НЕ МОЯ РОССИЯ. продолжение 6

Это был его жребий, его предназначение свыше.
Последние годы жизни Иоанна Васильевича III – это уже трагические вариации на тему власти и морали. Даже для собственной семьи государь был вынужден стать палачом – таково было бремя власти. И был он жесток и страшен ровно настолько, насколько требовала по воле Провидения отведённая ему роль «Государя Всея Руси».


ЭКСПЕРИМЕНТ НАД СОБСТВЕННЫМ НАРОДОМ
Допетровская Россия вовсе не была обществом жестоким, авторитарным, где и не мыслилось свобод. Рядом с властью государя существовала традиция принятия коллективных решений:- Царь приказал, а бояре приговорили – этой формулой начинался каждый Указ самодержца. Российское общество на 99% состоящее из «Мира» или «Земли» было лояльно и поддерживало государство, а оно не противостояло народным традициям. На трёх китах соборности: Православии, Державности и Народности обустраивалось допетровская Россия. По меркам того времени Россия была довольно вольготным европейским государством, основанным через Земский Собор, где общественное учреждение было менее зависимо от монархии, чем английский парламент или Генеральные штаты во Франции. Земские соборы 1548 и 1613 годов выбирали нового царя, о чем не мог мечтать ни один европейский парламент, кроме сейма польского. Зато сейм прославился шумами, буйством и непредсказуемостью шляхты. Московиты открыто иронизировали по отношению нравов в Речи Посполитой: - В Польше никогда не знаешь к кому обратиться, тут «что жбан, то сразу пан», а «паны не боятся самого Создателя, а не только избранного государя своего»,- докладывал русский посол из Кракова.
Хвалённые «привилеи» и свободы Казимира 1У были созданы лишь для шляхты, и лишь закрепили крепостное право на Западной Руси и в Польше. Крестьянин не имел права уйти от феодала, а шляхтич мог распорядиться «быдлом» и даже убить холопа. Крестьяне бежали на степную Украину, где их поселения складывались в военные общества, образуя малороссийское казачество. Но и эти земли шляхта рассматривала как свой огромный колонизационный фонд, а «быдло» как будущих рабов. Внутри великого княжества Литовского–Русского зрело недовольство православного населения. Десять лет длилась вяло текущая война между ставленником русских князей Свидригайло - самопровозглашённым великим князем Руси Западной, и его братом королём Польским. Победил король Казимир. И хотя по закону 1492 года православная шляхта была уравнена в правах с католиками и ей даровано право участия в Вальных Сеймах, закон крепко запоздал и не мог остановить процесса начавшейся агонии Руси Западной.
При «Тишайшем» царе Алексее Михайловиче Россия уже оправилась от прорухи смутного времени и пребывала в сравнительном благоденствии. При нём произошло основополагающее для двух родственных народов событие: объединение Украины с Россией. Прежде чем принять Украину в московское царство, крепко колебалась в сомнениях боярская дума, опасаясь занести с буйной казацкой вольностью смуту в собственную державу. Возобладали здравый смысл и чувство самосохранения от угроз католического шляхетства и разбоя Бахчисарая.
При сыне Алексея Михайловича – Петре 1 свобод стало куда меньше, чем было в Московии при «тишайшем» государе». Закрепившись на престоле, Петр провозгласил всех подданных, включая и самого себя, слугами Государства. Любую мысль о свободе от насилия государства или от произвола монарха он уничтожал, не брезгуя ни кровью, ни средствами. Пренебрегая царским достоинством, самодержец в пример подданным и сам прикидывался ничтожным Петрушкой Романовым - холопом государства. Прихлопнув Земский Собор, он по уложению "О крепости крестьянской" узаконил сто пятидесятилетнее рабство на Руси. Посыпавшиеся одна за другой царские реформы раскололи народ и культуру России на две чуждые части: народ, состоящий на 99 % из крестьян, и служилое общество - дворянство. Народ остался со своей русской, а дворянство приняло западную, непонятную народу культуру. Простолюдин и дворянин, проживая бок обок и рядышком, психологически и духовно находились в разных эпохах. Дворянство желало вести общество по пути прогресса, хотя всё им усвоенное: язык, привычки, интересы, симпатии и манеры – всё это было привозным. Дворянин оказался чужаком среди своего народа, скорее французом, чем русским, хотя в Европе он так и остался переодетым татарином.
