КОЛБАСНЫЙ КЛИПЕР. Продолжение 2

Поэтому кто-то, наделенный правами и властью должен был взять на себя ответственность не только за безопасность плавания, но и за производственную деятельность судна. Министерство Рыбной промышленности нашло такого человека: добавив к должности капитана чёрточку и новый титул - "директор". В результате народилась новая, неслыханная ранее на флоте должность:- "Капитан-директор".
Подобную физическую и эмоциональную нагрузку, от сдвоенной должности и удвоенной ответственностью не всем удавалось выдюжить. Десятки моих коллег ушли из жизни в цветущем возрасте, не дожив до пенсии, срок которой для директора составлял пятьдесят пять лет. Других настигали хронические болезни, самой распространенной из них была язва желудка. Нетрадиционная медицина видимо не зря утверждает:- Все болезни от нервов, а лишь только одна от удовольствия!
Непростительно молодым ушел из жизни уважаемый на рыболовном флоте капитан-директор крупной плавбазы "Иоханнес Варес"- Петер Владимир Эдуардович. Мы молодые его помощники, звали его не так, как это принято на флоте – "мастер", или более фамильярно - "командир" либо "кэп", мы звали его по заслугам - "Эксиленси", что соответствовало генеральскому - "Ваше превосходительство"!
- Я вспомнил время, время золотое,
- И сердцу стало так тепло…
Этот кусочек из старого романса хорошо отражает воспоминания о периоде моей жизни, связанной с работой на плавбазе "Иоханнес Варес". Это был солидный красавец, классического трех островного типа пароход в семнадцать тысяч тонн водоизмещения. Именно пароход, с паровыми котлами, паровой машиной и турбиной, которых никогда не было слышно и плавание происходило только под аккомпанемент моря и ветра, как в былые времена на парусном флоте. В каюте всегда был свежий морской воздух, так как остатки котельного тепла не выбрасывались в атмосферу, а постоянно обогревали каютные радиаторы, а иллюминаторы были денно и нощно нараспашку.
Не могу забыть, как капитан-директор В. Э. Петер встретил вновь назначенного старшего помощника. Принял он меня с вежливым и настороженным любопытством. Половину рейса он внимательно изучал и присматривался, прикидывая, чего я стою.
А работы у старшего помощника плавбазы, кроме несения штурманских вахт, непочатый край. После смены с ночной вахты и завтрака, в каюте старпома собирались: пятый – пожарный помощник, боцман и плотник. Покончив с утверждением планов судовых работ на текущий день, старпом отправлялся с главным врачом судового госпиталя на обход жилых, санитарных и общественных помещений. Одних кают на плавбазе около сотни, а заправленных по стандарту коек парочка сотен. Затем выставление оценок за порядок и чистоту шести уборщикам на шести жилых палубах. Составление меню на следующие сутки и взятие проб с приготовленного обеда. Между обедом и полдником приёмные часы старпома для экипажа по личным вопросам. У дверей каюты старпома в приёмные часы выстраивалась очередь из десятка человек. Моряку надобно порою решить что-то наболевшее и личное, но, как правило, затрагивающее взаимоотношения с окружающими. Случались и просто вздорные конфликты, но чаще бытовали обоснованные претензии. В эти часы на диванчике в приемной старпома обычно присаживался с газетой в руках капитан-директор плавбазы. Он не вмешивался в интимный разговор и старался не проявляться. Я как-то ненароком заглянул в газету. Владимир Эдуардович «читал её» держа вверх ногами. Как и предполагалось, ему хотелось знать, насколько человечно и тактично общение своего первого заместителя с экипажем, совершаемое, в конечном счёте, от его имени.
Мне Эдуардович запомнился как интеллигентный, выдержанный сильный и всегда элегантно выглядевший мужчина. Его повседневной одеждой были белоснежная накрахмаленная рубашка и форменные, выутюженные до тонких в струнку стрелок, брюки. Был он сдержан в оценках окружающих и со всеми подчинёнными одинаково вежлив. Из спектра рыбацкого неуставного фольклора "Эксиленси" позволял себе употребить и лишь при крайней необходимости уничижительное: –"пошляк".
Собственным поведением и внешним видом капитан-директор начисто отрицал распространенное представление о рыбаке, как о расхлябанном, разухабистом парне, слегка неотесанном и немного не трезвом. Только сильные духом мужчины могут с такой уверенностью полагаться на опыт и профессионализм своих помощников, наделяя их высшей степенью доверия.
