ВОСПОМИНАНИЯ О ПОТЕРЯНОМ РЫНКЕ. Продолжение 1

Но не та закалка оказалась и не так воспитан был бывший всесильный министр, поэтому не стал Александр Акимович ссылаться на неписаные законы, запрещающий нашлёпывать на банки с чёрной икрой наклейки «сельдь слабосолёная», а спасая честь и достоинство министра, поступил как настоящий самурай – взял и покончил с собой. А зря! Если все министры станут таким образом защищать свою честь и достоинство, то вскоре опустеет российский «Белый Дом», а туда нахлынут пронырливые крикуны со столичных площадей и снова начнется беспредел в отстреле конкурентов и драчка за место у кормушки. Но уж это не капитанского ума заботы, и пора бы авторской своевольной памяти вернуться к только что обретённому мною месту временно исполняющего обязанности капитана-директора транспортного рефрижератора «Бора», да поскорее отправляться в рейс.

На таллиннском рейде в темпе формировался караван под проводкой ледокола «Киев». Капитану ледокола В. Голохвастову не требовалось объяснений, он доказал, что в курсе наших проблем тут же распорядившись:- «Бора», больно уж хлипок ледовый класс немецкого Ллойда. Подгребайте по ледовой дорожке вплотную к корме «Киева». Засунем ваш нос в кормовой урез ледокола и возьмём вас «на усы». Ваша дальнейшая задача - поберечь свои руль и винт, поэтому на ходу будете постоянно подрабатывать самым малым вперёд своей машиной. Устроившись за широкой «спиной» ледокола и обтянув носовые концы, «Бора» оказалась в самом выгодном положении из всех судов каравана. В след за нами устроился пароход «Истра» - «утюг» с громадным клёпанным ещё при «царе Горохе» тяжёлым корпусом и с доживающей свой век хлипенькой паровой машиной. Закончив манипуляции со швартовами, наш рыжебородый боцман вдвоём с личностью не менее экзотичной, чем сам, оказавшейся его коллегой - боцманом с «Киева», закатили на палубу ледокола бочку со свежим засолом норвежской сельди. Как я догадался, эту бочку прихватил ещё в порту наш догадливый боцман с вернувшегося с промысла траулера. Эта комбинация нашего боцмана подсказала мне о желательности немедля презентовать боцманов 60 градусной «Виру Валге», позаимствованной из капитанских запасов Фишелича. Как следствие между боцманскими командами обоих судов установились доверительные отношения, перекинувшиеся вскоре и на капитанские мостики.
Бережно, как пасхальное яичко и прямо, как у Христа за пазухой, «донёс» «Киев» «Бору» ко входу в пролив Большой Бельт. За прошедшие двое суток единственный раз возник неприятный момент. Войдя в торосистый лёд «Киев» вынужденно сбавил ход, а неуклюжая «Истра» не могла во время притормозить и всей массой пёрла по инерции носом в нашу корму. К счастью на мостике «Боры» не дремали, а работнули «Полным вперёд» своей машиной. Мощная струя из под винта тут же затянула битым льдом дорожку и застопорила нос «Истры» в десятке метров от нашей кормы. У входа в пролив Большой Бельт «Бора» душевно распрощались с «Киевом», а океанский буксир «Ураган», принял её под проводку до чистой воды Северного моря.
