Ералашный рейс 1/13 или первый День Рыбака 1 часть продолжение

Не подходящим для выяснений личных вкусов были место и время! А белое сухое вино оказалось тоже завозным - португальским и, следовательно, втридорога. Этим вином запивал я фирменное блюдо – «Пульпа из осьминога», соус к которому готовился в основном из стручкового перца. Толи перец лишил меня вкусовых восприятий, толи прав был комиссар:- наш крымский «Сурож» по 20 копеечек за пивную кружку нисколечко не уступает дорогому «заморскому квасу».
Даже по таллинским меркам варьете закруглялось рано. Под занавес выплыла к роялю чернокожая глыба женского рода и густым контральто исполнила несколько зажигательных мотивов, а закончила гимном Канарских островов – «Вива Гран-Канария». При первых звуках гимна все встали. Зажглось освещение и ярче люстр засверкали драгоценности на разодетых в вечерние платья дамах.
Мануэло пояснил:- дамы в драгоценностях и господа в смокингах – гости известного миллиардера и греческого судовладельца Онасиса – теперешнего толи мужа, толи «бой френда» вдовы президента США. Его яхту вы могли видеть стоящей на якоре в аванпорту. Сегодня гости ужинали на берегу и поэтому ужин пассажиров яхты, будет вылит за борт, а изысканные блюда послужат подкормкой для рыбы. Местные любители рыболовы с рассветом будут по корме у яхты таскать на крючок отменные уловы. Повторяется такое много раз к ряду, потому как рыбы, как и люди, склонны привыкать к обычаям.

Мануэло и, примкнувшие к нам два его приятеля по окончанию программы варьете не только доставили нас к борту судна, но и проводили до самых коек. - Русская водка и томатный сок?!- заглянув в капитанский холодильник, заметил Мануэло. - Что ещё нужно шестерым холостым сеньорам? Надеюсь, никто не откажется освежиться коктейлем «Кровавая Мэри?»- и фирмач принялся за коктейль с мастерством завзятого бармена. «Дед» от таких предложений никогда не отказывался. Через пару минут он вернулся с тушкой копчёного тунца, а комиссар подбросил в капитанскую каюту аккордеон и гитару. Уроженцы Канарских островов очень музыкальны и их хлебом не корми, а дай в руки гитару. Трио амиго, поощряемые нашими разомлевшими физиономиями, добавили громкости и до рассвета из распахнутых иллюминаторов капитанской каюты лились мелодии из популярных партий Леонковало, Кальмана, Оффенбаха. Судя по тому, что ни с соседнего судна, ни из чрева танкера, ни разу не проявилось ни одной заспанной физиономии и не было высказано, ни слова упрёка, т. к. все партии, исполнялись во истину райскими голосами.

Полагая грядущий рабочий день пропавшим, я проспал до полудня. Разбудил меня сигнал подкатившего к борту «Криптона» продуктового фургона. Из его кабины выскочил свеженький как майский огурчик Мануэло. И тут же он не поленился смотаться в сухой трюм. Убедившись, что там чисто, сухо и проветрено, распорядился: - Капитан, организуй выгрузку.
- Эти ребята могут петь, пить и работать совсем как наши - похвалил, вездесущий комиссар. Мануэло догадался, о чём речь, и выдал по-русски: – фирма веников не вяжет!
Последний груз в десять ящиков бренди – оказался презентом капитану «Криптона» от фирмы. Не полагаясь на стойкость судового артельщика с репутацией уже сильно подмоченной сухим вином, презент не стали грузить в продовольственную кладовую, а от пола до подволока десятком ящиков заставили угол в ванной капитана. В ванную заглянул комиссар, потом старпом, потом дед. И ни кто из них не вымолвил ни словечка, а только присвистнул. Такой же была и моя реакция. Господин Случай явно не поскупился. Такого количества спиртного у меня ещё в жизни не бывало и никогда не будет. Что я буду с этим делать? Ста двадцати бутылей бренди должно хватить на всю мою оставшуюся жизнь! Покидая каюту капитана, мечтательно жмурясь, «Дед» высказался:- TERRI - BRENDI - божественный напиток мягонько пьётся. Совсем не то, что FUNDADOR. От того, с утра затылок разваливается. Не унывай, мастер, мы свои люди – поможем!

ЕЩЁ ОДИН СЮРПРИЗ.
Из радиорубки вывалился я в заметно расстроенных чувствах. - Кто тебя так раскочегарил?- заинтересовался комиссар.