Как следствие петровских реформ вылупился предтеча русской либеральной интеллигенции - разночинец. Возник он из отставных служивых, деток священников, разорившихся купцов, приказных дьяков и подъячих. Удел разночинца - служба мелким чиновником или занятие свободной профессией: цырюльника, лекаря, учителя, управляющего, приказчика. Этот слой населения, тут же придумал для себя название: «чистая публика», и хотя был расположен ниже дворянства, но обладал многими привилегиями, а чтобы подчеркнуть это - бреет бороду, носит сюртук и по внешним признакам разночинец - европеец. В результате подобного «массового просвещения» из «чистой публики» вышел на арену «малый народ»- либеральная интеллигенция. В «Серебряный век России» интеллигенция достигла общей численности в 5 миллионов, и сосредоточив в своих руках идеологию, литературу и прессу, оказалась очень деятельной и хорошо организованной общественной силой. Десяток тысяч наиболее колоритных представителей из «малого народа» вскоре окажутся способными перевернуть не только многомиллионную Россию, но и заставить весь мир дрожать от страха. Все началось с того, что овладев неким образованием, это скопище субъектов взяло на себя смелость выдвинуться в духовные вожди, и назвалось «учителями и совестью народа». Из-за любви к ломке старины и разрушению устоев, деяния Петровы были им по нутру, они их считали признаком прогресса. Разночинцев восхищает, что Пётр поставив Россию в один ряд с западными державами, узаконил в моде попсу, носить европейское платье, ходить на дискотеки, пардон, оговорился: «на ассамблеи», и быть небрежно выбритым. Их не колебало, что с реформами расцвело взяточничество и казнокрадство в особо крупных размерах, а породил его ни кто иной, как дружок и собутыльник Питера "Мин херц", светлейший князь Меньшиков. «Светлейший» первым на Руси сколотил первый коррупционный миллион, перевёл его в конвертируемые гульдены и спрятал в зарубежном банке. Пример заразителен. С князем соревнуется во мздоимстве прилежная ученица – венчанная и коронованная супруга Петра 1. Та спрятала капиталы уже в двух зарубежных банках. Подсчитано, что из сотни рублей, собранных как налог с населения, в казну шло только тридцать, а остальные семьдесят рублей растаскивали царедворцы и чиновники. И это во времена, когда сам Пётр ходил в штопанных чулках, и изнемогал в борьбе со взяточничеством и казнокрадством. В отчаянии царь приказал подготовить Указ:- Всякий вор, который украдёт настолько, что верёвка стоит, без промедлений должен быть повешен. Прокурор Ягужинский умолял не делать этого. – Государь, разве ты хочешь остаться без подданных? Все мы воруем, только одни больше и приметнее других.
Отыскался в России стряпчий, знавший и строго блюдущий законность. Царь назначил его Новгородским губернатором и два года его другим в пример ставил. Так было, пока не пополз ядовитый слушок:- продаёт губернатор должности, да взятки берёт за подряды. Пётр пожелал докопаться, в чём же секрет скверны. Губернатор признался:- Держался я, как мог, старался жить честно, да не получилось. Жалования хватало только на пропитание. Брал в долг, сроки отдавать подступали, а нечем.
- Сколько тебе надобно, чтобы справлять дела неподкупно? – спросил царь и увеличил жалованье почти в три раза. Губернатор несколько лет крепко держал слово, да решив, что царь уже забыл о нём, потихоньку принялся за прежнее. Осуждённый на повешение он даже не заикался о помиловании, похоже и сам изумлялся своему бессилию перед нечистой силой, безропотно идя на виселицу.
Ужесточая контроль над бюрократией, Пётр создаёт специальный надзорный орган с чрезвычайными полномочиями – государственных фискалов и во главе ведомства ставит Обер-фискалом самого надёжного подданного Нестерова. Тот себя не щадил, претерпевал ненависть, презрение, ругань и настолько яростно принялся искоренять зло, что вскоре подорвался и сам стал брать. Пришлось рубить голову Обер-фискалу. И Пётр не был бы Великим, если бы смирился, и посему головы летели безостановочно. Да, как только ни бился Пётр Великий со мздоимством бюрократии, сколько ни нагонял страху и всё же выходит, что одного страху русскому чиновнику не достаточно.
Сам император берёг каждую государственную копейку, жил скромно на установленное Сенатом жалование. Одевался в один и тот же кафтан и сам себе чинил башмаки. Драгоценностей не держал и не любил и до минимума сократил в штатном расписании царского двора всех егерей, ключников, стольников, стремянных, а с ними из царских конюшен убрал выездную часть в три тысячи лошадей. А для собственной обслуги посчитал достаточным камердинера да шести денщиков.
