ПРОДОЛЖЕНИЕ ВОСПОМИНАНИЙ Сергея Смолякова

ВЕТЕР

Балтика погодой балует не часто. Зато туманов, дождей и ветров бывает сверх меры. Не даром у здешних моряков бытовало выражение: "если Москва - сердце страны, то Прибалтика - это её мочевой пузырь". Приходится терпеть!
В открытом море как-то полегче. Там и теплоход у тебя посолиднее, и груз закреплён хорошо, и курс относительно волны можно выбрать. А вот в узком и мелководном проливе у капитана парома возможностей для маневрирования почти нет. Откуда бы ветер не дул, строго держись фарватера. Конечно, при сильном уж шторме, существует запрет на переходы. Но пассажиры начинают тебя умолять, у всех неотложные дела, нужно срочно на остров или на материк. Да и начальство твоё, вместо того, чтоб следовать им же составленной инструкции, начинает тебя уговаривать:
- А может проскочишь как-нибудь?

Ветер в проливе гоняет волну
По закону "никто не может приказать капитану подвергнуть опасности судно, груз и пассажиров", но на практике, увы, бывает иначе. За излишний риск награды ты явно не получишь, а вот ответишь "по полной", ежели что.
Тогда читает с тревогой капитан прогноз погоды, смотрит на направление и высоту волны,прикидывая скорость течения или движения ледовых полей. Вот так однажды и я, стоя на мостике, при завывании ветра в снастях, готовился в выходу. Боцман вместе с рулевым тоже поглядывали на волны, начинающие захлёстывать причал. При этом они заспорили о силе ветра, больше это 20-ти метров в секунду или нет. Чтоб самому в этом убедиться, взял я в руки анемометр, надел куртку на плечи и фуражку на голову. Мне с трудом пришлось открыть дверь и выбраться на верхний мостик. В ушах стоял гул, в лицо летели мелкие брызги воды, срываемой с гребней волн. Только успел я поднять повыше руку с прибором, как порыв ветра сорвал с меня фуражку и она кувыркаясь улетела куда-то вдаль. Хорошая была, между прочим, фуражка, сшитая на заказ в морском ателье! Не стал я после этого и силу ветра замерять, в расстройстве. А на вопрос боцмана об этом, когда вниз спустился, ответил, что ветер сильный.
Вспоминаю, сколько раз приходилось и мне рисковать. Даже теперь, будучи пенсионером, всё прислушиваюсь к голосу ветра, поглядываю на бегущие по небу облака. А на недоуменный вопрос жены о том, что я там вижу, не знаю, как и ответить. Разве такими строчками:

Так может стихия обнять,
Не выдержит корпус из стали,
А жёны нам буду пенять,
Что мы слишком нервными стали.

Но слёз не увидишь у нас,
Лишь только в минуты лихие,
Бывает, застынут у глаз
Солёные брызги морские.