– Только, что пообщался с начальником промыслового района. Полчаса зря истратил, отбиваясь от очередного задания. Не помогли ни ссылки на порчу скоропортящихся продуктов в трюме, ни радиограммы от его южного коллеги об ускорении подхода водолея. Ему хоть с… в глаза, он гнёт свое:- Ничего за двое суток не станется с продовольствием. Знаю фирму Мануэло: у него каждый огурчик запаян в целлофане, а помидорчик бланжевой спелости. Картофель, конечно, придется вам перебирать и проветривать. Надеюсь, для мароканских цыплят вы нашли место в морозилке? – Ну, и ладненько! тогда всё в порядке! А добил меня он распоряжением:- На 21-м градусе Северной широты на якоре без лопасти на винте отстаивается БМРТ "Мамин Сибиряк". Отбуксируешь его на рейд Дакара. Там снимешь с него трех пассажиров - матросов для БМРТ "Добролюбов", промышляющий где-то за мысом Доброй Надежды.
Примечание: БМРТ – Большой Морозильный Рыболовный Траулер кормового траления с неограниченным автономным районом плавания. Рыбаки прозвали суда этого типа «Бармалеем». Над выпуском глубоко замороженной продукции и рыбной муки на Бармалее трудилось около сотни человек. По своим мореходным и производственным параметрам, БМРТ оказался непревзойденный конструкцией рыболовного траулера и два десятка лет «Бармалей» главенствовал в судостроительном потоке страны.
- Стоит ли печалиться, погода здесь курортная, с попутным пассатом буксировка не проблема, много времени не отнимет,- пытался подбодрить меня повидавший на своём веку и не такое, бывший отец – командир дизельной подлодки, а теперь наш комиссар.
– Да вовсе не о буксировке речь, а о пассажирах. По мне так лучше уж буксировка по штормовой погоде. Не люблю я чужих глаз на пароходе. По горло сыт я этой публикой ещё со времён работы на плавбазе. Нет хуже бездельника на борту, чем бесцельно слоняющийся пассажир, отвлекающий экипаж от работы. Смотреть на него тошно. Да и других он мутит. Того и гляди бражку заварят, либо среди аборигенов ченджем займутся: «давай махнём шапка на тапка». А какой спрос с пассажира? Подумайте со старпомом, да подберите для них какое-либо занятие: культмассовой работой или самодеятельностью, но "потешьте" лучше вы их, чем они нас. Чует моё сердце, не к добру всё это, намаемся мы с этим «подарочком» А ведь так мечталось об отдыхе.
- Слушай командир, подобные охи-вздохи я уже слышал. Многие мне в эту дуду дудят:- быть рейсу суматошным! Больно уж цифра, выдалась непутёвая! Да зря пугают, я, как моряк, хотя и суеверен, но не до такой степени, чтобы в нумерологию и кабалистику уверовать! Всё это предрассудки рыбацкие, да и только! А тебе, как командиру вовсе не пристало думать о таком,- Расходился наш комиссар, совсем премудрый Фурманов бывало кудахтал, перед комдивом Чапаевым.
- На какую цифирь, ты намекаешь,- навострил ушки мой внутренний голос – Ну-ка, не тяни, выкладывай.
- Да, ты чего? Будто бы и не знаешь. Спрашивается, какой номер нынешнего рейса? Разве не 1/13? Единица обозначает первый рейс в этом году, а знаменатель указывает на тринадцатый рейс по счёту, или "чёртову дюжину?"- постучал по дереву, помянув чёрта, "несуеверный" комиссар. Наконец всё стало на свои места. Читая, рейсовое задание я не обратил внимания на ничего в особенности не говорящие цифры заголовка. Но в подсознании они зацепились и царапались как котята. Со станичного детства был я тоже малость суеверен и, конечно, предпочёл, чтобы вместо № 13, стояла другая цифра.
- Информация об опасности даёт возможность избежать её. Главное в деле кормчего быть вовремя информированным. А теперь надо извлечь из информации пользу!- вспомнились предупреждения, светлой их памяти моих учителей и наставников.
- Комиссар, кто тебе сказал, что в номере рейса содержится, чёртова дюжина? Разъясни этому бездельнику, что номер рейса состоит из суммы двух цифр 1+13=14. И приказываю немедля объявить это по судовой трансляции. Наделил же меня Господь грамотеями! Чему вас только в школе учили? Ладно, поллитровку сухого вина на доли по 200 миллилитров разделить ума не хватает, так ещё с простеньким заданием прибавить единицу к двухзначному числу самостоятельно справиться не умеете!

Проснулся я вместе с экипажем от голоса старпома по судовой трансляции. «Судовое время семь часов. Доброе утро. Танкер "Криптон" в очередном рейсе № 1+13=14 находится в координатах..., следуя в район промысла эстонской флотилии на материковом шельфе у южной оконечности Африки. Команда приглашается на завтрак!». - Так-то будет лучше - сказал я сам себе, намереваясь окунуться в бассейне.


МЕЧТЫ И ПРОЗЫ ЖИЗНИ.
