Ералашный рейс 1/13 или первый День Рыбака 2 часть

В Дакар нас завели после полуночи. Хотелось ещё по утреннему холодку завершить формальный визит к советскому консулу, так как официоз требовал быть при парадной форме, а не в тропических шортах, поэтому я и заказал машину с утра пораньше. Проснуться меня заставило Солнце, заглянувшее в спальню, я высунулся в открытый настежь иллюминатор и опешил. На причале разминался примелькавшийся русскому глазу стрелочник с захудалого отечественного полустанка. Обут был «стрелочник» в неизменные для глубинки кирзовые сапоги, а одет в ватные брюки и стёганку. На голове шапка-ушанка с завязанными под подбородком тесёмками. Так и подмывало поинтересоваться у «стрелочника»,- почему стоим и как название полустанка. Тот дёрнулся и поднял чёрное, как в маске налетчика лицо, с белыми как сахар зубами. Вот, те на! Наваждение какое-то, чур, тебя!
Давно, ещё в рейсе № 01/01 «Криптона» я побывал в этом порту, побродил по ночному городу и убедился, что добрая десятая часть его жителей бездомные. Ночуют они прямо на набравшемся за день тепла тротуаре. Хотя это и Африка, к утру асфальт выстывает, и тут как раз к месту оказываются ватные штаны, стёганка и шапка. Русские ватники оказались надёжной заменой матрацу, одеялу и подушке. Ну, а если днём повезёт наняться на работу, вся амуниция может ещё ой как понадобиться на выгрузке из рефрижераторного трюма мороженой рыбы. Наши сердобольные рыбаки отслужившую срок тёплую робу не выбрасывают, а одаривают ей грузчиков из аборигенов. Однако среди массы рыбаков - бессребреников всё чаще стали случаться предприимчивые молодые люди, сообразившие как сделать из этого бизнес. Таких мальчиков видно сразу, они никогда не оденутся в новенькую штормовку, а сберегут её для ченьджя, так называется этот натуральный размен: «Шапка на тапка» на местном сленге. Сделка проходит по безналичному расчёту и по первобытным законам обмена товаром. Русская шапка "по твёрдому курсу" меняется на мужские босоножки, неведомо, почему дефицитные в Союзе. За новую штормовку и брюки к ней, можно заполучить туземный сувенир - подделку под ритуального племенного божка из чёрного дерева или маску шамана. К сделке приглашает тебя буквально каждый третий из встречных аборигенов:- Тсс, Саня, махнём шапка на тапка?
Несмотря на крайнюю нищету, здесь не видно побирающихся и убогих нищих. Сенегалец скорей украдёт, чем попросит. С детства их пацанва приучена зарабатывать, хотя не имеют никакой склонности к физическому труду. Мальчишки снуют по улицам города с ящиком и сапожными щётками. Стоит расслабиться, как сорванец неслышно подберётся и отполирует на одной ноге твой ботинок. Если нечем тебе расплатиться за второй, так как кончилась мелочь, не беда:- давай сигареты, значок, или снимай рубашку. Дакарский пацан хорошо знает свои права, и с ним не поспоришь. Чуть что, он тут же зовет полицейского.
Сенегалец, ещё не испорченный городской жизнью и нравами, полон собственного достоинства и на равных ведёт себя с бывшими колонизаторами. Бросается в глаза, что аборигены из бывших французских колоний, разительно отличаются от британских, где не выветрилось из сознания граница между чёрным слугой и сипаем. Зато сенегалец с французом вполне может быть и запанибрата. Нередки среди них смешанные браки. Городские нравы здесь ещё раскованней, чем в бывшей метрополии. Несмотря на раннее утро, на причале уже появилась стайка юных чернокожих барышень. Их привлекает знаками один из «Бывалых», подманивая флаконом парфюма - "Шипр" и упаковкой туалетного детского мыла.
Покидая судно, напомнил старпому не спускать глаз со швартовых концов. По верёвкам, как обезьянки легко могли вскарабкаться в гости эти неприхотливые барышни. Не хватало ещё завезти в родной порт тропической заразы в виде африканского сувенира! - Чиф, ради Бога, смотри в оба! И чтобы вдоль борта не раскладывалось никаких базаров! Уверен, «Бывалые» враз попытаются устроить ченьджь:- Шапка на тапка!
В прошлом заходе в Дакар консул на инструктаже капитанов рассказал:- На дипломатическом приеме президент Сенегала мусьё Сенгор задал вопрос на засыпку советскому послу:- В списке товаров, ввозимых из Союза, не нашёл я шапок. Чем объяснить, что добрая половина моих сограждан красуются в русских головных уборах?
- Очевидно только добротой и братской солидарностью советских рыбаков,- нашёлся, что ответить дипломат. Ох, как он лукавил! А со своих капитанов обещал три шкуры содрать, при случае.
