НЕ МОЯ РОССИЯ. продолжение 1

Автор
Опубликовано: 3429 дней назад (9 декабря 2014)
Редактировалось: 3 раза — последний 9 декабря 2014
0
Голосов: 0
Ещё Николай Первый, задумавшись над запиской шефа третьего отделения: «крепостное право - бомба замедленного действия под Российской империей», справедливо заметил, что «при освобождении крестьян без земли получится не свобода, а словно бы увольнение солдата со службы». А где взять землю? Пахотные земли в европейской части России, уже сотни лет расписаны и являются наследственным владением помещиков. И даже мастер закручивания гаек и «крутой» самодержец Николай «Палкин» не смел замахнуться на главную основу самодержавия - крепостника помещика.
Говорят, что мужественный поступок совершил император Александр II, покончивший с крепостным правом. Другие утверждают, что в результате его реформы крупные землевладельцы пострадали мало, землю у них выкупали, зато крестьянские наделы уменьшились наполовину по сравнению с теми, которыми они пользовались при крепостном праве. И за эту урезанную землю нужно было платить помещику выкуп в течение 49 лет, а так же 6% годовых за заем, взятый у государства. За полсотни лет первоначальная сумма долга из-за нарастания процентов увеличивалась втрое. За землю, которую они обрабатывали испокон века, крестьяне расплачивались до самого 1907 года. Причём оказалось, что в личную собственность земли они так и не получили. Вся выкупленная земля принадлежала теперь сельской общине – своеобразному «колхозу». И равноправными крестьяне так и не стали. Для них придумали отдельную систему законов и специальное земское начальство.
Почему-то об этих издержках реформ царя-освободителя промолчал, принявший роль «присяжного» по защите реформ 1861 года академик А. Сахаров. Не ему ли, как историку известно, что в ответ на реформы в ряде губерний России вспыхнули крестьянские бунты. Происходил самозахват помещичьих земель. Горели барские усадьбы. 50 000 помещиков разорилось в прах. Их земли скупили 150 «олигархов». А из обиженных отпрысков разоренных помещиков взошло революционное поколение народовольцев. Теперь эти агитаторы из революционных демократов уламывали крестьян не скупать землю, она, дескать, достанется вам бесплатно после свержения самодержавия. Всё это совпадало с испокон века существовавшими у крестьянства убеждениями, обращёнными к помещику:- Хотя мы ваши, а земля то наша! Землицу крестьянин упорно считал собственностью не барской, а Божьей, принадлежавшей тем, кто её обрабатывает. Землица тем временем стала предметом спекуляций и наживы для «сильных». Теперь «сильный и трезвый» мог сдавать землю в аренду той же общине, у которой он её только что купил.

За исправление реформ Александра II взялся Столыпин. Петр Аркадьевич намеревался, ликвидировав общину создать вместо неё крепкого хозяина на земле, глухого к революционной пропаганде. - Сперва - замирение, а потом реформы,- бросил лозунг премьер-преобразователь из богатейших Самарских землевладельцев. И наперво усмирил бунтующую деревню с помощью войск и военно-полевых судов. Крестьян вешали без следствия, тут же за родной околицей, на глазах у их деток. На наспех сколоченных виселицах, затягивали на мужицких шеях «Столыпинские галстуки». Усмирённому и лишившемуся родной земли крестьянину было предложено переселение. Через бескрайние просторы потянулись телеги с жалким скарбом и ревущими от голода детишками. Не всем улыбнулась удача пересечь каменный пояс Урала и разливы Сибирских рек. Случалось, сдыхала сивка-бурка или тянувшаяся на привязи кормилица бурёнка. Грабили по пути лихие люди, ссуды пропадали за чиновничьими волокитами. Этот путь длиной в пять тысяч верст отмечен покосившимися деревянными крестами «в награду» народу, попытавшемуся стать «сильным». Крестов этих так никто и не подсчитал. Однако главным итогом переселения было массовое возвращение переселенцев на родину, но уже без денег и без надежд, ибо прежнее хозяйство было уже продано. Из-за Урала вернулось 60% разорённых семейств. Переселение не разрядило сколько-нибудь земельной тесноты в Европейской части страны. Реформы провалились и только затаили в себе угрозу нового революционного взрыва в деревне. Так преподносился советской исторической школой результат реформ П.А. Столыпина в России.
А. Я. Аверх. «П. А. Столыпин и судьбы реформ в России».