Северное море, Английский канал и Бискайский залив побаловали нас отличной погодой, редкой для этого времени года. К тому же старший механик или чиф инженер «Боры» Эдуард Г., бывший отличник Елининградской высшей мореходки, наплевал на липовые ограничения «гамбургского зеленщика Брунса» и распорядился держать номинальные эксплуатационные обороты двигателя. Теперь «только кустики мелькали» по корме у летящей с 20 узловой скоростью «Боры». Пяти суток не минуло после нашего расставания с промозглой Балтикой, как навстречу нам пахнуло тёплом попутного пассата и на палубе с ковриками и циновками появились первые группки загорающих. Пролетело ещё пара суток спокойного капитанского отдыха и «Бора» прибыла туда, где группа советских рыболовных траулеров денно и нощно не прекращает производство. Здесь, «в районе промысла СЗА или – Северо-Западной Атлантики», взаимоотношения капитана транспортного судна с капитанами промысловых судов являли собой непрерывный круглосуточный поиск взаимного компромисса. Тут же у кого-то из промысловиков обнаружился не выдержанным температурный режим в теле ещё вчера выловленной рыбы, и, спасая дело, необходимо было её разместить в трюме поближе к вентилятору на «дозревание» до требуемых минус 18 градусов, а этому воспротивились и технолог и рефрижераторный мехпник. На другом траулере капитан не продержится до очередного подхода танкера и ему требуется сотня тонн дефицитного дизтоплива. У третьего ходака закончился ацетилен для газосварки и вышла из строя стиральная машина и срочно надо выстирать двести комплектов постельного белья… Кому-то недостаёт финской гофротары, бязевых перчаток, берёзовых голяков… Всё это напоминало ярмарочный день в лавке колониальных и скобяных товаров, и я вынужденно отдувался за приказчика в этой лавочке. Но прежде чем чего-то пообещать или ответить «да» или «нет», требовались предварительные переговоры и консультации с начальниками служб «Боры», требовались проверки расчетов их собственных нужд, сопровождаемые самой заурядной торговлей с чрезмерно запасливыми личностями. Как бы то ни было, а за десяток суток мы загрузились плановыми 4000 тонн мороженой рыбы в экспортном изготовлении и 500 тоннами продукции на Союзный рынок и направились в первый порт выгрузки в республику Того. Работая по так называемой аккордной системе, т.е. с привлечением на подвахту экипажа, мы с опережением уложились в плановое время загрузки. На судовом собрании я поблагодарил экипаж и начальников судовых служб, что заметно польстило комиссару, не только удачно составившему графики подвахт, но и организовавший их работу. Пришлось заостриться и «на некоторых недостатках», напомнив о нелестных случаях конфронтации двух служб: палубной команды и команды рыбообработчиков. Руководство обоих служб постоянно грызлось, а на капитанский стол легла стопка раппортов старшего помощника с жалобами на помощника капитана по производству и наоборот. Оба не желали поступиться принципами и отстаивали один корпоративность опытных рулевых, а второй кивал на необходимость особого положения и отдыха лебедчиков и судовых счётчиков груза - тальманов. В принципе оба были по-своему правы, но застарелая вражда и недоброжелательность не давали им прийти к разумным решениям. В беседе с глазу на глаз с обоими пришлось сказать своё капитанское слово:- учитесь разрешать миром претензии, а пожелавшего подать мне ещё один раппорт, тут же отправлю в порт первой же случившейся оказией. На выходе из каюты, помощник капитана по производству буркнул хорошо запомнившуюся мне фразу:- Хоть кол тешите на башке у этого типа, вам не переделать его г… й характер! Вы ещё не раз вспомяните моё предупреждение. В святой правоте Валентина Михайловича мне в скорости придётся убедиться.

НЕ ХОДИТЕ ДЕТКИ В АФРИКУ…
(Корней Чуковский. Айболит)
Старший помощник капитана Боры, как грамотный и опытный моряк давно должен был бы плавать капитаном. Из Таллинской мореходки, клепавшей по общему признанию достойные кадры, он выпущен в один год вместе с шефом Базы Реффлота и давно бы стал капитаном, если бы не его застарелая болезнь. После первой рюмки, ему было уже не остановиться. Из-за слабости к спиртному, он приговорил себя «вечному старпомству». Хватив лишку, размазывая пьяненькие сопли пополам со слезами, он непременно прихвастнёт собственными призрачными связями с шефом нашей конторы. На престижном месте старпома «Боры» его в последний раз удержало клятвенное обещание «окончательно завязать» в ответ на «последнее китайское предупреждение» Фишелича. А я, как человек пришлый и «калиф на час», не ведал обо всей подноготной «мадридского двора», за что вскоре и пришлось расплатиться.