Хладнокровие, расчёт и искусство, только так можно было оценивать работу капитана В. Э. Петера на ходовом мостике при швартовке громадины плавбазы к крошечному рыболовному судёнышку, стоящему без движения с неводом полным улова.
С неизменной благодарностью вспоминаю я школу капитанского мостика на плавбазе "Иоханнес Варес". Поплавав на плавбазе довелось сойтись мне с людьми интересной и яркой судьбы.
Старший механик плавбазы Ильин Игорь Леонтьевич - бывший узник концентрационного лагеря в Либаве для интернированных фашистами советских моряков, не любил вспоминать о проведенном там времени. Лагерные порядки оставили на Игоре Леонтьевиче отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Лихо выстрелив пробкой в потолок каюты новогодним шампанским, я к своему стыду и сам того не желая, напомнил ему лагерный закон. Ответной реакцией у Игоря Леонтьевича была мгновенно принятая поза узника лагеря:- Руки за голову, лицом к стенке!
И. Л. Ильин был старшим механиком плавбазы, как говорится от Бога. Громадным хозяйством и оборудованием, входящим в его заведование он управлял расчётливо и педантично. Славянская изобретательность с её извечным:- голь на выдумки хитра, хорошо уживалась в нём с немецкой расчётливостью и уважением к порядку. Первая была в крови, а второму он был научен в лагере, где он всю войну проработал в мастерских, под началом немецких учителей.
В заведовании старшего механика плавбазы входили две ремонтные бригады: механическая и электромеханическая, в обязанности которых входило обслуживание экспедиционного флота. Им приходилось ремонтировать всё, что могло выйти из строя на промысловом флоте: двигатели, котлы, перемотку электромоторов и ремонт навигационных приборов. Состав бригад этих был удачно подобран из специалистов «годных на все руки», подобных нашему Лаврентьевичу. Эти "левши – самоделкины", могли собрать "из дерма конфетку".
Случайно мне стала известна старая история о том, как в Либавском лагере, Игорю Леонтьевичу удалось спасти жизнь, умирающему капитану ледокола "Александр Сибиряков"- А. А. Качараве. Раненный капитан ледокола был захвачен в плен в Карском море южнее мыса Челюскин. Здесь в 1941 году на «Сибирякова» наткнулся немецкий тяжёлый крейсер "Адмирал Шеер". Охотившийся за нашими караванами судов на коммуникациях Северного морского пути, немецкий рейдер поднял для маскировки американский флаг и запросил "Сибирякова" семафором:- Прошу сообщить состояние льда в проливе Вилькицкого и где сейчас находится караван судов. Не отвечая на запрос, капитан Качарава пытался скрыться за ледяными полями. На предупредительный выстрел с крейсера и сигнал:- "Спустить флаг!" «Сибиряков» открыл огонь из двух 76 мм и двух 45 мм орудий, которые были бессильны против бронированного великана и его 275 мм орудий. Эта артиллерийская дуэль вошла в историю войны как поединок чести с одной стороны, и хладнокровное и безнаказанное убийство - с противоположной. Залпами крейсера снесло орудия ледокола и разворотило полубак, корабль был охвачен пламенем. Капитан Качарава А. А. приказал, спустить шлюпки, а экипажу покинуть судно. Старший механик ледокола открыл кингстоны и больше его никто не видел. Когда подошёл немецкий катер, "Александр Сибиряков" уже уходил под воду, с поднятым на корме флагом, у которого осталась часть экипажа не пожелавшая покинуть тонущий корабль. Немецкий адмирал Руге писал, что:- "Шеер" потопил мужественно и искусно сопротивлявшийся большой ледокол. Историк Юрг Мейстер писал:- Шлюпки, спущенные с "Шеера" подобрали 21 человека, другие русские отказались сесть в шлюпку и девять человек предпочли смерть фашистскому плену.
Игорь Леонтьевич упросил коменданта концлагеря поместить в госпиталь умирающего от истощения и незаживающих ран капитана Качараву. Среди фашистов тоже случались люди уважающие героев. Качараву поместили в госпиталь и даже предоставили дополнительный паёк. Пройдя все круги ада лагеря, оба пленника выжили, и Качарава стал заслуженным и уважаемым капитаном в Черноморском пароходстве. В 1963 году сухогруз "Тбилиси" под командованием капитана А. А. Качарава, вёз на Кубу советские ракеты. У самых территориальных вод острова свободы, неожиданно всплыв, преградили путь две американские подводные лодки. Направив орудия, они потребовали остановить судно. Капитан Качарава предпочёл смерть в водах Карибского моря пленению и жизни в известном американском концентрационном лагере - Гуантанамо. Он поступил как настоящий джигит и прямо с высоты капитанского мостика совершил смертельно опасный прыжок в море. Ему не дали погибнуть и выловили свои же. В пароходстве не оценили последний геройский поступок капитана и закрыли ему визу. Став не выездным, Качарава А. А. работал капитаном морского порта Батуми. Горцы народ памятливый и гостеприимный. Не забывал капитан порта ежегодно поздравлять Игоря Леонтьевича с днём рождения и слать телеграммы с приглашениями отдохнуть в отпуске на берегу солнечной Грузии.