- Гляди в оба, Чиф, если тебе дороги наши шкуры.
Семён Максимыч в Дакаре ещё не бывал. Пешим гулять по расплавленному асфальту, я ему не советовал. – Прошвырнемся по холодку вечерком, тогда и попьем пивка, а сейчас давай прокатимся по городу на авто. Не грех тебе побывать в нашем посольстве. Познакомишься с культурным атташе, поклянчишь центральную прессу, а его порадуешь парочкой буханок чёрного хлебца. «За бугром» «черняшка» для русской души на вес золота.
Ждать комиссара пришлось долго. Понятно, уйти с борта судна, не закончив чрезвычайно муторной работы по согласованию очередности групп на увольнение, комиссар просто не имеет права.
- Наконец-то! Всё, что мог сказать я запыхавшемуся комиссару и попросил шофера:- Шеф, давай в советико эмбази.
По пути Максимыч передумал и заявил, что не хочет к консулу:- мол, в гробу он его видел в белых тапочках.
- Командир, высади меня у рынка. Присмотрю я для своей благоверной отрез кримплена. А ты на обратном пути заберешь меня через часик.
- Хозяин-барин, только и осталось, что сказать в ответ комиссару, покидавшему машину. Шоферу надоела наша канитель. Одновременно с хлопком задней дверцы, машина с места рванула по газам. Мы помчались. К счастью, мне захотелось сделать жест ручкой комиссару, и я оглянулся через заднее стекло. Такое увидишь разве только в кино "Золотой теленок". Так бежал вслед за «Антилопой-Гну от городской толпы незаконнорожденный сын лейтенанта Шмидта - Паниковский. Комичность происходящего не отвлекла меня от осознания серьёзности момента, и я заорал:- Тормози! Да, затормози ты, ради Бога!
Шофёр, не понимая, чего от него хотят, только добавил газу. Покатываясь и давясь от смеха, мне было не сообразить простого английского слова - "Стоп".
А посередине шоссе продолжал мчаться человек в парадной черной морской форме с тремя золотыми галунами на рукавах. Так же, как Паниковский держал шляпу, человек левой рукой придерживал напяленную задом наперёд морскую фуражку. Летел он, как ангел, едва касаясь грешной земли ногами в БЕЛЫХ ТАПОЧКАХ! От него шарахались автомобили. За ним, улюлюкая, увязалась около рыночная дакарская шпана.
- Максимыч,- знаешь на кого ты был похож?- спросил у него, когда тот отдышался.
- Наверно, на спринтера, что хватил как на пятьсот, и спекся!
- Не-ка! На Паниковского!
- А что ты мне орал в заднее стекло, мне же ничего слышно не было.
- Брось гуся!- вспомнил я незабвенную фразу командора пробега по бездорожью и разгильдяйству. А ты выглядел бы здорово в вечерних Дакарских газетах. Весь при полном параде и в белых тапочках.
- Троица «Бывалых» кому хочешь мозги закомпостирует! Пришли качнуть права, когда мне оставалось только ботинки обуть. Вот я и выпорхнул налегке. А ведь в ботинках мне за машиной было бы не угнаться. Ты оказался прав, командир, эти парни кого хочешь, обуют в белые тапочки.

КИНОШНИКИ.
По пути от Дакара до Гибралтара капитанские денёчки пролетели за арифмометром. Песеты и франки переводились в валютные рубли с точностью до пятого знака после запятой. Суммы складывались, и делался обратный перевод в рубли по установленному курсу. В который раз уже обнаруживался чистой воды завал в валютном отчёте: то не хватало 10 валютных копеек, а то они оказывались лишними.
Душно, но иллюминаторы задраены, иначе сквозняком развеет гору документации, разложенную по столу, дивану, креслам и стульям. Через распахнутые двери в каюту мистралем вламывался Аркадий. Как и все представители беспокойного племени операторов телевидения был он напорист, непредсказуем и пребывал в уверенности, что весь мир обязан плясать под его дудку. Смахивал с дивана или кресла кипу бумаг, и без церемоний рассевшись там, где считал, что ему будет удобней, мог хвастать, какой сегодня момент удалось ему схватить в кадр. А мог и просто заорать в распахнутые двери:- Мастер прикажи своим салагам обогнать вон того купчишку!
Возникнув с доставшей уже весь экипаж камерой, Аркадий мог потребовать даже от бессловесного «Криптона» замереть на мгновенье в нужном ему месте. Либо совсем как сеттеру, по команде «пиль», рвануть в нужном ему направлении. А мог и распорядиться, удерживая нос танкера в заданном к снимаемому объекту ракурсу, пробежаться туда - сюда и обратно.