Так как ко времени прибытия «Боры» в Ломе, единственный глубоководный портовый причал оказался занят, мы стали на якорь на внешнем рейде, рядышком с однотипным рефрижератором под флагом Западной Германии. С рассветом прибыл лоцман и вахтенный штурман тут же прогремел по судовой трансляции:- с якоря сниматься. Как и предписано по Уставу службы, на баке обнаружилась рутинная картина: выборкой якоря руководит старший помощник капитана, а рядышком с ним, не лишний человек на баке – электромеханик. Как и положено по уставу боцман на месте за пультом управления брашпилем и исправно отбивает на рынде количество смычек в воде. Всё путём. И ничто не предвещает грядущей беды. После доклада с полубака:- Якорь чист, в ответ на перезвон телеграфа судно послушно двинулись к причалу. По всей видимости, как это не раз случалось, лапы якоря развернуло и его несколько раз приспускали и поднимали по сигналу руки старпома. Но вдруг за обычными и привычными картинками последовало нечто необъяснимое. Энергично жестикулируя двумя руками под носом боцмана, старпом что-то пытался ему доказать, затем отстранил боцмана от пульта, а за управление брашпилем стал электромеханик. Вскоре и совсем неожиданно электромеханик почему-то скрывается из вида, а здоровяк боцман хватил за грудки старпома, да так, что у этого коротышки ноги оторвались от палубы. Чтобы прекратить подобный цирк, я на весь порт вынужденно прогремел по палубной трансляции:- боцман, срочно отпустите старпома и приготовьтесь к подаче носового шпринга.
Лишь спустя пару часов, после конца официоза с властями, удалось мне осмотреть место событий. И тут я осознал весь масштаб постигшей судно беды. От старпома и электромеханика невозможно было добиться ничего путного – оба они в стельку или оба только притворяются, опасаясь расплаты самосуда, на чём крепко настаивал боцман. Наскоро собранная судовая комиссия: из чиф – инженера, второго механика, боцмана и капитана, произвела осмотр брашпиля. В колесе огромной шестерни с меня ростом и весом не менее парочки тонн, просматривается трещина по диагонали шестерни, разделившая её на две равные части. Вывод комиссии единодушный: иначе, чем катастрофой наше положение и не назвать, без рабочего брашпиля судно оказалось в аварийном состоянии. Хотя якоря можно отдать, а цепь потравить на ручном тормозе, но только для того чтобы навсегда оставить их на грунте. Выбрать цепь и якорь назад на судно стало невозможно. А без якорного устройства судно не пригодно ни к плаванию, ни к работе на промысле, ни на поставки, а выход один – отправляться нам куда-то и в чьём-то охранном сопровождении на ближайший судоремонтный завод. Причем о происшедшей аварии пора бы сообщить судовладельцу, Торгпредству, Морскому Регистру и в Инспекцию по безопасности мореплавания. Сообщить надо срочно, если только не пожелаю я из-за «попытки укрывательства» оказаться в одной компании с двумя судовыми разгильдяями.
– Технически нашу аварию можно объяснить одной только тщательно подготовленной злонамеренностью. При превышении допустимой расчётной нагрузки на вале, электромотор должен тут же отключиться автоматически, конечным выключателем. Но каким образом оказался отключенным сам конечный выключатель, вот в чем вопрос? – вслух размышлял чиф инженер. – Да брось Эдуард Константинович хотя бы на время сегодня диверсантов ловить, а лучше думай, как выбраться из задницы, в которую нас засунула парочка пьяных разумбаев. Лучше скажи честно, в состоянии ли мы собственными силами разобрав по частям гору металла на брашпиле, освободить и снять шестерню. В ответ «Дед» только чешет черепушку, и я его прекрасно понимаю, ведь прежде необходимо ему посоветоваться с коллегами.
А тут ещё судовой агент суётся со своими услугами в поисках буксирного судна и ближайшего на Африканском побережье судоремонтного предприятия, согласного принять заказ на не сулящий никаких выгод, кроме убийственных расходов, ремонт. Перебив агента на половине фразы, пытаюсь добиться информации: – скажите, имеется ли в Того хотя бы одна мастерская с квалифицированными сварщиками по чугуну? Тот обидчиво пообещал выяснить это в течении часа. В этой ситуации «промедление смерти подобно» засела в мозгах злодейская фраза гения революции, поэтому через пару часов назначаю срочное совещание комсостава.