Стих попутный северный пассат. Появились на ночном небе незнакомые созвездия. Настало время любоваться стаями из тысяч летучих рыб. Всю ночь, подобно падающим звёздам затейливыми полосами бороздили они водную гладь, полыхавшую в фосфорном свете планктона. Днём, вспугнутые вышедшими на охоту дельфинами, тунцами, макрелью и другими прожорливыми чудищами, рыбки выскакивали из гребешка волны и парили в воздухе на перепончатых серебристых крылышках прямо, как стрижи за комарами. Этих несчастных созданий, природа наделила деликатесным вкусом, поэтому в воде не было им покоя от морских хищников, а в воздухе их живыми заглатывали прожорливые бакланы. Избежавшая гибели рыбка, как опытный планерист набирает высоту используя силу ветра, делает перед форштевнем полукруг и скользит вниз уже по другому борту судна. Но это не похоже на игру, и название этому зрелищу – жизнь в неприкрытой наготе и борьбе за существование. Мне искренне жаль летучих рыбок. Однако, если разобраться, то и они не ангелы, хотя и с крылышками. В их переполненных желудках скопище мелких ракообразных – калянуса. Этот рачок, как раз и замыкает круговорот в природе, жируя на беззащитном планктоне. Ради добычи ракообразных летучие рыбки и подвергают себя риску быть проглоченными более сильными и проворными в этом похожем на Рай мире. Тут уж налицо наглядное пособие по Дарвину или Спенсеру:- «в борьбе выживает кто сильнее, а в беге кто быстрее».
С наступлением темноты тропической ночи танкер невольно подключается к этой схватке за собственное место в подлунном мире. Выдуманная в детстве сказочка «О золотой рыбке» к утру обернулась суровой прозой. При капитанском обходе с грузовой палубы я подобрал с десяток закостенелых телец: одни совсем маленькие, другие - размером с небольшую речную форель. Созданий, взлетевших в азарте парения выше черты, за которой в сплетении трубопроводов танкера их ждала неминуемая гибель, хватило на завтрак капитана.
- Где вы раздобыли сачок для ловли рыбы?- заинтересовались работницы пищеблока. Пришлось объяснить: участь этих рыбок оказалась неизбежной и предопределённой как и удел:- маленькой, но гордой птички из фильма «Кавказская пленница». Маленькая, но гордая птичка мечтала подняться до самого Солнца, однако, не рассчитав силы, упала на дно глубокого ущелья. Вывод: никогда не уподобляйтесь в полёте собственных фантазий маленькой гордой птичке, а всегда рассчитывайте силы.
Вот и сбылись, но больно прозаичными оказались мечты юности, «подержать за крылышки и опустить во сине море летучую рыбку». На палубу танкера не прекращал проливаться дождь из стай глупеньких рыбок, а для «спасения на водах» не хватало уж сил. Не только с летучими рыбками всё пошло не так, как мечталось, но и с другой мечтой детства:- побывать в порту Зурбаган вовсе не складывалось. Этот порт оказался лишь плодом фантазии писателя-романтика, но расстраиваться по этому поводу было некогда. Его величество Случай расстарался забросить нас в не менее экзотичные места на реальном, а не на выдуманном континенте.
На форсированных оборотах двигателя, как это и положено карете скорой неотложной помощи мчался «Криптон» в ближайший Африканский порт Уолфиш - Бей. Нам было хорошо известно, что в городке нет советского консульства, как нет и ни одного нашего представительства, потому что у нашей страны с Южно Африканской Республикой были разорваны все возможные, а не только дипломатические отношения. Зато в этом городке имелся первоклассный французский госпиталь с современной хирургией, а у нас на борту моряк с острым перитонитом и сопровождающий его врач с Севастопольского траулера.
По левому борту танкера на расстоянии в десяток миль угадывается невидимый в восьмикратный бинокль берег пустыни, а на экране радара порою проявляется прерывистая линия от полосы прибоя. Низкий песчаный берег луч радиолокатора не отражает, и к берегу прижиматься опасно. Глубоко под килём танкера самописец эхолота вырисовывает «горб Земли»- древнее африканское вспучивание земной коры. На этом месте уже пять миллионов лет поднимается материк, а земля наступает на океан, образуя не указанные на карте рифы. Тут сквозь трещины в литосфере из глубин земли пробиваются раскалённые газы, вынося через алмазные трубки драгоценные камешки. «Берегом Скелетов» прозвали моряки растянувшееся на 800 километров побережье пустыни Намиб, а на языке аборигенов этот район зовется «Берегом алмазов и смерти». Огромная территория обнесена колючей проволокой охраняемая вооружённой стражей с боевых вертолётов. Эта земля собственность глобального монополиста по добыче и обработке алмазов компании Де Бирс. Не приведи Господь вляпаться к этим до зубов вооружённым Бармалеям в непрошенные «гости». Ведь предупреждал нас добрый доктор Айболит:- Не ходите детки в Африку… Но вместо детских стишков в голову лезут переделанные строчки из Киплинга:
- День, ночь, день ночь, мы идём вдоль Африки.
