Морские байки

собранные С.П. Смоляковым

Пространственное воображение

Есть у меня, как и у многих наверное, такая слабость - помечтать. И все бы ничего, да вот, иной раз, уж больно не во время эта слабость проявляется. Одно дело, когда мечтаешь, глядя на плывущие по небу облака или наблюдая, как волны набегают с рокотом на берег. Или заворожит нас пламя костра, в котором потрескивают дрова. Так приятно бывает вспомнить что-то хорошее или представить его, по крайней мере. Особенно, когда ты молод, а вся твоя жизнь ещё впереди.
Да вот однажды, в юные годы, размечтался я, уж и не припомню о чем, на лекции по мореходной астрономии. Эту серьезную и сложную науку преподавали нам в мореходном училище. В тот раз речь шла о небесной сфере, с находящимися на ней светилами.
Преподаватель обьяснял, что необходимо плоский рисунок представить объёмным, а себя представить находящимся внутри этой сферы. И как бы оттуда видеть расположенные на ней звезды и планеты, а также линии горизонта, высот, склонения и многое другое, необходимое для определения координат светил.
А следовательно мы, слушатели, должны обладать хорошо развитым пространственным воображением. Об этом и говорил наш преподователь. Те, кто его слушал, конечно понимали о чем идет речь. Но я-то витал в это время очень далеко от аудитории и астрономических проблем.
Возвращение в реальность было внезапным, как пробуждение от удара. Передо мной стоял преподаватель и обращался ко мне со словами: - "Вот вы, молодой человек, представляете в том углу большой красный шар?" Он показывал рукой на правый от меня верхний угол аудитории. Я ошалело глянул на этот пустой угол, потом на преподавателя. В мозгу судорожно замелькали мысли:
-"Кто-то из нас сошел с ума: или я, или он".
Сидящие в аудитории с интересом наблюдали за нами. А преподаватель продолжал:
- "Ну это же так просто, представьте в углу красный шар, а под ним ещё два синих".
Я растерялся окончательно и только молча переводил глаза с преподавателя на злополучный угол и обратно. И молчал. Потом обернулся к соседям, может быть подскажут, в чем же тут дело. А вокруг уже стоял хохот - народ понял, что я влип.
Преподаватель разочарованно промолвил:
- "Ну вот, видите, у него пространственное воображение полностью отсутствует".
Он только развел руками и отошел от меня. Позже ребята объяснили мне конечно, что от меня требовалось.
Ох, как же было неудобно за свой прокол. Впредь старался я мечтать поменьше, хотя совсем искоренить эту привычку мне не удалось и по сей день.

Спятил


Приобретая морскую профессию, учились мы весьма напряженно. Восемь часов в день продолжались лекции по различным предметам, и по вечерам еще два-три часа занимала, так называемая, самоподготовка. Лекции проходили в различных аудиториях, оборудованных соответствующими приборами и аппаратурой, а для астрономических занятий в училище имелся даже планетарий. Был он небольшим, но единственным в городе, так что принимали мы в нем и старшеклассников городских школ. Ну а вечерние занятия шли в классах, которые были у каждой группы или взвода, как по-военному их у нас называли. Обычно за день бедная голова курсанта была плотно забита научной премудростью под завязку. Кое-кто под конец занятий просто отключался, засыпая за столом.
Единственной возможностью несколько охладить перенапряженный мозг была хозяйственная или караульная служба. Ее все взводы несли по очереди. Кто-то чистил картошку и лук для камбуза, кто-то стоял на посту, а кому-то приходилось убирать помещения в экипаже, т.е. общежитии, где мы проживали на казарменном положении.
Так вот однажды и я оказался в роли дневального, а проще сказать, охранника и уборщика в помещении нашего взвода. Состояло это помещение из коридора, туалета и умывальника, каптерки (места для хранения обмундирования) и спальной комнаты с двумя рядами металлических кроватей. Около каждой кровати помещалась тумбочка в головах и табуретка в ногах. Заправлены кровати темно-синими одеялами единообразно и с неким флотским шиком. На спинке кровати красовалась табличка с фамилией и именем ее владельца. А вообще - вполне спартанская скромная обстановка.