Как и обещано, через час судовой агент доставил меня в фирму на окраине городка. Под навесом из шифера, в уголке из двух каменных стен в кузнечном горне тлели огоньки над древесным углем. Навстречу вышли два пожилых бобыля француза. По вкраплениям сажи в их ладонях, можно было судить, что работа у кузнечного горна для обоих - обычное занятие. Не знаю насколько доступно с моего «ржавого» английского языка агент смог перевести на французский волнующий меня вопрос:- Имеется ли в вашей фирме оборудование для сварки чугунных изделий. – О, да, есть, есть!- дружно закивали головами оба ажана, разом сняв тяжесть с моей души, давно убедившейся, что не на каждом судоремонтном заводе найдётся опытный сварщик по чугуну. Фирмачи тут же пожелали взглянуть на изделие в его «живом» виде и покатили за нами на судно на собственном стареньком грузовичке.
Раскрасневшиеся от 60 градусной «Виру Валге» фирмачи выставили единственное условие:- если шестерню завтра доставят в «цех», работа будет закончена через трое суток, к пятнице. - Изделие большое, и много времени уйдёт на его нагрев и остывание. Вопреки предосудительному моему отношению к «воротилам бизнеса», кажется всегда готовым стянуть со своей жертвы последнюю рубашку, оба ажана даже не заикнулись об оплате. Я же не стал темнить и откровенно признался, что не располагаю ни наличностью, ни полномочиями оплаты от своей фирмы, а могу лишь твёрдо пообещать связаться с советским торговым представителем, с просьбой уладить финансовую сторону нашей сделки. И никаких гарантий на успех дать не могу. Вот если бы джентльменов устроил бартер: в две новеньких, востребованных за рубежом фотокамеры «Зенит», два короба по 30 кг мороженного желтопёрого тунца, да ещё по бутылке «Виру Валге», то я полностью гарантирую такую оплату. Кажется, из всего обещанного мною больше всего по душе старичкам пришлась крепость «Виру Валге». На этом мы пожали руки и расстались. После обеда на баке «Боры» засверкала электросварка, и замельтешил народ в касках с обрезками стальных труб в руках: - не иначе, как чиф - инженер готовит «козлы» для грузовых цепных талей – вот это мужик, что надо, с удовлетворением отметил я про себя.
На следующее утро пошёл дождь, и выгрузка застопорилась. За прошедшие сутки выгружено всего 150 тонн и если так пойдёт дальше, можно надеяться, что мы наверняка простоим у причала до пятницы и выкрутимся без всякого простоя на ремонт. Нас это устраивало, но вовсе «не в жилу» было бригаде из местных докеров, вынужденных при первых каплях с неба закрывать крышки трюмов. Их чуткие первобытные души уловили странную закономерность: стоило капитану «Боры» сойти на берег, как тут же сваливался дождь. Местный колдун сразу определил виновного и тут же назвал его - «кэптин – рейн», что значит капитан-дождь. Ко мне в каюту заглянул стивидор, умоляя меня как можно реже сходить на берег во время разгрузки.
Парни из механической службы за прошедшую ночь раскидали всю фурнитуру на брашпиле и добрались до ведущего вала шестерни, но не смотря на прилагаемые усилия, с вала шестерня и не подумала сдвинуться. Чиф инженер с мрачным видом гонял чаи в кают-компании и в ответ на моё «доброе утро» буркнул:- без гидравлического домкрата нам делать больше нечего. Не успел он до конца изложить причины проблемы, как к нашему борту подкатил грузовичок с фирмачами, домкратом, с мудрёнными инструментами и галлоном антикоррозионной жидкости в кузове. С помощью французов наши дела сразу приняли другой оборот, и к обеду злополучная шестерня уже отлеживалась в кузове грузовичка, намекая, а не пора ли капитану навестить торгпредство.