Группа киношников Центрального телевидения закончила съёмки фильма о труде и быте советских рыбаков на промысле и возвращалась теперь домой. Подписывая договор с министерством рыбной промышленности, киношники обязались выполнить его ко Дню рыбака. Но когда этот день наступит, они толком не знали, а кивали на неопределённый выходной день середины лета. Молчало Союзное министерство, молчало родное руководство, и как воды в рот набрали средства массовой информации.
А тут ещё со своими домыслами привязался Максимыч.
- Как хочешь, командир, мне непонятна цель замены нашего планового захода с Канарских островов на Гибралтар. Да и к чему навязывать нам киношников, когда проще и быстрее было попасть им домой вместе с летевшей чартерным рейсом из Дакара в Москву подменной командой траулера – как банный лист до срамного места пристал со своими «почему» Максимыч.
- Ты же читал, в радиограмме недвусмысленно предписано:- капитану и экипажу оказать всевозможное содействие в работе группы ЦТВ. Значит так надо! И отстань, Максимыч. И перестань придираться к Аркадию.
- Я твоего Аркадия на полном серьёзе предупредил, в рваной безрукавке и в шортах в кают-компании не появляться. Не только женский пол, но даже кочегары жалуются:- аппетит пропадает, глядеть тошно на обилие рыжей растительности на его склеротических ножках. Не зря в команде прозвали его сухожопым валетом.
- Столичная публика всегда славилась своею раскованностью. Да и потолкавшись на траулерах москвичи разбаловались, обвыкнув к рыбацкой простоте нравов. Зря ты его избегаешь, Аркадий - парень занятный. Заходи после кино, посидим, сумерничая в компании, под рислинг. Так на свою голову свёл я две противоположности: рыжего, лохматого и смахивающего на нигилиста столичного творческого интеллигента и убеждённого сторонника социального равенства. На семейном опыте с детства был я научен избегать в компании разговоров на политические темы, а тут, как говорится - влип, «как кур во щи».
Аркадий, типичный представитель и ярый поборник оттепели шестидесятых, мыслил непривычно и неординарно. Максимыч схватился с ним с первой минуты и на первой же фразе. Горячась и споря, оба, соглашались в одном:- «не всё так благополучно в «царстве Датском». Конечно, надо что-то менять, но вовсе незачем парткомам с шершавым рылом лезть в науку, искусство, экономику, да ещё на Нечёрноземье с опостылевшим на всю страну кукурузным початком.
Пессимизм Аркадия и притягивал, и раздражал. Особенно поражало показавшееся странным заявление:- ничто в стране не стронется с места, пока не будет отменена шестая статья Основного закона: «партия – руководящая и направляющая сила…», а государственный капитализм не сменится свободным рынком. К тому же Аркадий предлагал упразднить институт комиссаров на флоте и в армии.
- Разве у нас командиры и капитаны – старорежимные спецы, и посему с них недремлющее пролетарское око нельзя спускать? Глупость! Возьмём пример с братьев славян. Смогли же поляки и болгары убрать со своих траулеров комиссаров, но славяне продолжают не хуже ловить рыбу и без указки этих бездельников.
Максимыча такое рассуждение зацепило за живое и распалившись, попёр, как на забор. - Аполитично рассуждаете, дорогой товарищ! Без классовой идеологии России не выжить, а вы предлагаете разоружить пролетариат и отдать нажитое трудом трёх поколений подпольным бизнесменам? Захапав всё, что плохо лежит, нувориши быстренько слиняют с капиталом за бугор, накупят там дворцов и яхт, а народ опять останется с голой задницей…
Мне казались не лишёнными смысла доводы обоих. Но чтобы как-то закончить бесполезный, но небезопасный спор, напомнил фразу известного совкора М. Кольцова из «Испанского дневника». – Опыт Интернациональных бригад подтвердил вывод: «хороший комиссар – большая редкость, а плохой комиссар – большая беда». И, Слава Богу, меня сия чаша миновала!- перекрестился я на бороду Маркса с его портрета за дверью спальни. И чтобы развести по углам ринга, так и не пожелавших признать «ничью» «боксеров тяжеловесов», глянув на часы, заметил:- кому как, а мне, джентльмены, пора баиньки, уже наступило сегодня, а вставать мне рано, с рассветом заходим в Гибралтар.

СТОЛОВАЯ ГОРА
Вдоль и поперёк изучил я лоцию порта Гибралтар. Кроме преданий старины глубокой, и, вроде отживших своё сигнальных фигур и флагов, развешиваемых на портовой мачте, полезного к познанию в ней сказано было мало. Однако в лоции были расписаны правила поведения моряков торгового флота иностранных государств. Там чёрным по белому был записан запрет на фотосъёмки на всей территории порта и у стратегических объектов. Оно и понятно. Гибралтар - база военно-морского флота Её Величества Королевы Великобритании - "Владычицы морей и океанов". Не раз мне довелось побывать на нашей базе ВМФ в Севастопольской бухте. Там порядки ещё строже. Иностранцам, тем вообще было заказано туда свой нос показывать, а нам советским - запрещено фотографироваться с видом на море, тем более на военные объекты. - Надо подсказать комиссару, чтобы ознакомил экипаж и пассажиров с портовыми обычаями ещё до схода их на берег, пусть фотоаппараты оставят на судне - и с этой мыслью я пошёл в отруб. Надо выспаться. Рано утречком будем уже у Геракловых столбов: географических, стратегических и политических ворот в Средиземное море.