НЕ ПРОГНУЛСЯ
Дело это было давно, в советские ещё времена, на паромной переправе с материка на остров Муху. Сейчас-то там всё по-другому, и суда современные, и погрузка автотранспорта идёт с причала по сигналу светофора, без участия человека.Только на палубе матрос направит автомобиль к нужному месту. А тот, кто желает погрузиться вне очереди, должен просто заплатить сверх обычной цены билета за, так называемую, бронь.
А раньше очередь для погрузки на судно формировал на причале работник порта - стивидор. Проехать без очереди было теоретически невозможно, ведь в советской стране были все ( тоже теоретически ) равны. Но высокое начальство чувствовало себя всё-таки "равнее", а потому, обыкновенно очередь объезжало. Ну а стивидор - человек маленький, разве будешь возражать, ещё себе неприятностей наживёшь.
И всё же один принципиальный стивидор нашёлся. Когда я начинал свою работу на паромах, он уже был пенсионером. Мы с ним познакомились в береговом баре, куда заглянули с боцманом в свободную минуту. Присели за стол к знакомым портовикам. При этом боцман, пожимая руку пожилому, но крепкому ещё мужчине, сказал:
- Знаменитому Сулеву, привет!
Возвращаясь к себе на судно, не удержался и спросил у боцмана, чем же этот Сулев знаменит. Боцман сказал, что многим и вспомнил об одном случае. Как-то Сулев сформировал очередь на причале и начал, с приходом парома, направлять автомобили на судно. Вдруг, мимо очереди пронеслась чёрная "Волга" и резко тормознула около стивидора. Опустилось стекло, показалось лицо упитанно-начальственного типа и пророкотало:
- Я министр, где мне стать?
Сулев и ухом не повёл. Спокойно повернулся лицом к министру и, не вынимая рук из карманов, приподнятой ногой ткнул в ту сторону, где заканчивалась очередь автомашин:
- Вон там!
Поступком этим многие восхищались. Рассказы о нём со временем обрастали новыми подробностями, становясь легендой. Но повторить подобное никто не решался. Мало ли что из такого получится. Начальство оно ведь разное бывает.
Один из паромных капитанов рассказывал,что начальник пароходства, переправляясь на остров Хийумаа, чуть ли не весь крепёж обшивки переборок проверил, не ослаб ли от вибрации, а вот министр московский весь рейс только телевизор в каюте молча смотрел, хороший мужик!
Сулева на работе ценили, однако, при достижении пенсионного возраста, удерживать тоже не стали, с менее принципиальными любому начальству удобнее.

БИЧИ
Так называют обычно моряков, обитающих на берегу в ожидании направления на судно. Жизнь у бича - не сахар. Обычно, вернувшись после отпуска, денег в наличии он не имеет. Да и жить ему негде, ведь он либо холост, а таким даже комнаты в те времена не выделяли, либо семья его осталась где-то далеко. Прописка была у таких людей "по пароходству", так что живи себе на судне, если оно у тебя есть. А если пока нет? Опытные работники в отделе кадров и тут нашли выход, посылая бедолагу на какое-либо судно, стоящее в ремонте, - "там у тебя, кстати, друг работает". Капитаны бичей не притесняли, самим приходилось бывать в их положении когда-то, но требовали соблюдения порядка. Лишь ворчали иной раз:
- "Ну ладно, этот бич наш, а другие откуда вдруг взялись?"
Пароходство обязано было как-то поддерживать моряка, находящегося в резерве, и после месяца пребывания в таком вот положении он получал 60 процентов от своего оклада, но это ведь через месяц, а сейчас как? К тому же кто-то из начальства решил, что и этих денег даром давать не следует, и стали направлять бичей в разные места отбывать трудовую повинность. Мне лично,скажем, пришлось в военном комиссариате бумажки заполнять и разносить повестки призывникам, а в профсоюзном комитете пароходства приводить в порядок папки с жалобами по жилищным вопросам.
Так вот и пришлось познакомиться с образцами советской бюрократии. Обычно обращались к высокому начальству ветераны войны и труда, отправляя письма а далёкую столицу на имя самого генерального секретаря ЦК КПСС или председателя Совмина, в те времена Хрущёву, Брежневу или Косыгину. На месте человек уже на помощь не расчитывал. В Москве конечно эти письма высокое начальство не читало, а из отдела писем какой-то мелкий чиновник стряпал типовую отписку и приходила она обратно местному уже чиновнику (копия - жалобщику). Постепенно папка пополнялась листками с этой писаниной, читать которую было больше грустно, но иной раз и смешно. Даже сейчас, во втором десятилетии XXI-го века, смотришь российские новости, а там всё ещё ветераны ждут, когда же их сытые чиновники из роскошных кабинетов заметят.
Но, вернёмся к бичам. Иной раз безденежье совсем уж доставало. Ежедневный рацион состоял из четырёх пирожков по пять копеек, с начинкой из ливера, да воды из-под крана в туалете при вокзале. И тут кто-то из более опытных бедолаг предложил написать заявление в профсоюзный комитет о единовременном пособии, дескать получали иногда на хлеб. В почтовом отделении выпросили лист бумаги и сели писать. Текст должен быть таким жалостливым и натуральным, что бы мог тронуть суровое сердце профсоюзного босса. Получалось, что бич задолжал за снимаемую комнату, которую к тому же обокрали, лишив его последних вещей и денег. Поставлена дата и подпись. Заявитель отправился вручать свой опус в комитет, друзья на улице ждут результата.
Возглавлял профком пароходства солидный мужчина лет сорока, имевший не совсем обычную фамилию - Дука. Он принял заявление, пробежал его глазами и взглянул на понурившего голову бича. Было ясно, что сочинение сие из области фантастики, но видок у морячка, действительно, не ахти! Председатель вздохнул и красным карандашом вывел: "выдать из фонда профкома 50 рублей". Протягивая лист бичу, добавил:
- Идите в кассу, я вам - Дука, а не сука!.
Тот, ещё не веря в удачу, вылетел к друзьям. Ну и куда все направились, гадать не нужно. Хороший обед с лангетом и водочкой в "Золотом роге" согрел и сердца, и желудки покорителей морей. Денег снова нет, но это не так и важно. Есть друзья и оптимизм молодости. Всё ещё будет!