Торгпред оказался родом из Пятигорска, можно сказать моим земляком, а ко всему ещё докой и просто рубахой парнем. Недавний выпускник МИМО, он не успел ещё закоснеть по заграничным командировкам и придумать для себя развлечений, и откровенно скучал в одиночестве в крошечном офисе. Мне он обрадовался, уверяя, что собрался уже зайти на судно, да услышав о постигших нас неприятностях, решил пока нас не беспокоить. Разливая по рюмкам «Столичную» и извиняясь за отсутствие закуски, торгпред радостно заметил:- Слушай, ты ведь рыбак и должен уметь распечатывать бочки. Внешторг в довесок к двустволкам Тульского оружейного завода по всей видимости для рекламы прислал бочёнок маринованных грибов. Грибами могу с тобой поделится, а вот насчёт денег, ты не разгоняйся, в отличие от твоего министерства, моя контора сидит на государственной дотации. И рад бы тебе помочь, да не принято подобное у нас. Зато это у тебя полные трюма коробов с рыбой, вот и рассчитайся ею со сварщиками, она здесь в большой цене 7500 франков за короб. – Видишь ли, именно этого я делать не могу, у меня каждый короб на счету и числится по коносаменту. Если бы я и решился на подобное, то тут же и свернул себе шею. При 73 свидетелях такого секрета от ОБХСС не утаить. Зато экипаж вправе распоряжаться той рыбой, которую сама команда наловила на самодельные орудия лова при так называемой любительской или спортивной рыбалке. К счастью осталось некоторое количество желтопёрого тунца, и он хранится не в трюмах, а в продовольственной кладовой. На этот деликатес министерство ещё не догадалось узаконить ГОСТ, как на промысловую рыбу, и с лёгким сердцем я среди бела дня могу презентовать кому угодно собственный улов. - Не думаю, чтобы ты не набрал у дружков промысловых капитанов прилова из всяческих экзотических пород рыб. Небось все ваши бытовые холодильники забиты кальмарами и лангустами - не унимался дотошный новый приятель. – Видишь ли, эти дары моря у нас будут, но позже, при наборе груза на родину, пытался я разъяснить обстановку. - Десяток мешков экзотического прилова я конечно заказал к нашему возвращению для набора груза на Союз. А пока мы вполне довольствуемся экземпляром меч-рыбы живой вес которой потянул за сто кило. Этот экземпляр был разделан пласт большую часть которого мы пустили на балык, а остальное уже с удовольствием доедаем в жареном и пареном виде. Кстати, не забудь, напомни угостить тебя балыком, потом пальчики оближешь, по вкусу он поспорит с осетром.
Под африканский шум дождя и неторопливую беседу хорошо подошла «Столичная». Мы собирались приговорить ещё один пузырёк, когда под окном послышался мотор машины. Заслышав шум мотора, мой собеседник скис прямо на глазах, но успел предупредить:- не бери в голову, то, что сейчас увидишь. Всё то, что произошло дальше, лучше было бы мне не видеть. Мир и согласие, царившие в компании двух мужчин были мгновенно взорваны молоденькой симпатичной злючкой. Без слов, слёту влепила она звонкую плюху в одну, а затем в другую щеку, оцепеневшего благоверного, хлопнула дверью, завела мотор и уехала. – Что поделаешь земляк, таковы замашки у бывших профессорских дочек - наших московских жён – грустно заметил муж мегеры. Это ещё веники по сравнению с Куликовской битвой, устроенной этой стервой ко дню независимости республики Того. Отмечая эту дату местное министерство торговли пригласило работников Советского посольства с жёнами в показательную этнографическую деревню – музей в джунглях. Всё в этой деревушке выглядело так же, как примерно пару сотен лет назад жило племя тоголезцев до своей колонизации. Под дробь там-тамов, раскрашенные и в боевом наряде воины показательно исполнили перед делегацией ритуальный танец и организованно двинулись к священной роще. Мужскую часть делегации местный староста пригласил последовать за боевым ополчением аборигенов, а белым жёнам велел остаться на попечении у деревенских женщин, устроившихся вокруг костра и следящих за дозревающим на вертеле кабанчиком. «Священная роща» оказалась просто вытоптанной поляной в пальмовом лесу и традиционным местом сходок мужского населения. Уединившись от дамских глаз, здесь можно было спокойно поговорить по душам, разогревая себя напитком из настоявшейся пальмовой браги. К несчастью моя благоверная за целую милю чует спиртное, стоит только мне замочить им губы. Мигом раскусив бесхитростную подноготную древних уловок, она смело пошла на абордаж «священной рощи». Аборигены тут же взволновались, загалдели, похватали и ощетинившись копьями, загородив