- день, ночь – вдоль всё той же Африки…
Уже сотни лет «топчет Африканскую пыль дорожную» солдатский сапог и моего века не хватит, чтобы дождаться пока облако этой пыли уляжется. Много африканской крови и детских слёз еще прольётся прежде, чем «приобщится к цивилизации белого человека» древний континент. О помыслах «носителей демократии и прав человека» с изрядной долей откровенности сознаётся Редьярд Киплинг в стихотворении «Бремя Белых»:
Несите бремя белых,-
И лучших сыновей
На тяжкий труд пошлите
За тридевять морей,
На службу покорённым
Угрюмым племенам,
На службу к полу детям,
А может быть – чертям…
В бухту Китовая «Криптон» влетел не опоздав ни на минуту. Выходит не зря двое суток не выходил из машинного отделения наш «Дедушка».
- Больной в реанимации и его состояние можно назвать удовлетворительным, заверил на приличном русском пожилой врач немец. – По возрасту и знанию русского языка этот немец не иначе, как бывший хирург с восточного фронта – догадался мой внутренний голос. Покачав сединой, врач добавил:- Правильное решение, господин капитан, вы приняли, когда завернули к нам. Живым до порта Кептаун больного вы бы не довезли, всё решало уже несколько часов.

НА КРАЮ ОЙКУМЕНЫ.
В уголке бухты Китовая примостился городок Уолфиш-Бэй, принадлежащий теперешней Намибии, а в те годы пребывал он в протекторате ЮАР. Отстаиваясь у причала порта, за рюмкой «Столичной» сошёлся я с таможенным инспектором порта, конопатым шотландцем Майклом. Уж больно веснушками походил он на бывшего моего школьного корешка – немецкого мальчика Карлушу. Видать, Майкла я зацепил за сокровенное, когда процитировал шотландского поэта Роберта Бёрнса:- Ух, ты, короткая рубашка... В восторге от презента, русского издания избранных стихов любимого поэта, Майкл вылез из-за стола, по-свойски запечатал початую бутылку «Столичной» и, засунув её за пояс, отрезал:- Больше не пьём! Едем ко мне домой обедать. Хочу, чтобы ты познакомился с моим семейством. Он стал звать меня Биллом, и потребовал, чтобы его звали запросто, Мишей.
- Давай плюнем на твои социалистические и на мои либеральные убеждения. О политике ни слова! Скажи своему комиссару, что тебя не будет на судне трое суток: с пятницы до понедельника. Едем на моё ранчо к Жёлтой реке. Там слоны, вытоптав плантацию маиса, (по-нашему кукурузы), устроили подлинный беспредел. Если сумеешь обращаться с винчестером, будет тебе сафари на слона.
Комиссар, был у нас мужик, что надо. Бывший командир подводной лодки, уволенный с военного флота, за то, что на проявленное хамство обозвал придурка - коменданта Кронштадта: - гав... м,- да и ещё - и зас… тым, Максимыч навсегда таким и остался, он говорил только то, что думает. Почесав макушку, комиссар выдал:- знаешь, нам с тобой потом будет не отмыться. Здесь нет ни советского консула, ни торгпреда, чтобы ты мог у них кантоваться трое суток. Ладно, поезжай на сутки, а уж потом подумаем, как брехать в одну дуду по приходу в порт.
Жена оказалась под стать Майклу- очаровательной и приветливой хозяйкой, а парочка юных шотландцев, воспитанные бойскаутами, были моими гидами и помощниками при рыбалке на реке Желтой. Такой рыбалки, мне, заядлому любителю и профессионалу даже и не снилось! Багряный заход солнца за крону тропических деревьев на другом берегу реки. Первобытный костер на этом, нашем, берегу. Запечённая африканская рыба в красной глине на углях костра под шотландское виски, с родным запахом первача, под понятные на любом языке слова песни "Подмосковные вечера", выводимые чистыми детскими голосами навсегда запечатлелись в памяти. Эта ночь на краю Света была явью, а не романтическими фантазиями писателя. Я не могу, и, поэтому не люблю декламировать стихи. На подвиг подвигли меня бойскауты. Больно уж им захотелось услышать, как по-русски звучат английские стихи шотландского поэта:
- Ты свистни – тебя не заставлю я ждать,
- Ты свистни - тебя не заставлю я ждать.
- Пусть будут браниться отец мой и мать,
- Ты свистни – тебя не заставлю я ждать.
