлось расхлёбывать эту экзотику. И как сказано в Книге книг:- Всё возвращается на круги своя. Вот я и снова в Керчи, правда, с поколебленным восприятием миропорядка, и с необходимостью оклематься после преподанных взрослыми дядями реалий жлобства и стяжательства. Потеряв доверие к справедливому обустройству мира, почувствовал я, как поколебалась под ногами палуба, и сознание подростка очутилось на распутье трех дорог. Надо сказать на этот раз мне повезло, на «Казбеке» очутился я среди нормальных людей, влекущих меня на выбор той дороги, по которой шли сами. Капитан катера – Дядя Лёня, толи в шутку, толи всерьёз заладил фразу:- надо делать из щенка капитана она была позаимствована дядей Лёней из книги «Пятнадцатилетний капитан», затёршейся на полке кают-компании между судовым и механическим журналами. Фразу повторял внедрившийся на «Дункан», торговец «чёрным деревом» и негоциант Перейро. По его словам:- у сына капитана Гранта самый подходящий для этого эксперимента возраст. Так вешал лапшу на уши экипажу «Дункана» пират переодетый поваром.
Намерений дяди Лёни не тронули жалобы юнг на суровость спартанского воспитания в мореходной школе, и даже наоборот, его любимым стал афоризм Чехова:- Если зайца бить, он и спички научится зажигать! Непоколебимо дядя Лёня уверовал в правильность воспитания молодёжи по методике трех известных таганрогских авторитетов: Чехова, Дурова и Поддубного. Антон Павлович, как из тюбика с зубной пастой, наловчился выдавливать без остатка дух раба из обывателя. Дрессировщик Дуров обучил медведя соблюдать сигналы городских светофоров, да так, что Парижская полиция выдала Михайло Потапычу права водителя мопеда. Цирковой богатырь Поддубный был и остался кумиром молодёжи, подвигая её на путь физического совершенства и развития.
На основе рекомендаций трёх этих авторитетов, капитан "Казбека" утвердил обязательный для четырёх бывших юнг судовой распорядок дня. Скопирован документ был с распорядка дня школы юнг, но с некоторым отличием - без построения на вечернюю проверку и пения государственного гимна. Взамен вечерней проверки, перед отбоем, стал возникать с "профилактическим тазиком солярки" старший механик судна - дядя Коля-итальянец. Он следил, чтобы мимо «кабинета» в машинном отделении не проскользнула ни одна душа, вернувшаяся с берега. Этот «шурум - бурум» возник после недавнего брака итальянца с молоденькой хохлушкой. Дядя Коля страшился занести в дом беду послевоенного быта - педикулёз или, выражаясь по-простонародному - лобковых вшей. От процедур с соляркой горела кожа в нежных мальчишеских промежностях, а руки непроизвольно тянулись почесаться в интимном месте и в самое неподходящее время. Но это лишь усиливало подозрения и страхи дяди Коли.

Заполнив прорехи в кадрах возрождающегося Азово-Черноморского "Тюлькиного флота", бывшие юнги зарекомендовали себя как квалифицированные рулевые - сигнальщики. Как и все начинал и я с матроса первого класса - рулевого. Эта должност научила многому. Главная наука заключалась в умении ухватывать смысл приказа и подчиняться ему «без базара», с достойным уважением принимая слово старшего в морской иерархии.
