КОЛБАСНЫЙ КЛИПЕР.

…Буря, ветер, ураганы - ты не страшен океан!
молодые капитаны поведут наш караван…
(песенка из довоенного кинофильма "Семеро смелых".)

В плотно сбитом мужчине с крепким рукопожатием я сразу же опознал своего бывшего помощника и коллегу по совместному плаванию. Почти полвека назад мы расстались, а встретились вдруг и прямо сейчас. За этот срок через мою жизнь чередой прошло сотни имен. Среди них молодые помощники капитана и другие начинающие морскую жизнь специалисты-выпускники мореходных училищ. Память уже стала пошаливать, поэтому страшусь иногда попасть врасплох, но тут завертелось в мозгу имя и отчество свидетеля похождений моей молодости. Миг и высветилось как на табло:- Ба! Да это же Альберт Иванович Шаров, бывший наш второй помощник на РР-1270, а затем - старший помощник капитана на танкере "Александр Лейнер". За тем, как складывается жизнь и карьера моих бывших помощников, я следил с интересом и меня всегда радовали их успехи.
С удовольствием я пообщался с Альбертом Ивановичем, правда, к обоюдному сожалению "на сухую", так как пребывал на дежурстве в диспетчерской буксирной компании. Однако вспомнить былое и выговориться нам ничто не помешало. За истекшие полвека Альберт Иванович преуспел во многом, а главное состоялся как моряк и грамотный, способный капитан. Наплавал ценз на диплом капитана дальнего плавания, заочно окончил Калининградский технический институт и получил высшее морское образование инженера-судоводителя. За прошедшие полвека походил он в должности капитана-директора на современных судах, оборудованных по последнему слову техники и громадинах в 20 000 регистровых тонн. Несколько раз обогнул земной шар и побывал во многих экзотических странах мира. Короче, Альберт Иванович с честью выполнил обязательства, данные Провидению перед приходом в этот мир - по всем показателям превзойти своих бывших учителей. Был я рад и растроган встречей, однако не мог сообразить, почему вдруг, и явно не случайно, "забрел на огонек" бывший помощник? Причина стала понятна несколько позже. Как истинный джентльмен, Иванович не хотел публиковать свои мемуары без моего предварительного знакомства с ними. Вскоре дискетка с его воспоминаниями через надёжные руки попадает ко мне. Во всём, что происходит далее, просматривается какая-то чертовщина или шуточки провидения, заставляющие нас проделывать такое, о чём мы за минуту до этого сами не помышляли. Вдруг и наглухо зависает мой дряхлый компьютер и, как определили спецы - надолго! Соображаю, как выйти из создавшегося положения, чтобы не томить автора. Эврика! Прошу дочь распечатать дискетку на её домашнем компьютере, по возможности, не откладывая это в долгий ящик. Почти за полночь звонок по телефону:- Dad, я и не знала что ты такой классный мастер. Моя дочь - филолог английского языка, поэтому волнуясь, допускает в обращении фамильярное – Дэд, то бишь – Па.
- Оказывается, ты слыл опытным мастером судовождения и мог плавать, как Магеллан, с одним лишь магнитным компасом на борту, и вовсе без современных технических средств судовождения. Заходил в неведомые для остального рыболовного флота бухты Шетландских и Фарерских островов и среди бела дня и ночи бывал там "своим в доску". Знал все проходы и заходы, как свои пять пальцев. Мастерски управлял судном, без суеты, шума и пыли, уверенно проводил свой рефрижератор РР-1270, минуя скалы и рифы. Какие лихие швартовки к плавбазам! Дэд, я горжусь тобой! Хочешь, зачитаю все, что пишет о тебе твой бывший помощник?
Первым возникшим чувством была неловкость или даже стыд, сродни тому, который должен был испытывать престарелый генсек при очередном всенародном возвышении его заслуг. Однако на другой день снова прочел текст и задумался. Стыд поубавился. Знаете, даже приятно стало. Всю жизнь меня только ругали, воспитывали, учили все кому ни лень - от начальника службы мореплавания до въедливого и пытающегося вникнуть во все уголки судна парткома! Все пытались научить меня, как жить и что делать дальше. А тут налицо положительная оценка целого периода моей жизни от очевидца и независимого эксперта. А ведь во многом ты прав, отрицать нечего, и из песни слов не выбросишь, ведь бывало и такое!