Успех оказался полным. Ещё и ещё на бис меня заставили повторить четверостишие. Нелепее места для урока словесности, чем у затухаю¬щего костра, на берегу африканской реки, под созвездием Южного Креста, трудно вообразить. Боюсь, что о таком не могли и думать ни Бёрнс, ни Пушкин, чьи стихи я читал по памяти. Первым на ум пришло заученное в станичной начальной школе: - Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя…
Пацанве, родившейся под африканским солнцем, у края пустыни, даже во сне не видавшим снега, просто обязан был я рассказать о русской зиме. Да разве шершавым языком и заурядными словами, передать Пушкинские очаровательные строки:
- Под голубыми небесами, великолепными коврами,
- Блестя на солнце, снег лежит…
У старшего сына Майкла оказалась феноменальная память и чёткая артику¬ляция русского языка. Он заткнул за пояс мяукающих и не способных произносить шипящих, родителей и братца. Без подсказок, самостоятельно, с чувством, с правильно расставленными ударениями, живо запомнил и повторял четверостишие Александра Сергеевича. Намереваясь составить подстрочник на родном языке, дотошный мальчишка замучил меня своей любознательностью: «What is it? кровля обветшалая и путник запоздалый?» Со своим скудным английским я отбивался, как мог. «Путника запоздалого» сообразил назвать пилигримом, а с остальными синонимами Джо согласился подождать до завтра, чтобы вместе разобраться со словарём.
С углей вечерний бриз сдувал пепел и тогда костёр вспыхивая, освещал посерьёзневшие лица, вслушивающиеся в мой «ржавый» английский. После третьей рюмки «Белой лошади» меня понесло. Неведомо, где хранились, и когда успел набраться я такого запаса английских слов? Расходившись, рассказал я о пращуре поэта, из арапчонка для придворных забав выросшего до инженера - фортификатора и известного генерала Ганнибала. На Вышгороде Таллина сохранился дом начальника артиллерии крепости Ревель, в котором когда-то жил прадед поэта. Проходя мимо, и сняв шляпу, подстраивал я шаг под размер стиха, налегая на строчку: «Здравствуй племя молодое незнакомое»...
Мой язык тем временем продолжал сам по себе заливаться о детстве и юности поэта. О его няне Арине Родионовне – кладезе народных песен и сказаний. О дружбе поэта с Декабристами. О его послании «Во глубину Сибирских руд». О нелепой гибели русского национального поэта в самом расцвете творческих сил от руки чужеземного проходимца, пресыщенного педараста и светского шалопая.
На следующий день из судового бассейна вместо: Хау а ю? Джо продекламировал:- Пока свободою горим, пока сердца для чести живы, Мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы!.. Шустрый парнишка уже подыскал стойкого учителя русского языка. Подружившись с комиссаром, он пропадал если не в бассейне, то в каюте первого помощника капитана.
Все оставшиеся дни нашей стоянки в Уолфиш-Бэе, детишки Майкла были участниками проделок молодёжи, коротавшей свободное от вахт время у судового бассейна. Бойскауты шустро подхватила самые обиходные словечки судового жаргона, а Джо на серьёзе заявил, что будет поступать на факультет русской литературы в Гарвардском университете. Родители согласны и дело можно считать решённым. Теперь он не расставался с томиком избранных стихов Пушкина и кратким англо-русским словарём – подарками Максимыча. По этим книжкам Джо закреплял произношение русских букв, суя под нос первому встречному книжку с просьбой прочесть по слогам нужное ему слово.

Хорошо сознавая, что подобного шанса господин Случай мне больше никогда не предоставит, и всё же я не сожалею о несостоявшемся сафари на слонов. Не смотря на свою давнюю любовь к оружию, и общее признание меня, как неплохого стрелка, бившего «влёт» по пустым бутылкам из судовой мелкокалиберки, охота в любом её виде, претила мне как преднамеренное убийство.
Зато общение на дикой, не тронутой цивилизацией природе сближает случайных встречных. Много лет минуло с той поры, но не притупляется моё чувство признательности семейству таможенного инспектора за тот праздник на краю Ойкумены. Правда, такой задушевности, как на дикой природе ни Майкл, ни я не позволяли себе при посторонних. Сказывалась различие в идеологии, сумевшей разделить людей на два противоположных лагеря. В Претории в те годы пребывало в полном здравии, и правило белое правительство апартеида. Кто-то, из беглых нацистов, обосновавшихся в городке, просигналил в столицу донос на таможенного инспектора. У Майкла случились неприятности по службе, о чём он нехотя проговорился. Пришлось мне лично объясниться с эмиграционными властями и, ссылаясь на нормы Международного морского права заявить:- «Криптон» покинет порт лишь после заключения местного хирурга о безопасности морской транспортировки прооперированного им больного матроса

ЗДЕСЬ ПРУССКИЙ ДУХ, ЗДЕСЬ НЕМЦЕМ ПАХНЕТ.
Уолфиш - Бей запомнился хорошо спланированным, маленьким и чистым городком, застроенным коттеджами, спрятавшимися за зеленой оградой палисадников. Пустыня Намиб вплотную прижала городок к надёжно защищённой от океанских волн бухте. Амбулаторной чистотой улиц и двориков Уолфиш-Бей нисколечко не походил на бесшабашный Зурбаган, а тем более, на пропахший колониальным товаром контрабандный Лис, существовавшие лишь в богатом воображении романиста А. Грина. Невыдуманный Уолфиш-Бей пахнул чем-то знакомым с детства и бередил сознание, пока не вспомнил, что подобный мирок знаком мне с довоенной поры и обретался на правом берегу Терека в немецкой колонке.
