ВОСПОМИНАНИЯ О ПОТЕРЯНОМ РЫНКЕ.

Не в пример годам нынешним, в суровые зимы шестидесятых годов плавание по Балтийскому морю редко обходилось без ледокола. Февральский Борей нагонял из Ботнического залива дрейфующие поля пресноводного ледяного покрова тридцати сантиметровой толщины, а в особо суровые зимы ледяным щитом покрывалось не только Балтийское море, а замерзали даже проливы Зунд и Большой Бельт. Понятно, плавание транспортного судна под ледокольной проводкой требует от судоводителя не только основательных навыков плавания в ледовом караване, но и безупречного знания ледовых качеств собственного судна. В должностные обязанности капитана-наставника Базы рефрижераторного флота входила не только обязательная помощь начинающим судоводителям в обретении ими ледового опыта плавания, но бытовало требование вывода до чистой воды даже «зрелых» капитанов, в этот час впервые «оседлавших» судно из незнакомой им раньше серии. Случалось, что и убелённые сединами бывалые капитаны просили службу мореплавания прислать дублёра капитана «напрокат», чтобы при затянувшейся ледовой эпопее, разделить с ним уставную обязанность постоянного присутствия капитана на мостике и заполучить возможность иногда вздремнуть на диванчике в штурманской. Именно так и поступал «мудрый из мудрейших» капитанов Таллинской Базы рефрижераторного флота Давид Фишеливич К. С первого дня приёмки и, по день описываемых событий, был он бессменным капитаном транспортного рефрижератора «Бора» и избороздил на нём как вдоль, так и поперёк просторы Атлантического океана. При таком раскладе сама «Бора» и пользовалась вполне заслуженной славой везучего судна.
В те годы ещё не были растрачены иллюзии, с которыми с пионерского возраста молодёжь нацеливалось на первенство в коллективной гонке «вперёд», стимулированной всей советской общественной системой. Молодое поколение ещё было помешано на рекордах и жажде первенства не только в космосе или в области балета. На очередного рекордсмена, выдавшего на гора «угля, хоть мелкого, но до хрена», либо на фартового капитана в чьи сети забрело немереное количество сельди, тут же вешались ордена и о них шумели средства массовой информации и в их честь пионерия распевала бодренький шлягер:
- Жил однажды капитан, он объехал много стран, и не раз избороздил Океан… Раз пятнадцать он тонул, погибал среди акул, но ни разу даже глазом не моргнул…
- Признаться, последняя фраза, приплетена здесь лишь для красного словца. Ни «Бора», ни её капитан не только вовсе не собиралась тонуть, но даже ни разочка не попадали в экстремальные погодные условия. А всё потому, как капитан «Боры» Давид Фишелич водил её родимую не отклоняясь ни пяди от рекомендованного Центральным Институтом Прогнозов морского пути. Этот путь дважды в сутки корректировался учёными метеорологами по радио. В результате «Бора» счастливо миновала области плохой погоды и загодя расходилась с зарождающимися ураганами.