В отличие от морских волков, как Джек Лондон, Кодранд или Мелвилл, где у каждого белого за спиной маячил услужливый бой малазиец, или китаец, на крошечном «Казбеке» с девятью душами команды не полагалась ни повара, ни уборщицы, не говоря уже о стюарде. Отсюда необходимость самому готовить пищу, накрывать и убирать со стола, следить за чистотой и санитарией в помещениях, быть не только поваром, но и посудомойкой. Невзирая на болтанку судна, надо вовремя приготовить завтрак команде, накормить её обедом из флотского борща, макарон по-флотски и обязательного компота из сухофруктов. Нельзя забывать и собственный интерес -необходимо освоить науку спать стоя с открытыми глазами на вахте у трапа, но услышать любой подозрительный шорох. А ещё лихо забрасывать с 25 саженей на берег или на нос баржи колотушку с линём, называемую выброской. Травить и выбирать вручную "под набежавшую волну" буксирный канат из сизаля толщиною в щиколотку, и при этом боковым зрением видеть и вовремя увернуться от шалого девятого, или Бог весть какого, вала. И многому, многому другому. Само собой научиться делать постирушки, гладить бельё и управляться с иглой и ниткой. И всему этому учил меня дядя Лёня. Моему первому капитан, а ещё учебнику для матроса 1-го и 2-го класса, бестселлеру молодого моряка из нескольких послевоенных поколений, я обязан многим. Автор этого учебника – знаменитый капитан учебного барка "Товарищ"- Лухманов, в предисловии книги привёл английскую пословицу:- EVERY SAILOR IT IS TAILOR - каждый моряк- портной. А я осмелюсь к этому добавить:- каждый моряк он ещё и повар, и неутомимая, и непоседливая домохозяйка.
Большинство из моих однокашников юнг задержалось на поприще рулевого-сигнальщика. Оно и понятно, какой из капитанов, за здорово живешь, станет разбрасываться надёжным рулевым, а к тому же ещё и приличным сигнальщиком! В послевоенные годы на "тюлькином флоте" за редкость была радиотелефонная связь. Между собою и берегом суда общались, как и во времена парусного флота - зрительной связью или через "матюгальник". Береговые посты наблюдения ВМФ и пограничные посты вконец задурили капитанов сигналами прожекторов:- Ты кто? Куда идешь, зачем? Ну-ка, повтори свои позывные! а фамилию капитана?
Обычно посты наблюдения и связи - ПНС располагались на мысах вдали от жилья и цивилизации. Одичавший от скуки и одиночества, сигнальщик с ПНС способен заколебать тебя самыми неожиданными вопросами. Редкие капитаны в совершенстве обладали премудростями световой и флажной сигнализации. Вот тут-то юнги и оказались находкой. Но дядя Лёня был выше капитанской корысти и ради неё не наступил на горло собственной песенке:- Делать из щенка капитана!
Как это ему удалось в разболтанного и непоседливого юнца вложить хозяйственную струнку, любовь к морским обычаям и порядку, я до сих пор диву даюсь. Не прошло и полугода дрессировки по системе Дурова - Чехова – Поддубного, как я уже признанный "авторитет" в палубной команде. Капитан «Казбека» вовсе не блефовал, назначив меня боцманом катера, находясь в уверенности, что я скорее в доску разобьюсь, но не подведу своего капитана. Дела у дяди Лёни спорились намного шустрее, чем у доктора Хиггинса с цветочницей, из фильма по пьесе Пигмалион Б. Шоу, с прекрасной леди в исполнении Одри Хэдборн. Как признание дяди Лёниной задумки, вскоре на улицах города однокашники стали окликать меня не по имени, а по должности, правда, по звучанию очень схожей с собачьей кличкой – «боцман».
Хорошо когда всё в меру. Но на крошечном "Казбеке" не находилось уголка, где возможно было укрыться от ока дядьки капитана или его задушевного приятеля - старшего механика, дяди Коли-итальянца.
- Ну-ка, вьюнош, ответствуй каково численное значение истинного направления на Кыз - Аульские створы? Правильно! А теперь поведай нам всё, что запомнил в прошлый раз о характеристиках огней этих створных знаков?- возникал капитан!
- Скажи-ка Вьюноша, что на сей счёт бает Бархударов, либо Киселёв - (оба авторы учебников для средней школы) старался подловить меня дядя Коля, напоминая о моём решении подготовиться к экзамену в мореходку. При этом оба наставника старались как можно более употребить церковнославянских словечек, будто бы имели дело не с боцманом, а с иноком на монастырском подворье. Их стараниями, судовой распорядок дня оказался для меня ещё жёстче регламентирован, чем установленный кавалерийским полковником в школе. Прежде чем допустить меня на освободившееся место напарника игры в «козла», эти двое, дотошно допросят:- А урок на сегодня выполнил? Не сдержавшись, я было взрывался:- Мучители! Дыхнуть не даетё! Вероятно скоро потребуете дневник школьный завести, или мамочку захотите выдернуть на ковёр?
