В ЗИМНИХ СТРУЯХ ГОЛЬФСТРИМА Продолжение 6

Посыльное судно «Гонец» ночь и половину дня летело на юго-запад и солнце уже склонялось к западу, когда, покрыв расстояние в 200 миль эхолот «Гонца» зацепил и вырисовал контуры дна на глубине в 500 метров. На всех судах на полную громкость работали радиотелефоны, а учёные и свободные от вахт моряки столпились у динамиков. Все были возбуждены, а многие расстроены, как у тотолизатора ипподрома. Один Лукич выглядел победителем, так как уже не сомневался, что «лошадка, на которую он поставил» придёт первой. Ох, и достали же вы его, дорогой чиф, в том рейсе и изрядно же он с вами натерпелся.
- Ну дела! В науке, выходит, нравы покруче, чем на диком Западе-покрутил башкой Юрка. - Боюсь теперь не заснуть. Плесни-ка мне вместо снотворное сотню капель датского короля. Ну и чем же эта история с заблудившейся у собственного порога экспедицией, подобно старухе заблукавшей промеж трех сосен, закончилась?
- Полным торжеством и победой родной науки! Победили знания и умение применить их на пользу общества,- толи в шутку, толи всерьёз озадачил нас доктор наук.
- Какая победа, какое торжество? Ведь экспедиция не достигла поставленной цели, и прошла безрезультатно- затараторил Юрка.
- Отрицательный результат в науке, это тоже – результат, запомните это молодые люди - подытожил учёный муж.
От Юрки так просто не отбиться, ему выложи всё с подобностями. Интересовал его конечный реультат: реакция руководства института, ВНИИРО, Минрыбхоза и даже МИДа. По заслугам ли были розданы «серьги» всем сестрам?
- А тебе-то самому спасибо кто-нибудь пытался сказать?- уже ко мне привязался дотошный кореш.
- В кабинете директора, куда меня выдернули, чаи гоняла большая компания незнакомых мужчин. От чая я отказался, больно жидким он показался в директорском стакане по сравнению с судовым, но на все вопросы я постарался отвечать не выпендриваясь. На вопрос:- Что я намерен делать?- ответил честно: - Работать.
Это кажется всем понравилось. Тогда дядя в форме и в погонах капитана первого ранга спросил:- не соглашусь ли я сделать обратную прокладку на генеральной карте Чёрного моря и воссоздать истинный путь экспедиции.
На это я тоже ответил честно:- судовой журнал, карты и даже мой личный «Журнал астрономических наблюдений» с борта судна изъяты, и эту работу лучше меня могут выполнить специалисты ВМФ.
Это им тоже, кажется, понравилось. Все по очереди пожали мне руку и отпустили с Богом.
- При малейших сбоях в планируемом или неудачах наша система обязательно выискивает стрелочника. На этот раз стрелочником оказался Лукич,– продолжил рассказ доктор наук. На парткоме ему влепили строгача «за недостаточную партийную принципиальность» и отсутствие доклада наверх, дескать:- Знал!, но не сообщил. У Лукича это единственное пятно в служебной биографии. С первого дня послевоенного восстановления института и до злополучной истории со «звёздным мальчиком» она считалась безупречной. И этого вам, дорогой чиф, он не может ни забыть и ни простить – кивнул в мою сторону Яковлевич. Он явно не смог удержатся, чтобы не изложить давно всем известную историю, вошедшую в анналы родного института и слышанную мною в различных вариантах с десяток раз.
- Как я уже отметил, капитанить Лукич начал на моторной фелюге, начисто лишённой современных средств судовождения, с одним шлюпочным компасом на борту. На вверенном ему плавсредстве, с обещающим названием «Ихтиолог» отсутствовали самые элементарные бытовые удобства, их заменяла неструганная доска, засунутая между фальшбортом и палубой по корме судёнышка. Несмотря на все невзоды судового быта и плавание без элементарных средств навигации, Лукич ни разу не заблудился ни в Керчь-Еникальском проливе, ни в просторах Азовского моря.
- На «Ихтиологе» сообирала материалы для своей диссертации Сан Сановна, тогда ещё юная МНС. Её первый выход в море был связан с забавным происшествием. С вечера Лукич стал на якорь у Арбатской косы, где проводились наблюдения на суточной станции. С утра пораньше, с полотенцем и зубной щёткой в руках, выбравшись из носового кок-пита Сан Сановна, заприметила на корме капитанскую фуражку и трубку в зубах Лукича. Усевшись на фальшборт рядышком с головой капитана, Сановна собралась уточнить кой-какие планы по проведению работ. Лукич согласно кивал, не выпуская трубки изо рта и мычал, усердно покрывая себя дымовой завесой.