- Здесь прусский дух, здесь немцем пахнет - на нюх определил и сразу же «ощетинился» мой внутренний голос. И не обманулся, «райский уголок» на краю безжизненной пустыни оказался прибежищем новых колонистов. В скромном парке, разбитом на отвоёванном у песков клочке земли в безоблачное небо уткнулась колона. Эпитафия на немецком языке, выполненная готикой на цоколе колоны гласившая: «Жертвам двух мировых войн. Мы вас никогда не забудем»- окончательно утвердила мои догадки. Я сфотографировался под надписью готикой, а потом ещё разок на скамейке, но с уже другой надписью, но не с меньшей значимостью. На скамейке было выведено, но теперь уже по-английски: "Только для белых!". Вот тебе на! Хорошенькое же сочетание мировоззрений обнаружилось в сонном на вид городке:- апартеид с примесью скорби недобитых наци.
От сухого ветерка пустыни першило в горле и захотелось срочно его промочить. Нам навстречу из бара высыпали подростки. По производимому шуму было ясно: баварским пивом юнгштурмовская компашка загрузилась по самую ватерлинию. Но завидев взрослых, всё стихло. Дурачества прекратились, а белокурые мальчики как по команде преобразились. Вмиг они стали паиньками. Подтянулись, и чуть было не строем, в ногу, молча, отмаршировали прочь. Вот что значит воспитание! Меня так и подмывало рявкнуть в такт их шагам: - Айн, Цвай, Драй! Однако вовремя одумался. Возможно, я ошибся. Быть может детки приучены маршировать теперь под Киплигское - колониальное, рейтарское:
- В ногу, ногу, ногу – мы идём по Африке,
- Сотни ног, обутых в бутцы, топают по Африке,
- Бутцы, бутцы, бутцы топчут пыль дорожную,
- От войны никуда не уйдёшь…
Возможно вместо библии своих отцов - Майн кампф, этим деткам нынче Киплинга на ночь читать положено. Но как бы то ни было, понятно, кем и как воспитаны сынки, сбежавших от Нюрнбергского трибунала папочек, и кого обещано «никогда не забыть».
Зато наша интеллигентная память слабоватой оказалась. Сегодня, у нас молодёжь пичкается версиями о непредосудительной и человеколюбивой сдаче настырным тевтонам «во временное пользование» города на Неве. А фашистского прихвостня и предателя генерала Власова учат почитать как предтечу русской постперестроечной демократии.

УНЕСЁННЫЕ ВЕТРОМ.
Вечерком, к концу рабочего дня на борт «Криптона» поднимался гость старпома и его земляк – пожилой эстонец, с острова Сааремаа. Большими кружками земляки пили чёрный кофе, коротая часы до полуночи в дружеской беседе. В ожидании очередного визита, старпом посетовал: - Жаль старика. Одинокий, оторванный от родины лист, гонимый ветрами военных переделов в Европе. Теперь совсем один остался, и поговорить не с кем. Родной язык стал забывать. Мечтает перед смертью балтийской килечки с ржаным хлебцем откушать. Почесав затылок и решившись на то, зачем пришёл, чиф поинтересовался:- Мастер, не завалялась ли у тебя в холодильнике баночки килек. – Нет проблем. Как же, как же, на подобный случай баночка кильки, а к ней и «пузырь» с «Виру Валга» припасены. Вспомни, Артурович, я и сам давеча убедился, каково это услышать на чужбине пару слов на родном языке.
А случилось это при первом заходе танкера в Пуэрт-Нуар. «Криптону» отвели место за кормой громадного сухогруза приписанного к Панаме. В чрево панамца лилась вода из двух колонок. Нам же достался лишь один, самый последний на причале гидрант. Судя по немощной струйке, этот гидрант из-за старческого возраста страдал аденомой предстательной железы. Понятно, дело гиблое! Мы оказались обреченными плескать воду до скончания века. А тем временем под африканским солнцем наши рыбаки усыхают от жажды. Засунув за пазуху пузырь бренди, (и «за бугром» это расхожая валюта) карабкаюсь по длинному и крутому трапу на борт панамца. Смуглый, горбоносый капитан на первый взгляд показался мне, толи мексиканцем, толи пуэрториканцем. Не растягивая бодяги, выставляю на капитанский стол презент и напрямую задаю вопрос:- Не будет ли столь любезен капитан, чтобы уступить нам на пару суток водоразборные колонки вместе со своими шлангами во временное пользование?