За годы счастливого плавания из под крылышка Фишелича выпорхнула когорта молодых, но уже достаточно зрелых судоводителей. А сам Фишелич был окутан заслуженным авторитетом, что наставлять и учить капитана «Боры», было бы только себе дороже. Что удивительно, ни высшее военно-морское образование, ни былой опыт командования боевым кораблём не помешали рыбацкой морской стихии сформировать у Фишелича почтения к самым заурядным предрассудкам из баек и примет, бытовавших на промысловом флоте. Бытовали слухи, что в умении пользоваться едва уловимыми, только ему понятными и призрачными приметами Фишелич превзошёл всех именитых знатоков рыбацких традиций, а им ничего не осталось, как только сгруппироваться в нечто подобное кругу завистников к «больно уж везучему судну и его капитану». Им и в голову не приходило иное, как только завидовать неизменной «везухе» «Боры» и умению её капитана пользоваться полным набором из секретных рыбацких и морских примет. Не скрылись и талантливые способности мудрого Фишелича довольно точно прогнозировать нюансы предстоящего рейса. Поговаривали, что делалось это с помощью колоды игральных карт. Болтали, что вопреки флотской традиции, свой «адмиральский час» Фишелич коротал не на диванчике, а раскладывал пасьянс за столом своего кабинета. Злые языки утверждали, что именно так: в только одному ему понятном пасьянсе, капитан «Боры» заблаговременно «вычислял» откуда, как и когда ему ждать «ветра удачи». Такие разговоры только веселили Фишелича, а этим слухам он только подыгрывал, провоцируя их распространение. Он преднамеренно не скрывал от глаз любого входящего разложенный пасьянс на самом видном месте рабочего стола. Полагаю, что не обошлась без подсказки колоды и очередная задумка Фишелича прихватить меня в рейс на поставки рыбной продукции по африканским портам. Хотя пришлось потрудиться, чтобы убедить главного капитана Базы в мысли, что как капитана-наставника меня было бы «невредно вживую» пройти коммерческую практику по экспортным поставкам рыбной продукции в иностранные порты. Здесь он оказался прав, в коммерческой области я был на все сто процентом полнейшим профаном и хотя по судовой роли числился всё тем же капитаном-наставником, однако целиком попал на выучку к «собаку съевшему» дельцу во взамоотношениях с иностранными фирмами. Три месяца наблюдал, вникал и учился я разбираться в хитросплетениях, по сбору, погрузке доставке, выходу на причал и документированию экспортной рыбной продукции. Тогда же я убедился, что никто из капитанов «Рыбкиной конторы» не смог бы потягаться с Фишеличем так талантливо загрузить судно, чтобы без головной боли развезти и «распродать» на зарубежных поставках всю эту мешанину из рыбных пород и наименований в 4 500 тонн весом. А он раз за разом продолжал проделывать это, так что не возникало даже намёка на рекламацию. И этим как всё больше убеждая завистников, что причины подобной «везухи» надо искать в творческом подходе к делу, к которому у него ещё с пелёнок народилась хватка талантливого коммерсанта.
Каждый раз ещё до прихода в промысловый район океана, Фишелич добивался от начальства разнарядки на очередность разгрузки траулеров, на планируемое количество и породный состав снимаемого с них груза. Вскоре на капитанском столе лежала стопка грузовых планов с интересующих его промысловых судов, в которых ежедневно корректировались сведения по количеству, породному составу и размещению вылова в трюмах траулера. Находясь на промысле, указаниям сверху он предпочитал прямой контакт с капитанами траулеров, заранее обговаривая с ними оптимальные варианты планируемых операций. А ещё, никто иной, как Фмшелич, первым оценил и применил на практике прогрессивный метод пакетных перевозок грузов. Теперь в трюмах «Боры» с помощью сепараций из хлама горбыля и обрывков сетного полотна разделялись адресные партии коробов рыбы в полном соответствии с заявками грузополучателей по количеству и породному составу. Теперь никто не путался и не ломал головы при выгрузке, полная ясность вытекала из грузового плана составленного капитаном «Боры». Как в сложном пасьянсе: карту в масть к карте, цветными карандашами по трюмам и твиндекам грузового плана «Боры» собственноручно раскладывал капитан поступивший за сутки груз не забывая и руководствуясь заявками фирм через «Рыбный Сбыт Запрыбы». В обратном порядке «пасьянс» ежевечерне повторялся и в портах выгрузки. И так повторялось из рейса в рейс, без проколов и без жалоб грузополучателя. С годами у Давида Фишелича сложились собственные доверительные деловые связи с местными «фирмачами», закупающими в Союзе мороженую рыбу. Об этом не только догадывались, но и хорошо знали в советских торговых представительствах, разбросанных по портам побережья Западной