Всё это было в значительной степени правдой. Да только преподнесено Альбертом Ивановичем с излишней юношеской восторженностью и непосредственностью, с какой обычно вспоминается первый из учителей или наставников, как их мы тогда величали. Думаю, у каждого из нас в жизни был такой учитель. У меня он тоже был и мне тоже не терпится рассказать о нем.

Балаклава, Балаклава, горы слева, горы справа…
(Из песенки черноморских рыбаков, потомков листригонов).
Буксирный катер "Казбек" первое судно, на котором я прошёл азы морской закалки, а ЛЕОНИД ВЕТРОВ был моим первым капитаном, учителем и наставником. Ассоциируясь с легендарным царем Спарты, Фермопилами и тремястами спартанцев, имя – Леонид - обязывало быть достойным своего тёзки. Вне всяких сомнений, наш капитан оказался достоин героического имени. Даже при неожиданных выходках стихий дядя Леня не тушевался, а неизменно находил выход из чрезвычайных обстоятельств на море.
- С дядей Лёней не пропадёшь, он не потеряет духа, а вытащит судно и нас вместе с ним из самой закрученной ситуации – так рассуждала троица бывших выпускников таганрогской школы юнг, матросы катера «Казбек». Своего капитана мы звали дядей Лёней, так молодёжь в те годы обращались к старшему по возрасту.
Леонид Ветров родился в семье потомственных рыбаков, или, как выражаются на местном наречии – в семье черноморских галаев. Из-за войны ему не удалось закончить курса мореходки, и все её четыре года Леонид прослужил рулевым на торпедном катере. Рабочий диплом: "Судоводитель маломерного судна" он получил после демобилизации и окончания краткосрочных курсов судоводителей. Всё побережье Крыма и Кавказа дядя Лёня изучил назубок и феноменально ориентировался здесь при любой непогоде. Обладая чуть ли не звериным чутьем, он мог даже при плохой видимости разыскать ту, что нужно, единственную, безопасную и спасительную тропинку в опасном от мин районе.
То, о чём мне хочется рассказать, происходило в далёком 1949 году. Крошечный буксирный катер "Эльбрус" в паре с однотипным катером "Казбек" цугом тащили громадину баржу. На борту сухогрузной баржи, оборудованной под цех засола хамсы, обитало около двух десятков дивчин – засольщиц, завербованных на период путины в Малороссии. Караван из двух крошечных буксирных катеров и громадной баржи вполне сравним с толстой гусеницей, которую пыхтя от натуги тащат два работяги муравья. Целью наших общих устремлений была Балаклавская бухта, всю зимнюю путину служившая базой «тюлькиного флота». Мы миновали мыс Айя, когда в конце пути и уже на видимости обрывистых мысов, ограждающих вход в Балаклавскую бухту, сорвалась "низовка", так галаи называют свирепый южный ветер. Разогнавшись через просторы Черного моря, водяные валы, сталкиваясь с крутым скалистым берегом, создавали отраженную волну. Ветровой накат и отраженная волна сотворили невообразимую толчею, и прямо на глазах море вскипело. Брызги, срываемые с верхушек волн, несло ветром, и они намерзали на рангоуте, рубке и палубе. Палуба катера превратилась в каток, на неё не стать ногой без риска съехать за борт. На видимости спасительной бухты, по закону подлости, рвется буксирный канат от головного буксировщика. Вместо попытки как-то оказать «Казбеку» посильную помощь капитан катера "Эльбрус" Демьяненко струсил и сбежал в укрытие Балаклавской бухты. Потом, пытаясь оправдаться, он уверял, что торопился в порт, чтобы позвать помощь. Но кого? этого он и сам не знал!