Под ласковым утренним Средиземноморским солнышком, по террасе узких старинных улочек среди домов в мавританском стиле, урча на подъёме мотором, протискивалась машина судового агента. Старый город прилепился к склону горы, заросшей лесом и кустарником. Агент, представившийся запросто – Педро - уверял, заросли эти принадлежит шайке бомжующих гибралтарских мартышек. По обычаю эти приматы отсыпаться до полудня, иначе бы нам пришлось терпеть безобразные проделки обнаглевших от безнаказанности человекообразных попрошаек.
Главный киношник и автор сценария, оторвавшись от блокнота, в котором, строчил впечатления от обозреваемого и услышанного, попросил узнать у Педро как гибралтарцы называют гору?
- По-разному. Кое-кто зовет гору просто «Скалой», а старики предпочитают называть её «Столовой горой» - перевёл я ответ Педро.
Никто, и не заметил, как поразили меня последние слова агента. Будто бы лопнула какая-то струна внутри, и засосало под ложечкой. Как же я не приметил сразу? Действительно очертаниями, плоской вершиной и названием эта гора напоминает о родине моих отца и матери и последнем приюте бабушки, деда, дядюшек и тётушек. Далеко, далеко отсюда за четыре тысячи миль на восток, рядышком с Главным Кавказским хребтом благоухает город моего детства Владикавказ. Над городом высится гора, похожая на эту и зовётся она так же, - Столовой. Как упоительны вечера под сенью Столовой горы на городской набережной, когда под конец знойного дня, живительной прохладой пахнёт ветерок со снежных вершин Кавказского хребта. Вспомнилось, как свесив босые ноги с канатного моста через Терек, однажды здесь засиделся я зачарованный буйством горных вод. Так и сидел, глядя вниз, пока над танцплощадкой у трека, не зажглась гирлянда огней, а духовой оркестр заиграл вальс «На сопках Манджурии».
- Домой хочу!- вздохнул внутренний голос.
– Заткнись, не сыпь мне соль на раны...- одернул я внутренний голос – нельзя нам расслабляться! Придётся не только терпеть, а даже малость «ощетиниться». На пути к дому предстоит "Сцилла и Хабрида": Ла-Манша, Па-Де-Кале и трёх Балтийских проливов.
Приткнув машину на склоне, агент повёл нас через распахнутую калитку. За кованной из металлических прутьев приземистой оградкой почти до самой вершины горы лысым черепом выглядел горный склон, покрытый листовым металлом. Всё это напоминало крышу огромного металлического ангара, площадью с квадратную милю. - Why-, обратился я к агенту с вопросом, который кроме: "почему, зачем?" или "что же это такое?..", мог запросто обозначать: "какого хрена ты нас сюда приволок"?
Педро понял вопрос по-своему, как "что же это такое?" и стал распространяться как завзятый гид. - В городе нет подземных вод. Снабжаются и город, и база ВМФ дождевой водою, собираемой вот с этой крыши в подземную цистерну. В засушливые годы цистерна пополняется привозной водою из танкеров-водолеев.
Мы потоптались по нижнему краю крыши. С видом знатока я постучал по покрытию "черепа". – Сорреr - медь?- спросил зачем-то я. – Да, медь,- ответил агент. Больше спрашивать было не о чем. А про себя подумалось:- нет на вас, ребята, пионеров. Они бы эту горку давно бы на металлом ободрали. Если бы такой водосбор был у нас в Севастополе, на всех четырех углах медной квадратной мили торчали бы сторожевые вышки, а под грибками дежурили автоматчики с боевыми патронами в Калашниковых.
- Доверчивый народ живёт в Гибралтаре! Что стоит шутнику подняться на горку, рассыпать здесь мешок снотворного и захрапит во сне весь флот Её Величества вместе с оперативным штабом и горожанами. - Однако этими соображениями не стал я ни с кем делиться.
За спиной застрекотала камера.– Аркадий!- ужаснулся я.
- Сейчас налетят голубчики, наблюдающие за нами из-под подворотен, и повяжут нас, как миленьких! Это же стратегический объект!
- Спрячь камеру в машину! Тебя же предупреждали о запрете киносъёмки - напоролся я на Аркадия.