Обожали Петра и его реформаторство не только царедворцы, но и экстремисты всех мастей, радикалы и революционные демократы. Вот перечень его восторженных поклонников: Белинский, Герцен, Маркс, Энгельс, Ленин, Троцкий, Сталин и ЦК ВКП (б). Последнее постановило ещё в 1929 году: - Петр I и Иван IУ Грозный, как персонажи истории находятся вне критики.
Однако не все русские вольнодумцы пребывали в восторге от реформ и преобразований Петра. Этих окрестили славянофилами. Славянофилы схлестнулись в литературной полемике с поклонниками реформ - западниками. Западники в историографии и литературе допетровскую Русь представляли как общество дикое, примитивное, как рассадник всяческого мракобесия и только, мол, благодаря иноземным учителям наши деды перестали сморкаться в скатерть и под нею хватать барышень за коленки. О том, что вместе с достойными учёными, мастеровыми, профессиональными моряками и военными через "прорубленное окно" в Россию ринулись искатели наживы, приключений и обычные проходимцы, имевшие свойство плодиться и вести себя подобно блохам на дворняжке, они как-то забывали. В популярной песенке "Блоха", Шаляпин на «бис» исполнял, про то, как Бироновские блохи заставили чесаться всю царскую семью, дворню и, наконец, достали всю страну.
- Половина русских чиновников и все без исключения аптекари, у нас немцы - желчно острил Салтыков. Серьёзный американский историк Уолтер Локер подсчитал, что хотя их было менее одного процента от населения России, немцы и выходцы из Прибалтики занимали в министерстве иностранных дел 57% всех мест, в министерстве почт и путей сообщения - 62%, в военном министерстве - 46%. Император Николай I как-то разоткровенничался:- Русские служат России, а немцы - мне. За полвека его царствования бюрократический аппарат в империи вырос в четыре раза, и во столько же раз увеличилось взяточничество и казнокрадство.
Если от Ивана до Петра московское государство было самодержавно-земским, то после Петровских ломок и реформ становится самодержавно-бюрократическим и на шею тяглового люда рассядется ещё один класс "блох"- чиновников из двенадцати новых коллегий. Бедствием стало для России чиновничество, рассевшееся на ХIУ ступенях петровского табеля о рангах. "Крапивным семенем" прозвал народ этот класс разночинной интеллигенции. Бюрократический аппарат был раздут до 905 различных канцелярий и контор. Государственный бюджет перенапряжён военными расходами. На армию и флот расход составил около шести, а на все остальные нужды меньше двух с половиной миллионов и это в мирный 1725 год. Армию для кормления разместили по деревням, там она бесчинствовала как на временно оккупированной вражеской территории. Для выхода из экономического кризиса, изменили систему налогообложения. Раньше налог взимали со двора, Петр распорядился взимать тягло с живой души. Началась подушная перепись населения. К ней была привлечена армия, и перепись превратилась в военную операцию. Командир полка становился хозяином городка и волости. Массы пытались ускользнуть от переписи, стремясь избежать перехода в крепостное состояние. На «утайщиков» и подозреваемых офицер-ревизор получил право на дознания пыткой. У помещиков конфисковали деревни, старост били кнутом, вырывали ноздри, беглых отлавливали и отсылали на рудники. Холопов и владельческих крестьян оптом внесли в списки и обложили податью. И все они стали тянуть два тягла: в пользу помещика и в пользу государя. После переписи их всех ограничили в передвижении. Утерял паспорт, или вышел за ограниченную территорию, сразу же превращаешься в преступника, подлежишь аресту и высылке. Реформы Петра породили недоимки и восемь миллионов беглых крестьян. Их ловили, пороли, возвращали, а они опять бежали. Из страны сбежало 20% тяглого населения. Чтобы предотвратить отток населения за рубеж, государственную границу охраняла армия, не от вражеских лазутчиков, а от собственных граждан. Тогда треть населения страны ушла в разбойники. Разбойничьи шайки контролировали целые волости, брали приступом города, освобождали из тюрем своих товарищей, а часть из солдат охраны уходила вместе с ними.
А. С. Пушкин записал о времени Петра: « около него всеобщее рабство… Впрочем, все состояния были окованы без разбора, все были равны перед его дубинкой. Любой вельможа мог, просто под горячую руку избит царём, отправлен в Преображенский Приказ на дыбу».
Найдутся возражения – Пётр без вины не наказывал!