-Фу, Лукич, что за гадость вы курите?- невыдержала девица- и чего это вы тут расселись? И только тут ей надоумилось взглянуть за борт, а Лукич невольно предстал перед юной дамой с нарушением установленной формы одежды. Не выдержавши такового афронта, Лукич взорвался:- я здесь потому, что до 07 часов 00 минут установлен капитанский час. А Вам, любезная, прийдётся потерпеть до Вашего дамского или научного часу, с 07-00 и вплоть до подъёма флага в 08-00. Вчерась я ознакомил Вас под расписку с распорядком дня на ввереном мне судне. Так что не обессудте, Вам прийдётся ещё малость потерпеть!
Надеюсь, джельтмены, вы теперь поняли причины, и можете простить некоторую зацикленностью нашего капитана на строгом соблюдении распорядка дня и уставных правил - закончил эту неизвестную Юрке байку доктор наук.
До отбоя было далеко, а в город под вечерний субтропический ливень, не хотелось высовывать носа. В каюте светло, тепло и сухо. На столе стаканы и запотевший графин. Пахло скумбрией горячего копчения только что извлечённой из коптильни. Мандарины и южная зелень украшали это обилие на столе похожее на натюрморт с картины старого фламандского мастера, любителя выпить и хорошо закусить. "Дело было вечером, делать было нечего"...
Очевидно, чтобы не соскочить с ностальческой темы, доктор поинтересовался дошла ли до Юрки судовая байка о сереньком козлике? Ясное дело, что тот пожелал её выслушать. Так настал и мой черед поддержать сегодняшний застольный трёп. Не стал я ломаться, промочил горло, запустил затравку по проверенной Шехерезадой присказке.
- В славные годы правления гаруна Владимира ибн Нилыча, да продлит Аллах его годы и благословит все его начинания, наш достославный ковчег «Н. Данилевский» болтало на якоре в пяти милях от Обиточной косы. Задул редкий в летнее время норд-ост или «верховка» по-местному. Разом замутнели воды древнего Меотийского озера, то бишь Азовского моря и седые гребни разворошили с его дна доисторические отложения ила. Из-за болтанки судна и мути за бортом, учёные мужи прекратили наблюдения. К общей радости экипажа и юных бездельников - младших научных сотрудников поступил приказ поднять на борт все гидрологические приборы. Пропала надобность то и дело крутить ручные лебедки и под окрики старших научных сотрудников бегать от носа до кормы, делая вид, что исполняешь все их поручения. Теперь каждый МНС надеялся заняться любимым делом - "посидеть на спине" в собственной койке.
Умудренное жизненным опытом старшие научные сотрудники, мыслили глубже, да и на жизнь смотрели «ширше». Вооружившись биноклями и разглядев под заходящим солнцем зелень утопающего в садах порта Бердянск, старцы уломали Нилыча отстояться в тиши и полном покое за брекватером порта.
Не успел я сбросить робу, промокшую при заводке швартов на штормовые палы порта, как возник мой приятель МНС Миша.
- Сегодня у практиканта С. день рождения. Свой двадцатилетний юбилей он мечтал встретить в море, и на такой случай припас упаковку консервов "Чатка"- дальневосточных крабов в собственном соку. Посидим тихонько в лаборатории. Попьём вишнёвки на чистом ректификате, она уже неделю, как вызрела на ягоде. Погудим своей компашкой. Валяй к Нилычу, испроси добро!
Нилыч замахал руками:- Дорогой В. В., не иначе вы шизанулись, таких пендитных старых "п... в" у нас на борту отродясь ещё не бывало. До самой Золотоглавой растрезвонят они о пьянках в научной лаборатории,- и не минуты не раздумывая, выдал замечательную мысль:- Рассуйте по карманам по бутылочке ректификата, прихватите тушку осетрового балыка и ступайте с Богом в городской ресторан под грибками. Там с таким презентом приветят вас в лучшем стиле, накормят и музычку послушаете. Можно и потанцевать и попеть в меру. Тут местная публика пообвыкшая, от отдыхающих и не такого насмотрелась.
Умница Нилыч, плохого никогда не присоветует. Все получилось, как он обрисовал. Быстро охмелевшие от «вишнёвки», оркестранты запросились по домам, оставив на эстрадке свои инструменты, а обслуга, выставив с кухни всю оставшуюся наличность закусок, отправилась подсчитывать дебет с кредитом, оставила нас за хозяев, предварительно показав как вырубить свет под маркизами. Миша на пайоно наигрывал классику. Я сбивал его с ритма, бухая не в такт на громадном барабане, артельщик выводил что-то своё на губной гармошке. Убедившись, что нам вовек не сыграться, компашка перешла на вокал. В те годы в фаворе у молодости была песенка про серенького козлика, исполнявшаяся на мотив арии герцога из Риголетто.
– Бабушка козлика очень любила, водкой поила бабка козла! - выводил Миша, а вся компания хором подхватывала:- Да, да! Водкой поила бабка козла!