- В результате революции помещик не пожелавший «потерять права собственности на землю» потерял всё, в том числе и Родину, а крестьянин получил ещё большее закабаление - колхозное. А, казалось, чего проще, как вернуться к уже проверенным реформам Иоанна III, объявить землю государевой собственностью и сдать её в вечную аренду, тем, кто её обрабатывает – вот так излагал своё видение на прошлое ученик и последователь старорежимных профессоров мой таганрогский дядюшка Борис Алексеевич.
На замордованной половинчатыми реформами земле России появились новые классы: кулак-мироед, латифундист-сахарозаводчик и экспортер зерна. Вышли они из грамотного и мудрого племени «сильных», знакомых с законами и заёмными операциями в банках. Чаще всего из таких предпреимчивых, как родной батюшка пламенного революционера Лейбы Троцкого - Бронштейн. Разбогатев на купле-продаже земель, он стал владельцем громадной латифундии на чернозёмах Новороссийского края.
Вскоре «трезвые и сильные» обзавелись современной обрабатывающей землю техникой, освоили новейшую агротехнику и выращивали баснословные урожаи при интенсивном земледелии, не заботясь о будущем истощении земель. Уже в канун мировой войны Россия вышла на первое место в мире по экспорту зерна. Лучшей в мире пшеничкой твёрдых сортов были засыпаны экспортные причалы Одессы, Мариуполя и Таганрога. Негоцианты зерном богатели, а тем временем крестьяне центральной России пухли от голода. Свидетельство тому книга воспоминаний дочери Льва Николаевича – Татьяны Толстой. Перед её глазами, как организатора общественных столовых в помощь голодающих крестьян, предстаёт страшная картина разоренных деревень с голодными детишками на холодной печи. Разорённые и согнанные с родных мест крестьяне пополнили ряды люмпен-пролетариев и бастующих рабочих, приблизив этим расплату октябрьским переворотом и «революционный» призыв: «Грабь награбленное».
Так не до конца продуманные и запоздалые реформы 1861 года заложили под Россию мину замедленного действия, и она не могла не бабахнуть. Извините, господа «присяжные», но я голосую против таких, не до конца продуманных реформ, по масштабности махинаций сходных с гением Чубайса. Они находка только для «сильных», премудрых и пройдошливых.
И всё же… Не устраивал меня облик реформатора, созданного историками советской школы, не стыковавшимся с восторженными отзывами моего дядюшки, сложившимися под влиянием впечатлений слышанных ещё от современников Петра Аркадьевича. Вполне понятно, что советская историография, следуя в фарватере политических противников Столыпина, во многом исказила облик и деятельность реформатора. Искажения настолько врезались в общественное сознание, что рассчитывать на восстановление исторической правды только на словах тов. Ленина и даже Авербаха не приходится.
Смесь полуправды и откровенной лжи выпирает из попыток оппонентов, приписать Столыпину самими ими же придуманную фразу:- сначала замирения, а потом - реформы, которая по смыслу прямо противоположна действиям реформатора. Ведь делал Столыпин, то и другое одновременно. Недоброжелатели переиначили и другое заявление П. А. Столыпина, в котором правительство якобы сделало ставку на «крепких и сильных».
Разъяснение, опубликованное в газете «Новое время отвергает очередную ложь противников реформ: «Правительство никогда и нигде не заявляло, что государство считает себя свободным относительно «слабых», относительно немощных, относительно неспособных членов крестьянской общины и их семейств. Эти «слабые» не должны лежать тяжёлой обузой на одном крестьянском сословии. Забота о них, несомненно, ляжет на правительство». Но кривда гуляет до сих пор по белу свету.
При глубоком уважении к «старосте целовальников», вынужден упрекнуть его в не совсем точном толковании слов своего «подзащитного». А чтобы не выглядеть голословным, рекомендую обратиться к книге историка А. П. Бородина «Столыпин. Реформы во имя России». Москва. 2004 год.
Автор этой книги задался целью взглянуть на П. А. Столыпина глазами современников. В книге собраны отрывки из многочисленных публикаций эмигрантских изданий, как бывших его врагов, так и единомышленников. В книге приведены воспоминания из трех сотен известных в России фамилий и перед читателем раскрывается личность неоднозначная, многогранная и яркая.
Карьера этого реформатора восходит с избранием его Ковенским предводителем дворянства. Здесь он познакомился со стихийным переходом крестьян губернии от общинного подворного владения к «колониям», по образцу фермерского хозяйства в соседней Пруссии. В преимуществах ведения хуторского хозяйства перед общинным способом убедила Петра Аркадьевича пограничная Пруссия, которую он часто посещал.