КАВЕРЗЫ
Жизнь моряка в рейсе, особенно долгом, размеренна и монотонна. Игра волн, закаты и восходы, звёздное небо - всё это видено многократно. Привычные, почти автоматические, действия на вахте, привычные лица лица вокруг тебя. Вот и развлекают себя ребята, как могут. Иные шутки передаются от старого поколения молодому. Старший помощник капитана Петрович, так его почтительно именовали из уважения к возрасту, рассказывал о своей работе матросом на старых пароходах.
Тогда на мостике иногда любили пошутить так - свистнут в переговорную трубу в машинное отделение и выльют туда кружку воды, зная, что механик приложил уже к трубе своё ухо. Или при следовании в тумане, когда подаются гудки, старались это сделать в тот момент, когда напарник матрос проходил на мостик мимо судовой трубы. Бедолагу оглушало звуком и обдавало брызгами парового тифона.
3-помощник Саня и 4-механик Валера - оба молодые и до шуток охочие. Да и вахту несут в одно и то же время. Бывало Саня свистнет в машину и по переговорной трубе отмочит что-нибудь остроумное в адрес Валеры. Спустя некоторое время раздается свисток на мостик. Теперь Валера отвечает тем же. Шутили они так на вечерней вахте, когда начальство отдыхало.
Нужно сказать,что к несению службы Саня относился строго. Координаты определял в положенное время, постоянно заглядывал на экран радара и вахтенному матросу не забывал напомнить о наблюдении за горизонтом. Сам же, переходя по мостику с крыла на крыло, подумывал об очередной каверзе.
- Вспомнил! - вдруг радостно воскликнул он и попросил матроса принести графин с водой. Дождавшись ответа из машины вылил всю воду в переговорную трубу. Труба глухо охнула...
- Водичка всегда течет сверху вниз и никогда наоборот, как говорит Петрович - прокомментировал он свою выходку, довольно потирая руки.
Прошло около часа времени.
- Нечем им ответить, - между делами рассуждает довольный помощник. Раздаётся свисток.
- Мостик! - весело кричит Саня в машинную переговорную трубу и отлетает в сторону. Из трубы под напором сжатого воздуха летит облако пепла от окурков. Так вот чем занималась машинные юмористы целый час.
- Хм! Убедили! - задумчиво подводит он итог.
Минут через пять - десять, снова свисток.
- Цыган не купишь!.. - но свисток повторяется, это же другая трубка!
- Мостик! - теперь официально бодрым голосом произносит помощник.
- Как на вахте? - глухо доносится голос капитана.
- Горизонт чист! - докладывает помощник.