И так далее ..! Уже запамятовалась вся это галиматья. Но хорошо помню, как зазря старался я образумить банду, марширующую по пыльным и заспанным улицам городка, горланя глупую песенку. Напрасно уговаривал я заткнуться хотя бы за проходной порта. Песенка прилипла как инфекция, и наконец, как пандемия захватила и меня вместе со всеми. Заразившись общей дурью, гаркнул и я на самом трапе «Данилевского»:- Да, да, водкой поила бабка козла!
На завтраке в кают-компании было безлюдно. Нилыч хмыкал, крутил головой и не выдержав паузы пообещал.
- Погодите, отоспятся. К обеду встанут и выдадут вам по первое число серенького козлика. На всю жизнь запомните козью рожу! Эк же вас угораздило, да не ко времени. Я собирался на свой отпуск, сдать вам судно. Боюсь теперь меня не поймут, затюкают обоих!

На другой же день после возвращения в Керчь, посыльный высвистал меня к директору института. Осуждающим взлядом поверх очков встретила меня, раньше всегда приветливая, учёный секретарь и велела обождать. - Сам пока занят.
На вопрос - кто у него? Многозначительно перечислила:- парторг, комсорг и предсудкома. – Ясно, традиционная тройка. А у тройки всегда всё решено заранее. Правда, надобно блюсти сценарий. Положено выдержать проштрафившегося «на вымочке», покуда он полностью созреет – вспомнил я свидетельства прошедших партийные «чистки», и уткнулся в подшивку газеты "Комсомольская правда".
В начале оттепели шестидесятых «Комсомолка» была интересной газетой. В ней переосмысливались времена культа личности, а уцелевшие после сталинских репрессий старые большевики выступали с воспоминаниями о ленинском стиле руководства. То, что последовало далее, похоже на фантастику. Изумительно, но - факт. Подшивка «Комсомолки» почему-то сама раскрылась на нужной странице, удивив меня актуальностью материала. В своих воспоминаниях простой типографский рабочий поведал, как он отмечал день рождения газеты в одной компании с В. И. Лениным. По предложению вождя революции, решили отпраздновать день рождения газеты «Вперёд» так, "как это принято людьми во всем мире"- в ресторане. Из ресторана возвращались по сонным улочкам Женевы уже заполночь. И пели..., чтобы вы подумали? Пели любимую песенку Ильича - про серенького козлика! Узрев на скамеечке влюблённую парочку, затеяли вокруг неё шутливый хоровод. Азартнее всех исполняли «Козлика» и заводили остальных Владимир Ильич и его жена Надежда Константиновна.
Озарение нашептало мне:- такая везуха случается лишь раз в жизни! Такое возможно только благодаря шуточкам Господина Случая, и надо быть полным идиотом, чтоб не воспользоваться удачей. Как гора с моих плеч свалилась! Почуяв мощную защиту в лице «Комсомолки», воспрял я духом и принял независимый вид.
Спокойно, с достоинством выслушал от троицы все попрёки. Не тронули меня даже сожаления о «возможности потери для науки, так блестяще подавшего надежды молодого и перспективного судоводителя». Я понимал, что в задачи «тройки» не входило полное сжигание мостов». Мне оставляли какую-то, но надежду, а мера приговора будет зависить только от глубины моего раскаяния. «Судьи» пребывали в полной уверености, что только круглый идиот решится повести себя супротив правил общепризнанной игры для взрослых. Покаяние и только оно, предполагалось в моём последнем слове.
А теперь вообрази, Юрка, три физиономии над сукном директорского стола, выслушивающих мою ахинею про Женеву в далёком 1906 году и про газету "Вперёд". Когда же речь дошла до «Серенького козлика» в исполнении вождя революции, я увидел заурядный страх в глазах партийного секретаря.
Александр Семёнович первым взял себя в руки. Видимо не зря, невзирая на молодость, его назначили директором НИИ.
- В. В., то, что вы сейчас рассказали, не может быть просто шуткой! Откуда вы это взяли?
Я тоже сознавал, что шутки на такие темы, в таком месте и в такой компании не уместны и поэтому перестал придуряться и честно выложил:- В приёмной на столе лежит подшивка «Комсомолки», открытая на этой странице.
Директор первым встал, пожал мне руку и извиняющимся голосом и «на ты» высказался как нормальный мужик:- Извини, что оторвали от дел. Понимаешь, заела текучка. Всех газет не прочтёшь, а надобно бы! Время такое! Жизнь есть жизнь, и ничто человеческое нам не чуждо, как ответил дочери ещё один классик. Заходи, если что-нибудь ещё будет не так! Рад буду видеть.
Выйдя из кабинета, задержался в приемной, где с независимым видом зациклился я на стенной газете. И не ошибся! «Задним зрением» усёк я секретаря парткома на цырлах тащившего подшивку газет за дверь, обитую искусственной кожей.