Приятно удивила меня ещё одна телеграмма, теперь уже с грифом "Правительственная". Я успел "полпуда соли съесть" со своей правой рукой в палубной команде – боцманом плавбазы – Бойко Степаном Арсентьевичем, когда выяснилось, что он является живым героем литературного произведения. Оказалось, что Степан Арсентьевич и есть тот самый комендант птичьего острова из одноименной повести Диковского "Комендант Птичьего острова", которой я зачитывался в детстве. Во истину "пути Господни неисповедимы!" Мог ли предположить подобное босоногий пацан из терской станицы, родом из предгорий Кавказа, когда взахлёб читал рассказы Диковского о приключениях пограничного катера "Громобой" в водах Охотского моря и грёзившего о собственных похождениях на море? Москва не забывала ежегодно поздравлять С. А. Бойко с его профессиональным праздником – "Днём пограничника". А нам так и не довелось побеседовать со Степаном Арсентьевичем ни о "Громобое", ни о браконьерской шхуне "Саго- Мару и её зловредной команде. К своёму стыду сознаюсь: как-то дела и текучка нас заели!
Подошло самое время остановиться на роли первого помощника капитана в судовой жизни на рыбопромысловом флоте. Я целиком разделяю мнение известного в довоенные годы журналиста Михаила Кольцова, который в "Испанском дневнике" высказался примерно так о роли комиссара в интернациональных бригадах:- Хороший комиссар- находка для командира, а плохого комиссара, лучше бы вовсе не надо!
Мне везло на толковых комиссаров. Таким комиссаром оказался и Вальтер Леопольдович Хейнмаа. Тёплые, по-деловому товарищеские взаимоотношения связывали "Эксиленси" с его ближайшими помощниками:- "господами полковниками"- начальниками судовых служб, так окрестил себя и нас первый помощник капитана. Чтобы работать в полную силу по двенадцать часов за смену, манипулируя со сто двадцати килограммовыми бочками с сельдью и штабелями с тридцати трех килограммовыми коробами с мороженой рыбой в покрытых инеем трюмах, матрос- обработчик рыбной продукции должен хорошо питаться и иметь нормальный отдых. Питание экипажа было моей прямой заботой, но иногда не хватало фантазии, ни у меня, ни у главврача чтобы как-то разнообразить судовое меню. На слова врача:- ребятки попросту зажрались перефразировав Бонапарта комиссар выдал:- Путь к сердцу матроса лежит через его желудок. Не претендуя на авторство афоризма, он не раз выспрашивал в столовой команды:- Что бы сегодня вы предпочли откушать?
На совместное сочинение очередного меню комиссар мог явиться со свежей мыслью:- Что-то давно у нас не было пельменей? Могу организовать женскую команду, налепят по полсотни штук на нос. О активном отдыхе экипажа он проявлял заботу примерно так.
Мне как-то звонят с юта, жалуясь:- С вертолётной площадки пропала волейбольная сетка и мяч, срывается финальный матч на первенство судна между палубной и машинной командой. Команды нервничают и подозревают, что это случилось не без вашего участия! Что опять собираетесь мучить экипаж судовыми учениями? Успокаиваю поклонников спорта:- Судовые учения перенесены на грядущее время перехода судна в порт. Ищите…нет, не женщину, а комиссара! Значит, он бережёт Ваши силы на ночь. Ожидается работа на четыре причала, готовьте себя ребятки к подвахте. Насколько я в курсе, комиссар уже засел за составление графика подвахт. Ночью бригада спортсменов шла на помощь бригаде «зашившейся» в грузовых трюмах, а с ней, как всегда, «впереди на лихом коне» – комиссар!