Утром, после физической зарядки и туалета, взвод убыл на занятия. Теперь начиналась моя работа. Сначала сделал я мокрую приборку, т.е. прошелся со шваброй по полу спального помещения и коридора. Затем был убран санблок, гальюн и умывальник. Далее очередь каптерки. Проверил заправку обмундирования в ячейках, там порядок. А вот рабочая обувь внизу разбросана. Выгреб я ее на центр комнаты и начал разбирать.Работается веселее под песню, вот и стал я напевать какую-то, не совсем официальную мелодию с такими словами:
А я молоденький мальчишка, лет семнадцать,
На фронт германский подался...
При этом выводил все это тоненьким и жалобным голоском, сидя на корточках перед кучей ботинок. А на мне только трусы и тельняшка, так легче трудиться...
Бежит по полю санитарка, звать Тамарка...
Вдруг слышу какой-то шорох позади. Поворачиваюсь и немею. В дверях стоит офицер, дежурный по училищу, за ним дневальные из других рот. Немая сцена длится недолго и сменяется хохотом. Я только потом представил свой видок.
А офицер свозь смех выдавил:
- " Ну думаю,парень умом тронулся, переучился слегка. Хотел уже скорую вызывать ".
Так "прославился" я, повеселив народ на какое-то время. Но приколов в мореходке хватало, вскоре смеялись уже над чем-то другим. Юмор помогал нам в учебе и работе. Пригодился он и потом в нелегкой морской жизни.

Строевая песня

Мы зачислены в учиище. Все однообразно подстрижены под ноль, одеты в синюю робу, осваиваем курсанский быт и порядок в соответствии с Уставом морехдных училищ.
Немного географии: училище располагалось в центре города на перекрестке бульвара Эстония и Пярну мантее, а экипаж - на перекрестке улиц Вене и Сяде (по именам советских времен). Практически все время мы проводим в училище и только ночевать отправляемся общим строем в экипаж. Путь по тем временам выглядел так: училище - площадь Победы - улица Кулласеппа - площадь Виру Тург - улица Вене - экипаж. Я не расшифровываю их сегодняшние имена - они отчасти изменились, однако бывшие курсанты ТМУ их помнят.
Рота годом старше нас на переходе запевает строевую песню, под котороую и идти веселей, и ритм шага строевой. Вот только слова их строевой песни не были похожи на привычные, общепринятые по тем временам "По долинам и по взгорьям".
Так наливай сосед соседке!
Соседки тоже пьют вино,
Непьющие соседки редки -
Они все замужем давно...
Другой строевой песней у них была баллада о Уверлее и Доротее:
Пошел купаться Уверлей, Уверлей,
Оставив дома Доротею,
На помощь пару пузырей,
На помощь пару пузырей
Берет он, плавать не умея...
В процессе вхождения в систему вопрос о строевой песне по образу и подобию старших возник и в нашей роте. "По долинам и по взгорьям" и прочие патриотические песни, глядя на старшие курсы, петь не хотелось, а других не находилось. Выручили, неожиданно, ребята из эстонской группы - есть песня, только как к ней отнесутся вышестоящие... А на вопрос, а как же мы поймем ее, поступило предложение - мы будем петь, а вы подхватывайте окончания слов.
Уже первое строевое песнопение показало, что дело пойдет на лад.
В вольном переводе в песне говорилось как:
Возле пруда за баней
Играли Мику и Манни.
Ловили лягушат
Разбитой сковородкой.
Припев же больше напоминал некую солдатскую песню:
Мой дом остался далеко позади,
А маленькая девушка опечалилась,
Когда услышала, что я ухожу далеко.
Не знаю - вернусь
Или останусь там.
Итак, мы поем, шаг становится строевым, несмотря на булыжную мостовую. На площадь Виру-Тург сбегаются молодые люди с улицы Виру, бродвея Таллина, и машут нам руками. Улица Вене узкая и застроена высокими домами. В вечернем воздухе эхо усиливает песню. Мы довольны, однако, бывает доволен и дежурный офицер, сопровождающий колонну курсантов. Мы часто получали благодарности от них, звучало-то здорово, а эстонских слов они не понимали. Но офицер-эстонец, как раз зимой, заставил нас молча постоять минут 20 на площади за эти шутки.

Капитан третьего ранга Б.