Капитан, принятый мною за потомка инков, отвечает с приятным кавказским акцентом, при этом в одесской манере, то есть встречным вопросом на вопрос. - На каком ещё языке ты можешь говорыть? Я знал парочку слов по-немецки, но его это не устроило. С пристрастием и со знакомым акцентом капитан продолжал гнуть своё:- На каком ещё языке ты можешь говорыть?! Наконец, меня осенило. Хотя и с проседью на висках, но тогда был я ещё брюнетом, а усы мои оставались черными как смоль. Бывало, на Батумских улицах незнакомцы обращались ко мне по-аджарски. Когда же честно признавался:- не понимаю,- меня долго и горячо в чём-то убеждали. Лишь удостоверившись, что дело гиблое, сплюнув, отходили прочь, бросив в лицо по-русски:- Кончай прыдурятся засранэц! В человеческом мозгу, как на чердаке старого дома, хранится масса выброшенных за ненадобностью вещей. И если порыться в хламе школьных знаний, ненужного и позабытого когда-то вычитанного, или просто слышанного, можно случайно натолкнуться на искомое: слово, лицо или впечатление.
- Ну, ну, давай. Давай - понукал меня капитан. Он по моим глазам понял, что мы на правильном пути. И всколыхнулось в памяти искомое слово - "Цхали"- вода. А за ней и другие грузинские слова:- Гамарджоба - здравствуй! Геноцвали - дорогой. Кацо - товарищ. В такой последовательности и были выданы три знакомых слова. К ним я добавил по-русски, акцентируя на последнем слове - хочу ЦХАЛИ.
- Повтори, пожалуйста!- выдохнул капитан. Мы окончательно перешли на «ты», и до рассвета пили отвратительное пуэрториканское бренди. Илларион оказался выходцем из Батуми. Младенцем на руках родителей бежал от вступившей в Грузию Красной Армии. Зато теперь подавай ему всё, что видел и знаешь о жизни на его солнечной родине. Рассказал ему о своей дружбе с Михо из Михенджаури, о "дэдушке" Михо и о жене Михо – красавице, отличнице, ударнице и комсомолке Нино. Честно признался, почему не довелось накрыть ей белой скатертью для нас мужчин стол под старой чинарой.
Без песен не бывает грузинских застолий. И чтобы не нарушать древних законов, мы дуэтом исполнили печальную песню про Сулико. Илларион пел на языке оригинала, а я на русском, и казалось, что мы знакомы уже сотню лет. Когда мы замолкали, Илларион просил:- Повторы, пожалуйста, три слова, давно их нэ слышал!
Для поддержания разговора, пришлось рассказать и о своём друге детства Илюше Чиквеладзе. Его отец был не только грузин, но и сапожник и, вероятно, поэтому выпить любил вдвойне. И как истинный грузин, выпив, хотел песен в компании. За компанию пел и я с Ильюхой. Старый Чиквеладзе плохо соображал по-русски, а малость перебрав, вообще забывал слова. Пользуясь этим, мы горланили на русском, вместо слов:- Я могилу милой искал, Но, найти её нелегко... был кощунственно переиначенный куплет:
Я могилу милой копал,
но могилу рыть нелегко,
долго я томился и страдал,
но зато зарыл глубоко.
Старый грузин вытирал слёзы и, одаривая нас рублём, отпускал с миром.
Любимой книжкой Ильюхи была поэма «Витязь в тигровой шкуре». Илларион окончательно растрогался, когда я выудил из памяти известный афоризм Шота Руставели:- Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны… Он всё наливал и наливал. Говорил очень мудрые и проникновенные тосты, и мы пили за Грузию, пили за её народ, пили за русский народ, пили за мир и дружбу во всём мире, всех тостов уже и не упомнить… А вода всё текла в наши ёмкости в три шланга, два из которых принадлежали Панаме. Их давно перетащили на "Криптон" сами панамцы. Вот, что значат три слова на родном языке для человека "Унесённого ветром".

НЕ ЗАКАЗЫВАЛИ ЛИ ВЫ СЛУЧАЙНО ТАНКОВ?
До рассвета засиделись мы с Илларионом. Поэтому перед обедом я ещё отмокал в ванне с прохладной океанской водицей, когда объявился второй штурман с известием. - У чёрной «Волги» ожидают капитана какие-то хмыри из советского посольства.
Третий советник посольства в Браззавиле представил своего попутчика, назвавшегося лаконично и запанибрата - Вася. Даже знакомясь, он не снял тёмных очков и старался держаться в тени пальмы. - Шпион, явно дело шпион – догадался мой внутренний голос. - Вся Африка кишит шпионами: русскими, французами, немцами, китайцами… "Корпус мира" нагло старается залезть прямиком в душу нацменьшинств экипажа, а японцы в машинное отделение. Вчера переодетый в робу японского рыбака офицер, чуть в обморок не грохнулся, увидев у нас на вспомогательном двигателе бирку с адресом нового машиностроительного завода в Хабаровске. Советник, в необычном для подобного чиновника просительном тоне поинтересовался, могу ли я лишь на одну ночь приютить его хорошего знакомого. - К сожалению, гостевая каюта занята троицей пассажиров, списанных с БМРТ за какие-то шалости. Себя ведут они как бывалые контрабандисты, и койку в этой компанией я не смею предложить. Вожу их уже больше месяца и жду не дождусь когда избавлюсь. Если гостя устроит диван в моей каюте, милости просим!- обрисовал я обстановку. - Да мы на диван только и рассчитывали. Вот и ладненько - хлопнул меня по плечу советник.