Пройдёт время и я пойму, что старались они оба для моего же блага. Их опёка затрудняла мои приятельские сношения в «неподходящей компании» со старшиной баржи № 308. Хотя катер и баржа часто пребывали в единой связке толстым буксирным тросом, а в портах катер отстаивался, прижавшись к борту баржи, водиться со шкипером Жорой случалось мне редко. На весь город Жора славился как заводила босоты с южной окраины Керчи под названием «Соляная». Был он лет на пять старше меня, и не понятно было к чему бы это я так понадобился. «Шестерить» я не был приучен, да и шестёрок у Жоры хватало за глаза среди боготворивших его матросов баржи. Думается, привечал меня Жорик в пику дяде Лёне, с которым он не сходился по отдельным пунктам договора морской буксировки и Кодекса Торгового Мореплавания.
В сравнении с нашим катером баржа показалась мне громадиной. Внутри она была ещё просторной. В её утробе размещался рыбный цех и общежитие рыбных обработчиц, оборудованное двух ярусными нарами по типу лагерных. После крохотных каморок "Казбека", хоромы каюты шкипера Жоры просто завораживали. На книжных полках было пусто, зато на стене висела гитара. На столике у дивана закреплён шик той поры – радиоприёмник с проигрывателем и потрясный набор пластинок: Лундстрем, Утёсов, Цвасфман. С обретенных на Одесском Привозе контрабандных целлофановых плёнок во всю Ивановскую лабал «Нью-Орлеанский негритянский» джаз, а хочешь, шептал речитативом Вертинский:- "Где вы теперь, кто вам целует пальцы". Но чаще других востребовался разухабистый "Чубчик" белоэмигранта Петра Лещенко. Послушать плёнки собиралось лишь избранное общество, и парочкам было достаточно места чтобы прошвырнуться в танго под «Брызги шампанского». "На последнюю пятерку, найму я тройку лошадей", выдал я с перебором на шестиструнной балалайке свою коронную. Жора легко подобрал к ней аккомпанемент на гитаре. Однако не соло балалайки интересовало его, а запал Жора на вальс-чечётку, азам которой обучил меня гений степа, мой корешок Юрка. Рок-эн-ролл к тем временам у нас еще ещё не вызрел, а на танцевальных площадках в фавору входила румба. Под зажигательную "Рио - Риту" мог показать я несколько латино-американских коленец. Жора их мгновенно перенял и теперь ему подавай эффектный выход на палубу с коленцем из матросского «Яблочка». Ленточку с на моей бескозырке с вязью «Мореходная школа юнг» Жорик сменил на «Черноморский флот». В ней и застиранном тельнике любил он покрасоваться на палубе баржи с гитарою "под полою" напевая:- Не нужен мне берег Турецкий и Африка мне не нужна… Мой презент-бескозырка, теперь висела на одном гвозде с гитарой в каюте старшины, как бы намекая:- тут я желанный гость.