Одним из преподавателей военного цикла мореходки был капитан третьего ранга Б., уже в возрасте, шестьдесят огромного размера, со слегка картавящим негромким голосом. Добрейшей души, он даже не мог строго распечь нерадивого курсанта.
Во время войны, как мы разузнали, он служил в радиоразведке Балтийского флота. Б. - разведчик! Этот постулат ну никак не вязался с его внешним видом и манерой общения.
Как и все офицеры училища, Б. периодически исполнял обязанности дежурного офицера. Зная его характер курсанты, назначенные в наряд на службу, заранее радовались - не вахта, а сплошное отдохновение.
И вот, в один из зимных вечеров личный состав после самоподготовки в общем строю под командой дежурного офицера Б. перешел из учебного корпуса в экипаж. В дежурке помощник дежурного офицера по экипажу, по нашему - помдеж по экипажу, курсант старшего курса, справно, со знанием дела правил службу. Офицер позволил себе немного отдохнуть.
Когда стрелки часов стали близиться к полуночи, Б. вдруг встрепенулся, натянул на свое могучее тело шинель и сказав помдежу, что желает проверить службу в училище, вышел. Помощник дождался, когда хлопнет входная дверь и схватился за телефон. Набрав номер помдежа по училищу, закричал в трубку:
- "Полундра! К вам идет дежурный офицер!".
Трубка ответила:
- "Алле!.. Алле!..", некоторе время помолчала, затем гудки...
Помдеж снова стал названивать коллеге и снова услышал:
- "Алле!.. Алле!..", - его ворчание: - "Ну, опять девки не дают покоя. Позвонят и молчат себе в трубочку". - и затем гудки...
Б. вернулся примерно через час. На глазах обомлевшего помдежа он подошел к столу, поднял телефонную трубку, открутил колпачек микрофона, вынул из кармана шинели капсюль, не спеша вставил его на место и аккуратно опустил трубку на аппарат.
Картина проверки службы в училище, возникшая в воспаленном воображении помощника, была отнюдь не в светлых тонах. И воображение его не подвело. Разведка опять оказалась на высоте!

Любовь по переписке

Было это давно, ещё в годы учёбы в мореходке. Пришёл по почте однажды конверт со странным адресом: "Таллинское высшее военно-морское нахимовское мореходное училище. Курсантам". Повертев в руках послание, решили его вскрыть и прочитать вслух, коли оно всем нам адресовано. Писали девушки из города Орехово-Зуево, это хоть и не Иваново, но невест и там было много. А вот с парнями дела обстояли не ахти, да и романтики хотелось молодым девчатам тоже. Короче, предлагали они нам переписываться для начала, а в дальнейшем... Кто знает, на что расчитывали юные особы? Были в письме конкретные фамилии и имена с обратным адресом. Среди нас нас тоже оказались люди грамотные и романтичные, мы тоже жаждали нежных слов, хотели приоткрыть кому-то суровую морскую душу. Пусть это и на расстоянии, и только на бумаге.
Переписка завязалась. Послали свои фотографии, получили от девушек тоже. Первые письма были полновесными, ребята кое-чем делились друг с другом. Показывали фото своих адресаток. Но даже настоящая любовь боится расстояний и разлук, что уж говорить о чём-то эфемерном. Ведь рядом била ключём жизнь настоящая, все мы увлекались спортом, ходили на танцы, сама учёба требовала массу времени и усилий. Вот поэтому и становились письма всё короче и суше. Ручеёк почтовых посланий усыхал на глазах. А тут подоспела наша плавательская практика, за три месяца удалось увидеть много интересного, посетить новые порты. После возвращения в стены училища, те, кому ещё писали из далёких краёв, решили как-то заканчивать с этим делом. Просто не отвечать было неудобно, продолжать не имело смысла тоже. Наш хохмач Игорь предложил достойный выход из этого положения:
- "Давайте адреса, а я напишу им, что вы утонули во время жестокого шторма в северной Атлантике."
Так "трагически" закончились романтические эпистолярные увлечения моряков и ткачих. Нам вскоре пришлось разъехаться по напрвлению из министерства по различным бассейнам. Теперь ребятам улыбались девушки Владивостока и Мурманска, Калининграда и Петропавловска-Камчатского. Дороги наши пролегали очень далеко от российской глубинки, видать не судьба! Позже, когда появилась песня "Так и знай, я уеду в Иваново", многие из нас с улыбнулись, вспомнив "невест" по переписке.