Однако бывало, что просто по доносу и навету любой подданный мог подвергнуться розыску. А Петр поощрял доносительство. «В 1718 года Пётр объявил ещё один из тиранских Указов: под смертной казнью запрещалось писать запершись. Недоносителю объявлена равная казнь» (А. С. Пушкин)
За время реформ Петр подписал 20 000 своих знаменитых Указов, вконец заколебавших страну и парализовавших систему управления. Будет уничтожено всё наработанное и нажитое за два столетия, а четверть населения страны безвозвратно потеряно.
Патриаршество Всея Руси мешало «Царю-Антихристу», и взамен его Пётр придумал коллегию - Священный синод, превратив церковь в государственное учреждение, за работой которой наблюдал светский человек: обер-прокурор. Священный синод оказался ещё хлеще советского комитета по делам религий. Синод обязал священников сотрудничать с тайным приказом. Если священник не сообщал об "опасных мыслях" в пастве, высказанных на тайном причастии, его лишали сана. Он подлежал, ... смертной казни с конфискацией имущества! А подданных обязали ходить не менее раза в неделю на исповедь. Даже КГБ до подобного не созрел!
Реформы Петра загнали Россию в глубочайший духовный кризис. Прямо в церкви архиерей мог во всеуслышание поносить бранными словами простого священника, не стеснялся бить его, сажать в колодки или на цепь. Третируемое и угнетаемое низшее духовенство было безграмотным, закоснело в дикости и пьянстве. - Невежды, кои и скота пасти не умели, пасли православное стадо. Отсюда падение нравов и неверие. А там где неверие и произвол - там жди и роста нигилизма. Теперь судите, чьи реформы были круче: Ивана или Петра. И чего добился последний из них?
Задыхаясь, хрипела вздыбленная страна, на дыбе скончался законный наследник и сам себя самодержец замучил до смерти, бросаясь затыкать любую дыру царственным носом. Прыгнул в ледяную воду, желая помочь подвыпившим матросам стащить с мели ботик. Простыл. Умер, не завещав престолонаследия. Законный сын от первого брака не вынес пыток и скончался в Преображенском приказе. А объявленный наследником малолетний сын от второго брака Пётр Петрович трагически погиб от воздействия необъяснимых сил прямо на глазах охранявшей его дворцовой челяди. Эта нелепая, странная смерть выглядела расплатой, устроенной Провидением и потрясла дряхлеющего на глазах государя. Слабеющая рука мучительно умиравшего Петра вывела на аспидной доске лишь два слова "передайте всё"… дальше соскользнувший грифель оставил наклонный прочерк. Отменив привычный порядок престолонаследия, Пётр не создал его нового механизма. Российский трон опустел. Традицию престолонаследования Пётр заменил волей каждого, занимающего трон. В отсутствие законного регулирования престолонаследия, единственным регулятором становится вооружённая сила - гвардия, и первым проявлением её воли было утверждение на троне безродной вдовы государя Екатерины 1. Затем последовали взрывные смены властителей России в следующем порядке: Анна Иоанновна, Анна Леопольдовна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Александр I - все он взошли на трон по воле гвардии.
Трагедии Александра I, Александра II, Николая I и Николая II, так или иначе, тоже оказались связаны с проблемой реформ и гвардией. Механизм этой взаимосвязи был запущен Петром I и по инерции двигался рывками почти двести лет.
Оглядываясь на Европейские вольности, сподвижники Петра - «Птенцы гнезда Петрова», стали тяготиться не только самодурством Петра, но и самим самодержавием, а после кончины императора стали замышлять, как бы ограничить его конституционной монархией. Бывший ближайшим человеком к Петру - «око государево» генерал-прокурор Ягужинский одной фразой выразил обиду большей группы вельмож:- Долго ли нам терпеть, что нам головы снимут! Теперь время, чтоб самодержавию не быть!
Так исчерпав себя, заканчивалась эпоха Петра. Возможно, её приход был предопределён не иначе, как Провидением. Вероятно, эта эпоха была необходима на историческом пути развития России, истощившей силы на опричину, бесконечные войны, и смутное временя.
Нельзя сказать, что до Петра в Кремле не понимали гибельности для государства положения застоя и только «отсиживались на печи». При отце Петра предпринимались попытки преобразований на Европейский манер, но были они половинчатыми, а главное не имели поддержки в обществе. Чтобы проснуться, и тронуться в предначертанный путь России требовалась хорошая встряска, и она её получила от дубинки Петра.
Но и время Петра закончилось. Чтобы идти дальше, России необходимо было «сосредоточиться», выбрать цели и ориентиры. А для этого требовалось, по словам бывших сподвижников Петра, «свобод поболее».