В середине прошлого века, наука и средства массовой информации пока ещё не распространялись ни о парниковом эффекте, ни о глобальном потеплении, ни о Киотском протоколе. На смену сухого и жаркого лета на юг России приходила холодная, снежная и ветреная зима, да такая, что сковывало льдом Керченский пролив. В связи с суровой ледовой обстановкой в Керченском проливе зиму "Казбек" базировался с баржою на порт Новороссийск. Надо сказать, что Новороссийск зимой это далеко не Рио-де-Жанейро! Особенно наглядно это проявляется во время жёсткого норд-оста, так называемой Боры, да ещё если ты со здоровенной и пузатой баржою на привязи. Бору и её подленький характер здорово описал К. Паустовский в романе "Чёрное море":- Над голым хребтом Варада показываются белые клочья облаков. Они похожи на рваную вату… Первые порывы ветра бьют по палубам кораблей. В море взвиваются смерчи. Ветер быстро набирает полную силу, и через два-три часа жестокий ураган уже хлещет с гор на бухту и город. Он поднимает воду в заливе и несёт её ливнями на дома. Море клокочет, как бы пытаясь взорваться. Ветер швыряет увесистые камни, сбрасывает под откос товарные поезда, свёртывает в тонкие трубки железные крыши, качает стены домов. Бора дует при ясном небе, а зимой всегда сопровождается крепким морозом… Воздух режет кожу как бы осколками льда… Корабли превращаются в глыбы льда. Лёд срывается со снастей, калечит и убивает матросов…
Дядя Лёня прочёл нам целую лекцию о причинах образования Боры, об её сокрушительном коварстве для мореплавателей. От волны, разведённой бешенным северным ветром, спасает только укрытие на Северной стороне Цемесской бухты, а от южного ветра – «Низовки», не уступающей по силе Боре, суда ищут защиту у коварного берега Южной Озерейки. Поэтому надо заранее предугадать направление ветра. Рассказал дядя Лёня и о верных признаках надвигающейся Боры. Отдать должное бдительности вахты «Казбека», вахта ни разу не проспала её проявлений, и Боре ни разу не удалось застать нас врасплох. Два зимних месяца, с неизменной постоянностью Бора сменялась компенсирующим её природным явлением - тёплым ветром противоположного направления. Безусловно, Бора намного противнее низовки, так как сопровождается резким понижением температуры воздуха вплоть до приличного мороза. Густота воздуха в порывах ветра бывала такой, что с угольного причала к нам на палубу наметало слой хорошо проветренного угольного орешка. Поутру вахта сметала с палубы "подарок Боры"- несколько вёдер высококачественного угля для топки камелька в кубрике. Оба этих ветра разгоняли жуткую толчею в бухте, а чтобы укрываться от неё приходилось мотаться волоча на буксире баржу то к Южной Озерейке, а то на к Северной стороне у импортного причала. Тут уж крепко «давал прикурить» матросам буксирный канат, в двести миллиметров толщиной изготовленный из импортного сизаля. Работали с канатом только вручную, так как буксирной лебедки на «Казбеке» не предусмотрено с постройки. Поднятый из воды канат сразу же дубел на морозе и упрямо не желал укладываться в шлаги. Запас брезентовых рукавиц на катере давно был исчерпан, и колючими льдинками трос резал до крови ладони, а наши голые руки выглядели красными гусиными лапками. Стоит прекратить работу, как на ветру у мокрых рук мгновенно крючит пальцы, а сами руки становились бледными как у утопленника. Чтобы не обморозиться, мы скакали в диком рок-н-роле, и накрест колотили ладошками о собственные плечи, а на них росли ледяные бугры, делающие матросские фигурки шире в плечах, и похожими на хоккеистов в доспехах.
Если окончив работу не подержать руки в холодной воде, а сразу сунуть их к камельку, получишь представление об излюбленной гестаповской пытке - вонзанию иголок под ногти. Подобные ощущения, имели даже название:- «холод залез за шпоры». «Старики» старались не допускать дело до крайности, и частенько приходили нам на выручку. Перед этим дядя Лёня, бросал вниз в кубрик популярный на флоте призыв:- «Мужики, поможем кочегарам!-
Почему именно кочегарам? Неизвестно. Кочегаров у нас на дизельном "Казбеке" не существовало. Одеваясь на ходу, наверх срывались старпом, второй механик, радист и прогоняли нас в тёплый кубрик:- греть носы и сушиться. Собственные понятия об опеке и заботе о здоровье у «стариков» частенько расходились с примитивизмами морального кодекса коммунизма:- Пьянству - бой! Разжалобившись «мандражом боцманят», в качестве профилактического средства от простуды, дядя Коля разливая горячительное по гранённым стаканам, приговаривал:- от икоты, ломоты и хреновой работы!