На хуторе вследствие компактности в расположении возделываемой земли к усадьбе, экономились время и усилия на перевозку удобрений от стойла к пахоте и по доставке собранного урожая. Сподручность земельных угодий давала полную свободу распределения посевов и удобства в надзоре и охране урожая. Переход к трехполью значительно повышал интенсивность землепользования, расширению огородничества и плодового садоводства. Сказывались и преимущества такого отделения жилища крестьянина от хозяйственных построек в пожарном и санитарном отношении. Всё это в совокупности приводило к рациональному ведению хозяйства и поднятию доходности и ценности земли. Однако «дело расселения» тормозилось из-за отсутствия материальной помощи правительства в виде кредитов и льгот на переезд и обустройство, а так же и из-за косности самого крестьянства, боявшегося порвать с «обчеством».
Служба в качестве Гродненского губернатора только укрепило у Столыпина осознание государственного значения для России вопроса о крестьянстве. Он видел, как с приростом крестьянской семьи дробились земельные наделы. А ежегодный передел пахотных земель в общине, лишал саму землю постоянного и рачительного хозяина, и, в конечном счёте, лишь приводил к истощению плодородного слоя. В самом крестьянстве зрели «опасные обобщения», подогреваемые агитаторами из революционной среды интеллигенции о праве собственности на землю. Всё чаще эти обобщения выливались в беспорядки с требованием справедливого распределения «кормилицы земельки».
Таланты П. А. Столыпина как умного и решительного администратора раскрылись, когда он стал Саратовским губернатором. Грянула революция 1905 года. «Доигралась» правящая верхушка своим твердолобым упорством, а интеллигенция безответственными призывами «к топору». Наконец бабахнула мина замедленного действия, заложенная половинчатыми реформами «царя-Освободителя».
Вёл себя новый губернатор смело и решительно. За два дня прекратил бунт в Царицынской тюрьме, посадил в карцер уголовников и уговорил политических соблюдать порядок. Но в городах губернии бурлили митинги и забастовки, в деревне крестьяне жгут имения, уничтожают всё, что попадётся под руки: библиотеки, картины, мебель и даже скот и урожай.
Самому губернатору и его семье пришлось столкнуться с угрозами и шантажом: отравить сына, взорвать детей. В него стреляли. Пытались взорвать. Напуганные помещики одолевали просьбами о присылке войск, но Столыпин предпочитал разъезжать по губернии с полусотней оренбургских казаков, полагая, что строгое и спокойное общение с толпой, действует на неё отрезвляюще, а на администрацию уездов – ободрительно.
Его смелые, инициативные и решительные действия сказались замирением в губернии. Произвело оно впечатление на общество и на царя. В 1906 году Столыпин был назначен министром внутренних дел, а три месяца спустя Председателем Совета министров.
Сознавая необходимость серьёзных уступок в масштабе всей страны, Столыпин уже как премьер-министр был готов на такие уступки много дальше своих собратьев по сословию - дворянства. О бедствиях крестьянства премьер докладывал царю: «Целые деревни Саратовской губернии в зимнее время вынужденно занимаются профессиональным нищенством». Одна из причин такого «неблагополучия» – общинный строй, «парализующий личную инициативу и самостоятельность мужика», обрекающий «его на жалкое прозябание». Высоки и арендные цены на землю, вконец разоряющие и озлобляющие крестьян. Как неотложную меру Столыпин предлагал выход крестьян из общины и закрепление за ними земельных наделов в личную собственность за счёт угодий из государственных земель или из земельного фонда Крестьянского банка.
Жестокое подавление революции не нуждается ни в оправданиях, ни в извинениях премьер министра, для него это долг. И для него революция «не праздник трудящихся» и не «локомотив истории», а преступление, абсолютное зло и национальная катастрофа.
Не сидели, сложа руки заговорщики. В динамитной мастерской оборудованной большевиками на квартире Максима Горького, над бомбой для премьера трудился пока ещё безвестный инженер компании «Сименс» Леонид Красин. На «васаре» в прихожей стоял известный миру экспроприатор Петросян, по партийной кличке «Камо». А главу правительства России охраняли на даче из рук вон плохо. В приёмной столпилось около ста человек. С балкона подъезжавших разглядывали малолетние сын и дочь премьер министра. Но для идейных революционеров дети не помеха. В прихожую забросили портфели с мощным зарядом. Двадцать семь человек погибло на месте. У самого премьера контузией повредило правую руку. Чудом уцелевший премьер, тут же организовал разбор завалов и сам лично извлёк из-под обломков сына.