А какой праздник экипажу на Янов день устроил Вальтер Леопольдович, это просто невозможно забыть! Из кабинета политпросвещения были вытащены "Стенды трудовой славы", а с ними пыльные и никогда не раскрываемые фолианты основоположников. Пол, устланный зеленым, под весеннюю травку, ковром и белые стволы берёз вдоль стен, со свисающими с потолка ветвями, с почти как живыми листьями, преобразили кабинет в лесную поляну. Даже дефицитной березовой воды из собственных запасов не пожалел комиссар - всё обрызгал для весеннего духа. Как настоящий, бутафорный костер, сработанный судовыми умельцами полыхал посреди лесной поляны. Вокруг костра в "белом вальсе" кружились молодые пары. Вечер закончился самодеятельным концертом со сцены кинозала, вместившего всех свободных от вахт. Аккордеон, струнный оркестр, хор и довольно приличное исполнение цыганских романсов, все прошло на "бис". Конферанс вел сам, и не без шумного успеха, первый помощник капитана. Кроме остальных достоинств, наш комиссар обладал обаянием, перед которым не могли устоять суровые работницы кинопроката. Всегда перед выходом в рейс он умудрялся получить лучшие и свежие кинофильмы года. А в заначке у него хранились любимые и едва ли не заученные наизусть экипажем фильмы: "Белое солнце пустыни", "Пёс Барбос…", "Операция Ы…", "Каин восемнадцатый", "Тридцать Три"…и др. Эти фильмы крутили по заявкам на дни рождения членов команды, которых с утра по судовой трансляции всегда успевал поздравить ведающий обо всём комиссар. Не доверяя вкусу киномеханика, Леопольдович предпочитал лично заниматься обменом кинофильмов, чуть ли не первым встречая свежее промысловое судно, подходящее к плавбазе. Вкус его неизменно соответствовал требованиям зрителей. Лишь однажды он попал впросак. Стоящий под выгрузкой польский траулер втиснул Леопольдовичу:- Новый французский фильм, психологичный и увлекательный - как утверждал его польский коллега.
Фильм, под пение неувядаемой Эдит Пиаф, оказался не только психологическим и задушевным, но к его середине наметилась эротика и, сидевший рядом комиссар занервничал и заёрзал в кресле. Это сейчас эротику даже дети могут прямо с утра смотреть по телевизору, а тогда в шестидесятых годах, для нас, воспитанных на целомудренном советском прокате, это было настоящее табу. Когда же эротические сцены перешли на секс и откровенную порнографию с "параксизмом собачей страсти", комиссар вскочил и, пробежав в темноте в конец зала, и стал штоком палубной щётки барабанить в подволок, в кинобудку с криком:- Стой! Выключи проектор!
Но кинщик его не слышал. Он предпочёл пропасть или где-то затаиться. Однако своего комиссар привык добиваться. Он поднялся на этаж в будку и не обращая внимания на голоса из зала, возмущенные произволом над правами личности и прочую диссидентскую дребедень, лично выключил кинопроектор. В час ночи, я дрых перед вахтой, когда меня растолкал комиссар. На закреплённых за ними креслах кинозала обнаружились "Эксиленси" и "господа полковники", остальные места и ряд женских кресел зияли неприятной пустотой. Фильм прокрутили с начала до конца. Когда зажёгся свет, то обнаружилось, что не только сидячие, но и приставные места в зале переполнены зрителями. В большом и разнородном коллективе не обходилось без проблем и конфликтов, нашему комиссару удавалось улаживать их с лёгкостью и, походя, как бы между делом. К любому члену экипажа он находил индивидуальный подход, помня каждого из двух сотен экипажа по имени и отчеству и зная о его личных проблемах.
Не раз помогал м мне Вальтер Леопольдович навести порядок в трудно управляемом женском коллективе плавбазы. Хотя женщин на судне было меньше десяти процентов от общего числа команды, этот клан отнимал у старшего помощника времени больше, чем остальной экипаж. Заведующая лаборатории, метеорологи, кастелянша, прачки, пекаря, врачи, повара, буфетчицы, уборщицы и даже серьёзная бухгалтерша, объединились в крепко спаянную мафию, назвавшуюся женским советом. Этот скандальный орган почему-то считался демократичным и его всячески поддерживали комитет профсоюза и партком. Как я теперь понимаю, всё дело попросту заключалось в извечном противостоянии женского и мужского начал. Женская сущность бунтовала супротив отработанного испокон веков мужчиной-охотником и рыболовом строго установленного порядка. Морской порядок определяется рядом жёстких правил и уставных требований, выработанных мужским сообществом профессионалов на основании опыта совместного выживания в суровых природных условиях. Тем не менее, по устоявшейся женской логике каюта, в которой та обитала, а с ней и всё судно женщина пыталась воспринимать за семейный очаг, в котором она с первобытной древности была хозяйкой. Под искусно уложенной причёской так и не уложилось понятие, что со стихией не шутят и что громадный корабль не есть неприступная крепость, что морская стихия мощнее, и от неё не укроешься ни занавесками, ни вышивками, ни рюшечками и ковровыми дорожками которыми забиты женские каюты. Судовые тревоги и учения по борьбе за живучесть женщины воспринимали за старпомовскую блажь и всячески пытались отлынивать от занятий ими. Если дать волю женсовету, как выразителю намерений этой части трудового коллектива плавбазы, то основное содержание "Устава судовой службы" было бы или выхолощено либо похерено.