Вход в Балаклавскую бухту со стороны моря плохо просматривается. Горло бухты изогнуто и прикрыто с юга высокой отвесной горой, под которой на глубине более ста метров покоятся с 1854 года останки флагмана флота Её Величества фрегата "Чёрный принц". Этот фрегат с грузом золотых монет - жалованием армии англичан, осаждавших Севастополь, затонул, выброшенный на скалы застигшей его "низовкой". Как и мы, «Чёрный принц» тоже стремился укрыться в бухте, не подозревая, что заход в Балаклавскую бухту при южных ветрах и попутном волнении, создающем местное явление так называемый "тягун", сложен даже для современного, с мощным двигателем судна. Ещё сложнее на длинном тросе протащить через узкое и извилистое горло громадную баржу, катеру с силенками в 150 лошадиных сил. На 99% это выглядело авантюрой. Но выбора не было. «Казбеку» не по силам было бороться с ураганным ветром, гнавшим баржу на береговые скалы. А на принятие решения капитану были отпущены мгновенья… - Они, как пули у виска …мгновения!.. И с этой секунды пошел отсчет: "Быть или не быть!" для семнадцати девчонок и тринадцати мужиков. Казалось, трезвый расчёт подсказывал, чем гибнуть всем скопом в тридцать душ, отдай с гака буксирный трос и команда «Казбека» будет спасена. Но дядя Лёня не спасовал, а выбрал очень рискованное, но единственно верное решение, врубил "самый полный вперед" и поволок через узкое с изгибом горло подгоняемую ветром баржу, с которой мы оставались связанными намертво. Леонид Ветров не Демьяненко. Не мог он позволить барже лечь на дно рядом с "Черным принцем и «Казбек» с баржей, на длинном, в 150 метров буксире, на полном ходу влетел в совершенно иной мир. Кольцом и с четырёх сторон света горы закрыли бухту от ураганного ветра, и вода стояла в ней без малейшей ряби, как в чайном блюдце. Никогда и нигде мне не доводилось слышать такой глубокой, полной, совершенной тишины, как в Балаклавской бухте.
…- Чёрное небо, чёрная вода в заливе, чёрные горы. Вода так густа, так тяжела и так спокойна, что звезды отражаются в ней, не рябясь и не мигая - вычитал я в повести Паустовского «Поток жизни».
Тяжелая баржа по инерции продолжала лететь вперёд, и теперь она тащила на буксире б/к "Казбек", который, упираясь изо всех сил, пытался погасить инерцию баржи либо отвернуть её с курса, которого та упорно держалась. Я слышал предположение учёных, что у технических конструкций существует примитивная память и даже какие-то зачатки разума. Не могу больше сказать по этому поводу ничего определенного, а вот насчёт обладания данной баржой чувства мести и жажды воздать должное могу подтвердить, был тому свидетель. Баржа надвигалась на «Эльбрус», как разъяренная мегера, и целила прямо в середину рубки ошвартованного к причалу катера. Казалось, вот-вот настанет неотвратимое возмездие!...
Но тут дремотную южную ночную тишину взорвал грохот якоря, отданного с баржи. Места для якоря шкипер баржи не выбирал, а положил его прямо на якоря рыбацких шаланд, «заснувших» у правой стенки причала. Теперь якорь баржи потащил всю эту голосящую связку прямо на "Эльбрус", а его капитан выпрыгнул на причал и, бегая и махая руками, кричал что-то, очевидно, непечатное и заглушаемое грохотом цепи.
Всё смолкло, как и началось, разом. Нос баржи отвернул влево, ход её замедлился и вся связка "собачьей свадьбы" приткнулась к причалу. Мстительная баржа таки умудрилась прижаться толстым брюхом к борту "Эльбруса", да так, что он хряснув, покачался и затих. Не затих только его капитан, а по принципу, "нападение лучшая защита" полез к нам на борт качать права. Выслушав до конца труса и баламута, дядя Лёня в ответ выдал:- Да пошёл ты к…!- развернулся и лёг спать. Вот такой классный был у меня мой первый капитан!
С окончанием болтанки рыбачки ожили, и оправившись от морской болезни, высыпали на палубу баржи. Застыв от вида чёрного неба, усыпанного звёздами, и от оглушительной тишины, они поначалу растерялись, но пошептавшись, похихикав, и придя в себя запели:- Ты ж мэне спидманула, ты ж мэне спидвила…
Не знаю, дошло ли до них, что мгновенье назад не иначе, как сам Господь надоумил дядю Лёню решить в положительную сторону извечный гамлетовский вопрос:- «Быть или не быть», и петь, или никогда больше не петь семнадцати дивчинам.

Вскоре после Балаклавской эпопеи рыбацкая судьба забросила меня с Чёрного моря на промысел Атлантической сельди. Пол года болтало меня в Атлантике на среднем рыболовном траулере – СРТ, на крошечном рукотворном островке, заселённом бородатыми мужиками, чья жизнь резко отличается от жизни собратьев на суше. От невольников, прикованных к вёслам турецкой галеры, эти мужики отличались тем, что в чрево СРТ угодили они по собственной воле, а вместо плети надзирателя их подгоняли судовые динамики. Громкоговорящая связь натыкана в каждом углу судна так, что от команд с мостика никуда не спрятаться, и вся твоя «кораблядская» жизнь оказалась расписана от подъёма до отбоя.