После странной и похожей на мистический рок преждевременной смерти наследника трона Петра II, внука Петра Великого, беспризорным остался Российский трон. Прервалась мужская линия наследников из дома Романовых. И у России объявился шанс - законная и бескровная попытка введения конституционного ограничения монархии. Это случилось за пару сот лет до полного краха самодержавия и на столетие раньше мятежа декабристов.
Но, как и перестройка Горбачева, попытка реформ 1730 года была предпринята, людьми из верхних эшелонов власти далёкими от интересов общества. Как и горбачевская, эта реформа оказалась наспех продуманной и исполнялась келейно и подковёрно. Ни Сенат, ни генералитет армии, ни чиновничья бюрократия не были проинформированы о конечной цели реформ. А те, не распознав в грядущих преобразованиях собственных интересов, «спустили с цепи гвардию».
Писатель-историк Я. Гордин в книге «Меж рабством и свободой» вскрывает подноготную действий и стремлений «птенцов Петровых» при попытке ввести конституционное правление в России. В книге вскрыты просчёты первых русских «прорабов перестройки» преподнёсших «на тарелочке с голубой каёмочкой» власть недалекой, злой и властной бабе – дочери приблажного царя Ивана Романова.
Гордин представляет Петра 1 как предтечу большевистских методов правления. Замена государственных законов собственными и малопонятными Указами, наспех написанными «телеграфным» стилем самодержца, на которые с мест долго ждали разъяснений и уточнений, предвосхитила знаменитые Декреты Ленинского Совнаркома. Ликвидация Петром Земских соборов – равноценна большевистскому разгону Учредительного Собрания в 1918 году. Главное детище Петра – коллегии - мощный бюрократический аппарат для управления страной нашёл отражение в советских Совнархозах и Наркоматах с довольно странной и порою устрашающей аббревиатурой в названиях. Так, например: ЗАМКОМ ПО МОРДЕЛ – табличка на дверях приёмной заместителя комиссара по морским делам Раскольникова, отнюдь не сулила мира входящему. И самое страшное из всех большевистских заимствований, создание репрессивных органов ВЧК по типу подвалов Преображенского приказа, но уже в масштабах всей страны. Из тайного приказа, как и из ВЧК, живыми выходили редко. У Петра случались генерал-губернаторы с рванными ноздрями, а у Сталина маршалы со вставными челюстями, взамен собственных зубов, выбитых заплечных дел мастерами.
- Даёшь промышленность, нацеленную на нужды армии и флота! – это ли не Петровский призыв? А массовый террор, закабаление и выдавливание соков из крестьянства – это ли не методы почёрпнутые большевиками у Петра? А во что обошлись стране плохо просчитанные и наносящие громадный вред природе прожекты «Преобразования природы», «Строек коммунизма» и «Поворота рек»? Их с дерзостью похожей на Петровский замах - вручную прорыть Волго-Донской канал - без рассуждений подхватывали к исполнению.
Как тут не согласиться с выводом автора:- Петр Великий - предтеча большевизма в России!
В дядюшкином книжном шкафу под замком хранились книги воспоминаний о Петре 1 стоявших близко к нему людей. Воспоминания Нартова, Голикова, Валишевского и Штелина давно превратились в музейные ценности. Воспоминания Якоба Штелина, славившегося добросовестностью изложения, основанного на первоисточниках, позволили мне прочесть.
Якоб Штелин – конференц - секретарь Российской Академии наук, задался целью собрать у оставшихся в живых современников воспоминания о Петре. Его анекдоты были намного добросовестней, многих исторических документов. Они выхватывали живого Петра из тьмы прошлого как моментальные фотоснимки. Штелин ничего не присочиняя, всякий раз сообщал, от кого сие слышал, да и сами рассказчики из почтения к памяти государя не слишком фантазировали.
Из воспоминаний лиц приближённых к особе государя вырисовывается сложный гений Петра Великого. Тайники его души не поддаются анализу, а из них вырываются решения неожиданные, порой фантастические. В нем нет ничего от заурядного человека, он велик во всём, и в благородстве, и в безобразии, в веселии и скорби потерь. Поступки его непредсказуемы и он то и дело опровергает собственный характер. Его детские выходки можно было бы отнести к игре нерастраченных сил, если бы эта игра не переходила в жестокость.