- Дорогой, мастер, ты окончательно шизанулся на советских запретах и подозрительности. Спроси у Педро. Он тебе скажет то же самое. Педро проявил полнейшую неосведомлённость по поводу запретных правил, установленных ещё в 1898 году, и посоветовал сдать лоцию в исторический музей.
В городе, занявшем площадь всего-то в 6,5 квадратных километров, ездить на автомобиле было чистейшим пижонством. Через пять минут нас доставили на вторую достопримечательность города - государственную границу между Великобританией и Испанией. Для нас, выросших среди непроницаемых оград вокруг вокзалов, портов, заводов и даже городских парков, с запретными надписями на изгородях и с восклицательным знаком после - "Стой!"- смотреть на подобное безобразие было просто возмутительно. Здешняя государственная граница была оформлена слабее ограды вокруг Балтийского судоремонтного завода. И порядки на проходной у нас не в пример строже. Без пропуска тебя не впустят и не выпустят с завода, хотя для охранника ты уже шапочный знакомый и порою перебрасываешься с ним парой фраз. А тут на границе почему-то в сумках и в карманах даже у подозрительных лиц не роются. Хотя взаимоотношения двух государств Испании и Великобритании самые что ни на есть склочные, их спор, с угрозами применить оружие, пытается охладить ООН, но отношение английских пограничников к разноязычной толпе иностранцев самоё что ни на есть приятельское.
У границы мы оказались в час пик. Утренняя смена дворников, вахтёров, портовых рабочих и «ночных бабочек» торопились к себе домой в Испанию на завтрак и отдых. Встречный поток испанских подданных змейкой струился через вторые распахнутые двери в границе. С пограничной охраной кое-кто из толпы перебрасывался приветствиями и шуточками, но никто не рылся в карманах в поисках своих документов.
На плацу перед границей, кучками по интересам, общались знакомые. В этой толпе затерялся Аркадий неразлучный только со своей камерой. С плаца открывался великолепный вид на Столовую гору. А над ней творилось что-то невероятное. Один за другим беспрерывно, как пробудившиеся пчёлы из улья, вылетали и взмывали ввысь истребители ВМФ Британии класса "Спитфайер".
Рядом, совсем как на леток улья потянулась вторая ниточка самолётов, идущих на посадку. Деловито пробежавшись по посадочной полосе, "Спитфайры" один за другим скрывались прямо в гору.
- За киносъёмку такого цирка, "Интеллинджент-сервис" не погладит никого по головке - заверещал мой внутренний голос и я ринулся на поиски Аркадия. Но успел заприметить лишь камеру на его плече, промелькнувшую рядом с человеком в форме с нашивками капрала, затаскивающего моего соотечественника в караулку.
- Педро, там Аркашку замели!- дергал я за рукав судового агента, увлеченного беседой с сеньоритой. Завороженный жгучим взглядом с поволокой, агент меня не слышал, а может быть просто не хотел слышать.
- Ну, блин и дела! Знаю я этих законников англичан, их без надёжной протекции даже на брудершафт выпить не пригласишь! Эти бюрократы по международным судам затаскают!- стоя на плацу, тоскливо разглядывал я, сразу ставший скучным воздушный парад.
Не прошло и пары минут, как на крыше караульного помещения погранзаставы появилась сладкая парочка. Аркашка водил камерой за совершающим посадку истребителем, а капрал пальцем тыкал в небо на другой, входящий в вираж самолёт.
- Срам какой-то, а не граница! Ну, вас всех на хутор к бабушке! От ваших фортелей у меня седые волосы на висках проявляются. Пойду я лучше прогуляюсь по городу. Пивка выпью. Буркнув судовому агенту:- гуд бай, бамбино, я растворился в легкомысленной толпе гибралтарцев, растекающихся по узким лабиринтам улочек.
В каждом английском городке есть свои Сити и Тауны, по нашим понятиям центр города и его спальные районы. Мне нафик дешёвые лавочки индусов с их ширпотребом. Я иду покупать подарок жене в Сити, в центр деловой активности города, в самые лучшие магазины. В кармане у меня лежали сбережённые за весь рейс фунты стерлингов.
Перед выходом в рейс пришлось клятвенно пообещать семье, что по возвращению оформлю отпуск и мы, за кои годы, вместе проведём время у тёплого моря. В предвкушении золотых пляжных деньков я твердо определился с подарком, увиденным в глянцевом журнале. Как-то, роясь между томами Б. С. энциклопедии, обнаружил я неизвестно кем туда засунутый журнал Плейбой. Забавляясь статьями из журнала, подобным "Сексуальная жизнь Робинзона Крузо", для закрепления навыков в разговорном английском, я их прорабатывал вслух. Там же, на цветных фото трех победительниц конкурса на мисс Флорида, мною был примечен шикарный купальник. На другой фотографии, звезда Голливуда красовалась в белоснежном свитере из махера, с необычно длинным на лебединой шее воротом.