СТОЯНКА НА РЕЧКЕ ТЕМЗА
Теплоход наш, подгоняемый приливом поднимался по вечерне-туманной Темзе. Выгрузка предполагалась не в лондонских доках, а где-то на полпути к ним.
Судовая трансляция пригласила палубную команду на швартовку. Судно плавно развернулось вправо и маневрируя рулем и машиной ошвартовалось к потемневшему от времени, но широкому и крепкому на вид причалу. Поскольку время было вечернее, после швартовки и прочих рутинных действий по подготовке судна к выгрузке, команда отправилась отдыхать.

Туманная Темза
Разбуженный без минут четыре утра на вахту у трапа я почувствовал что-то тревожное: в ушах звенело от тишины. На подволоке светится плафон с надписью "аварийный", по коридору беспечно прогуливается вахтенный моторист. Дошло - не работает дизель-генератор!
- Что случилось? - еще спросонок задаю вопрос гуляке мотористу, натягивая на себя робу - генератор спалил?
- А ты выйди и посмотри - с ухмылкой предлагает он.
Выхожу на палубу и осматриваюсь: трап на месте, только поднят до горизонтального положения вровень с причалом, причал тоже на месте возле теплохода, швартовые концы только почему-то обвисли.
Вышедший вслед за мной моторист ехидно продолжает:
- А ты с другого борта посмотри.
Картина, открывшаяся с другого борта, поразила: судно стояло на грунте. Урез воды могучей Темзы поблескивал в свете береговых фонарей метрах в пятидесяти по корме.
- Теперь понял!? - довольно засмеялся моторист - Дизель охлаждать нечем.
- Теперь понял - отозвался я. - Кажется похоже на отлив... Как наши штурмана проморгали это дело!?
Завтрак подали сухим пайком. После завтрака капитан и старший механик, пользуясь уникальным случаем, натянули резиновые сапоги и спустились на грунт осмотреть состояние подводной части корпуса и винто-рулевой группы.
Ну вот вода стала прибывать, вот судно качнулось, стали потравливать швартовые, майнать трап. Все возвращалось на круги своя, только на суденышке, стоявшем по другую сторону причала, поднялась какая-то суета. Приглядевшись видим, вода поднимается, а оно по-прежнему продолжает стоять вровень с причалом. Вода вот-вот хлынет на палубу... Неожиданно суденышко подпрыгивает, как мячик, и тоже с облегчением начинает покачиваться на собственной волне. По обводам корпуса догадываемся, это не то, что наша плоскодонка, а потому увяз в иле побольше.
Когда я вернулся из городка, жизнь на теплоходе уже текла своим порядком. Привычно тарахтел дизель-генератор. Не смолк он и во время отлива, потому как по полной воде механики предусмотрительно закачали под пресс форпик. Теперь только вахтенному матросу ночью можно было нести службу в полудреме. Судно это время отдыхало покоясь на дне доброй Темзы.
Смею напомнить, что в английском языке слово "ship" - женского рода. Так вот, джентельмены-англичане позаботились о "даме": дно возле причала углубили на фут и выровняли, чтобы корпус возлежал, как на мягкой перине. Для них такие отливы-приливы дело привычное.

ГУСЬ ПО-АФРИКАНСКИ
Случилось это сравнительно давно, в средине прошлого века, на пароходе, приписанном к Таллинскому порту. Во время захода в Копенгаген, заказали мы местные продукты. Капитан же попросил включить в заказ гуся, ибо являлся большим любителем запечённого из него блюда.
Но столица датского королевства среди моряков славилась не только гусятиной или пивом. Здесь можно было приобрести так же и спирт, при том недорогой. И вот пока шипшандлер занимался доставкой на судно продуктов, в том числе и гуся, судовой повар, вернее кок, сошёл на берег. Побродив с друзьями по узким улочкам гостеприимного Копенгагена, он приобрёл кое-какие сувениры и про спирт не забыл тоже, конечно.
После выхода из порта, продолжилась привычная судовая жизнь. Матросы скатывали водой палубу, кочегары подкидывали в топки котлов уголь. Капитан, простившись с лоцманом, проверил проложенный курс. Давая указания вахтенному помощнику, он уже предвкушал наслаждение от шикарного ужина. Кок действительно загрузил в духовку большую гусиную тушку, сдобренную всеми положенными специями.
Увы-увы, мысли кока теперь были направлены совсем не на приготовление блюда, душа томилась по напитку, оставленному им в каюте. Туда он и направился, рассудив, что гусь будет готов не так уж и скоро. Прошло время. На камбуз заглянул по своим делам помощник кока, а проще камбузник. Взяв горку тарелок для столовой, он потянул носом воздух и почуял, что где-то и что-то горит. Отложив тарелки, кинулся в каюту кока :
- Что там у тебя дымит, шеф?
Кок, только что блаженствующий после "взятия на грудь", враз посуровел и бросился вверх по трапу.
На то, чтобы выключить духовку и достать гуся ушло пару секунд, не более. Но гусь теперь выглядел, "как негр преклонных годов", его кожа почернела и сморщилась. Да и пахнул он уже совсем не специями. Кок, матерясь, снимал обгорелое и пытался спасти то, что ещё можно было подать на стол.
Что говорил капитан коку можно догадаться, на пароходе кок на долго не задержался , зато прибрёл прозвище - "гусь африканский".