Много времени и сил у старпома пропадало вхолостую, на противостояние напору этого беспокойного и конфликтного племени. Приведу самую обычную и заурядную сценку. На прием без очереди врывается заплаканное существо и начинает с апломбом доказывать, что она является тоже человеком, несмотря на то, что в судовой роли числится уборщицей. И она никому, никому не позволит ущемлять её права!
Нужно иметь терпение и время, чтобы разобраться в причинах «трагичного случая», только что имевшего место на нашем судне. Оказывается, судовой балагур - начальник радиостанции устроил среди женского коллектива заурядный розыгрыш. Собирал подписи под поздравительной радиограммой по причине восшествия на престол Её Величества Шарлотты (не могу точно припомнить) чьей королевы, толи Нидерландов, толи Бельгии, воды которых плавбаза благополучно бороздила. Для большей достоверности радист собрал подписи на официальном бланке радиограммы. На эту удочку клюнул весь женский коллектив. Однако, особу, добивающуюся у старпома справедливости, этот юморист по неизвестной только ему причине проигнорировал.
Насколько мог вежливо разъяснил заплаканному и разобиженному существу, что по части общения с королевскими домами старший помощник полномочий не имеет, а скорее всего это входит в компетенцию первого помощника капитана. Кстати, у меня к Вам возник чисто служебный вопрос:- Почему к 08 час 00 мин по судовому времени, не были убраны окурки в пепельницах курительной комнаты, находящейся в вашем заведовании по уборке?
Изо дня в день только крепло убеждение, что женщина и МОРЕ – несовместимы! Нет, я вовсе не женоненавистник. Отнюдь. До глубокой старости мне нравится видеть со вкусом одетую красивую женщину, без излишнего макияжа. С удовольствием бы пообщался и сейчас с умной, не слишком болтливой женщиной. Роль женщины в частной жизни для меня священна, но это только для береговой жизни, но не в море. Даже, в детской песенке утверждается:
- Папы созданы, чтоб плавать,
- Мамы созданы, чтоб ждать!
А как известно, устами младенца…
Однако в этом мире не бывает правил без исключения. Двух женщин я без колебания взял бы в плавание. Обе они были в возрасте уже свободном от суфражистких заскоков членов женсовета плавбазы. Одна из них - Май Эдуардовна Эпнер с момента приёмки судна до его продажи, бессменно работала старшей операционной сестрой госпиталя. С виду суровая и малоразговорчивая, Май Эдуардовна была очень заботливым и компетентным медицинским работником. Приходили и уходили молодые хирурги, терапевты, и стоматологи, в большинстве своём они стали известными врачами, не без стараний старшей сестры, на плечах которой держался весь госпиталь. С её участием на плавбазе было произведено сотни хирургических, иногда и сложных операций, связанных с травматизмом, аппендицитом, перетонитами, грыжами… Сотни пациентов выхожено ею в стационаре госпиталя. В единственное помещение не заглядывал я с проверками, как старший помощник уверенный, что в операционной в постоянной готовности оборудован хирургический стол. До последнего момента и прихода в родной порт у неё всегда сохранялся в НЗ пузырь с самой дефицитной на рыболовном флоте жидкостью:- спиритус ректификатус. Запомнился один из приходов судна на предрассветный рейд, скованного льдами таллиннского залива. Буксир с властями безнадёжно застрял в ледовом канале. Палубная команда, была задёргана и измученна двухсуточной буксировкой во льдах аварийного большого траулера. Продрогшие, с исколотыми руками от работы с рвавшимся стальным буксирным тросом, отогревались мы в столовой команды. Повидавший на своём веку и ни такого, бывший комендант птичьего острова, а нынче наш боцман, размечтался:- Эх, товарищ старпом, сгонять бы по льду шустрого матросика за пузырьком "Столичной", а там, поди ж ты, и на сон потянет!