Кроме Ниловича, я никому не стал распространяться об этой истории. А тот хохотал до слёз. Вытирал платочком глаза и просил ещё подробностей. Как просочилась эта история по лабораториям НИИ, всё больше обрастая неизвестными мне деталями, остаётся до сих пор загадкой- закончил я байку, выданную на сон грядущий. Но по примеру Шехерезады оставил себе кое-что про запас.
Её надо напомнить Юрке, без свидетелей. Кому, кроме него могут быть интересны голодные приключения юнг, заброшенных в курортную Ялту на сейнер с романтичным названием «Рассвет»? А Юрке, думаю, будет небезразлично вспомянуть золотые денёчки гастролей по домам отдыха со своими друзьями из «Госконцерта». Помнится, всякий раз, при длительном отсутствии подростка, утешался я догадкой: – не иначе, как с успехом проходят его выступления. Ну и пусть, худо ли бедно, а лёгкий жанр «Госконцерта» всё же подкармливает пацана.
Вспомнилось, как угостив обедом под грибками «Украина» по кредиту «Госконцерта», Юрка глупо подшутил, уговаривая меня ретироваться якобы не расплатившись, и, блестяще разыграл побег из ресторана. Помнится весь ужас предстоящей встречи с официанткой и как я, опрокинув стул, бежал за ним вниз по лестнице ресторана. С той поры я дал себе зарок не высовываться на набережную курортных городов с пустым карманом.

ФОРМА ОДЕЖДЫ – ПАРАДНАЯ.
Неделю мы коротали вечера в дружеских беседах, а наша начальница разрывалась между телефоном на биологической станции и судовой лабораторией. Вечерами она стучала пальчиком по печатной машинке и крутила ручку арифмометра, а днями согласовывала, исправляла и опять что-то согласовывала. На это, как и предсказал Д. Я., и ушла целая неделя. Наконец, доктор наук сообщил новость:- Сегодня отчет Сан Сановны за рейс и корректура промыслового прогноза прошли по высшему балу, с чем и поздравляю вас, джельтмены.
- А нас то с чем? – удивились мы.
- Как же, как же!? По случаю одобрения отчёта начальника рейса, который наверняка будет использован для её докторской диссертации. Кого, кого, а вас обоих Сан Сановна обязана пригласить на ужин, устраиваемый по случаю торжества истинной науки над ворожбой с кофейной гущей. Так что, готовьтесь: брейтесь, мойтесь, наглаживайте вицмундиры, форма одежды предполагается парадной. Как обычно, «судовой оракул», оказался на высоте. Вскоре явилась и виновница торжества с приглашением "на скромный ужин в ресторане "Аджария".
- Всё будет предельно скромно, «Каберне» и шашлык по-карски и ни каких крепких напитков.
Однако не по нутру сразу же показалась мне вся эта затея. В памяти навязчиво крутилась эпическая мудрость древних. "Бойтесь данайцев, дары приносящих!" Но, тем не менее, не придумать веских причин, чтобы отказаться, а прийдётся идти и киснуть в официозе.
- Назвался груздём, полезай в кузов!- подзуживал меня Юрка.
- Юра,- тебя когда-нибудь преследовали раскаивания?
- Ты чё, сбрендил? К чему это ты?
- Понимаешь, тогда, перед посещением «Абхазии» я не всё рассказал, постеснялся Михо. Он бы не понял, а тебе исповедаюсь, как старому другу. Виноват я перед Сановной и не только за свой прошлый поросячий поступок. Дело это давнее. Как-то зашли мы в Ялту и, всю стояночную вахту решил я отлежаться с книгой на диванчике. На берег в Ялте меня не заманишь, сам помнишь юнговский зарок:- на набережную не высовываться, если меньше сотни в кармане.
Не тут то было. Возникает активная профсоюзная деятельница Сан Сановна. - Товарищ старпом, пожалуйста, покажите нашим студентам-практикантам Ялту и сведите их до домика А. П. Чехова.
Я, конечно, на рога, не могу, мол, на вахте я. Ты же знаешь, ну не терплю я эмансипированных и разбитных дамочек! От таких отбиться непросто, но у неё уже всё схвачено и на её аргументы мне и крыть нечем:- С капитаном я договорилась, он за вас подежурит, а вам это зачтется как комсомольское поручение на организацию экскурсии молодёжи по историческим местам.
Не ждал я такого подвоха от Ниловича, мог бы и второго, либо третьего штурмана спровадить, этому холостяку в самый раз помурлыкать со студенточками. Да видать Сан Сановна против кандидатуры третьего штурманца заартачилась, надоели, видимо, его шуры-муры. Однако, мне никуда не деться, раз у Ниловича свои резоны.
Организованной группкой прошлись мы по набережной туда, и назад возвращаемся, а я на часы поглядываю, скоро ли Мария Павловна,- сестра Чехова, домик-музей закрывать будет? Когда мы мимо мансардавского винного киоска проходили, я отвернулся, будто бы разглядываю тучку над морем. Однако мимо стекляшки "Минеральные воды" незаметно пройти мне уже не позволили. Беспардонная Сан Сановна застыдила:- тов. старпом, раз на сухое вино по 20 копеечек за стакан вы поскупились, так хотя бы утолите жажду девочек минеральной водою. Ладно, думаю:- на минералку моей наличности должно хватить.