Если в сухопутной жизни мужская работа как-то отделена от домашнего быта, то на СРТ жизнь и работа протекает в ограниченном пространстве, и все вопросы должны решаться на фоне опротивевших запахов, из корабельного камбуза. Если у берегового мужика жизнь организована по заведенному с древних времен порядку, и он ежедневно уходит из дома как охотник и добытчик, оставляя семейные проблемы дома, то жизнь рыбака включает в себя труд домохозяйки. Его рабочий не нормирован, и дела никогда не кончаются, так как порядок на корабле, как и в доме, нужно поддерживать постоянно.
Выдюжив пять лет подобной жизни, стал я подумывать:- «не пора ли переквалифицироваться в управдомы?», когда подвернулся случай перебраться на транспортный флот. Мне повезло, что не нашлось капитана желающего принять под командование вышедшего из капитального ремонта РР-1270. Расшифровать аббревиатуру – РР просто:- Рыбный Рефрижератор № 1270. Об оплате труда на транспортных судах не всё было ясно, и поэтому судно сиротливо простаивало в ожидании команды и капитана.
- Альберт Иванович – попросил я коллегу:- может, хватит о капитанах, давайте вспомянем о пароходах, на которых довелось нам вместе поплавать. Они ведь, как живые, у каждого своя судьба и своя жизнь. Их обоих уже нет. Оба они отслужили свой срок и давно переплавлены "на иголки". Но наша память о них ещё жива, как воспоминания о женщинах, которых любили в молодости. Не зря по-английски корабль или судно – существительное женского рода, и не зря при рождении у каждого из них была своя крестная, и каждый до собственной кончины носил наречённое ему имя.
Давайте вместо с легендарным РР-1270 вспомянем о своей молодости, минувших днях и светлой памяти своих товарищей. Говоря, по сути дела, ведь ходили мы в океан на крошечном судёнышке, по габаритам не более каравеллы "Нинья", чьё название по-испански означает девочку - подростка. И из-за малости размеров, судёнышко не имело даже собственного имени. Кое-кто из коллег злопыхал, что названия у РР – 1270 нет, лишь потому, что просто не нашлось места для надписи на борту судна.
Как и на "Нинье", у нас полностью отсутствовали современные средства судовождения. Единственное наше преимущества над Колумбом заключались лишь в наличии школьной логарифмической линейки, позволявшей без нудных расчётов на бумажке, находить решения не очень сложных навигационных задач.
РР-1270 был построен на верфях Ростока, там же где строились легендарные логгеры, и был он собран по тем же теоретическим чертежам. От траулера он отличался только рефрижераторными трюмами и цветом покраски, и после ремонта выглядел как новенький белоснежный холодильный шкаф. В задачу РР-1270 входила доставка на промысел в Северную Атлантику свежих продуктов питания для Эстонской сельдяной экспедиции, а обратно в порт - охлажденной рыбы. Колбасные изделия и другие скоропортящиеся продукты для рыбаков, напичканных приевшейся солониной, были дефицитом и деликатесом, поэтому нашему приходу на промысел рыбаки всегда оказывались рады. Тем более, что кроме пищи материальной, везли мы ещё и обменный фонд кинопроката. Но главной радостью для рыбака была почта. Трудно переоценить значение почты для человека, половину года болтающегося между небом и океанскими пучинами. Поэтому здесь все без исключения радовались весточке и если не из дому, то хотя бы от налогового департамента. Мне казалось, что если бы жёны рыбаков могли видеть картину поступления почты на траулер, они чаще бы писали письма. Не раз мы наблюдали столпотворение у бочонка с почтой, напряжённое ожидание и улыбки на лицах счастливчиков. А на этом фоне всегда находилась горстка бедолаг, вынужденных услышать:- «а тебе ещё пишут», а тому только и оставалось, что отшутившись присвистнуть и потихоньку удалиться.
Бывало РР-1270 ещё на подходе, но стоило появиться его позывным на дальности приема судовых радиостанций, как по эстонской флотилии вмиг разносилось весть:- КОЛБАСНЫЙ КЛИПЕР подгребает!