На звонок госпиталь откликнулся с пониманием, а Май Эдуардовне объяснять ситуацию было излишним. Каким грогом она воскресила палубную команду! До сих пор жалею, что не записал рецепта грога, изобретенного врачами скорой медицинской помощи столицы Эстонии.
Другая женщина, из числа тех, с кем можно было идти в море – "Заслуженная учительница ЭССР" на пенсии, работала у нас старшей буфетчицей. По уставу службы она заведовала кают-компанией и одновремённо на её попечении находилась капитанская каюта. О капитане Августовна пеклась как родная мать печётся за ненаглядным оболтусом сыном. Всегда я был обстиран, выутюжен и сыт. И если, по долгу службы, не мог я спуститься в кают-компанию, обед в горячем виде доставлялся на ходовой мостик. Нежданные гости с промысловых судов могли нагрянуть и днём и ночью, и никому из них Вирве Августовна не позволила удалиться не отведавшим нащих кулинарных изделий. В кают-компании её хозяйка умудрялась, как-то ненавязчиво и не выпячивая собственного присутствия подать очередное горячее в момент как раз для этого предназначенный. Запомнив вкусы завсегдатаев, старшая буфетчица всегда была в курсе, кому предложить мясное блюдо, а кто желал бы рыбу. Знала, что второму механику салат из томатов противопоказан, а старпом этим пользуется и т.п.
В кают-компании для старшего комсостава всегда царили атмосфера доброжелательности и гостеприимства, уют и чистота. Во время трапезы велись непринуждённые и только на свободные темы разговоры. Никто не позволить себе сесть за стол в рабочей одежде или обуви. Благодаря заботам старшей буфетчицы, кают-компания действительно была местом сбора и отдыха людей, которым приятно взаимное общение.
В нашей кают-компании был отдельный обеденный стол для экспедиционного состава. Нередко должность и обязанность руководителя экспедиции брал на себя сам «Шеф», - начальник Базы рыболовного флота. По флотской традиции хозяином кают-компании считался старший офицер. Этого придерживались все без исключения, а «Шеф» Чернухин В. В. подавал в этом личный пример. Пожелав присутствующим аппетита, он не забывал испросить разрешения сесть за стол у старшего помощника. Об этом человеке не престало высказаться в нескольких словах, а следовало бы кому-то из близко знавших его сослуживцев написать воспоминания. В моей памяти он остаётся жёстким в работе, но легким в обычном повседневном общении руководителем. Не было случая, чтобы, используя собственную власть, вмешался он в судовой распорядок или дела судовой службы. Это был интересный, жизнерадостный, любивший компании и весёлые морские розыгрыши и хохмочки, человек.
По привычке, оставшейся с "Колбасного клипера", дверь в мою каюту всегда была доверчиво распахнутой. За эту легкомысленную привычку не раз поплатился я розыгрышами, разработанными в штабе экспедиции, с непосредственным участием В. В.- как промеж себя моряки величали «Шефа». В те времена повсеместного расцвета бюрократизма велась громадная, но зачастую пустая канцелярская работа. До возвращения в порт надо было заполнить сорок три письменных документа: журналов, формуляров, отчётов, планов занятий и учений и т.п. мути. В основном эту работу писаря вёл, пятый - пожарный помощник капитана. Помощник был молодой, немножко легкомысленный парень только из мореходки, где этой муре его не учили и я, прости Господи, растлевая юную душу, обучал его показухе.
В каюту пятого помощника, как бы ненароком, разок, другой заглянул начштаба экспедиции. В душу закралось подозрение, что неспроста всё это. Оставив помощника стучать двумя пальцами по клавишам машинки, я поспешил к своей каюте, где вспугнул парочку неопознанных теней. Одна из них очень смахивала комплекцией на «Шефа».
В каюте старпома царил разгульный беспорядок. Сердце моё даже захолонуло, когда рассмотрел в полутьме за столом, склонившего голову над наполовину наполненным стаканом в руке ни кого-то там ещё,… а самого себя! Рядом на столе бутылка от "Столичной", полная пепельница с окурками и грязная тарелка с объедками. Такого бардака, да ещё в исполнении старпома - ярого ревнителя судового порядка, нужно было поискать, разве что в Содоме или Гоморре.