- Извольте- говорю, а сам читаю на стекле павильона проспект и ценник. Выбор громадный, на любой вкус. И в одну строчку, рядом с названием минералки, указаны хвори, против которых эта вода предназначена. Читаю и вдруг, как током ударило, не помнится название воды, но эффект от неё обещан потрясающим. Предназначена эта вода, как - "сильное мочегонное средство". Ты же знаешь, на меня находит, и не могу я устоять супротив экспромта. Беру себе стакан "Нарзана" и пять стаканов мочегонной минеральной водицы. Вся экскурсионная группа выдула таковую по стаканчику, и благодарственно раскланялась, вытирая губки платочками. К домику Чехова экскурсию повёл я уже не прямой дорогой, решив не подвергать сестру Антона Павловича, буйному нашествию на её скромные "удобства", а по надобности облегчить экскурсанток по пути.
Петляя по узким улочкам, ведущим в гору между татарских домиков, веду пять бомб замедленного действия и сам поглядываю на часы, скоро ли созреют. Нет, щебечут ещё. В те годы реклама, особенно медицинская, ещё не научилась нагло врать и как обещано ровно через полчаса берёт меня под руку Сан Сановна и вполголоса:- Мы, ведь, люди взрослые, ложный стыд проявлять не станем, позаботьтесь чтобы девочки сходили доветру.
- Ну,- отвечаю - ноу проблем, счас устроим, но без удобств, где-нибудь на задворках, если согласны.
Все закивали,- конечно согласны,- а у некоторых излишки жидкости уже из глаз потекли.
По-хозяйски распахиваю первую попавшуюся калитку, беру кобеля сидящего на цепи одной рукой за ошейник, а другой машу, проходите мол за паленицу дров. Ты же знаешь, ко мне собаки всегда в полном расположении. Этот молодой пёс только с виду суров был, но души добрейшей и немножко шалый по характеру. Сидя в одиночестве на привязи занемог пёсик от скуки, и от радости общения и от моего к нему внимания, пытался лизнуть мои руки. Энергия из песика пёрла через край и бурную радость от знакомства захотел он проявить в незамысловатом собачьем порыве с лаем и беготнёй. Честное слово, Юра, не помню, сам ли я отпустил ошейник, уверовав в отсутствии злонамеренности у этого разгильдяя, или это случилось экспромтом, лишь по моей дури. Глотка у пса оказалась басовитой, с львиным рыком пролетел он на цепи, прогремев по протянутой вдоль двора проволоке, туда и обратно и сел у моих ног высунув язык, явно добиваясь поощрения за произведённый эффект. Эффект стал еще потряснее, когда из-за паленицы, как стреноженное стадо испуганных козочек, вывалила вся вверенная мне по комсомольскому поручению группа. Каждая особь на бегу поддёргивала спущенные до щиколоток трусики. А на кандидате наук невзначай я заприметил не вполне изящные розовые рейтузы с начёсом.
Ни о каком домике Чехова не могло быть и речи. Больше похожая на похоронную процессию, чем на экскурсию, группа экскурсантов молча спустились к "стекляшке". Сан Сановна долго вчитывалась в рекламный проспект и смекнув "где была зарыта собака", молча оглядела меня с ног до головы. На судне нашему досрочному возвращению не слишком удивились, а Нилович, тот смекнул сразу и стал допытываться:- Ну что на этот раз он отчебучил?
Сан Сановна фыркнула в ответ:- Можете радоваться своему воспитанию. Хорошенького же щукина сына вы готовите себе в замену. В общем, все вы одним дерьмом мазаны, махновцы! И здесь не научное судно, а Гуляй Поле.
Юрка ни разу не усмехнувшись, выслушал меня до конца молча. Покрутив башкой он заключил.
– Слушай, а тебя мама в детстве не роняла? Что-то тебя частенько заносит не в ту степь с твоими экспромтами!
– Мама не роняла, но рассказывала, как я в трехлетнем возврасте самодеятельно сверзился по чугунной лестницы многоквартирного дома со второго этажа до самого низу. Голову мне зашили, но мама долго ещё боялась за моё умственное развитие.
– То-то и оно. Это и до сих пор вызывает опасение- не удержался, чтобы не сьязвить Юрка. – Знаешь, что я тебе скажу, Сан Сановна не такая уж глупая баба, связываться с недоумком не станет. Мы не имеем права обижать её, поэтому пойдём на вечер.