Магазины только начали поднимать жалюзи на витринах. Разглядывая архитектуру викторианской эпохи, я бесцельно бродил по незнакомым улочкам, пока не наткнулся на дом губернатора. У парадного подъезда, как изваяние восковой фигуры в музее мадам Тиссо, стоял на посту гвардеец в красном мундире и медвежьей шапке. Ещё издали заприметил я троицу туристов по очереди и чуть не в обнимку фотографирующихся с часовым. Тот не проявлял никакой жизни. Один из троицы "туристов", опустился на колени и беспардонно разглядывал ствол винтовки.
- Братцы, винторез, то у него иранский со львом и солнцем. Года выпуска нет, но видать - допотопный,- послышался знакомый голос «Бывалого». Часовой среагировал моментально. Протянув прямо в руки «Бывалому» винтовку, «изваяние часового» неожиданно ожило и довольное своей шуточкой заржало.
- И часовые у них какие-то не настоящие, наш бы винтовку из рук ни за какие коврижки не выпустил, а в лучшем случае пнул бы прикладом под дыхало, мол, знай наших!- подумал я, круто заворачивая в магазин напротив. Ну, вас всех на фик, загнивайте дальше, а я беззаботно насвистывая, профланировал в британский шопинг. В британском фирменном магазине все не так, как в привычном ГУМе или ЦУМе. Никаких тебе очередей и всегда найдётся то, что ты ищешь. Улыбчивые и доброжелательные сеньориты выложили на прилавок для выбора купальники и свитера один лучше другого. Непривычно это как-то, когда выбор товара остаётся только за тобой. Да вот, как на грех, никак не вспомнить размера одежды жены. Тут же пришла на помощь стайка сеньорит. Перед прилавком выстроилась "как на подбор, одна краше другой" женская наличность магазина. Я уставился на самую стройную, среднего роста девушку. Как и моя драгоценная, она была чистейшей матрицей с известнейшей итальянской кинозвезды Клаудио Кардиналли. Немножко помявшись, я спросил: Возможно, ли это примерить на себя. И добавил,- пожалуйста.
- О, Yes, Yes. Безусловно, возможно - хором пропели сеньориты.
Вскоре, как в кадре из корабельных снов, из-за ширмы выплыла копия моей "супружницы" в роскошном купальнике. Этого не может быть, сознавал я, во всём виновато только очень разгулявшееся воображение.
- О*Кей,- стряхнув наваждение, вымолвил я. - Это то, что надо!
Расплатившись за чудо-купальник и белоснежный мохеровый сви-тер, и получив сдачу, я попросил девушек на оставшиеся деньги, за¬вернуть что-нибудь из женской мелочи на их вкус. Это оказалось шерстяного трикотажа тройкой. - Сгодится в сырую Балтийскую погоду в качестве поддёвки под плащ - и довольный, что смог так по-хозяйски распорядиться валютой, не торопясь и насвистывая под нос:- Я встретил вас, и всё былое, в отжившем сердце ожило,- размахивая свертком, потопал в порт.

ЕЩЁ НЕМНОГО, ЕЩЁ ЧУТЬ-ЧУТЬ...
Остальные двое суток стоянки в Гибралтаре, я не сходил на берег, а набирался сил для прохождения проливов. Заодно приводил в порядок отчётность за рейс, писал рейсовое донесение капитана и ещё кучу каких-то докладных и объяснительных записок. Все 135 плановых суток рейса уже давно исчерпались, а мы только, только настраивались на путь вокруг Европы. Хорошо, что больше задержек на этом пути не предвиделось, разве что пару часиков придётся постоять на якоре в Копенгагене. Там, наш серьёзный и надёжный судовой агент "Русс Йенсон, сам управится с фирмой Бурмейстен-Вайн и на своём ботике подвезёт заказанные 200 метров капролоновых шлангов для раздачи воды. Старые шланги за 13 рейсов уже окончательно износились. Под напором воды их вид был таким, будто добрый десяток сорванцов, выстроившись в ряд, испускали вверх бесстыдные струи, шаловливо расцвеченные солнышком. Фигурка бронзового мальчика, с рыбиной, писающей прямо из своей пасти, затаившаяся от прохожих за кустиками в сторонке от центральной площади Таллина, выглядела куда как скромнее. В сравнении по бесстыдности струй с наших шлангов терялся даже такой шалун, как брюссельский Менкенпис, мочащийся с высоты пьедестала прямо на прохожих.
В проливе Зунд, прямо на ходу к нашему борту подскочил ботик агента. Старпом, загодя, позвонил стармеху:- Дед, иди, принимай шланги. Тот сонным и разобиженным голосом буркнул,- что их смотреть,- фирма! но всё же, вышёл на палубу. Однако через минуту переполошенный взлетел он на мостик:- Халява!- орал дед.- Я с себя ответственность снимаю! Хочешь, принимай сам, раз такое назаказывал.