С юности под влиянием Лефорта и других иноземцев царь приобщился к разгульным застольям и до самой смерти проявлял «превеликое женолюбие». Современники приводят немало историй скабрезного свойства о царской разнузданности. Петр бросался на первую подвернувшуюся юбку без различия, была ли это светская красавица или деревенская баба. Членов созданного им «всепьянейшего собора» не останавливали никакие приличия и их «заседания» были под стать языческим древнеримским оргиям. Мужской части «собора» не уступала и женская команда. Как и мужчины, все они имели свои «чины». Главенствовала «князь-игуменья» Дарья Ржевская, беззастенчивая, распущенная баба, почти всегда пьяная, и пользующаяся крайним благоговением Петра. При полной благосклонности Ржевской, её пятнадцатилетняя дочь Евдокия попала в постель Петра. Через пару лет царь пристроил Евдокию за своего любимца бригадира графа Чернышова. Эта женидьба расценивалась как царская милость и награда за боевые подвиги храброго бригадира. Долгие годы Петр сохранял связь с Евдокией – «Авдотьей бой- бабой» и нажил с ней шестерых деток, а общение с ней враз прекратил, посчитав её главной виновницей обнаружившейся гонореи. За такой «подарочек» он приказал мужу высечь Евдокию.
Третья дочь царственного брата Петра - Екатерина Ивановна а, следовательно, его племянница, была замужем за герцогом Карлом Шверинским. Посетив Шверин, Пётр сильно удивил встретившего герцога и всю его свиту дерзким пассажем. Не обращая внимания на когорту встречающих, царь обхватил Екатерину за талию, и увлёк в спальню. Не запирая дверей, уложил её на диван и поступил так, будто ничто не препятствовало его страсти. Едва ли таковое могло случиться, если бы и раннее дядя и племянница не состояли в кровосмесительной связи.
На одной из ассамблей Петр приметил молодую красивую девушку – дочь резидента в Вене графа Матвеева, одного из просвещённых русских, давших хорошее образование дочери бойко говорящей на трёх языках, чем сразу та пленила голову сорока шести летнему царю. Пётр оказался не единственным любовником интересной собеседницы, первой танцовщице, любительницы игры в карты, мастерицы обольщения. Однажды царь наткнулся на эту плутовку прямо на месте преступления в отдалённой комнате дворца. Молодой дворцовый лакей успел выпрыгнуть в окно, да сломал ногу, и его Пётр посчитал достаточно наказанным. А юную шалунью, отхлестав пощёчинами, утащил за волосы в карету и отвёз к новоиспечённому генерал - адьютанту Румянцеву и тут же сосватал за него. Генерал был крут характером и скор на расправу, у такого здорово не загуляешь. Царь щедро одарил свадьбу молодых. С Марьей Андреевной генерал нажил трёх дочерей и сына названного Петром. Это был будущий фельдмаршал Румянцев-Задунайский, учитель Суворова и Кутузова. Поговаривали, что Пётр Румянцев был сыном царя, что косвенно подтверждалось особым благожелательным отношением к нему членов дома Романовых на протяжении всей его славной жизни. А Мария Алексеевна превратилась степенную статс-даму и обрела большую известность ещё тем, что танцевала на балах с пятью российскими императорами.
После Анны Монс «натуральных», в истинном значении этого слова, фавориток у Петра 1 не было. Были лишь многочисленные мимолётные связи «на бегу» без признания партнёрши фавориткой, пользующейся влиянием при дворе. Екатерина знала обо всех, но относилась к шалостям мужа с «метресками» довольно снисходительно. А ему явно не хватало ни полового воспитания, ни вкуса, чтобы предаваться настоящим изыскам любви. С удивлением слушал он откровения своего собутыльника польского короля Августа об изощрённых сладостях утех с женщиной, которую тот в очередной раз завоёвывал, что и было его основным королевским занятием. Говорят, у него было 365 внебрачных детей.
А чем мог похвастать Пётр? Тем, что на пирушках, когда уже и не разбери - поймешь с кем ты и как, он частенько делил своих партнёрш с Сашкой Меньшиковым и другими собутыльниками. Всё совершалось грубо и без насилия, так как негоже отказывать царю, то ему тут же уступали и герцеговиня и кухарка. Неразборчивость молодости со временем обернулись для Петра во вседозволенность деспота. Его оргии были тяжелы и похабны. Это был настоящий разгул без чувств, просто хмельной ритуал с головной болью поутру и физическим отвращением.