Баркентина "Вега"

Парусная практика

Первая наша плавательская практика проходила на борту баркентины "Вега". Вообще-то, это был уже второй парусник с таким названием. Первый погиб еще во время второй мировой войны на Черном море. А наша красавица была построена на финских верфях в начале 50-х годов прошлого века. Прибыли мы на борт в конце мая и сразу стали готовить судно к плаванию. Мачты, реи и планшир очистили от слоев старого лака, пропитали их олифой, а затем заново отлакировали. Извлекли паруса, закрепив каждый на своем месте. Все мы, курсанты, были расписаны по мачтам, а всего их было три, и по своим парусам. Нужно было знать все снасти, их расположенние и порядок работы с ними по определенным командам. Даже ночью, на ощупь, нельзя было ошибиться. Мы начинали понимать, что безопасность и даже жизнь твоего товарища зависят от тебя.
Когда в наших действиях появилась какая-то слаженность, раздалась команда:
- "Вира якорь!".
И пусть впереди был всего лишь Финский залив, для подавляющего большинства из нас это был выход в Море.
Поскольку судно необходимо было еще и покрасить, шли мы в шхеры у городка Приморск. Это закрытое место у карельского побережья ранее именовалось оно Бьёрке- зунд. Стали на якорь у острова Березовый. Погода благоприятствовала и работа закипела. Чем грязнее становилась наша рабочая одежда, тем белее становились рубки и корпус баркентины. Мы уже вполне освоились со своими обязанностями. В три смены, по суткам, одни учились, другие несли вахту, третьи работали. Тут же, на тихом рейде, решено было устроить учебу по управлению шлюпкой. У меня уже полвека хранится свидетельство о получении первого морского звания - матрос второго класса. И там, в графе "управление шлюпкой", стоит оценка 3. Это единственная тройка за время обучения в мореходном училище. Как же так получилось?
А руководил нашей практикой капитан 1 ранга в отставке К-цевский, не буду полностью приводить фамилию этого в общем-то заслуженного человека. Был он с нами по-военному строг, и сам выглядел всегда по-парадному. Когда мы освоили хождение на веслах и под парусом, наступил момент сдачи зачёта. По очереди занимали мы место командира в одной из шлюпок и командовали гребцами. В шлюпке находился и наблюдающий, т.е. кто-то из командования судна. Мне, так сказать, повезло. В шлюпку спустился, одетый в белоснежный мундир капраз К-цевский. Кто же знал, что из этого в конце концов получится?
В это время в рабочей смене трудился мой дружок Юра Губарев. И занимался он конкретно уборкой гальюнов. Делалось это так: из-за борта набиралось ведро воды и с силой выплескивалось в очко. Струя, захватив продукты нашей жизнедеятельности, выплескивалась за борт из шпигата, расположенного чуть выше ватерлинии. Все просто и надежно.
А часы уже начали свой роковой отсчет :
Я командую: - "навались", - и шлюпка летит по направлению к судну. Юра, исполняя свои обязанности, набрал воды в ведро. После моей команды "табань!", шлюпка замедляет ход, приближаясь к борту. В это время Юра входит в гальюн и заносит ведро. Шлюпка мягко касается борта, и в эту же секунду из шпигата вырывается зловонная струя. При этом она не просто попала в шлюпку, она испоганила непорочную белизну мундира шефа. Мои гребцы, очень громко выражаясь, отталкиваются от борта. Онемевший по-началу капраз, тоже разражается страшной тирадой. А Юра по этим звукам понял, что случилось нечто ужасно неприятное. Он исчез... Не знаю, куда можно спрятаться на небольшом судне, но найти его долго не могли. Ну, а мне, как командиру шлюпки, пришлось ответить не столько за умение управлять ею, сколько за испорченный мундир. Вот такое стечение обстоятельств. Как говориться, место и время встречи, изменить нельзя. Ну а с управлением шлюпками, да и судами, в дальнейшем у меня особых проблем не было.
Штиль
У Козьмы Пруткова есть такой афоризм:
- "Одни считают непостоянными женщин, другие - мужчин. Но всякий истинный петербуржец знает, что нет ничего непостоянее, нежели петербургская погода."