Террористы сильно просчитались. Покушение всколыхнуло и объединило различные слои общества. Общественность своим нравственным долгом сочла заявить: «Обязанность правительства немедленно и всей государственной мощью обуздать крамольников и рассеять их преступные организации и сообщества. Ответить на террор террором. Залить кровью бунтовщиков пожар, который, иначе сожрёт всю Россию».
Вопрос о введении военно-полевых судов обсуждался ещё до премьерства Столыпина его предшественником графом Витте, однако большинством голосов правительство его тогда отвергло. Теперь инициатором введения военно-полевых судов был сам император Николай II. Хотя это и шло вразрез с планами и настроениями Столыпина, он никогда не «отделял себя» от Государя. Подчиняясь неразумным распоряжениям царя, Столыпин жертвовал своим личным достоинствам»- вспоминает хорошо осведомлённый Маклаков. «В проведении политики репрессий Столыпин видел свой долг, свой крест…Они сильно отягощали его совесть, но он, зажав свою человеческую сущность, проводил их жестко и непреклонно».
«Галстуки» справедливее было бы назвать по имени их изобретателя графа Витте, либо по имени их инициатора императора – «Николаевскими» галстуками», но не «Столыпинскими».
Столыпин не был идеалистом. Знавал он и мужицкую жестокость, и его тайную ненависть к барину. Знавал легко пробуждаемую злобу ко всем людям по-европейски одетым. И всё же к выводу: «Для России нет, и не может быть, прочного будущего вне сильного крестьянства» привели его не книги, не казённые бумаги, а сама жизнь и прямая «борьба в обхват с революцией». Он и не собирался давать землю даром. «Это не в интересах ни государства, ни крестьянства». «На даровую землю найдётся много охотников, будут некоторое время её фиктивно обрабатывать, а по случаю станут спекулировать землёй».
Малоземельные крестьяне из государственного фонда приобретали землю на льготных условиях под низкий процент за счёт госбюджета. Кроме этого правительство оказывало крестьянам помощь в землеустройстве, агрономии, в получении ссуд, в организации кредита, в переселении и, наконец, в просвещении. Главная задача по Столыпину - «укрепить низы! В них вся сила страны. Их более ста миллионов. Дайте нам спокойные десять лет, и вы не узнаете Россию!» Так ведь не дали!
Горлопанов с левых трибун Думы, Столыпин осаживал: «Вам нужны великие потрясения, а нам нужна Великая Россия!»

Н. С. Михалков не ошибся в главном: - Пётр Аркадьевич Столыпин – несбывшаяся мечта России. И портрет его по праву должен располагаться на достойном месте витража программы «Моя Россия». Осмелюсь лишь не согласиться с утверждением, что реформы Столыпина не были рассчитаны на «слабых». В отличие от горбачёвской перестройки, возродившей капитализм за счёт обнищания народа, главной задачей своих реформ Петр Аркадьевич видел в «укрепление низов». «В них вся сила страны. Их более ста миллионов».
И ещё, кажется прав Никита Сергеевич, - мы сейчас жили бы в совершенно другой России, если бы не были свёрнуты реформы Столыпина.

Как итог столетней Российской полемике напрашивается статистический отчет по Земству России за 1911 год. Из него следует: «За три года с 1907 по 1910 год в Сибирь переселилось больше пяти миллионов крестьянских семейств. В урожайном 1909 году в России собрали хлеба в 3,5 раза больше, чем обычно, а две трети его было выращено в Сибири».

Прямо противоположные оценки личности в отечественной истории не единичны. Летописи и хроники писались с оглядкой на удельного князя, исторические труды с оглядкой на царствующий дом, а потом на генсеков, а сегодня вся история переписывается по заказу «сильных». По замечанию одного из популяризаторов истории такая «оглядка» в историографии не случайна: « кто платит за ужин девушки в ресторане, тот её и танцует». «Делателями истории» были и будут всегда «сильные» и власть придержащие, они не только творят историю, но закрепили за собой право писать её. «Народ безмолвствует» и, хрипя, тянет лямку «тягла» довольствуясь исторической кашей для питания их мозгов, кашей запаренной в большей части на мифах.