Всегда так случается, что прежде чем что-то станет считаться престижным, всякое новенькое дело должно быть кем-то проверено. Первый экипаж «Колбасного клипера» комплектовался довольно туго. Очутившись в команде РР-1270, закоренелый рыбак расценивал это как справедливое наказание все его мелкие рыбацкие грешки. Ведь нормальные люди шли в океан не за туманом, а чтобы заработать себе и близким на хлеб насущный. Так как рейс рефрижератора 1270 был первым, а, следовательно, экспериментальным, то с оплатой экипажа было не всё ясно. Собирая «с миру по сосенке», отдел кадров укомплектовал первый экипаж теми, «у кого рыльце оказалось в пушку», кому медицина запретила длительное плавание, либо теми, кто не мог надолго оторваться от дома по семейным обстоятельствам. Поэтому первый экипаж Колбасного клипера оказался "командой инвалидов", вроде защитников белгородской крепости из "Капитанской дочки" Пушкина.
Зато уже к следующему нашему вошло в моду создавать комсомольско-молодежные экипажи. Нашу инициативу комсомол, девизом которого было:- «Если делать, то только по большому»,- поддержал с энтузиазмом. Так из «Колбасного клипера» сотворили кузницу кадров, где большая часть команды состояла из курсантов практикантов. Служить на клипере стало престижным. Один из психологов заметил:- людьми управляет "миметический механизм". Это означает:- У всех у нас есть желание иметь то, что есть у другого, и то, чего жаждет другой, а проще говоря – зависть! Лишенные самого необходимого и месяцами мечтающие о встрече с близкими, вынужденные частенько питаться солониной и сушенными овощами, промысловики нам - транспортникам в чём-то откровенно завидовали. Вторили им и береговые юмористы. Большой острослов и мастер рассказывать еврейские анекдоты диспетчер УСЛ – Управления сельдяного лова - Илюша Хесин переиначил Некрасовское:
Кому живется весело, вольготно в УСЛ?
Один сказал Ставровичу,
другой сказал Левковичу,
а третий молвил весело-
Ильюшке Хесину живется лучше всех!
Тонко намекал Илюха на безмятежную жизнь у бывшего промысловика В. А. Ставровича и у меня, вашего покорного слуги после нашего перехода с промыслового на транспортный флот.
Самому Илюше обижаться на жизнь было бы стыдно. Ему и правда, жилось весело. Отдежурив в сухой, и тёплой диспетчерской с диваном и свежей постелью, у него оставалось три свободных дня для игры в бильярд в Доме офицеров. Вскоре у него проявилась тяга к общественной работе, и он состоялся как член профкома. Теперь он заправлял комиссиями по распределению жилья, путёвок, холодильников и автомобилей.
Однако, ни меня, ни В. А. Ставровича, Илюша ничем из этих благ так ни разочка и не порадовал. Вовсе зря попрекали меня коллеги за вне очереди приобретённый автомобиль. Здесь всё обошлось без ущемления лимита у профсоюза рыбаков на выделенные ему автомобили. Без унизительной очереди осчастливил меня автомобилем вовсе не профсоюз, а Совет министров. Выглядело это как поощрение «За спасение от пожара рефрижератора "Парсла"». Случилось это так. На борту «Парслы» бороздящей центр Атлантического океана, загорелось в трюмах 70 тысяч единиц картонной тары. Водяной душ, разлагаясь на кислород и водород, только стимулировал, горение мокрого картона в закрытых и герметичных трюмах. Плавбаза «Иоханес Варес» возвращалась с промысла у Ньюфаундлендской банки и оказались ближе всех к терпящему бедствие судну. Когда состоялось рандеву плавбазы с рефрижератором, на его бортах уже полыхал розовый румянец, вспузырилась и облезла краска. Откровенно говоря, швартуя к своему борту «Парслу», в глубине души я малость дрейфил. И четверти часа не прошло, как после заполнения аварийных трюмов углекислотой со станции пожаротушения плавбазы, прямо на глазах побледнел румянец на бортах «Парслы». За тушение пожара на «Парсле» латыши отблагодарили экипаж плавбазы средним месячным заработком. Когда председатель Президиума Верховного Совета Мюрисепп вручал мне медаль «За отвагу на пожаре» у меня состоялся откровенный разговор, в котором я посетовал на порядки в профкоме при распределении очереди на приобретение автомобиля. - Зайди в Совет Министров:- протянул мне записку тов. Мюрисепп,- и договорись о марке автомобиля. Так случилось со мною. А на достойного бывшего промыслового капитана Владимира Анатольевича Ставровича, Илюша просто так, для рифмы, ткнул пальцем. Жилось Анатольевичу отнюдь не весело и не вольготно среди льдов, тумана и айсбергов дрейфующих