Пришлось стать на якорь на внешнем рейде Копенгагена. Агент расстроено разводил руками. – Моё дело доставка и оформление груза на таможне - отнекивался он, и ссорился с кем-то по радиотелефону. Сошлись на том, что я должен ехать в завод и разбираться там.
- Собирайся, одевайся, поехали на берег – успокаиваю распалившегося деда.
А по палубе "Криптона" тем временем понуро бродили пассажиры и иногородние члены экипажа. Они поторопились сообщить время прихода в порт, а кое-кто билеты до дома заказал. - Понаедут жёны. Будут толкаться на проходной и каждый час тормошить диспетчера. И все по вине капитана, не сумевшего предвидеть очередного Случая задержки судна и преждевременно сообщившего предполагаемое время прихода - корил меня внутренний голос. Ботик агента затарахтел по направлению к причалу завода. И только тогда из его недр на палубе показалась кинокамера, а за ней и сам Аркадий! – Вот поц!- подумал я с восхищением, но сказал иное:
- Если вякнешь хоть слово менеджеру, утоплю вместе с камерой. И главное, трещать камерой будешь только после позволения хозяев. Киносъёмка на территории «Бурмейстер-Вайн» без разрешения администрации может расцениваться как промышленный шпионаж. Чему вас в вашем ВГИКЕ учили?
Менеджер завода никак не мог врубиться, чем так не довольны капитан и чиф инженер танкера. - Весь мир пользуется нашими шлангами для перекачки воды, топлива, масел и агрессивных жидкостей. Все не иначе, как с похвалой отзываются о качестве изделия. Ваша жалоба впервые за мою практику.
- Выходит не зря захватили мы копию радиограммы-заказа. В ней разъясняется, что шланги выбираются через барабан шпиля и внутри шланга не должно быть проволочной спирали. - Вот здорово, что всё это мы не поленились расписать при заказе по радио - похвалил я себя, не ожидая похвал от внутреннего голоса.
Помрачневший менеджер извинился за упущение фирмы и за все связанные с ними неудобства и заверил:- к концу рабочего дня будут доставлены изделия полностью соответствующие требованиям капитана. Нас он уговорил использовать это время для экскурсии по городу, музеям и ленчу в престижном ресторане и все эти блага за счёт его фирмы. Судовой агент согласился предоставить авто и стать нашим гидом до самого вечера. С общего согласия решили прокатиться в замок датских королей - Кронбург, где временами проявляется тень отца принца датского - Гамлета.
Снаружи замок выглядел впечатляюще, но внутри было сумрачно и пустовато. Гобелены, картины и коллекции оружия, всё - путём, но не дотягивало до ценностей, собранных в Эрмитаже.
От замка мы покатили вдоль по набережной к Русалочке Андерсена. Бронзовая фигурка пострадавшей от несчастной любви девочки, нагишом застывшая на мокром булыжнике, обдуваемом всеми морскими сквозняками, вызывала сложное и болезненное чувство безысходности и непоправимости нашего бытия, порой такого же заляпанного птичьим помётом. Рядышком с изваянием героини на набережной примостились лавчонки торговцев сувенирами с бронзовыми копиями русалочки на любой размер. Опять же за счёт проштрафившейся фирмы, агент презентовал нас сувенирами. Крошечные статуэтка русалочки и макет корабля викингов пылятся по сей день на домашней книжной полке рядышком с океанскими раковинами, добытыми на дне Южно-Африканского шельфа, напоминая мне об ералашном рейсе № 1/13.
День заканчивался ленчем в ресторане. Всем заказали по порции каракатиц. Для любителей экзотических блюд поделюсь секретом их приготовления. Мешочек каракатицы заполняется рисом. Чтобы не вытекла чернильная жидкость, мешочек зашивается нитками, и это подобие украинского голубца отваривается в собственном соку. Вкусно, но чревато осложнением - чернильный налёт на зубах не смывается даже виноградным спиртом и если предстоит свидание или деловая встреча, никогда не стоит заказывать каракатиц.
Каракатиц мои сотрапезники брезгливо отодвинули в мою сторону, а сами налегли на седло косули. Коньяк мэтр разлил по крошечным рюмочкам. В кулачище деда мизерная рюмка выглядела оскорбительно, и казалось вот-вот, вызовет скупую мужскую слезу. Мэтр догадался и поднёс «деду» фужер на целую пинту. Тут не утерпел, Аркадий:- «Дед» не лей коньяк в глотку, подержи под языком как таблетку нитроглицерина и проникнись ароматом. Да, не набрасывайся на закуску. Это тебе не пальмовая водка.