В ответ на недоуменные вопросы пытающихся думать своей головой читателей, профессиональные историки отговариваются «некой тайной научного знания», непостижимой для человека с улицы, т.е. рядового человека. Историей де, «имеет право заниматься только дипломированные историки», а профанам следует принимать на веру их объяснения. Но поскольку вопросы читателей продиктованы многочисленными логическими нестыковками, а учёные писания переполнены противоречиями и побасенками, то происходит естественный процесс, наткнувшись на обширные прорехи в предоставленной ему картине событий, читательский ум обязательно начнёт заполнять их по своему разумению, и так возникают «еретические» теории. Будь в исторических описаниях более логики и здравого смысла, поменьше басенок и откровенной дури – не возникли бы такие её переписчики, как Фоменки, Бушков, Буровский и иже с ними. Какой-то части современных читателей явно импонирует скоротечность и лёгкость в сногсшибательных версиях подобных слагателей истории на собственный лад. Чего нельзя сказать про читателя, знакомого с историей хотя бы в объёме средней школы, у которого подобные ляпсусы и провалы в элементарных знаниях вызывают горький смех и раздражение.
На правах дилетанта-любителя отечественной истории и на правах читателя с семидесяти летним стажем я посчитал себя вправе высказать своё мнение.
«Любой пытливый и грамотный человек имеет право проверки своей истории», утверждают доктора наук Давыденко и Кеслер, авторы книги «Мифы цивилизаций». К словам: «грамотный человек», я бы добавил ещё одно слово:- «добросовестный», т.е. не имеющий намерений «мутить воду», а настроенный на поиск истины.
Казалось бы, профессиональному историку не безразлично, как рядовой читатель воспринимает его творчество и творчество его коллег по профессии. Да, где уж там. Первым вопросом, историка полиставшего мою черновую рукопись было: «где и когда вы получили историческое образование?» - Ах, у вас его нет? Ну, тогда это ваше приватное мнение и как графоманство очередного дилетанта оно ни кого не интересует.
- Да не собирался «сочинять» я историю. Только хочется осмыслить некоторые её факты, пытаясь разобраться в изложении одного профессионала, почему-то противоречащее другому, казалось бы, достойному профессионалу. И заодно защитить явное и очевидное от профанов, взявшихся бессовестно переписывать историю, передёргивая установленные факты. Профессиональным историкам делать это в недосуг и не по нраву, в чём они и сами публично признаются. Единственная отповедь учёных, супротив безумных версий «Новой хронологии», не доступна массовому читателю, так как издана эта книга давно в катастрофически малом тираже, из рук вон плохо оформлена, да ещё и не рекламировалась.
Вокруг исторической науки у нас сложилось что-то похожее на анекдотичное Общество спасения на водах, с лозунгом: «Спасение утопающих, дело рук самих утопающих!» Отсюда сносшибательный вывод: «спасение читателя от произвола версий переписчиков истории, дело рук самого читателя».

ОТЕЦ ОТЕЧЕСТВА. СПАСИТЕЛЬ ОТЕЧЕСТВА.
И всё же до окончания телепрограммы не терял я надежды увидеть среди портретов из двенадцати достойнейших портрет Государя Всея Руси Иоанна III, но раз за разом выключал «ящик» в расстроенных чувствах. А из памяти дразнился вопросик, подброшенный на засыпку дядюшкой книгочеем:- Как ты считаешь, кто из двух Великих государей породил Россию Иван или Пётр? И кого надобно величать «Отцом Отечества нашего? Кто, по-твоему, из этой парочки, ещё при жизни наречённых «ВЕЛИКИМИ», воистину является ОТЦОМ ОТЕЧЕСТВА?
- Конечно Пётр, ни на минуту не задумавшись,- бодро, как это и положено по уставу, ответствовал юнга-недоросль.
- До Петра и государства Российского не было. Все у нас берёт своё начало от Петра Великого, без колебаний добавил я.
- К сожалению, так думает большинство наших совремников, искренне считая, что неплохо знают родную историю. А ведь Государя Ивана III, по делам его, ВЕЛИКИМ величали ещё за пару сот лет до рождения Петра. Хорошо же вам, голубчики, мозги закомпостировали недоброжелатели «единой и неделимой России».
С древнейших времён во всех деспотических государствах было принято награждать правителя подходящей приставкой к имени, возвеличивающей его «божественную» или нравственную сущность:- «Август», «Пий», «Тень Аллаха на земле», «Мудрый из мудрейших», «Великий», «Грозный» и т.п.,- прочищал мои мозги дядюшка. Льстивые сенаторы придумали к имени первого императора России добавку, тешившую самолюбие и возвышающую Петра Великого до пьедестала вождя нации, назвав его «ОТЦОМ ОТЕЧЕСТВА», а себя «сирых» прозвали до неприличия скромно - «птенцами гнезда Петрова».
Екатерина II титул «ПРЕМУДРОЙ И ВЕЛИКОЙ МАТЕРИ ОТЕЧЕСТВА» получила уже более легитимным путём – из рук депутатов от всех сословий и нацменьшинств, собранных для выработки проекта нового Свода законов России.