у полуострова Лабрадор. Капитан танкера "Александр Лейнер" В. А. Ставрович, постоянно подвергался опасностям плавания в этом районе. На нервы действовали не только ледяные поля. Выводили из равновесия регулярные облёты самолётов Канадской береговой охраны. С самолета следили за танкером все светлое время суток. Однажды случилось мне оказаться свидетелем, как даже у молодых сдают нервы. Обнаглевший пилот «коаст гардс» или «береговая охрана» несколько раз отрабатывал на мирном гражданском судне приёмы заходов на торпедометание, из пике выходил над самой мачтой. От оглушительного рёва закладывало уши и даже на камбузе повара вынуждено забросили работу и спрятались подальше внутрь судна. Мимо промелькнул молоденький третий помощник и взлетел по трапу на верхний мостик с линомётом в руках. Линомёт был у нас из первых образцов, переделанный из трофейного фауст - патрона. Выглядел он довольно внушительно и угрожающе. Помощник направил дуло линомёта прямо в лоб пикирующему лётчику. Тот взмыл и улетел в Канаду, очевидно, проявлять фотоплёнку. Больше таких психических атак мы не испытывали. Самолёты стали держать себя в рамках, предписанных международным правом, облетая и фотографируя нас на расстоянии. Но не приведи Господь, с танкера упала бы капля нефтепродуктов и расплылась пятном по океанским просторам, арест судна и суд над капитаном были бы неизбежной расплатой. Это мы хорошо знали! Подобным образом дело с контролем за загрязнением моря было поставлено ещё полстолетия назад в Канаде, Норвегии, Дании, Британии…и даже Исландии, очень маленькой, бедной, но гордой стране.
В моей жизни на флоте большую роль играл Его Величество случай. Однажды, тогда ещё капитану промыслового СРТ- 4425, случай мне преподнёс возможность детального знакомства с навигационной обстановкой в прибрежных водах Шетландских островов. Выгрузив улов на плавбазу у восточного побережья этих островов, мы стали на якорь поближе к берегу, чтобы экипаж в спокойной обстановке мог перебрать порядок из сотни дрифтерных сетей. Вообще-то мы занялись неприглядным, со стороны морского права, делом. Переборка орудий лова считается коммерческой деятельностью и запрещена в территориальных водах государств, поэтому карается штрафом капитану судна. По правде говоря, захотелось мне после ночной кутерьмы с выгрузкой на плавбазу предоставить себе и экипажу возможность побыть в затишке на осеннем ласковом солнышке. А выспаться все мы успеем за время перехода в район промысла.
Мы стояли под прикрытием берега на якоре в гордом одиночестве. Ориентируясь на прогноз погоды, плавбазы уже снялись с якорей, и пошли вокруг островов к их западным берегам. Промысловый флот потянулся за базами. Я понадеялся, что британский сторожевой корабль, как ему и предписано свыше, тоже уже двинулся туда же, присматривать за рыбаками, чтобы те не очень-то распоясались и не нарушали правил. Расположившись на солнечной стороне крыла мостика, я присматривал за горизонтом. На другом крыле бдел вахтенный помощник. Британский сторожевик выскочил неожиданно, как чёрт из ладанки, прямо из береговой черты, в расстоянии не более мили от нас. В бинокль командор мог рассмотреть даже сорт сигареты, которой затянулся я, поперхнувшись. Мне ни чего не оставалось, как крикнуть:- Хлопцы спокойно, доставайте "Приму" и дымите как можно гуще, расслабьтесь и делайте вид, что просто кайфуете на солнышке. Подойдя почти вплотную, сторожевик лёг в дрейф. На палубу и мостик высыпали молодые парни, одетые совсем не по форме, а кто во что горазд и, пялясь на нас, они что-то болтали между собой по-английски. Стараясь выглядеть как можно развязнее и, собрав из знакомых слов фразу, я выдавил из себя:- Хелоу, парни, не хотите ли хорошей селёдочки для аппетита?
Не знаю, что больше подействовало, содержание фразы или моё произношение, но заржав, и перекидываясь шуточками, со сторожевика подали бросательный конец на нашу палубу. Неизвестно, как и на каких языках объяснялись мои ребята с английскими парнями, но они прекрасно понимали друг – друга и работали слажено. Через пяток минут бочонок с отличной, малосольной, для себя приготовленной Лафотенской крупной "как лошадь" сельдью, был уже на палубе английского сторожевого корабля. Английские хлопцы, совсем как наши с Голой Пристани, шустро выбили донышко и тут же без хлеба солонцевали, уписывая селёдочку. Кто-то с миской сельди помчался к отдельно стоящей кучке офицеров сторожевика.