женщине дорогу. Но не на ту они напали. Зря не читала чернокожая братия стихов Некрасова:- коня на ходу остановит, в горящую избу войдёт – доведённая мужем до белого каления русская баба. Не теряя достоинства, лишь белыми ручками моя благоверная раздвинула копья чтобы Павою проплыть в центр круга. Здесь с видом Артемиды – победительницы жёнушка уселась рядом с вождём племени, оцепеневшим с круговой чашей в протянутой руке. Понюхав содержимое, и со словами:- ну и дрянь же вы господа аборигены пьёте, благоверная до дна осушила чашу из половинки кокоса. Тут уж не описать фурора, охватившего компанию чернокожих мужиков. Исполнив ритуальный танец посвящения белой женщины в звание полноценного воина, с песнями и барабанным боем процессия последовала в деревню. Жёнушку усадили на самое почётное место рядом с вождём, и поручили потчевать местную элиту лучшими кусочками жареной свиньи, распределяя: кого наградить мясцом, а кому хватит и кости. Всё это рассказывал мне Лёха уже в автомобиле по пути к «славному местечку», где без оглядки можно пообщаться двум мужикам. Вскоре мы сидели за столиком под навесом из пальмовых листьев, и пили «пасту» состоящую из разведённого спирта и хинина - напиток колонизатора в тропическом поясе. Кончился дождь, припекло беспардонное экваториальное солнце. Разогнав туман, оно высветило поляну в джунглях и лагуну перед экзотическим бунгало - таверной с совремённой, сверкающей нержавеющей сталью стойкой бара внутри. Перед входными ступенями в бассейне дремал на цепи живой крокодил, а над головами в ветвях баобаба на местном диалекте кричал что-то попугай с подрезанными крыльями. По лагуне скользила парочка пирог с охотниками на крокодила, шашлык из которого и являлся фирменным блюдом этого заведения, любимого места встреч столичного бомонда. Лёша, с которым мы уже давно оказались «на ты», был трезв, но я здорово обеспокоился за его состояние как шофера. Надо полагать, случись тест на алкогольные промилле, полицейский прибор просто бы зашкалило. - Нет проблем, у меня всё схвачено!- Лишь бы не занесло в аварию – успокоил меня Лёха. – Кстати сказать, назад мы поедем окольным путём, и я покажу тебе интересное местечко.
Возвращались мы по шоссе, проложенному посередине аллеи из столетних кокосовых пальм, высаженных ещё до первой мировой войны немцами колонизаторами. Как известно, в жизни аборигена кокосовый орех и пища, и циновка для постели, мыло, свечи и различного рода искусные поделки. Навязывается вопрос, как бы выжило здешнее племя без подобного блага, подаренного колониальным режимом? Мы остановились рядышком с пеньком пальмы толщиной в половину обхвата. Леха ткнул пальцем:- Видишь вон там второй пенёк? До того пенька и долетела моя «Волга», успев превратить в металлолом, выскочивший мне навстречу «Опель», а уж потом срубить парочку пальм. Сама «Волга» отделалась разбитой фарой и уже на второй день вышла из мастерской как новенькая. Чем не реклама для советской автопромышленности?! Поглазеть на срубленные пальмы и кучу металлолома, оставшуюся от Опеля, съезжалась местная элита и сошлась во мнении «безопаснее автомобиля, чем русский танк «Волга» не бывает на свете». Во Всесоюзный Внешторг, я послал заказ на партию автомобилей ГАЗ. Прощаясь у трапа «Боры» я попросил:- раз ты не можешь помочь нам материально, сделай хотя бы доброе дело:- черкни на официальном бланке письмецо в таможню порта Таллина. – Дескать, так и так: при культурном обмене в местном обществе дружбы, капитан и старший механик «Боры» в память о встрече подарили аборигенам свои фотокамеры «Зенит». Камеры зарегистрированы в таможенной декларации, а их отсутствие у владельцев может расцениваться как контрабанда. – Бу сделано, помахав ручкой, пообещал Лёша.
В сопровождении вахтенного штурмана я поднялся на шлюпочную палубу. Здесь в пассажирских креслах с удобствами расположилась босоногая чернокожая кампания, терпеливо поджидающая капитана «по очень важному делу». Навстречу поднялся метис с тонкими европейскими чертами лица, одетый в модную европейскую пару и обутый в дорогие штиблеты. Представившись директором «Дагомея фишинг компани», он попросил срочной аудиенции капитана. Потягивая кофе за гостевым столиком каюты капитана, фирмач посетовал, что из-за несуразностей с оформлением заказа их новая холодильная камера оказалась пуста, и компания терпит колоссальные убытки. Услышав о рефрижераторе, прибывшем в порт Ломе, он примчался из соседней республики Дагомея с целью на месте договориться о закупке партии в пять сотен тонн рыбы.