С Екатериной было всё по-другому и их брак, казалось, с годами только расцветал, и за двадцать лет чувства возвысились от постельных утех, до прочной, настоящей любви. Кроме всего ему следовало узаконить своего малолетнего сына Петра Петровича как наследника трона и двух любимых принцесс дочерей как будущих великокняжеских невест. Не догадываясь о шашнях супруги с придворным шаркуном Монсом, Пётр решился на неслыханное - устроил коронацию для безродной бывшей солдатской маркитантки. А потерявшая голову, стареющая супруга, будучи российской императрицей, продолжала играть с огнём.
Ей хорошо было известно, как поступил её августейший супруг с первой женой Евдокией, застигнутой в любовной связи с надзирающим за её монастырской жизнью майором Глебовым. Евдокию высекли как крепостную девку и бросили в монастырскую темницу на хлеб и воду. А храброго офицера отличившегося в бою под Полтавой и в баталиях Северной войны подвергли страшной и мучительной смерти, посадив живьём на кол.
Не меньшее впечатление на современников произвела расправа над фрейлиной императрицы девицей Гамильтон, родственницей матери царя и активной участницей царских «всешутейших и пьяных соборов». Любовницей царя девица стала скорее по принуждению, хотя беззаветно любила другого и мечтала о замужестве с ним. Забеременев, она избавилась от ребёнка. За что суд приговорил её к смерти. За Гамильтон просили Екатерина и царица Прасковья, поэтому сама девица надеялась на помилование. На эшафоте Пётр обнял, поцеловал девицу и, прошептав что-то ей на ухо, велел положить голову на плаху, и та улыбаясь, покорилась. Царь шепнул и на ухо палачу. Сверкнул топор, и голова скатилась на помост. Подняв за волосы окровавленную голову, поцеловав в губы, царь прочитал присутствующим лекцию по анатомии, указав на аорты и артерии шеи, и ещё раз поцеловав, бросил голову на землю, перекрестился и уехал. Голову девицы он приказал заспиртовать в банке и хранить в кунсткамере. Пяток лет спустя там же появится ещё одна голова любовника его жены– Монса.
Измена Екатерины оказалась трагедией не только для Петра, но если разобраться, то и для страны в целом. Находясь в частых отлучках, Пётр был, вполне вероятно, единственным, кто долго не замечал, что творится при дворце. Его соперник имёл невинную внешность херувима, а почтительная скромность его поведения отметала любые подозрения. Все это сочеталось с холодной и расчетливой наглостью. Общение с ним возбуждало в сорокалетней пылкой и здоровой императрице сладостную сексуальную активность. Мужу было уже за полусотню лет, и был он истощён обременившими жизнь постоянными недугами. Вот и сложилась обычная семейная мелодрама, когда жена предпочитает мужу натурального хлыща, мелкого вымогателя из нарумяненных пустоплётов, не имеющих ни заслуг, ни уважения к своему благодетелю. Для Петра всё это выглядело не иначе, как государственной изменой.
Когда-то его оглушила измена гетмана Мазепы. Не раз рвал государственные соглашения и изменял честному слову «его царственный брат» король Август. Петра часто обманывали приближённые, но нынешняя измена нанесла страшный удар. Он оказался беспомощным рогоносцем перед лицом всего света и необходимо на что-то решиться. Выставить венчанную жену и императрицу на позор – значит обесчестить весь царствующий дом, мать своих дочерей и принцесс российских. Посему дознание Монса велось лишь о мздоимстве, стараясь не засветить покровительство государыни. Пару дней спустя, после казни любовника императрицы, Петр повёз супругу мимо эшафота, где на шесте торчала присыпанная снегом голова Монса. Ни один мускул не дрогнул на лице Екатерины, спокойной она оставалась и вечером, когда Пётр распивал пиво с гостями, а она разучивала минуэты с дочерьми.

Несчастья следом одно за другим обрушились на государя. Пару месяцев спустя после насильственной смерти законного царского наследника Алексея, заболел его сын от Екатерины малолетний Пётр Петрович, объявленный уже как наследник российского престола. Тогда врачи поставили мальчика на ноги. Однако на этом дело не кончилось. Воистину русская история полна неразгаданных страшных и тёмных дел. В архивах сохранились скупые строки в хронологии того события. – 25 апреля 1719 года «последовала смерть наследника» и ни слова о причине случившегося, при полном отсутствии следов медицинского заключения. Похоронили царевича чересчур поспешно в закрытом гробу.
В день гибели наследника оба родителя находились в Кронштадте. Мальчик находился в детской комнате дворца на попечении генерала Якоба Брюса, няньки и дядьки, а входы и выходы охраняли часовые из Преображенцев. Утром царевич в полном здравии веселился с князем Меньшиковым. В момент, когда разразилась гроза над дворцом, мальчик сидел на коленях у няньки. Ударил гром. Раздался треск, потом взрыв и крики няньки, она тряслась как безумная, твердя одно:- подлетел огнедышащий дракон и дыхнул на дитя. А дядька показал:- прилетела огненная голова и поцеловала царевича.