Под его одобрительное кряканье, глотком, как воду осушил я стакан. Вскоре за «геройство» пришлось расплачиваться и ретироваться от камелька в гальюн, где меня и вывернуло. И ещё хуже стало, когда за спиной кто-то сокрушился голосом дяди Коли:- Ой, ой, ой, какой перевод продукта! «Продукта» мне с той поры не предлагали! - Молод ещё!- предостерегал дядя Коля очередную попытку подсунуть мне стакан.
В марте над Новороссийском проглянуло солнышко, да такое, что в пору:- «Скидавать» бушлаты. "Казбек" с баржой на привязи двинулся в Керчь. На переходе в Чёрном море баржу положено тащить двумя 150-сильными буксирными катерами, но наш напарник "Эльбрус" опять словчил, умудрившись вмерзнуть в единственную льдину у причала Керчи. – Накрепко вмёрз Демьян под боком своей капитанской половины - ехидничал дядя Коля. Не дождавшись напарника, воспользовавшись попутным ветром дядя Лёня вывел баржу из Цемесской бухты, чтобы засветло войти в Керченский пролив. Он любил показать класс в работе. А его редкие и чёткие команды на руль я старался схватывать с полуслова.

По приходу в Керчь меня загоняли оба наставника, понукая к сбору необходимых документов для получения первого рабочего диплома судоводителя. Дядя Лёня не поленился заглянуть в дипломную группу при капитане порта, где доказал:- плавание на парусной байде «Моряк» и групповая парусная шлюпочная практика, идут в двойном льготном исчислении плавательного ценза. При таком раскладе ценза оказалось в достатке и в 1950 году мне вручили первый рабочий диплом судоводителя маломерного судна до 200 регистровых тонн вместимостью. Обмывая диплом, мы говорили по душам. Дядя Саша соглашался что засиделся в старпомах и ему давно пора в капитаны. Скорей всего вот-вот его заберут на новый буксир, а ты, боцман, готовься ему на замену. Тут никто возражать не будет, и один лишь, дядя Коля против… Я даже поперхнулся в кружку, и удивлённо посмотрел на итальянца, вовсе не ожидая от него подобного реверанса. – Против потому, что считает:- из пацана может нормальный моряк выйти, а мы мол ему буксирным тросом дорогу захлестнуть хотим:- уточнил ситуацию дядя Лёня. - И нечего ему толкаться на буксирном катеришке, а пора бы постигать морскую науку сполна, да и серьёзный теоретический курс наук закончить бы надобно.
- Так вот,- продолжил дядя Лёня,- появилась вакансия на "Двине". Капитан дизельной шхуны «Двина» согласен взять тебя ревизором, то бишь вторым помощником. Моряк он справный, хотя крутоват и зануда. Против тебя у него только одно сомнение:- «молод, и грузовому делу не обучен». На "Двине" боцманит твой кореш с "Академика Шмидта"- Авдеевич. Он тебя по грузовому делу и будет натаскивать. Его держись, с таким не пропадёшь!
Расстояния между портами Чёрного и Азовского морей коротки, ходового времени мало, а стоянки под грузовыми операциями при трех с половиной сотнях тонн грузоподъёмности "Двины" – до обиды быстротечны. При разносортице перевозимых грузов: от зерновых, картофеля, арбузов, дынь, до солёной, или в ящиках со льдом рыбы, а то и до марочных крымских вин у второго помощника времени только разобраться с грузовыми документами. Не будь Авдеича, я бы с одними манифестами и коносаментами запарился, а с обработкой трюмов после запахов рыбного дюшеса обязательно бы влип не в Гуно, так в Глинку! Причём самым заковыристым грузом оказались Крымские вина в бочках. Причём Авдеич сразу заострил мое внимание на науке ладить с отправителем и получателем груза, но и с необходимостью блюсти интересы экипажа судна, пристрастившегося вместо судового компота к марочным винам. Ты хоть умри, а ведро сухого вина должно висеть на дужке в шахте машинного отделения. Поверьте слову, во всех шкодах на судне обязательно замешаны «маслопупые», так на флоте принято звать членов машинной команды – спаянный, обособленный и сам себе на уме коллектив. Не зря, один из последних и ярких парусных флотоводцев предрекал паровому флоту страшное будущее:- Женщины и механики погубят флот!