А вот кто придумал прозвище «Отца, вождя и учителя всех времён и народов», подхваченное партийными агитаторами, послушными СМИ и ораторами с трибун, так и останется невыясненным,- со вздохом изрёк дядюшка.
Как бы в пику, придворной элите с льстивыми званиями:- «Отец», «Мать Отечества», «Вождь», «Учитель», «Фюрер»,- противопоставлен вызревший в глубине души народа благодарственный титул – СПАСИТЕЛЬ ОТЕЧЕСТВА. На Руси титул спасителя отечества возник как признание заслуг посадского мужика из мясного торгового ряда Козьмы Минина и воеводы князя Дмитрия Пожарского. Под водительством этих народных вождей, без царя–батюшки, которого тогда и не существовало, самодеятельное народное ополчение очистило Россию от чужеземных завоевателей. Благодарный народ нарёк обоих: мещанина Минина, и князя Пожарского равным титулом «СПАСИТЕЛЯ ОТЕЧЕСТВА».
Заполучив царство из рук народных вождей, Романовы расстарались поскорее задвинуть на задворки обоих спасителей отечества, проявив свойственную им завистливость к популярности национальных героев. Подобная неблагодарность повторится ровно через 200 лет, как бы удостоверив этим действенность теорию круговерти в истории.
Война 1812 года с закаленным в европейских сражениях воинством, вчетверо превышающим русскую армию, превратилась в общенародную Отечественную войну и выдвинула на роль СПАСИТЕЛЯ ОТЕЧЕСТВА Михаила Илларионовича Кутузова.
Что за прелесть слушать исторические анекдоты и салонные подробности из жизни фельдмаршала Кутузова, в изложении моего дядюшки. Неизвестно, откуда он их набрался, так как сетовал на отсутствии мемуаров Кутузова и его жизнеописания. Говоря о быстротечности и непрочности людской славы, дядя то и дело сокрушался по поводу ненадёжной и неважной памяти потомков.
- У Кутузова было полно недоброжелателей и мелких завистников, начиная от императора и окружающих его педантичных прусских теоретиков, закостенелых на зазубривании «правил ведения войны» и способных только расписывать экспозиции войск на бумаге. Облик фельдмаршала в описаниях дяди как-то не увязывался со слезливым, дряхлым и чудаковатым бодрячком, каким его показал в фильме «Гусарская баллада» Игорь Ильинский. Конечно, Михаил Илларионович чисто по-русски был сам себе на уме, и славился не только полководческими талантами, а был и врождённым дипломатом. Любил семью, родину, российский усадебный быт с обычными помещичьими забавами, красивых дворовых девок, ценил сказанное к месту острое словцо, а ещё был склонен к не ординарным мыслям и поступкам. Обе русские столицы хохотали, а в Европе пожимали плечами и натянуто улыбались, пересказывая «невинную» проделку русского чрезвычайного и полномочного посла в Турции, обсуждая его визит с подарками в святые святых султана в сераль к его одалискам. Таким образом, одним махом Кутузов приобрёл друзей в диване великого визиря и в многочисленном семействе Селима III. Он хорошо изучил менталитет турка, и это помогало ему не только громить превосходящие и отборные турецкие войска, но и завязывать в стане противника связи на уважительных для неприятеля отношениях.
Турецкая война с Россией длилась уже шесть лет и без успехов для обеих сторон. Готовясь к походу на Москву, Наполеон всеми силами поддерживал амбиции Турции, обещая ей вернуть Крым и Причерноморье, только бы она не соглашалась на мир с Россией. В связи с угрозой войны с Францией, из Дунайской армии забрали 5 дивизий и перебросили их от Турецких на западные границы. С оставшимися 4 дивизиями вновь назначенному командующему Кутузову предстояло сделать то, чего не могли добиться с вдвое большими силами за шесть лет пять его предшественников.
Разгадав намерения турок ударить 60 армией по его 15 тысячному корпусу, окопавшемуся на правом берегу Дуная и чтобы заманить турок на свой берег Кутузов демонстративно отступил на левый берег. Он не мешал переправе и захвату турками плацдарма на левом берегу, где те спешно стали окапываться. И вопреки всем воинским правилам, вместо наступления и разгрома пока ещё малочисленного десанта, Кутузов приказал рыть редуты охватывающие полукольцом весь турецкий лагерь до самого берега реки. Дождавшись, когда переправилась вся турецкая армия на наш левый берег, фельдмаршал забросил дерзкий десант на правый, турецкий берег. Русская армия завладела переправой, а главное захватила базу снабжения турецкой армии и всю её артиллерию. Турки оказалась в мешке на левом чужом берегу полностью отрезанной от баз снабжения и резервов, как сто сорок лет спустя в подобном «котле» окажется 6-я армия под Сталинградом. Вдобавок турок теперь обстреливала собственная, захваченная русскими артиллерия с правого берега. Положение турецкой армии оказалось ужасным. Лагерь был лишён пищи, топлива и фуража. Осаждённые питались кореньями и сырым мясом лошадей. Ударили заморозки и выпал снег. Свирепствовала эпидемия, уносившая ежедневно до полуроты турок.