Посадили меня и Юрку по правую ручку от виновницы торжества, а с другого её боку пристроился доктор наук. Хоть в этом повезло. Недалече нас рассадили, а уж при Д. Я. не соскучишься. Правда, слушать его анекдоты пришлось перегнувшись за спиной дамы. Когда и где он успел, как собака блох, набраться таких, и всё к месту, всё новьё с перцем и солью! Полностью отключившись от происходящего в зале я до икоты нахихикался в кулак. Вскоре наши перешёптывания прекратила виновница торжества.
- Хватит хихикать и щекотать мне спину, как бы плакать не пришлось! Белое танго. Дамы приглашают кавалеров!
А эстрадная дива томно завела, затосковала:
– Мой караван, шагай звеня,
– Джан Гаюстан, там ждёт меня...
Прежде чем ублажать дамские капризы и гнуть ей спину в томном танго, мне бы прежде хорошенько оглядеться что к чему, прояснить обстановку и обратить внимание на пылающий взгляд жгучего брюнета за соседним столиком. Если бы не анекдоты Д. Я., я бы не упустил из виду, как отказала ему наша дама, брякнув невыносимую для джигита неуважительную фразу.
- Я с незнакомыми мужчинами не танцую!
Кандидат наук будто бы и не знала, что Аджария, хотя страна и маленькая, но в ней проживают гордые и обидчивые джигиты. Так поступить с собой настоящий мужчина не позволит даже королеве датской! - Если не танцуешь, то сиди тихо за столом, слушай о чём говорят мужчины, и отвечай, если тебя спрашивают. И нечего глазами авансы на соседние столики выдавать. Так испокон века заведено нашими прадедами, и не нам это менять! – Ведь сказано в «чужой монастырь со своим уставом не суйся», а здесь свой закон гор – это подтвердит тебе любой встречный.
Сам я местные обычаи стараюсь соблюдать, и клянусь, не знал о капризной выходке соседки за столом. Не знал и не ведал! Но попробуй докажи теперь, что ты не верблюд и не первым плюнул на бриль джигиту! А получается, что показался я кому-то активным соучастником оскорбления мужского достоинства джигита. Этому джигиту хотя и немного, но повезло – есть, кому набить морду. Ведь не станет джигит сводить счёты с женщиной!
Так из гостя республики Аджария превратился я в "вонючего козла отпущения", которому не место в порядочном обществе. И глазом не успел я сморгнуть, как очутился в галдящей толпе и за дверным проёмом.
Вокруг ни одного знакомого лица. Лишь через дорогу напротив с простертой к ресторану рукой возвышается до боли знакомая и такая же одинокая бронзовая фигурка вождя революции. И невозможно врубиться, чего хотят орущие явно нелестное в мой адрес люди, на непонятном языке, из которого я успел выучить только два слова: гамарджоба и генецвали. Мне стало тоскливо и одиноко. У меня здесь был друг, но кажется я умудрился его потерять. А из знакомых лишь бронзовая фигура вождя, в чёрном беззвёздном небе. И я взмолился: - за что! Господи, хотя бы узнать, за что!
Пока меня не били, но бока уже намяли и под правым глазом чувствовалось, как зреет фенгал. В тот раз от шудшего спасала меня обычная манера поведения джигитов. Прежде чем кого-то зарезать или хорошенько отдубасить, джигиту надо выговориться, выплеснуть в лицо жертве всё своё презрение и насладиться её унижением.
И вдруг свершилось! В ответ на мои мольбы из-под бронзовой руки метнулись две тени, одна повисла на моей груди и скороговоркой стала рассыпать какие-то доводы в защиту друга и гостя. В те годы гость на Кавказе был персоной нон гранта и понятием священным. К таким аргументам относились с уважением. Страсти улеглись и незаметно толпа рассеялась.

НИ ОДНО ДОБРОЕ ДЕЛО НЕ ОСТАЁТСЯ БЕЗНАКАЗНЫМ.
Летом на «Данилевском» на практике пребывали курсанты из Батумской мореходки. Гиви и Валеко своими необузданными темпераментами и вольностью поведения много кровушки попортили у комсостава научного судна. Помня собственную молодость, не стал я марать пацанам характеристики и дал обоим нормальный отзыв за плавательную практику.
- Мы долго ждали вас на «Данилевском». Хотели немножко посидеть и спасибо вам за всё доброе сказать. Записку на столе оставили, а домашнее вино под подушку спрятали, наперебой объяснялись Гиви и Валеко.
- Смотри-ка, и Нилыч оказывается не всегда прав, утверждая, что ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным, ведь случается, что и долг платежом красен!- в раздумье валялся я на диванчике в каюте, прогоняя мысль, не дающую покоя. - А эти то, что! Интеллегенция, одним словом, с них и спросу то мало! Трусы! И носа за дверь не высунули из боязни, как бы им шкуру не испортили. Это всё она, Сан Саниха, весь этот спектакль за мои закидончики подстроила, предварительно рассчитав всё как на арифмометре! Предупреждал ведь Юрка:- смотри, корешок, учёное бабьё оно ведь мстительное!