Июль месяц. На море полный штиль. "Вега", под полным парусным вооружением, с утра неподвижна посреди Финского залива. Горизонт чист. Курсанты изнывают от жары и неопределенности в действиях руководителя практики капраза К-цевского. Наиболее смелые из курсантов предлагают ему устроить купание за бортом, на что, неожиданно, получают "добро", но только по команде.
В означенное время по трансляции раздается голос вахтенного 3-помощника:
- "Шлюпочная тревога! Шлюпку N 3 спустить на воду! Команде купаться!".
На левый борт вывешивается шторм-трап. С визгом и гуканьем, кто по шторм-трапу, кто с планширя, а самые отчаянные - с бушприта, прыгают парни в воду. Шесть гребцов, во главе со 2-помощником Отто, уныло помахивают веслами. Вот что рассказывал один из них: -
"Мы отгребли от судна на расстояние примерно в четверть кабельтова,так чтобы видеть всех купающихся. Наиболее рьяных второй грозным голосом отогнал поближе к судну и мы в бездействии "сушили весла" сетуя на свою долю."
"Вега", хоть и с обвисшими парусами, но после проделанного нами ремонта в Бьёрке-зунд, выглядела весьма приглядно. Обводя взглядом красавицу-баркентину, случайно увидел за кормой едва приметную кильватерную струйку. Вроде ее доселе не было... Показал на нее второму - его реакция была мнгновенной:
- "Всем на борт! Всем на борт!" - заорал он, а нам: - "Весла на воду!".
Плававшие возле борта полезли по шторм-трапу. Далеко отплывших от судна гребцы без церемоний втаскивали в шлюпку. Когда набитая людьми шлюпка не без усилий гребцов догнала, наконец, набирающее ход судно, бурун из под ее форштевня был уже порядочным.
Слава Богу, на этот раз, обошлось без неприятностей. Однако в это жаркое лето купание в открытом море повторилось с той лишь разницей, что перед этим мероприятием прозвучал сигнал парусной тревоги и последовала команда:
- "Фок, нижний марсель, верхний марсель, нижний брамсель и верхний брамсель - на гитовы!".
С ветром шутки плохи, можно и не догнать, подхваченное им судно. Всегда нужно подстраховться. Только бережённого Бог бережёт !
Фанфары
Пока мы грызли морские науки в аудиториях мореходки и получали матросскую практику на различных судах, сам флот страны переживал небывалые обновление и рост. Ушли в прошлое парусно-моторные шхуны. Пароходы, пережившие страшную войну, шли на слом или капитально перестраивались. Основные заказы на новые торговые суда получили верфи Польши, ГДР (Восточная Германия ) и Финляндии. Строили для нас так же Япония, Дания, Югославия и другие сраны. Иногда курсанты нашего училища ходили в рыбный или торговый порт, чтобы встретить и осмотреть эти пахнувшие свежей краской суда, познакомиться с новинками морской техники.
Случались при этом и казусы, пара из которых пришла мне на память. В порту Росток для Эстонского пароходства строились теплоходы типа "Андижан", и первым в Таллинский порт прибыл из этой серии теплоход "Локса". Ранним утром бросил он якорь на рейде. После начала рабочего дня на причале появилось высокое начальство. Такие меропрятия в Эстонии любили и в советское время, так что намечался крупный банкет. Заготовлены приветственные речи, блестят трубы духового оркестра. Но минуты идут за минутами, а виновник торжества все так же виднеется вдали и признаков движения не подает. Прошло полтора часа, и нервы начальства не выдерживают. На рейд отправлен буксир "Пересвет", дабы выяснить причину задержки. Он, дымя высокой трубой, обогнул волнолом и удалился к якорной стоянке судна. Подойдя к борту теплохода, буксир застопорил ход, и его капитан прокричал в мегафон:
- "На лайнере, в чем дело? Начальство заждалось на берегу."
С мостика теплохода "Локса" раздалось в ответ:
- " Да вот механики дизель пока запустить не могут".
- "А как же вы из Германии отходили?
- " Так там немцы запустили, а наши здесь только остановили."
Хохот раздался на той и другой палубе. Кто-то из старых моряков напомнил, что нет такой немецкой техники, какую не смог бы поломать наш специалист. В конце-концов и дизель был запущен, и торжественная встреча состоялась.