Турки соглашались на мир, но при этом страшно торговались, понимая как нужен мир для русских, когда войска Наполеона уже двинулись к границам России. Нужно было проявить большое дипломатическое искусство, чтобы внушить туркам недоверие к Наполеону. Зная гордость турок, Кутузов предложил небывалый в военной истории выход: принял осаждённую турецкую армию на сохранение, разместив по соседним деревням и обеспечив лечением и пропитанием 12 тысяч человек. Так Кутузов добился немыслимого - с малыми силами уничтожил турецкую армию и за месяц до вторжения Наполеона заключил выгодный и почётный мир с Турцией.
Завистливый к чужой славе Александр I возненавидел Кутузова и вместо благодарности, сместил его, заменив, неплохим адмиралом, но вовсе никудышным полководцем Чичаговым. Чичагов прославился ещё при Екатерине викторией над втрое превосходящим флотом шведов. Этот морской волк, даже в светских беседах не жалеющий соли, на аудиенции императрицы, начал рассказ вполне пристойно, но как дошёл до самой драки, то пошёл чесать по-морскому, по-боцмански:- Шведский король, распросукин сын, решил улизнуть, ан не тут-то было. У меня не улизнёшь, б… ский сын! Я его такого, рассякого как хряснул – выпалил он сгоряча, да спохватился: «Виноват матушка, прости меня дурака! Я привык с матросами…
Екатерина, та и виду не подала: - Ничего, продолжайте Василия Яковлевич. Я ведь ваших морских речений не разумею.
Заслуженный морской адмирал Чичагов из рук вон плохо воевал на суше, и навсегда «прославит» своё имя головотяпством, упустив и позволив Наполеону избежать, казалось бы, неизбежного пленения при переправе через Березину.
Кутузов покидал Дунайскую армию с чувством хорошо исполненного долга. Он выиграл у Наполеона это сражение на Дунае, а тот был взбешен «предательством турок». За это Александр наградил «по-царски» Кутузова, назначив его командующим морскими силами в Петербурге. - Чем я не Чичагов:- уже командую флотом - смеялся Михаил Илларионович.
Но флотом командовать долго Кутузову не пришлось. «Непобедимая армия» двумя колонами нацелилась на обе столицы. А дела на западном фронте с каждым днём становились всё тревожней, неразбериха в командовании издёргала русскую армию. Необходимость единого командования стала очевидной даже царю, и он поручил избрание главнокомандующего комитету из вельмож. Зная, что дворянские собрания единогласно выбрали начальником народного ополчения М. И. Кутузова, а народ на площадях одобрил этот выбор, комитет предложил единственную кандидатуру Кутузова. Два дня колебался царь. Он завидовал популярности фельдмаршала, хотя и не верил в его полководческий талант, и даже не скрывал этого, а хотел, чтобы все знали: - Кутузов назначен против его воли. Не Царь, а народ призвал Кутузова своим вождём. Вся Петербургская набережная от дома Кутузовых и до Летнего сада заполнилась толпой. Отсюда народ провожал своего избранника на фронт и только с ним связывал надежды на спасение армии и Отчизны. И Михаил Илларионович свою миссию «Спасителя Отечества» выполнил.
Хотя ценой спасения армии «пала Москва, но опершись на Кутузова, устояла Россия»- так написано на памятнике русскому воинству в Тарутино. «Со времён Минина и Пожарского никто не стоял так высоко на виду всей России»- напишет Пушкин.
Историки по сию пору спорят о причинах, повлекших полумиллионную европейскую армию в далёкую и, казалось, не нужную Россию. А причина проста: жажда грабежа и лёгкой наживы. Доказательство тому письмо, Наполеона к своей супруге, а в нём ответ, чем Бонапарт смог увлечь и захватить сердца двенадцати европейских народов: «Город Москва… заключал в себе 500 таких же прекрасных дворцов, как Елисейский дворец, меблированных на французский лад с невероятной роскошью, несколько императорских дворцов, казармы, великолепные госпитали. Всё это исчезло, огонь пожирает это уже 4 дня. Однако для армии остаётся достаточно, и армия нашла тут много всякого рода богатств, так как в этом беспорядке всё подвергается разграблению…».