- А что с Юркой?- шевельнулось под ложечкой, как вдруг, первым в каюту влетел он, корешок, целый и невредимый, а за ним потянулись и остальные.
- Ты чё, людям и посидеть спокойно не дал, решил повыкобениваться? Всех перебулгачил и Сан Сановну беспокоишь: "вышел с другом на минутку сигарету выкурить и пропал."
А будущий доктор наук, увидев фенгал под глазом, засуетилась и вернулась с бодягой. Стала примочку накладывать, причитая по-бабьи:- Извините товарищ старпом, это я во всём виновата. Но не переживайте, синяк бодяга до дома как рукой снимет! А вообще, синяки и шрамы только красят настоящего мужчину. И суёт мне под нос бумагу.
- А вам телефонограмма от директора института. Хотела её за столом в торжественной обстановке зачитать, да Даниил Яковлевич со своими вечными прибаутками всё сорвал. Не надо вставать, пусть Юрий прочтёт вслух, если не возражаете.
«Ходатайству дирекции зпт парторганизации института зпт для выплавывания ценза на диплом КДП зпт приказом о/к Минрыбхоза вы переводитесь Таллинское Управление Сельдяного Лова сроком на один год с условием возвращения на прежнее место работы институт тчк. Удовлетворить вашу просьбу переводе Клайпедское Управление не предоставляется возможным отсутствия вакансий тчк. Переходе Баиуми - Керчь подготовьте сдачу дел второму помощнику тчк. Вылет Таллин незамедлителен по приходу судна тчк Ревин.
- Вот тебе бабушка и юрьев день. От стола опять к столу. Ну готовь, шкелет, отходную - замельтешил Юрка.
Прощаясь с Юркой, я попросил найти в Михенджаури дом Михо и вымолить прощение у Нино и дедушки. - Адрес моей семьи в Керчи ты знаешь. Не забывай черкнуть хотя бы иногда пару строк.
Так разошлись мои пути - дороги с корешком юности и навечно разорвались с единственным другом в солнечной и далёкой Абхазии.
ПОГИБАЕТ В ОБЩЕМ МНЕНЬИ ПОРАЖЁНЫЙ КЛЕВЕТОЙ…
Уже на видимости Крымского берега, у входа в Керченский пролив на мостик врывается Сан Сановна, причитая на ходу и жалясь по бабьи.
- Даже невозможно представить какой пасквиль этот выдумщик на нас накатал! Не только на весь Керченский институт, а до самой Москвы прогремим. Послушайте, что он насочинял:- Сидят, дескать, они в ресторане "Аджария", это он про нас с вами. На столе бутыль Цинандали и шашлыки по-карски. Джаз "Караван" наигрывает. А все мужчины с Сан Сановны, как с "дамы приятной во всех отношениях" глаз не спускают. Поднимается эдакий красавец грузин, улыбка на все тридцать два белоснежных зуба, усы подкручивает, а походка, как в ансамбле "Арейро" отрабатывалась, и к нашему старпому подкатывает в галантной манере:- Разрэшитэ вашу даму ангажировать на танэц.
Старпом, конечно, смотрит на Сан Сановну. А та дама серьёзная, как-никак кандидат наук, а может быть скоро доктором наук заделается, раздражённо ему в ответ:- Уважающие себя дамы с незнакомыми мужчинами не танцуют.
Грузин аж с лица сошёл, молнию из глаз выстрелил, а улыбка оскалом заделалась. Даже присел от такой наглости, но сдержался и холодновато так, но вежливо нашей даме приятной во всех отношениях в ответ, но так, чтобы слышно было на весь зал:- С дэдовских времён у нас принято, когда джигиты разговаривают, то б... ди сидят и слушают!
Старпом наш, ковбой известный, о даме нелестно отзываться ни кому не позволит, не долго думая, с правой хуком ррразз в скулу грубияну. Что тут началось! Зал разделился надвое: половина восхитилась достойным мужским поступком старпома, а вторая вступилась за оскорблённого джигита. В свалке перевернули столы. Посуда ли хрустела под ногами, или это черепа трещали под ударами винными бутылями, сразу и не разберёшь, потому как оркестр в зкстазе наяривал мелодии из кинофильма "Весёлые ребята", а сама Сан Сановна вела партию на пайано.
- Вот такая бесстыдная ложь! Но поди ж ты, теперь отмойся. У меня муж ужасно ревнивый, разбираться не станет. Всем нам башки пооткручивает!
Сделайте хоть что-нибудь, ведь до парткома дойдёт, а там всегда рады стараться в дерьме покопаться. Вы же с этим трепачём в лучших чувствах пребываете, апперетивы распиваете. Заткните глотку этому мистификатору.
- Ты ему яду в апперетив, как Сальери Моцарту, из под рукава сыпани – посоветовал Григорий, заглянувший в штурманскую, чтобы уточнить время подхода к причалу.