Африки. Коммерческие связи капитана ценили и в экспортном отделе Главка «Запрыба», поэтому рефрижератору «Бора» вне конкурса доставались самые привлекательные заявки на экспортные поставки. Экипажу подобная «везуха» нравилось. Не секрет, за время нахождения судна на поставках часть зарплаты команде приходилась на иностранную валюту, а к ней перепадали и ещё кое-какие премии в «деревянных» за сбыт экспортной продукции. Вслед за капитаном старался быть на высоте и комсостав судна. А комиссар «Боры», считавший главным залогом порядка на судне всегда сытого моряка, и посему поднявшись на мостик, первым делом докладывал:- Обёд сегодня хороший, команда довольна! Действительно, с чего бы ей не быть довольной? Если обычный рейс транспортного судна промысел - порт с его нехитрой системой прогрессивной оплаты труда, вполне мог пойти насмарку из-за превратностей погоды или непредсказуемого безрыбья, зато рейс на поставки по Африканским портам, хотя и был намного длинней обычного рейса на Союз, но не нуждался ни в суете, ни в спешке. Как обычно поставки за рубеж рыбной продукции сопровождались никем не учитываемыми длительными стоянками в портах с благодатным климатом. Свободной от вахт команде не возбранялось до потери пульса гонять мяч по золотому песочку пляжа, чтобы потом за полосой прибоя смыть с себя пот и полуденную дрёму. Благо судовой мотобот на ходу, а капитан не стесняет экипаж занудными наставлениями о «правилах поведения советского моряка за границей». Экипаж ценил умение капитана держать на высоте имидж судна и поддерживал все его начинания. И на нижней жилой палубе, и на кормовом «хуторе», где проживали новобранцы команды, о капитане говорили и вспоминали только с уважением. А редкие и случайные разгильдяи, побаиваясь его проницательного и насмешливого взгляда, старались только реже ему попадаться на глаза. Но таких неизменно «вычисляли» и они не задерживались более одного - двух рейсов.
Судовая инвалютная отчётность Фишелича всегда отличалась пунктуальной корректностью и приводилась другим капитанам в пример. Казалось, она не требовала никакого подобия «смазки» для постоянно чем-то недовольного конторского клерка. Клерку с официальной бумагой Фишелич непременно вручал презент в виде закордонной цветной авторучки, либо лощённого зарубежного календаря или зажигалки. Угодить с презентом дело тонкое, неумело подсунутый презент плодит больше завистников, чем друзей.
Был у Фишеливича и иной грешок. Не мог он отказать себе в удовольствии подкатить на собственной «Волге» под самые окна «Пентагона», чтобы на глазах у всех завистников захватить приятелей к обеду в «Интуристе» с рюмкой - другой аперитива. Признаюсь, я никогда не набивался в компанию, но ни разу не мог отказаться от удовольствия выслушать парочку свежих еврейских анекдотов и самых горячих новостей, в курсе которых Фишелич всегда ухитрялся быть. Тогда я даже не задумывался, чем вызвано такое расположение ко мне старшего по возрасту, опытного и не раз битого жизнью, повидавшего виды бывшего флотского офицера и командира боевого корабля. Смущала ли Фишелича фамилия с окончанием на «ич», толи я действительно был ему нужен в каких-то расчетах, так и осталось для меня тайной. Успокаивался я предположением, что необходим Фишеличу лишь для подмены его в отпуск или других случайностях жизни. И даже не предполагал, что он мог просто доверять мне, как человеку вполне безопасному даже в дремучих снах не помышлявшему, как бы подсидеть его в капитанском кресле из красного дерева. Как показало время, всё это домыслы, а всё было гораздо проще. Всё прояснится спустя десяток лет. К тому времени Давид Фишелич уже сойдёт на берег и по праву займёт кабинет начальника коммерческого отдела Базы Реффлота, однако своё отношение к неудачнику, скатившемуся с мостика капитана плавбазы до капитана портового буксира, он ни на йоту не изменит. Без определённой нужды, и так же, как и во времена былые, продолжал он подкатывать на «Волге», но теперь уже к трапу буксирного катера, с «дежурным шкаликом» в кармане, чтобы по-приятельски откушать со мною флотского борща, со свежим анекдотом на закуску. Отдать должное, приглашением на борщ в рукотворном изделии старшего механика нашего катера мог похвастать не каждый начальник отдела Базы. Хлебосольный стол «Суур Тылла» был славен не одним флотским борщом. Благо в наш порт возвращались со всех окраин мирового океана от Шпицбергена и до Антарктиды мои прежние друзья – промысловики, одаривая буксирные услуги самыми экзотичными дарами моря. В редкий день над портовой акваторией не благоухало сборной рыбацкой ухой из семи ценных пород рыб, креветками или кальмарами в майонезе, а по радиотелефону не сыпались заявки претендентов на предстоящий Лукуллов пир на борту буксирного катера.