В старпомовском кресле восседала кукла-муляж, и надо признать, была она на меня здорово похожа, собрана мастерски и со вкусом. Фигура сидела спиной к открытой настежь каютной двери, а через вторую дверь, открытую на шлюпочную палубу хорошо просматривалась совершавшими свой вечерний проминад судовыми бездельниками. На муляже была одета моя штормовка с поднятым воротником, на "хмельной" голове набекрень модная меховая шапка – Багратионка. На "утомленных руках" красовались белые нитяные перчатки. Видок «утомлённого солнцем» и дремлющего за столом человека был настолько реален, что у меня не поднялась рука, походя разрушить его. Наблюдая из-за штор спальни за объявившейся на пороге каюты буфетчицей, я как-то не подумал о возможных последствиях. Оказывается, сбегая из каюты балагуры «мастера–манекенщики» нажали на кнопку звонка в буфетную, чем и объясняется появление подноса с ужином. Пристраивая поднос, буфетчица принялась увещевать куклу:- вам бы лучше снять штормовку, давайте я вам помогу встать…
Развязка оказалась неожиданной, и с концом, которого не предвидел ни я, ни судовые балагуры. Сердобольная женщина решила помочь «усталому» мужику подняться со стула…
Такого вопля я не слышал со времён оккупации родной станицы. Сознаюсь, что у меня самого что-то ёкнуло в середке, когда под мои ноги закатилась голова в багратионке, а на глазах рассыпалось туловище «человека»…
Бедной женщине повезло, что я оказался рядом за шторами и успел подхватить, теряющую сознание женщину. Сами озорники просто не успели бы отреагировать на её вопль. Так, желая потешиться водевильной сценой, шутники чуть было не превратили лёгкий фарс в драму. Прав оказался Вильям Шекспир, писавший:- Смеётся всегда тот, кто смеётся последним!
«Шеф» бросился вызывать врача, а второй "декоратор" принялся суетливо наводить порядок в каюте! Подобной растерянной физиономии, нашкодивших и провинившихся подростков не каждому из нас довелось увидеть у своего начальства!

В руководстве флотом встречались люди и противоположного склада. В парткоме рыбопромыслового флота появился некий Николай Николаевич Ермолаев, за жесткость в проведении линии партии, он был награждён прозвищем «Николай Кровавый». Прибыл он из Архангельска, толи из Мурманска, где и мог познакомиться с методами руководства знаменитого на весь мир волюнтариста. Генсек Никита Хрущёв как раз в те годы посетил в Мурманске однотипную с нашей плавбазу "Заполярье". Под объёмным полубаком «Заполярья» генсек обнаружил упитанных поросят кормящихся на камбузных отходах. Хрюшек он приветил, ласково погладил и пожелал присутствовать при их кормлении.
Злые языки утверждали, что за час своего пребывания на плавбазе «Никита-кукурузник» затратил на общение с рыбаками 15 минут, зато 45 минут он «говорил со свиньями». В умилении от такой хозяйственности, генсек потребовал от министра рыбной промышленности изучить и распространить опыт откармливания поросят на рыбном флоте. Мимоходом свита генсека заглянула в столовую и в кают-компанию, но от флотского борща отказалась. Походя, велели убрать ковровые покрытия на полу кают-компании и бархатные занавески на иллюминаторах, как явное излишество и мещанство.
План нашего министра на упорядочение оплаты труда рыбаков, был безнадежно провален ещё на вокзале. Генсека освистали жители Заполярья за приветственную фразу:- Здравствуйте, дважды дорогие мои Мурманчане! Северяне, поняв неприкрытый намек на двойную оплату с полярными надбавками, свистом высказали свое несогласие с линией генсека. Обозлившийся генсек отшил министра, заявив что:- вовсе не намерен платить "безграмотному рыбаку" больше, чем рабочему ведущей отрасли народного хозяйства – шахтеру, к которому питал слабость ещё с юных лет. Не раздумывая, Никита взял да подарил землякам шахтёрам часть земли войска донского с портом Мариуполь, подумал ещё, и подарил солнечный Крым вместе с черноморским флотом, - отдыхайте хлопцы!
Партком рыбопромыслового флота Эстонии командировал на экспедиционный промысел вновь назначенного зам. секретаря тов. Ермолаева толи с целью мобилизации идейного духа рыбаков, а возможно для каких-то иных, ведомых только им целей. Известно, что рыбу ловили и обрабатывали её эстонские рыбаки неплохо и без идейно-политического надзора. Потолкавшись с недельку на двух или трех траулерах, тов. Ермолаев на вечернем промысловом совете даже не заикнулся о желании посетить нас, а как ночной кать, крадучись и без предупреждения десантировался к нам в аккурат на исходе суток. В срочном порядке пришлось стаскивать с постели и заняться расселением с естественным «уплотнением жилплощади» массу людей, чтобы освободить положенную по статусу гостя каюту. Потом сделать в каюте мокрую уборку, да заменить бельё. Куча растревоженных и не выспавшихся людей так и остались в неведении: толи намеренно косил Николай Николаевич под шута горохового, или был им на полном серьёзе. Кто-то из классиков описал сцену, как ввалившись в благородное собрание, мужик в армячном зипуне и подпитии завопил:- Здорово, братцы!