А суда этой серии успешно эксплуатировались много лет.
Другой случай произошел уже в рыбном порту, где встречали новенький траулер. Для торжества решили пригласить оркестр известного городского кафе. Пока оркестранты собирались, их руководитель себя хорошо "подогрел". Будучи в ударе, он разругался с музыкантами, а те, махнув на него рукой, сели в автобус и отправились в порт. Все прошло по плану: были речи, играл оркестр, вручались цветы. Ну а потом, как и полагается, состоялся банкет в салоне. В каютах тоже принимали родных и друзей. Когда народ в приподнятом настроении вышел перекурить на палубу, взору предстала такая картина. На причале, спиной к ним, пошатывалась нелепая фигура. Человек что-то пытался петь, дережируя сам себе и выкрикивая привествия какому-то катеру, подходящему к соседнему причалу. Оркестранты признали своего руководителя и пояснили экипажу:
- "Это ведь он вас так встречает."
Кому смех, кому-то горе. А ты не пей с утра !
Нарушитель
Где нет порядка и дисциплины, там жди аварий и других неприятностей. Это не уставали повторять нам преподователи и командиры, уже умудренные своим флотским опытом. На учебных судах порядки были особо строгими. Это касалось не только практикантов, но и членов экипажа. Как-то при швартовке в Купеческой гавани Таллинского порта допустил оплошность судовой фельдшер учебного судна "Вега". Он очень торопился в город по своим делам, а потому не стал дожидаться окончания швартовки. Как только закрепили первый поданный на причал трос, и судно коснулось бортом привального бруса, медик сиганул через фальшборт на берег, благо высота была всего ничего. Капитан, постоянно внушавший всем о неукоснительном соблюдении правил техники безопасности, шокирован столь явным нарушением ее, да к тому же членом командного состава. Он хватает микрофон судовой трансляции и кричит:
- "Стойте! Немедленно вернитесь!".
Фельдшер, будучи в недавном прошлом человеком военным, на команду капитана реагирует мгновенно. Но дело в том, что капитан находится на корме судна, а команда раздается из динамика на фок-мачте. Это на носу, да еще и на приличной высоте. Поэтому фельдшер, приложив руку к козырьку фуражки и задрав голову вверх, глядя на динамик рявкнул:
- "Есть, ясно!"
Продолжительный хохот скрасил, на этот раз, рутинное течение швартовной операции.
Сам себя разжаловал
Про этот случай услышал я, когда проходил военные сборы (это тоже практика), на эскадренном миноносце "Свободный". В те времена половина торговой гавани была отдана под стоянку крейсеров и эсминцев советского Балтийского флота. А из нас готовили не только штурманов торгового флота, но и артиллеристов флота военного.
Тут нужно заметить, что если суда торговые в портах стоят бортом к причалу, то корабли военные отдают якорь и потравливая цепь, становятся к причалу кормой. При этом шиком считается дать приличный ход назад, а потом резко осадить корабль в метре от пирса, так чтобы вода из под винтов, вскипая летела выше палубы. Но, как говориться, раз на раз не приходиться. Один из лихих командиров при очередном подходе то ли сам в чем-то просчитался, то ли механическая часть подвела, да только не остановился корабль, красиво взбив пену. Раздался удар металла о бетон, обшивка кормы искривилась, как бы в обиженной гримассе. От пирса в воду посыпались куски. Кто устоял при этом на ногах, а кто и нет. Но через минуту, спохватившись, все же подали концы и бросили на пирс сходню. Командир спускается с мостика и направляется в сторону кормы. Навстречу ему бежит растерянный старпом, обращаясь на ходу:
- "Товарищ командир ...товарищ командир".
Командир спокойно проходит мимо, бросив на ходу:
- "А я уже не командир", - и отдав честь флагу, сбегает по сходне на причал. Его фигура удаляется в сторону здания штаба, а на палубе в недоумении застыли старпом и матросы лихого корабля.