На крыле корабля возник командор, чтобы сказать своё, как истинный джентльмен:- Тенк ю. И как истинный англичанин, командор заострился на погоде. Я разговор поддержал:- Погода действительно великолепная, только вот прогноз не то, что надо. Возможно, чисто из вежливости, командор предложил:- Мы пойдем через пролив и на западе островов будем часа на четыре раньше вашего флота. Если хотите, следуйте за нами в кильватер. Вахтенный второй штурман уговаривал:- Не ходи. Там, в проливах они нас и повяжут! Откажись, пока не поздно!
- Успокойся. Если бы собирались вязать нас, то давно бы парочка Тонни с автоматами стояла в рубке рядышком с нами.
Так впервые в жизни я проскочил между островами Йелл и Хилдсуик. При расставании и обмене любезностями, нам перебросили на палубу сверток с надписью фломастером:- FOR MASTER SRT-4425. Сверток на мостик доставила целая делегация с просьбой прояснить ситуацию. Рыбный мастер настаивал, что сверток предназначен ему:- Так как он и есть мастер и мастерски засолил селёдку! В распечатанном виде сверток оказался двумя адмиралтейскими картами - крупномасштабными планами бухт и проливов Шетландских островов. А наш рыбный мастер, полагавший обрести календари с видами на Тауэр и Биг - Бен, страшно разочаровался. Пришлось растолковать, что по-английски его должность – «рыбмастер»- пишется как FISH MASTER SRT-4425, а я просто – «мастер», что в переводе с английского значит капитан. Так, благодаря презентованным картам, я стал здорово ориентировался в бесчисленных островных бухточках и проливах, куда "никто и носа не совал" по утверждению Альберта Ивановича. Эти карты я держал в каюте и в секрете. Время было такое! Этому я был научен раньше, ещё в Клайпеде. Там однажды ко мне ночью вломилось в каюту двое в штатском, и забрали карту- план порта Клайпеда (правда, надпись на ней была по-немецки не Клайпеда, а Мемель) и потом ещё долго допытывались, где я её взял.
Так случай сработал на мой престиж молодого капитана. И благодаря ему "Колбасный клипер" приобрёл надёжные и безопасные убежища от атлантической непогоды.
Во второй половине декабря года наш славный комсомольский экипаж вышел из порта Таллинн, направляясь на промысел в Северную Атлантику. В охлаждаемых трюмах находилось восемьдесят тонн скоропортящихся продуктов для коллективного питания рыбаков Эстонской сельдяной экспедиции. Вышли мы с расчётом прибыть на промысел загодя, ещё до Нового года, чтобы до праздника успеть снабдить флотилию свежим продовольствием. Профсоюз и администрация управления расщедрились, и на каждое судно был приготовлен подарок: новогодняя душистая ёлочка и по два ящика "Советского шампанского". На борту была почта: письма и посылки от родных и близких, а также обменный фонд кинофильмов.
Палубная команда "клипера" больше, чем наполовину была укомплектована студентами Таллинского Рыбного техникума. Все студенты были зачислены в штат судна матросами для того, чтобы, кроме возможности пройти практику, получить в виде зарплаты существенную добавку к стипендии. Но основной костяк палубной команды был из "старых морских волков": боцмана и двух матросов первого класса. Мы старались разбавлять молодёжь так называемыми "сильными кадрами", знающими дело и могущими быть примером в палубных работах.
Зимняя Балтика редко бывает спокойной. Сразу же по выходу за ворота мола море принялось испытывать на прочность гардемаринов. "Море их било". Как утверждают бывалые рыбаки:
- МОРЕ любит сильных, ну а сами сильные…любят выпить! После береговых прощальных застолий "сильные" тоже пребывали не совсем в своей тарелке, но вахту несли исправно.
За неделю и с грехом пополам добрались мы до выхода в Северное море. Всю неделю «сильные» безропотно несли службу не только за себя, но и «за того парня». И всю неделю не переставали «сильные» заботиться о «недорослях», потчуя их чем-то, ранее испытанном, кисленьким или солёным. Троих «гардемаринов» удалось выходить, но четвертый студент оставался безнадёжным. Безвольное нежелание превозмочь самого себя "пососать апельсинчик" и безудержная рвота обезводили его организм. Был он совсем плох. Это главная причина, по которой мы рвались скорее достичь Шетландских островов, где стояли спасительные плавбазы с их врачами и зондами принудительного кормления.