Уходя из Москвы «великая армия» превратилась в нескончаемый обоз из барских экипажей, крестьянских телег и армейских фургонов, Даже на лафетах орудий и из зарядных ящиков торчали инкрустированные ножки дорогой мебели. Наспех упакованное добро высыпалось на российское бездорожье. Солдаты парились в боярских шубах, дорогих барских салопах, капотах и бухарских халатах. Из солдатских ранцев торчали произведения искусства и дорогая посуда. А в личном обозе Наполеона, из семидесяти фургонов и двадцати карет везутся музейные ценности, награбленные из оружейной палаты и кремлёвских соборов. Над этой процессией, как в крестном ходе возвышается громадный крест с обезглавленной колокольни Ивана Великого. Это была уже не армия, а сброд, и шайка грабителей. И надо быть Кутузовым, чтобы предвидя такой конец «непобедимой армии», во имя спасения отчизны, пожертвовать Москвой.

- «Крепко же закомпостировали мозги относительно истории собственной страны вашему поколению»– вспомнились мне слова дядюшки. – Не одному только нашему, а не менее чем трём поколениям, подумалось мне теперь, когда со сложным чувством уважения к ратным заслугам и верности солдатскому долгу, и тем не менее, с досадной скидкой на слабость его аргументаций, выслушал я заслуженного боевого генерала – бывшего знаменоносца на параде Победы. Будучи, по условиям шоу программы «присяжным» или по определению Судебника Иоанна III от 1497 года – «целовальником», этот уважаемый генерал - знаменоносец своим «подзащитным» выбрал Сталина.
Моим первым порывом было, желание дозвониться, достучаться и попросить заслуженного фронтовика:- Пожалуйста, не надо, ну, не надо, дарить Вашу и нашу Победу восточному сатрапу, всю жизнь воевавшему с собственным народом. Это Вы, и только такие как Вы, своим ратным подвигом, да ещё – народ, непосильным трудом и через неслыханные лишения, победили в той страшной войне! «Этот День приближали, как могли», двенадцатилетние мальчики, ставшие у заводских станков на место ушедших на фронт отцов. Со слезами на глазах в борону запрягали отощавших Бурёнок их матери, и как могли, они тоже приближали этот День Победы. Потому, что нам нужна была только Победа, и одна на всех.
Не перед самозваным «гением», не верящему ни собственному Генштабу, ни неопровержимым разведданным, а поэтому проморгавшему начало войны и допустившему врага до Волги, но перед Вашим поколением, не постоявшим за ценой в двадцать семь миллионов жизней, мы низко склоняем свои головы. А «гениальный генералиссимус», даже не начиная сражения, громадную фору предоставил вермахту, наперёд отдав врагу трёх маршалов, почти всех командармов, командиров дивизий и полков – главное оружие армии. Обезглавленными, плохо обученными, плохо вооруженными и плохо снаряжёнными шли наши полки навстречу танковым армадам. Шли не всегда с патронами в подсумках и снарядами в артиллерийских передках. Шли без состоявшихся танковых корпусов и без ракетной огневой поддержки. И когда дальше отступать стало невмоготу, тогда наши отцы, вгрызлись в землю у Волги и зацепились за неё насмерть, понеся огромные потери в живой силе.
И таких как Вы по-своему «поблагодарил» генералиссимус. Провозглашая тост за солдата – победителя, он назвал его как можно уничижительнее:- «винтиком победы». Это его обычный приём. Вроде бы отдавая дань должному, тут же, и беспрецедентно выпячивал он собственные заслуги в «десяти сталинских ударах», из которых якобы и сложилась Победа.
А по большому счету только лишь одну победу с последовавшим «головокружением от успехов», генералиссимус вправе целиком приписать одному себе. Победу над собственным Народом. Тогда в 1929 году, в «год великого перелома» оказался сломан становой хребет народа. Та «победа» за четыре года коллективизации унесла 10 миллионов крестьянских жизней, почти половину того, что унесёт молох войны. И об этой «победе», как о грандиозной военной операции с ностальгией вспоминает генералиссимус в беседе с маршалом Черчилем.
Был ли действительно Сталин гениальным полководцем? Был или не был? На этот трагичный вопрос вправе ответить только неоспоримые авторитеты. Одним из них был и остаётся Георгий Константинович Жуков. В письме автору романа «Вторжение» В. Соколову он написал: -
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!