- Во первых, «Бора» не частная лавочка и без добро «Внешторга» нам этого вопроса не решить. Во вторых, весь наш груз рыбы в импортном исполнении уже полностью расписан по заявкам порта Ломе и порта Лагос – в кратце разъяснил я обстановку. - А я и не претендую на товар в импортном исполнении, фирма готова закупить те 500 тонн рыбы, что находятся в ваших трюмах и предназначены для доставки в Союз, причём за неё фирма готова расплатиться по цене импортной продукции. С вашим торгпредством в Дагомее мы имеем предварительную договоренность о сделке – огорошил фирмач своей осведомлённостью в судовых делах. - Ну что ж, если вы так настаиваете, то придется потерпеть до пятницы, когда я конкретно смогу ответить «Да» или «Нет». Но с обязательными условиями: 1) Заход «Боры» в Котону и сделка возможны только после поступления заказ-наряда от советского торгового представительства в республике Дагомея. 2) Из порта Котону «Бора» выйдет не позже утра понедельника, чтобы к вечеру того же дня прибыть на рейд Лагоса. Этому меня обязывает контракт.
- Эдуард Константинович, я проведу гостей до трапа и тотчас же зайду к тебе, а ты пока придумай чего-нибудь пожевать, попросил я поднимающегося навстречу чиф инженера.
- Ну, «дедуля», выкладывай, каковы успехи нашего безнадёжного дела,- попросил я. – Слава Богу, я не капитан, не прошлялся невесть где цельный день, а доглядел за фирмачами, когда те укладывали половинки шестерни на стальную плиту. Всё прошло путём: сначала старички закрепили половинки шестерни стяжками, а лишь потом стали их греть газовыми горелками. Процесс длительный и протянется до завтра. А ещё, я лично убедился в наличии у «фирмы» специальных присадок и инструкции по сварке чугунных изделий, но, к сожалению, инструкция только на французском языке, в котором я не крепко силён. Теперь нам остается только ждать и надеяться. - Ну, а ты сообщил судовладельцу о постигшей нас беде? – доставая бутылку бренди, поинтересовался чиф инженер. – Извини, на сегодня мне выпивка уже сверх меры – замахал я руками. – Сообщать же об аварии пока не тороплюсь, раз нет проблем с выгрузкой, судно может считаться при деле, а не в аварийном простое. И пока есть надежда на благополучный исход, заранее поднимать шорох, только себе дороже, что равносильно, попытке будоражить пчелиный улей без предохранительной сетки на физиономии. - Ну тогда попей кофейку с бутербродом раз спиртным тебя перегрузили за летнюю ватерлинию. Интересно, кто же это так расстарался? Неужто торгпред? Обычно наши внешторговские жлобы да дельцы из консульства моряков не крепко балуют. Кстати сообщаю, у нас с тобой наметилась небольшая халтурка. Я пообещал коллеге немцу - механику с однотипного с нами рефрижератора, «предоставить завтра на прокат» нашего холодильщика, чтобы разобрался с немецким компрессором. Да, чуть не запамятовал, немцу не терпится повидать коллегу советского капитана и он уже дважды подъезжал на катере и пообещал заглянуть к нам завтра поутру. После завтрака прикатил катер под флагом ФРГ, забрал нашего рефрижераторного механика, а сам капитан пожелал остаться у нас в гостях. После «Белого аиста», под чашечку кофе гость расчувствовался и стал жалиться на неудачи, преследующие его в этом рейсе. – Всё началось с того, что на главном двигателе прорвало прокладку под головкой блока, и пятый цилиндр пришлось отключить. Затем перестал давать холод один компрессор. Вчера вышел из строя гирокомпас, а для замены гиросферы надобно вызывать мастера и ждать когда он прилетит из Гамбурга. Представляете, в каком пиковом положении я вынужден простаивать на здешнем рейде. Сам не понимаю, почему вдруг я обозлился и брякнул:- мне бы ваши заботы, господин немецкий капитан. Знаете, например нашим механикам не впервой менять прокладку под головкой цилиндра всего за одну ночь. А у нашего рефрижераторного механика золотые руки, и перед