Наш жизнерадостный и не унывавший в порту кок Ян, тоже сник и оказался подверженным морской болезни, но старался не сдаваться и проводил время на свежем воздухе, на верхнем мостике судна. Это было единственное открытое место, куда не долетали солёные брызги и где не пронизывал штормовой ветер. Тут Ян умудрялся чистить картофель и мастерить свои фирменные бутерброды. Сюда же, на верхний мостик Ян затащил изнемогшего студента, обложил его матрацами и ватниками и пытался отпаивать его чаем с лимоном.
Напомню, что на «Колбасном клипере» не было ни радиолокатора, ни гирокомпаса, ни лага, ни эхолота с самописцем, ни прибора импульсной навигации – КПИ, ни визуального радиопеленгатора, а о системе спутниковой навигации джи-пи-эс, никто из моряков в те времена даже не слышал. Всё, чем располагали наши штурмана, состояло из главного магнитного компаса, установленного на верхнем мостике и такого же чуда в рулевой рубке, а также секстана с хронометром, хранившимися в штурманской рубке. Магнитный компас "Аскания", с виду был очень солидным и представительным, но точное направление на магнитный полюс показывал только в порту, на тихой воде гавани. При малейшей качке, в отличие от родного отечественного компаса ГУ–127, он начинал описывать эллипсы вокруг магнитного меридиана с амплитудой до двадцати пяти градусов. Взять отсчёт компасного пеленга с "Аскании" было искусством. При этом надо обладать выдержкой кота, охотящегося за мышью и уверенного в том, что с него не спускает глаз барбос, ждущий только удобного момента, чтобы свалить тебя с ног и хорошенько оттрепать за холку. РР-1270 уже почти пересёк Северное море и подгребал к Шетландским островам. Трое суток мы шли без обсервации, полагаясь только на счисление потому, как небо и днём, и ночью было затянуто тучами, не позволяя астрономических наблюдений. До желанных островов «на выпуклый морской глаз» оставалось миль 20-25, когда загудел в снастях встречный штормовой ветер, а на горизонте, мигнуло долгожданное белое зарево маяка Норт-Унст. Вахтенный помощник Альберт Иванович ринулся на верхний мостик с естественным и нормальным порывом взять на него пеленг.
Надо отметить, что нактоуз компаса "Аскания" был рассчитан на высоту роста человека с нордическим телосложением. Альберт Иванович был ниже среднего роста, и этот пунктик, серьёзно его волновал. Чтобы удобнее устроиться у компаса, он взял и подвинул к нему первую из попавших под руку подставу. Подставка выглядела мешком с картофелем. Известно, что в темноте все кошки серы. Серым был и чехол от нактоуза, в который наш кок бережно упаковал злосчастного студента. Последний не сопротивлялся и не проявил жизни, когда его волокли к компасу. Но когда на него встали рыбацкими болотными сапогами, студент воспротивился и зашевелился. Этим он поверг в изумление вахтенного штурмана, и тот, прежде чем удалиться, ещё разок потоптался на подставе. Вернувшись в рубку явно не в себе и стоя у лобового окна, Альберт Иванович как-то необычно хмыкал и крутил головой. На вопрос,- что там, ответил как-то неопределённо:- Да, там чёрте что твориться!
Не стоит называть, хотя я запомнил на всю оставшуюся жизнь, фамилию злосчастного студента. Неизвестно, удалось ли ему выплавать ценз на рабочий диплом. По окончанию техникума, он удачно пристроился в управлении флотом по комсомольской, толи по профсоюзной части. Потом он неизменно рос по службе и поднялся до административного работника. Будучи функционером, принимал активное участие в разгроме и распродаже рыболовного флота по бросовым ценам - не выше цены металлолома. Будучи человеком завистливым и злопамятным, многим трудягам, таким как Альберт Иванович, он попортил крови.
Третью ночь кряду клипер не продвинулся вперед, хотя до желанного берега оставалось не более двадцати миль. Рассвирепевшее Северное море показало мощь и проявило норов. Три ночи наблюдали мы проблески маяка и держали курс прямо на него, но не двигались с места. Главный двигатель работал на среднем ходу, и судно, не теряя управления, удерживалось носом в разрез волны. Из-за сильных ударов носом о гребень, а также из опасений потерять палубный груз промыслового вооружения, невозможно было добавить хода. А Северное море катило и катило один за другим валы, по прикидке на глаз рулевого:- выше крыши сельсовета!