Следов удара молнии, кроме как на оплавившемся подсвечнике нигде не обнаружилось. Окна и двери были закрыты, а доступ в комнату был возможен разве что через печную трубу. Дежурные офицеры и часовые не покидали пост и уверяли, что посторонних не было.
Меньшиков застал мальчика ещё живым, но без сознания и в параличе. Когда его взяли на руки, тельце ватно прогнулось, так как все его кости оказались переломаны. На теле отсутствовали раны или кровоподтёки, лишь на лбу голубело пятнышко. Невзирая на волнение моря и шквальный ветер примчалась шлюпка с государём. Увидев сына, Пётр зарыдал.
- Легче было видеть царя в гневе, чем в таком состоянии - утверждают очевидцы. Чётко и с учёной пунктуальностью были перебраны все возможные
обстоятельства происшедшего, но ни на чём так и не могли остановиться. Всё сводилось к одному, которое невозможно обойти, но и невозможно внятно объяснить, кроме как злым роком. Вспомнили, что три года назад над дворцом прошла такая же сильная гроза. Молнией пробило крышу и карниз. Брюсу тогда только зашибло руку, а у часового раздробило приклад у мушкета. Глядя на озадаченные лица взрослых, малыш лишь радостно хохотал. Брюс высказал предположение, что та гроза была предупреждением, но только не разгаданным. – Знаку не вняли, вот и кара!
- Кара за что! – взорвался государь.
После панихиды Пётр закрылся на своей половине. Трое суток он не выходил и не принимал пищи. Из-за запертых дверей слышались его стоны и рыдания. Екатерина не достучавшись, и не докричавшись, послала за Долгоруковым. Тот явился с разодетыми и в орденах сенаторами. Грозились выломать дверь, но только после слов, что государственные дела не терпят отсутствия государя и если он не явится, то лишат его престола и выберут нового государя, Пётр вышел. Вид у Петра был опустошённым. Зарос. Согнулся, глаза потухли. Долгоруков заговорил обыденным тоном:- Государь, далее отлучаться невозможно, дела приходят в замешательство.
До наших дней загадку с гибелью царевича физики пытаются объяснить шаровой молнией. Только вот одна загвоздка, по их же утверждению, появление шаровой молнии в одном и том же месте просто не бывает в природе. Странно и то, что двигалась молния как бы по заданной траектории, будто бы её направляли в обход всех присутствующих прямо в лоб царевичу.

- Страшно было жить на белом свете при самодержце Петре и не приведи Господь оказаться приближенным к его трону - вздохнул юнга. Но, несмотря его жестокость, Петр был не только симпатичен, но ко всему мне его было его по-человечески жаль. Самодержавный властелин, расположения которого добивались талантливые и величайшие умы, на склоне лет оказался предан и заброшен ближайшими друзьями и соратниками. Он уходит из жизни в невыносимых телесных и духовных страданиях. Как загнанный в логово даже не лев, а смертельно раненный матёрый волк, в предсмертном рёве прячется он от собственной стаи, готовой рвать на клочки его обессиленную плоть.
Но даже царственная плоть - ничто иное, как тлен. Зато душа Петра живёт и здравствует в Невской «Першпективе», в игле Адмиралтейства, в пушке Петропавловской крепости и в звонких голосах гардемаринов Нахимовского училища.

- У меня впечатление,- рассуждал дядюшка,- что над бескрайними просторами России неведомые Силы проводят какие-то эксперименты на прочность и выживаемость заселяющих её народов. Начиная со времён Ивана Грозного, около пяти сотен лет правители навязывают народу революционные реформы сверху. Они вроде полны благих намерений, да и сам самодержец хочет, чтобы было, как лучше, да «получается как всегда!»
Едва примостившись на престоле, новый правитель берётся за перестройку в государстве, но тут же, вмешиваются противостоящие силы, не дающие довести, ни одну из них до логичного конца. Как будто неведомая энергия противится любому нововведению, и, казалось, вполне мудрые начинания идут наперекосяк. Даже несчастливый «калиф на час», круглый неуч, ни дня «не просыхающий» принц Голштинский, став императором Петром III, за шесть месяцев отведённых его несчастной судьбой для правления, успел подвергнуться зуду перестройки и приложил царственную руку к далеко идущим реформам.