Юрка бы такого не посоветовал, скорее бы отделался поговоркой:- На каждый роток не набросишь платок, или – злой язык хуже пистолета.
«Сан Сановна, по себе знаю, чем вы больше будете обращать внимание на судовые розыгрыши, тем чаще с ними к вам будут липнуть» - успокаиваю начальницу, как могу. А про себя отметил, теперь знамо откуда у Яковлевича в запасе столько анекдотов. Да они все взяты из нашего быта. И захотелось спросить мне у начальства как на духу:- скажите честно, Сан Сановна, была ли вами спланирована женская месть, или у вас получилось, как порой бывает и у меня - эспромтом. Но, благоразумно промолчал, вовсе не надеясь на женскую чистосердечность, а тут ещё мелькнула злорадная мыслишка:- А ведь какой он всё же дока, наш доктор наук, поквитался таки за мой фенгал.

Мы с попутным течением бежали домой по Кыз-Аульским створам, когда на мостик поднялся выбритый, надушенный и уже при галстуке Даниил Яковлевич.
– До конца суток, будем уже у причала?- поинтересовался он.
- Даже худая лошадь, почуяв запах дома добавляет шагу. Так и наш «Данилевский» поднаддал. На полтора часа будем дома раньше,- откликнулся я.
- Даниил Яковлевич, хотите выдам новый анекдот?, рассказывая его, вся команда хихикает по судовым закоулкам. А радист не вытерпел и уже на радиоцентр анекдот сбросил, чем коллегу насмешил.
- Валяйте! Выкладывайте свой анекдот,- милостиво согласился док.
И я почти один к одному, лишь с небольшими вариациями и, конечно, заменив одно из действующих лиц со старпома на доктора географических наук, выдал то, что услышал от Сан Сановны.
- Несмешно!- Отрезал, даже не улыбнувшись доктор наук. И уткнувшись носом в лобовое стекло рубки, замурлыкал мотив из "Сивильского цирюльника." Это была басовая партия коварного интригана дона Базильо:- Погибает в общем мненьи пораженный клеветой! Да клеветой!...

МОРСКИЕ ПУТИ НЕИСПОВЕДИМЫ
Захлопнув лобовое стекло от влажного, с дождём и мокрым снегом ветра, я прижался в правом углу рубки и под монотонное жужжание стеклоочистителя замечтался о предстоящем свидании с близкими и уже переживал вынужденное расставание с ними. Беспокоило что ждет меня в далёкой и незнакомой Эстонии, и немного утешало что там в Таллине уже освоились и вернулись из первых рейсов в океан мои земляки и бывшее однокашники, а теперь уважаемые промысловые капитаны: Евгений Алисов, Григорий Бурлацкий и Игорь Клочко.
Перед своим окончательным отъездом в Таллин Игорь за порцией чебуреков в "Замке Тамары", обнародовал своё новенькое кредо:
- Чёрное море становится тесным от мельтешащих как трамваи туда- сюда и обратно рудовозов на дымной линии Поти-Мариуполь. Судоводителя на этой линии ждет печальная перспектива- полная деградация в профессионализме. В то же время рыбные порты Калининграда, Мурманска и Клайпеды исчерпали свои возможности, и там флот уже перевалил за вершину периода роста и начал клониться к стагнации. Зато в Таллине ещё только планируется строительство нового морского рыбного порта и создание мощного холдинга по океанической добыче и обработке рыбы. Вот там и находится перспектива для судоводителя. И там твоё место. Так, гадая между пивом и чебуреками, и нагадал мне Таллин Игорь Александрович.
При обычном отсутствии должной информации, мы с ним даже не догадывались, что под боком, в Севастополе, ударными темпами ведётся строительство в бухте Камышовая громадного рыбного порта и базы океанического лова. Наше министерство почему-то как воды в рот набрало, а мы наивно полагали, что это строят тишком и только для себя, в большой тайне военные. Знать бы всё заранее, вероятно по-другому сложились бы наши с Игорем морские пути - дороги.
На десяток лет запоздавшим покажется мне приглашение вернуться в солнечный Крым, от бывших юнг и однокашников. Юнга Женька Алисов из знатного промыслового капитана, вырос до начальника севастопольского Управления океанического лова, а его заместителем по добыче оказался Юрия Верёвкина. Но к тому времени моё семейство, акклиматизировалось к Прибалтийскому климату с коротеньким летом и привязалось к кривым средневековым улочкам. Да и негоже капитану по доброй воле бросать полюбившееся судно, со сработавшейся дружной командой, да ещё отказаться от всего нажитого и духовного, и материального, чтобы начинать всё с нуля. Примерно так, отвечу я друзьям юности, когда морские дороги, занесут меня на танкере «Криптон» в Севастополь.
Ну, а пока я стою последнюю ходовую вахту на мостике «Н. Данилевского», даже неведая, что прощаюсь с юностью и морем, которое до старости обречён видеть во сне.