каждым рейсом он сам проводит профилактические осмотры холодильным компрессорам. Извиняйте, а отмерить и развести в дистилляте порошок буры, чтобы заменить старую жидкость и загрузить новую гиросферу в гирокомпас, у нас могут и начальник радиостанции, и третий штурман. Вообще, у нас рыбаков на роду писано - выкручиваться с ремонтами в собственном соку, и не принято держать на флоте «белые воротнички» из чистых эксплуатационников. У нас горбатят спецы привыкшие справляться с любой неисправностью при полном отсутствии специального инструмента и запчастей, с помощью молотка, зубила да при частом поминании:- «Кузькиной матери». Уверен на все сто процентов, что в вашей кладовке, как и на «Боре», ещё с постройки судна лежит запасная гиросфера от гирокомпаса «Новый Аншютц», а буры и дистиллята у электромеханика всегда найдётся в избытке. Наши третий штурман и начальник радиостанции изнывает от скуки и оба с удовольствием прокатятся к вам на борт, чтобы к вечеру гирокомпас уже пришёл в меридиан. Прохаживаясь по капитанской каюте «Боры» немецкий капитан с интересом рассматривал каждую мелочь. На переборке за спинкой капитанского кресла немец наткнулся на репродукцию дома-музея Л. Н. Толстого в Ясной поляне. Явно заинтересовавшись и внимательно рассмотрев картину, осведомился:- Мастер, это твой дом? Да, ничего не скажешь, твой дом хорош, и даже выглядит поболее моего домика. Правда, у меня два дома, основной в Гамбурге, а летний недавно я приобрёл на Рейне. Но они оба будут поменьше в размерах. Признаюсь, просто не хватило у меня сил сказать всей правды преуспевающему представителю поверженного противника страны. Ну не мог я, взять и вывернуть перед хвастливым пижоном всю горечь трагедии неустройства жизни народа-победителя и признаваться, что ещё совсем недавно оказался до смерти счастлив, когда мою семью облагодетельствовали тридцатью двумя квадратными метрами жилой площади в недавно выстроенном «рыбацком доме»! Теперь дотошный немецкий капитан порывался досконально осмотреть наше судно, вероятно в надежде обнаружить хоть какой-нибудь да бардак в русском обустройстве на бывшем немецком пространстве. Заглядывал в туалеты, душевые, раздвигал шторки на матросских койках. Задержался в столовой команды и на камбузе, но везде у него вырывалось только «гут». Поднявшись на пассажирскую палубу, немец уверенно направился к судовому бару туда, где вдувая прохладу, тихонько шелестел кондиционер. Здесь на высоких вертящихся табуретах сидело несколько свободных от вахты матросов, читали книги и листали подшивки журналов. На стойке бара лежали подшивки газет и журналов. За одним столиком играли в шахматы, за другим громко шлёпали костяшками домино. В настенных гнездах в стеклянных графинах плескалась чистая питьевая вода, в чём немец убедился, понюхав и испробовав её на вкус. - А как же быть с выпивкой,- удивился немецкий капитан,- здесь в судовом баре я собрался угостить вас моим любимым коктейлем, чтобы за напитком высказать восхищение превосходным флотским порядком на вашем судне. Капитан, не сыграть ли нам партию в шахматы – предложил гость. - Юрий, будь любезен, не службу, а в дружбу, скажи старшей буфетчице, пусть принесёт кофе, рыбки горячего копчения, балычка меч-рыбы и пусть прихватит бутылочку из холодильника в капитанской каюте – попросил я матроса, освободившего для нас столик. Немец играл в шахматы на полном серьёзе. Поняв, что я привык к манере блиц партий традиционно разыгрываемых на промысловом флоте, противник брал меня на измор, тянул резину и подолгу задумывался над каждым ходом. Явно сегодня ему круто не везло, зато мне подфартило. Раздухарившись после трех выигрышных партий я видимо зазря брякнул:- это за развалины Сталинграда! И, конечно, поплатился. На протяжении всей нашей стоянки у причала в Ломе немец зачастил на «Бору» в гости, чтобы выигрывать по три партии за вечер.