После загрузки бочками с вином, трюма закрывались деревянными тяжёлыми лючинами, а поверху застилался трюмный брезент обтянутый и раскрепленный берёзовыми клиньями. Поверху брезента накладывались стальные шины с замком и пломбой отправителя. Винодельческий совхоз "Солнечная долина" всегда направлял с судном своего экспедитора для присмотра за сохранностью груза. Экспедитор поднимался на борт даже при жаркой крымской погоде, с овчинным тулупом, защищающем его от ночной сырости и прохлады. Тулуп стелился на люк трюма, с которого экспедитор слазил лишь по крайней нужде. И, несмотря на чрезвычайные предосторожности, после выгрузки обнаруживалось, что одна или две бочки из верхнего ряда на треть объёма пусты.
- Что за чертовщина,- досадовал экспедитор, не имеющий основания предъявить претензии к перевозчику. Чтобы впредь исключить подобную "усушку и утруску", договорились с грузоотправителем, что экипаж принимает на себя полную ответственность по борьбе с "чертовщиной", а за подобные услуги команда не отказалась бы от презента натурой.
При участии Авдеича, я напрочь заделал лаз из трюма в коффердам, на судовых чертежах представленный как водонепроницаемый отсек, разделяющий трюм и машинное отделение. Таким образом с "чертовщиной" на "Двине" было покончено! "Усушка" вина прекратилась. А благодарный отправитель не забывал вознаграждать наши усилия по защите его интересов. Экипаж не был забыт и обижен, бочонок с презентом совхозного вина закатывалась на площадку юта. Теперь "Сурож" пили в кают-компании не таясь, а второго помощника капитана уважали обе заинтересованные стороны. Капитан только хмыкал в моржовые усы:- Молодой, да ранний!
Всё хорошо, да Авдеич не унимался, бурча:- Тебе хлеба не надо, дурную работу давай! Хватит распыляться и зацикливаться на мелочах. Пора подготовится к замене твоего хиленького диплома судоводителя на диплом штурмана малого плавания, а для этого тебе всего три предмета в Государственной квалификационной комиссии сдать потребуется. И не бойся, ничего страшного. До Октябрьского большевистского переворота все капитаны так учились, поплавает сезон, а осенью в мореходных классах сдаёт экзамен на следующий диплом.
- Авдеевич, а я и сейчас могу по Полярной звезде и меридиональной высоте Солнца широту места определить, да и в космографии разобрался, только вот за один год английский язык не выучить.
– А ты зря не порть воздуха, и заранее не пукай! Погрузимся! Для штурмана малого плавания знания английского заключаются в командах на руль, разговоре с лоцманом, да в чтении адмиралтейской карты. Если зайца бить… - Стой, Авдеевич, дальше я уже не раз слышал…
Обычно так заканчивались вечерние беседы за кружкой Крымского сухого вина, не иначе, как с предопределённым и посланным Провидением очередным моим «дядькой».
Два квартала кряду в году "Двина" занимала первое место в социалистическом соревновании судов по грузоперевозкам в Крымгосрыбтресте. Я уже было свыкся с должностью ревизора, когда Провидение выдало новый зигзаг в моей судьбе.
Начальник Транспортной конторы треста был тёзкой моего бывшего капитана - дяди Лёни, только по фамилии Безручко, а по подпольному прозвищу - «Босс». Так вот, однажды «Босс» высвистал меня в контору, чтобы по-секрету сообщить преинтереснейшию новость:- Со стапелей в ГДР спущен на воду транспортный рефрижератор "Айсберг". Его следует перегнать с Балтики на родное Чёрное море. Тут следует пояснить, из-за повальной занятости Керченских аборигенов в послевоенном восстановлении и стройке порушенного войною домашнего хозяйства, никто из действующего плавсостава не рвался в неизведанные дали. Да и с визами, поди ж ты, хлопот не оберешься, тем более кому пришлось ещё хлебнуть и оккупации, тем, как правило, и на нюх паспорта моряка не видать.