С подобным эффектом, только не в зипуне, а в полуболотных рыбацких сапогах с налипшей рыбьей чешуёй, в новенькой, но уже замызганной спецовке объявился в кают-компании тов. Ермолаев собственной персоной. Под удивлёнными взглядами завтракающего комсостава, неизвестный тип, в замызганной робе рыбака, продефилировал к понравившемуся ему месту за столом, и расположился в свободном кресле замешкавшегося перед вахтой третьего штурмана. Не обращая внимания на расстроенный взгляд старшей буфетчицы, неизвестный с аппетитом умял, даже не поперхнувшись, диетическую творожную массу, предписанную штурману, как язвеннику. Запил чашечкой кофе, и во всю глотку принялся разглагольствовать о трудовых подвигах рыбаков промыслового флота. Заткнулся странный товарищ лишь когда под завязку выдал информацию о ходе социалистического соревнования между Эстонской и Латвийской базами тралового флота. При этом успел заострить внимание на жалобах промысловиков на убогий ассортимент завезённого плавбазой продовольствия, и посему нашу работу на промысле он оценил как не вполне удовлетворительную. Быт экипажа плавбазы «Николай кровавый» расценивал не иначе, как санаторно-курортное препровождение и во всеуслышание заявил:- Надо бороться за сокращение численности экипажа на плавбазе и шире внедрять Щёкинский метод совмещения профессий. - Я так и не понял,- продолжал демагог. – что это за люд с утра шатается по ковровым дорожкам верхнего этажа плавбазы. И как в госпитале, либо в доме престарелых – весь люд поголовно обут в тапочки. Как и генсеку-волюнтаристу, тов. Ермолаеву претили мещанские бархатные шторы, накрахмаленные скатерти на обеденных столах и барские столовые приборы в кают-компании. Всё бы это надобно заменить небьющимся алюминием, и привычным рабочему люду ситцем!
Моя попытка на нормальный разговор по душам, так ни к чему и не привела. Каждый остался при своём мнении, а зам. секретаря парткома рекомендовал мне не ершиться, поскольку в родную партию оппортуниста он не пропустит, и быть мне вечным старпомом, так как в капитанах-директорах беспартийным делать нечего.
Сошлись мы на том, что в сапогах и в робе я не допущу его не только в кают-компанию, но и в столовую команды. В отместку мне до конца пребывания на плавбазе «И. Варес» т. Ермолаев игнорировал посещение кают-компании, и демонстративно харчился в столовой обработчиков рыбы! Там он продолжил «крестовый поход» против тапочек и мишуры быта комсостава плавбазы, разлагая пещерным популизмом матросов-новобранцев из шахтерской массы.

В последний раз удалось мне свидеться с "Колбасным клипером" спустя десятилетие и лишь на расстоянии. Несмотря на козни «Николая Кровавого», в парткоме случались и нормальные люди, и мне таки довелось дослужиться до капитана-директора плавбазы "Иоханнес Варес".
Как с балкона пятого этажа, с высоты мостика плавбазы любовался я своим старым приятелем - "Дакки". РР-1270 стоял на швартовах у нашего борта и из его трюмов выгружали колбасные изделия. Плавбаза «И. Варес» отстаивалась на якоре под прикрытием Фарерских островов. С берега задувал легкий ветерок с лёгкой рябью на поверхности моря. Плавбаза застыла в ней даже не шелохнувшись. Тогда как РР-1270 весело подпрыгивал на мелкой волне, как бы пританцовывая в радостном возбуждении от встречи со старым другом. Клотик грот мачты "клипера" не достигал по высоте даже до второго этажа плавбазы и, как указующий перст, выписывал какие-то знаки, видимо зазывая меня поближе. Создавалась видимость будто "Дакки" хвастал:- Посмотри, у меня теперь новенький радиолокатор, и новая рамка визуального радиопеленгатора, и пилореус гирокомпаса. А на месте бывшего компаса "Аскания", так портившего жизнь Альберту Ивановичу устроился незаменимый магнитный компас ГУ – 127. Смотри, ведь всё это у тебя на виду, на верхнем мостике!