- Всё познаётся в сравнении,- высказался кто-то из древних и мудрых. В этом я убедился, когда расстался я с океаническим флотом. Расстался не по собственному желанию, а лишь по недоброй воле людей в белых халатах. Лишь испытав горечь рухнувших надежд, оказавшись в конечном счёте на мостике портового буксира смог я окончательно понять Давида Фишеливича как человека, и как капитана. Фишелич дорожил своим судном как бесценным подарком судьбы. «Бору» он постоянно холил, опекал и охранял от завистливых глаз со всеми предосторожностями ревнивого мужа, очей не спускающего с красавицы жены. Порою и совсем не к месту твердил Фишелич как заклинание фразу известного адмирала:- В море, значит дома! На судне, ставшем ему домом, Фишелич, старался устроить всё так, чтобы не было в нём тесно или тоскливо. В своём отношении к личности подчинённого он руководствовался не сухими параграфами уставных требований, а «собственными понятиями» и всегда был готов заранее отпустить грехи за мелкие и простецкие человеческие слабости. Все судовые разборки с его присутствием обычно не требовали применения оргвыводов и заканчивались беседой в каюте капитана. Это, в конечном счёте, породило молву о Фишеличе, как «о строгом, но справедливом и душевном капитане». Обрастая легендами, молва распространилась по флоту, создав из него образ некоего капитана-патриарха многолюдного в 73 человека клана. В противовес матросской молве и в то же время в кулуарах береговых подразделений Производственного Объединения «Океан» рождались и со скоростью беспроводного телеграфа распространялись анекдоты об очередном чудачестве «старого мудрого еврея». Так и останется за кадром, кто и почему прилепил к нему кличку «старый - мудрый еврей», хотя Давид Фишелич пребывал в полнейшем расцвете мужеских сил, и вовсе не был замечен в пренебрежении к иному полу.
Даже спустя десятки лет с трудом пробиваясь сквозь шквал годов перестройки, я старался не забывать и памятуя о главном завете «старого мудрого еврея» придерживаться кредо Фишелича:- Живи-радуйся жизни сам, и старайся не мешать делать это другим. Полагаю, мне это удавалось и вероятно потому, что главные этапы моего жизненного пути пришлись на безмятежные годы собственной молодости, когда казалось вполне возможным многое из «невозможного». Не потому ли, невзгоды «застойных лет» и неминуемые личные жизненные потрясения от развала государства вспоминаются спокойно и с теплотою на душе?
Так крепко запечатлелся в памяти эпизод из моей кораблядской жизни конца шестидесятых годов. Помнится, возвратился я с коротенького рейса в Северное море. Туда меня занесли мои должностные обязанности. Из покрытой ледяным панцирем Балтики до «чистой воды» я обеспечивал вывод новенького производственного рефрижератора да ещё под командой молодого капитана. Вернувшись на попутном судне за полночь в Таллинн, переночевав дома, я не забыл про свой договор с Давидом Фишеличем и с утра помчался в контору. Фишелич крепко распинался передо мною, что уломает «флотоводцев» из конторы отпустить меня с ним в очередной африканский рейс в роли дублёра капитана. «Бора» уже заканчивала погрузку и готовилась к рейсу на поставки. Однако странное дело, ни на «Боре», ни в конторе Фишелич мною обнаружен не был, а на судне и в конторе тоже очень бы хотели его видеть. В службе мореплавания про наш договор с Фишеличем даже не ведали, и главный капитан предложил мне взять отгульные дни за прошлые рейсы. Отгул меня вполне устраивал, тем более что на необходимости отдыха крепко настаивали мои домашние. А главное, хотелось за эти дни столкнуть в зачёт курс «Сопротивления материалов», пока он ещё не перепутался в моих мозгах с «Теоретической механикой», над задачками которой я уже корпел в контрольных работах заочника. Как говорится «не ловца и зверь бежит». Уже на выходе из дверей отдела флота коллега-заочник