- Молодым везде у нас дорога, а старикам всегда у нас почёт:- тянул кота за хвост дядя Лёня нагоняя туман, нет чтобы высказаться напрямую о возникших у него заморочках по набору заграничных плавкадров.
- У тебя ни дома, ни жены, ни детей, и на руках диплом штурмана малого плавания, а у большинства и такового нет. К тому же ты у нас визированный, как и твои однокашники Лёха и Генка. Посему вам и карты в руки – поезжайте в Калининград с Богом. Перегоните "Айсберг" и если по пути не наделаете в штаны, будете плавать у меня на "Белом лебеде". С подобным напутствием протянул он три фотографии в «анфас», с кормы и «в профиль» «Белого лебедя» и позволил полюбоваться ими. Фотки эти здорово впечатляли. На них белоснежный рефрижератор и взаправду выглядел, как айсберг.
- В Ростове, получишь у капитана порта паспорт моряка, пропишешь его третьим помощником капитана по "Айсбергу" и без промедлений отправляйся в Калининград.
Я на радостях чуть было не проговорился, что благодарен за доверие и, конечно, согласен, но во время сообразил, что торопиться не стоит и с озабоченным видом выдал: - Дядь Лёня, у Вас крепко устаревшие данные на мой счёт. Нынче как раз - два месяца, как я обзавёлся семьёй. Вы правы: ни дома, ни детей у нас пока нет. Говорят, что это дело наживное, и мы за ценой не постоим! Но моя супруга в данное время продолжает учёбу в городе Ейске, что почти по дороге в Ростов. Вот если бы в моём командировочном удостоверении был бы записан ещё как «попутный» город Ейск-…
- Шагай и передай секретарше переписать командировку и продлить в приказе время. Надеюсь, неделю тебе на обустройство семейных дел хватит. И поезжай с Богом.
Получив паспорт моряка с оттиском большого пальца на первой странице (тогда соблюдалась процедура, подобная принятой в МУРЕ к особо опасным рецидивистам) и записью в графе "должность на судне"…Тсёрд мейт – то бишь – третий помощник капитана, я покатил на крайний запад необъятной Родины.
Калининград не вязался с моим представлением о предновогоднем городе. Вместо снега с хмурого неба сыпалась дождевая морось. Ночь, хоть глаз выколи, но на привокзальной площади ни одного огонька. Во тьме мелькают развалины каменных многоэтажных зданий, среди которых проносился трамвай. Грохот трамвая усиливался от приумноженного пустыми коробками домов эха. Лишь ближе к окраине города показались освещенные окна и зажжённые фонари на улицах, застроенных коттеджами. Понятно, союзная авиация не жалела бомб на город, достающийся Советам, но не разбрасывалась ими на коттеджи, где обитали "белые люди"- промышленные и финансовые магнаты, а заодно и бонзы третьего рейха.
Уезжал я с юга России по лёгкому морозцу. Москву увидел запорошенной снегом. А здесь в Европе тепло, хотя и не совсем комфортно от мороси, которую лондонцы заслужено называют на чистом английском, но почти по-русски – дризл. Только при свете дня на каменных руинах заметил я признаки пробивающейся жизни: на вершинах щербатых обломков за пятилетие без войны потянулись молодые поросли берёзок.
Морское агентство по перегону судов отыскалось в живописном не тронутом бомбежками районе «Вагонки» у реки Преголь. В коридоре агентства жалась к окошку очередь. Пристроившись в её конец и осмотревшись, первое, что пришло на ум:- подобные окошки я уже видел в фильмах у дореволюционных фабричных кассиров. Окошко хитро устроено так, что со стороны коридора сидящий внутри закутка оставался невидим для посетителя, и не был хорошо слышан его голос сухой и усталый, и очень лаконичный. После окрика:- "Следующий!", убедившись, что впереди меня больше никого нет, засунул в окошко и я свою кипу бумаг. Чтобы не пропустить направленные ко мне вопросы, пришлось навострить слух, и минут пять стоять с придвинутым к окошку ухом.