Заключительный процесс приёма кофе нам подпортил судовой агент. При заурядном мужском трёпе, казалось, так и ни о чём, он, то и дело подбрасывал вопросики:- во сколько обходится мне плата за квартиру, медицину, обучение ребенка? Крепко засомневался в правдивости моих слов о навязывании профсоюзом почти бесплатных, горящих путёвок. Записал на салфетку цену хлеба и минеральной воды и под сурдинку, поинтересовался ценой бензина. Я признался, что заправляю "Москвич -412" по восемь копеек за литр. Тут агент не удержался и грохнул кулаком. - Так не бывает, чтобы литр бензина стоил дешевле половины литра минеральной воды! Мы этому тоже удивились. Наверное, потому, что никогда об этом не задумывались! Агент взволновался. Если всё то, что ему тут наплели, правда, а не пропаганда:- то мы - форменные идиоты! живем не хуже, но спокойней, чем он. Сам же он проживает в долг и стоит заболеть или потерять работу, нечем будет выплачивать банковскую ссуду за дом, машину и ещё какие-то покупки в кредит.
Пришлось дать ему домашний телефон и адрес.- Пиши, звони. Постараемся оформить приглашение в гости и разбирайся сам, раз не веришь «честному пионерскому» троицы джентльменов.
Вечером мы возвратились на судно со шлангами, которые нас устраивали по всем параметрам. Всё хорошо. Да только жаль дня, отобранного у родных и близких, уже задёрганных нашими задержками.
Наконец-то всё позади, мы минули последний маяк датского пролива и выскочили на просторы Балтики. "Криптон", как крестьянская лошадка, почуяв запах дома, наддал и развил несвойственную ему скорость. После проливов, у капитана в распоряжении двое суток свободного времени от дежурства на мостике и, спускаясь по трапу, я мурлыкал под нос бодрую конармейскую:- никто пути пройдённого у нас не отберёт...

ТАК КТО ЖЕ ОН, ЭТОТ ВНУТРЕННИЙ ГОЛОС?
- С тебя причитается, командир. Поздравляю, с благополучным прибытием в родную Балтику, и можно сказать, с окончанием ералашного рейса,- подловил меня у дверей каюты Максимыч.
- Дурак, такую песню испортил – чуть было я не ляпнул слова из известной пьесы, но во время одумался. Шутка оказалась бы воистину дурацкой. Однако, не оплошав, ответил:- Максимыч, не кажи гоп, поки не перестрибнешь,- подсказывает мне внутренний голос. Однако выход в родную Балтику не плохо бы и отметить.
Я заваривал кофе, а комиссар, как обычно, распутывался с пробкой.
- Извини, командир, как у тебя, вообще-то, с психикой? Тебя что, как Блаженную Орлеанскую деву голоса посещают? Что-то частенько ты на свой внутренний голос ссылаешься?
- Ни хрена себе, а комиссар не деликатничает со мною, как давеча я с ним. У бывшего капитана третьего ранга зубки прорезались. Охоч стал к рыбацким подначкам. Прижился, значит, на рыбном флоте помполит!
- Максимыч, не дури! "Внутренним голосом" я называю интуицию или шестое чувство капитана. Эта интуиция пару раз за мою практику судно от верной гибели спасала. Да только не зрелая она моя интуиция, учится ещё, и поэтому порой мелочится. А ты шизика во мне заподозрил!
- Извини, не хотел обидеть. Однако, интересно, расскажи.
- Пришел я на флот юнгой, пацаном ещё. И крупно мне повезло. Застал военное поколение, так сказать "последних из могикан" из капитанов, прошедших: войну, "Крым, дым и медные трубы". Морские карты красной тушью сплошь расчерчены, так на них проходы в минных полях обозначались. На судах другого навигационного оборудования и на нюх не было, кроме магнитного компаса. Но плавали исправно, ориентируясь на звериное чутьё капитанов, и не случалось столько аварий, как сейчас на судах напичканных радиоэлектроникой – ткнул я пальцем на мерно жужжащие на стенах каюты репитеры навигационных приборов.
- Мы с тобою кофеи с бренди в тепле, при свете и в мягких креслах распиваем, а перед глазами у нас на стеночке, пройденные по курсу мили приборами отщёлкиваются. Не в пример мне черноморский капитан весь переход до порта торчал бы на крыле мостика закутанный в брезентовый плащ или полушубок, а все наличные приборы: зрение, слух, да шестое чувство как у древнего Аргонавта держал бы при себе. Помнится, по щенячьей непоседливости и преданности к навигацкой науке я, тогда молодой штурман пунктуально вёл счисление и определял место судна всеми доступными способами, сверяя его с точкой, в которую тыкал пальцем, ни разу не ошибаясь, капитан. Подобную способность ориентироваться в пространстве и хотелось мне не только разгадать, но научиться и перенять её. Про себя это шестое чувство кормчего я назвал феноменом старых черноморских капитанов.