Боевое траление
В 1959 году, когда пришлось мне впервые пользоваться морскими картами на Балтике, я с удивлением обнаружил, что помимо природных ограничений для плавания, существуют и другие. Это были мрачные свидетельства прошедшей войны в виде остатков минных полей. Потому вынуждены мы были следовать по узким коридорам, надежно проверенными военными тральщиками. Фарватеры эти были обозначены, а зоны по сторонам, отмеченные красными штрихами, считались опасными. Некоторые бывшие военморы, которые и после войны рисковали жизнью, очищая здешние воды от смертельных шариков, теперь плавали на торговых судах. Мне запомнился такой рассказ одного из них:
Заканчивали мы как-то траление. А дело было в конце августа, когда ночи на Балтике уже совсем не белые, начинало темнеть. И надо же было на последнем практически галсе зацепить гадину рогатую. То ли от минного защитника она сдетонировала, то ли еще что, но рвануло в трале совсем близко от корабля. Поднялся водяной столб, дало по ушам, а корпус тральщика аж подпрыгнул. Штурман, взбежавший на мостик, увидел рулевого на палубе и сигнальщика, мотающего головой. У первого были перебиты ноги, второй контужен.
- "А где командир?"
Рулевой в ответ только махнул рукой в сторону борта. Пришлось штурману взять команду на себя. Осмотрелись, пробин и сильных повреждений нет. Оказали первую помощь пострадавшим. Лежа в дрейфе, включили прожектор и стали искать командира на воде, может жив, если выбросило за борт. Шарим лучем по волнам - не видно что-то. Вдруг слышим голос рядом с бортом:
- "На этой коробке кто-нибудь подаст руку командиру?"
Наклонили прожектор, вот он, плывет. Но гребет с трудом, одной рукой только. Штурман посылает двух матросов на палубу:
- "Помогите командиру, да осторожно, у него рука, видать, перебита."
Когда матросы стали поднимать командира на борт, то увидели, что в неподвижной руке он сжимает хвост довольно крупной трески. Потом он пояснил экипажу:
- "Ее тоже оглушило, ну не терять же!"
Вот так в жизни и бывает, трагическое и смешное существуют рядом.
Первые опыты
Множество поводов для насмешек давали молодые штурмана, одни по неопытности, другие из-за полной безответственности. Если первое вполне простительно, то второе строго наказуемо, ибо в руках судоводителя безопасность всего судна, как тут не крути.
Как-то зимой балтийский теплоход завернули на Средиземное море. Здесь хоть и потеплее, но тоже может и штормом прихватить, и туманом накрыть. А на подходе к такому крупному порту, как Марсель, ещё и судов много, глаз да глаз нужен. Потому на мостике молодого штурмана страхует капитан. Он то глянет на экран радара, то выйдет на крыло мостика, всматриваясь в сумрак. Дело штурмана - регулярно отмечать на карте местоположение судна, не отклонились ли от проложенного курса.
Капитан, заметив проблески маяка, спрашивает у штурмана:
- "Пеленг взяли?"
Тот смущён тем, что не он первым заметил маяк, и решил оправдаться:
- "Да как я возьму пеленг, он же всё время мигает!"
Смеются вахтенные матросы, да и капитан не может сдержать улыбки. Видно, что практики у парня маловато, ну да это дело наживное.
А вот другой случай, уже из дальневосточной практики. Судно следует в Татарском проливе, где коварное течение, да и глубины небольшие. А молодой штурманец изображает бывалого моремана. Стоя спиной к окнам мостика, он рассказывает рулевому о своих успехах по женской части. Капитан, взглянув на карту в штурманской рубке, входит в рулевую. Увидев беспечного помощника, сердито бросает:
- "Вы бы хоть место определили, ведь берег рядом!"
Помощник удивлённо оглядывается:
- " Берег? А где берег?"
Тут уж капитан не выдерживает:
-"Вон отсюда и немедленно!"
Вахту за разгильдяя достоял сам капитан, а помощника этого списал с судна в ближайшем же порту. Хорошо ещё, что так обошлось, без серьёзных последствий.
Ошибочка
Когда-то, на трофейном пароходе, плавал я с одним молодым кочегаром, родом из Татарстана. Встретились мы с ним спустя много лет уже на новеньком теплоходе. Суда стали новее, а мы наоборот, постарели. Профессия кочегара вообще ушла в прошлое, а поэтому он трудился уже матросом. Голову его украсила не только седина, но и приличная лысина. С ней и был связан такой вот случай.