– Извините, дела - и умотал на чёрной «Волге».
На полдник у нас были кальмары в майонезе и кофе со сгущенным молоком вместо сливок. От кофе в кают-компанию я отказался, и чтобы меньше светить гостя, сам принёс с камбуза полную супницу даров моря. Наконец «Вася» снял очки и удивил невыразительной тусклостью глаз. – А ведь он тоже с отменного будуна!- мелькнуло озарение. Рыбак рыбака, видит издалека, вспомнилась поговорка моего однокашника – юнги Юрки. От глаз проницательного гостя не ускользнуло и моё состояние «невесомости», результат дружественного приёма у грузинского капитана. - Клин надобно выбивать клином – одобрительно провозгласил Василий, под капитанскую руку, разливающую бренди.
- "Прозит",- к первой предложил «Вася». По второй мы приняли под другой тост - "На здрав". - Значит после Скандинавии, пил с "братушками" на Балканах, продолжал вычислять я гостя. – Мне этого бугая не перепить, да ещё на старые дрожжи. Надобно бы половинить и пропускать выпивку,- задался я программой на сегодняшний вечер. А втыкая в розетку шнур электрочайника, спросил голосом японской горничной, изучившей привычки старого хозяина кабинета, но не успевшей ознакомиться с предпочтениями у только, что состоявшейся дипломатической замены:- Что прикажете господина советника: цай, кофе, или ну их на хрен, подавай коньяк?
- Под такую закуску, мил человек, только и годится что "ну его на хрен!"- хохотнул гость, подливая себе из бутылки и закусывая прямо из супницы ложкой. – Знаю я вас Прибалтов. Изнежились. Уже не можете без своих кофеёв. А я три недели из джунглей не вылазил, на сухом пайке отощал. Эх, теперь бы да в ванночку, обмыться, да на боковую. Завтра мне к 08-00 надобно быть как штык на месте.
- Нет проблем, иду наливать ванну. Тебе как, погорячей или освежительную желаешь?
Постелил гостю, потом себе. Позвонил вахтенному штурману и попросил:- передайте по вахте - разбудить меня в 06-00. Я был уже «в пелёнках», когда вошёл гость, завёрнутый в моё махровое полотенце и последнее, что я услышал от «Васи»:- Александра Васильевич Суворов наказывал чудо-богатырям: «После бани, хоть кальсоны заложи, но рюмку выпей»! В полусне я пробормотал:- Распорядись сам, Василий. За дверью спальни - холодильник, там найдешь выпить и закусить.
В 06-00 я, как штык был уже на ногах. Освежился сам и налив освежительную ванну стал будить гостя. «Вася» оказался в раскладном состоянии. На столе бордель и две пустые бутылки. Всё понятно с моим «Васей», он, как тогда пелось:- будет первым на Луне! Только засунул его в ванну, как разорался УКВ радиоканал:- танкер "Криптон", я турбоход "Ленинский Комсомол". Позовите капитана. Помчался в рубку, а в мозгу мелькнула мыслишка:- кажется это только начало! Толи ещё будет, ой-ёй-ёй!
- "Криптон", я "Ленинский Комсомол", как там Вася?
- Жив, ваш Вася ничего с ним не сделается. Жив.
- Прекратите разговорчики! Отвечайте, как там Вася?
- Да, жив, здоров ваш Вася, только занят утренним туалетом и пока подойти к трубке не может.
- Прекратите разговоры, как там Вася!? – и молчок.
Бегом в каюту. «Вася» дрыхнет, но уже в моей койке. Достал нашатырный спирт. Сую под нос тампон. Тру ладонями уши. Гость глаза открыл, кажется начал соображать. Докладываю ему обстановку:- товарищ капитан первого ранга... - Но «Вася» поправил:- полковник. – Ладно,- говорю, товарищ полковник вставайте, немцы в городе! – Вот падлы, я так и думал - отвечает «Вася», но ноги его не слушаются, и он опять заползает под одеяло.
Выходит не зря в минуты капитанского безделья зачитывался я детективами из судовой библиотечки и восхищался аналитическими построениями героя сериала Штирлица. У меня зреет план, но нет исходных данных, а только догадки. Никакой он не Вася, а "варяжский гость"- купец! Торговца оружием подсунул мне товарищ третий советник посольства.