ПРОГУЛКИ ПО ЛОНДОНУ или КАК Я ЗАВЯЗАЛ С ЗАГРАНЗАПЛЫВОМ
Первый заход в Лондон случился в бытность мою курсантом во время первой практики на судах загранзаплыва. Помполит на этом судне был человеком, обладавшим редкостным для этой должности качеством - он заботился о культурном развитии подведомственного ему экипажа. В иностранных портах постоянно организовывал культпоходы в музеи и кино, на что у него имелся специальный фонд. Посещение Британского музея, оставившее глубокое впечатление в памяти многих моряков - его заслуга. Не отставали от помполита и другие офицеры. Не забывая об отоварке, они часто собирали группы желающих просто "прошвырнуться по броду". Я хорошо помню прогулку прекрасным летним днем по набережной Темзы, напомнившей мне набережную Невы, только более величественную, устремленный в небо Биг-Бен. Вместе с другими посетителями ступили на борт и осмотрели небольшое старинной постройки суденышко ДИСКАВЕРИ. Не привыкший еще читать оригинальный английский текст, я не смог полностью разобраться в надписи на мемориальной доске и только спустя время узнал, что побывал на стоящем на вечной стоянке судне, на котором капитан Роберт Скотт отправился в 1911 г. к Южному полюсу в путешествие, закончившееся гибелью исследователя.
Усталые, мы присели на скамью с резной надписью на спинке, крепко пришитую к камням набережной наслаждаясь панорамой Вестминстерского дворца. Подошедший к скамейке старичок посмотрел на сидевших и стал объяснять, что эта скамья - его собственность, о чем и гласит эта надпись.
Мы вскочили извиняясь:
- ...Мы русские моряки.
- Ну раз моряки, да еще русские, - ответствовал на наши извинения старичок, - тогда присаживайтесь. Я тоже был моряком.
Через год на практике снова повезло. На этот раз старшим группы был в прошлом секретарь парткома, а теперь новоиспеченный помполит, не потерявший интереса к познанию мира.
Весеннее воскресное утро на Трафальгарской площади. Люди, кормящие голубей, королевские гвардейцы у Букингемского дворца, мелодии оркестров шотландских волынок, марширующих по окрестным улицам. Вместе мы наблюдали за ходом традиционного митинга на Трафальгарской площади во второй половине дня на этот раз под лозунгом СВОБОДУ ПАТРИСУ ЛУМУМБЕ, что правилами поведения советского моряка за границей возбранялось. На всякий случай, помполит предложил говорить между собой по-эстонски, благо все трое в группе владели им.

Это я увидел на Трафальгарской площади...
На другом судне помполитом был выпускник ВПШ. Из сельскохозяйственного обкома партии он перебрался на флот, как шутили моряки, - за штанами. Величаво и торжественно слетали с его уст слова о партии и коммунизме, не гнушался он проверить покупки вернувшихся с берега моряков или прошмонать отоварку под пломбой местной таможни.