В европейских портах магазины ломились от разных товаров, в отличие от магазинов нашей страны победившего социализма. Но не будем о грустном. Моряки наши покупали кое-что и для продажи на родине, для добавки к своей скромной зарплате. Мода на такой товар менялась, то в цене были ковры, то косынки, то плащи "болонья". В одно время большую популярность приобрели парики. И вот мой старый прятель отоварился ими в антверпенском магазинчике, а заодно и себе примерил. Получилось вполне симпатично, и лысину прикрыл и помолодел. В родном порту, отправился он в город уже длинноволосым красавчиком. По каким-то делам нужно было ему заглянуть в отдел кадров пароходства. А нужно заметить, что и за внешним обликом моряков загранплавания кадровая служба внимательно следила, а уж за моральным... страх как! А тут идёт по коридору пижон, кудри длинные свисают. Видок, ну просто, как вызов всему советскому строю. Всё это и увидел, идущий навстречу заместитель начальника отдела кадров.
- "Кто ваш инспектор?"
Мой приятель назвал фамилию. Зам.нач. схватил его за руку и потащил за собой. Вломились в кабинет инспектора, и зам. закричал с порога:
- "Видите, какие у вас заросшие кадры гуляют!"
Инспектор ничего не успел ещё ответить, как старый матрос, сообразив в чём дело, снял свой парик. Невинно сверкнула лысина, и грозный начальник тут же поперхнулся. Ошибочка вышла, и у начальства так бывает.
Полёты наяву
Помниться, Наташа Ростова очень жалела, что люди не способны летать. Но на флоте ведь многое становится возможным.
Как-то доставили мы грузы для рыбокомбинатов, которые разбросаны вдоль западного побережья Камчатки. Берег здесь тянется ровной полосой с юга на север, ни тебе заливов, ни бухт, ни портов. Низкий песчаный берег, и только вдали виднеются вершины гор, что зовутся здесь сопками. Стоим мы на якоре в двух милях от берегового посёлка под разгрузкой. К нашему борту комбинатовский буксирчик подводит плашкоут, это баржа такая, и на него мы выгружаем разный товар. Тут и материалы строительные, и промтовары, и продукты. Особо местную публику интересует, доставили мы спиртное или нет. Но такую информацию экипаж хранит в тайне. Водку будем выгружать в последнюю очередь, иначе вся работа сорвётся.
Итак, работа кипит. За грузчиков здесь мы сами, кто на лебёдках стоит, кто в трюме грузит, кто на барже груз принимает. Вот на поддонах пошли мешки с мукой. Видно, в трюме ребята небрежно мешки уложили, и когда подъём проходит над палубой судна, пара мешков с него свалилась. Боцман и электромеханик, стоявшие на палубе, решили ошибку исправить. Подхватив мешок с двух сторон, они стали раскачивать его, чтобы на счёт "три" кинуть на баржу. Но в самый последний момент они увидели, что баржа,от удара волны,отошла от борта. Кинуть уже не получается, решили придержать, но мешок-то инерцию набрал вполне. Он не только сам устремился за борт, но и увлёк за собой не отпустивших его моряков. На глазах изумлённой публики мешок и наши герои плавно взлетели, изогнувшись дугой и даже не задев довольно высокого фальшборта, исчезли в пространстве между корпусами судна и баржи. Значит всё же люди летают! А далее, нам конечно было уже не до удивления и смеха. Кинувшись к борту, видим вынырнувших мужиков. Молодой электромеханик быстро по кранцам выбрался на борт баржи, а вот пожилой уже боцман не так ловок. Он бултыхается в воде, а баржу волной снова прибивает к судну. Кажется, ещё секунда и его просто раздавит многотонная масса. Но к счастью волна опять сработала на отжим, а те, кто работал на барже, сумели выхватить боцмана на борт. От пережитого он не может ничего сказать, только отдувается. Вода стекает с его мокрой телогрейки, брюк и сапог. Напряжение отпускает и нас.
-" Пусть старуха твоя Бога благодарит, не осталась вдовой на сей раз", - говорит кто-то. Боцмана отправлют в душ отогреться и переодется, а работа продолжается.
Нужно спешить, пока пока погода не испортилась. В этих местах она редко балует. Налетит тайфун, повыбрасывает баржи на берег. Да и нам придётся уйти подальше от опасного места, тогда не скоро закончим этот рейс.