нежданно обмолвился:- в консультационном пункте калининградского института сегодня вечером консультации и приём экзаменов по сопромату. Тут я забросил всё. Помня, что заочника как и «волка ноги кормят», я не стал ждать расчёта бухгалтерии за рейс ни оформления отгульных дней в о/к, а перебирая и освежая в памяти постулаты сопромата помчался домой. Сегодня вечером я просто обязан избавиться от этого наваждения! Возвратившись нежданным домой, я разбудил дочь - пятиклассницу. На вопрос:- Почему ты не в школе? Дочь путано объяснилась. - С утра у нас по расписанию сдвоенный урок «Ленинского часа». Понимаешь ли, па, вместо того, чтобы задать страницы для чтения в книге «отсюда и до сюда», старшая пионер - вожатая Лена, как первоклашкам или малограмотным дояркам, нам вслух читает книгу о Володе Ульянове. Сегодня она снова продолжит чтение. А из того, что она пробубнила, только и запомнилось, что про серенького козлика, о котором Володя с раннего возраста полюбил петь окружающим. Не могу эту Лену ни видеть, ни слышать! На глазах у дочери стояли праведные слёзы. – Па, если тебе случится нагоняй от нашей классной Альбины, что ты ей скажешь? – Не переживай, доченька, я просто напомню твоей классной даме про то, как наставлял подданных самый авторитетный российский самодержец:- Дабы дурь твоя всем видна была, воспрещаю бубнить речь по бумажке, а говорите о задуманном собственным словом.
Зазвонил телефон. Меня срочно, вызывал в службу мореплавания наш главный капитан. А морской инспектор по приятельски шепнул в трубку:– приготовься, кажется, тебе завтра выпало выйти в рейс на «Боре». Получены и проверены свежие сведения. Нынче ночью Давида Фишелича увезли из дому на неотложке, а уже к утру его прооперировали по поводу паховой грыжи. Его состояние средней тяжести, к нему не суйся, всё равно не пустят. Да, не забудь, напомни своей благоверной, уложить в чемодан тропическую форму, белые чехлы на фуражку и гульфики. – Чтобы рассеять мои пессимистичные прогнозы о собственных торговых способностях, так мой приятель, напомнил мне про незадачливого комиссара, впервой увидевшего длинные белые носочки, которые моряки называют гольфиками. В тропиках Британские лоцмана всегда в паре с короткими брюками - шортами носят гольфики. Стараясь казаться любезным, комиссар предупредил поднявшегося на борт лоцмана:- Сэр, у нас свежая покраска, поберегитесь не замарать своего гульфика. Разобрав лишь одно слово «гульфик», лоцман испугался за порядок в своей мужской принадлежности, называемой в простонародье «ширинкой» и хватился дёргать за замочек на шортах. Прямо на глазах повеселела дочка. - Па, можно я сегодня не пойду в школу? Только ты напиши записку для классной, что я собирала и провожала тебя в море? Па, скажи, а в Африке будет здорово жарко? Но ведь ты всё равно не забудешь, что обещал мне привезти большого Африканского попугая? Да только смотри не забудь про попугая, как в прошлый раз забыл про жвачную резинку!
Рефрижератор «Бора» проектировался по правилам Германского Ллойда как перевозчик бананов и предназначался для плавания в тропических водах лишь с эпизодическими заходами в мелкобитый Балтийский лед, и то исключительно под проводкой ледокола. Как и серия из десятка однотипных с «Плайя Хирон» банановозов, «Бора» была куплена в Западной Германии при обстоятельствах схожих с детективной историей. Невозможность подобной сделки строго определялось эмбарго конгресса США на продажу СССР технологий и морских судов, обладающих скоростью, выше 20 узлов. По бытующим на флоте слухам закупка целой флотилии скоростных судов вопреки американским запретам состоялась лишь благодаря усилиям двух лиц из противоположных лагерей, состоящих в давней деловой дружбе. Эта дружба зародилась в послевоенные годы в оккупированной союзниками Германии, а по трагичности своего конца напоминает о классическом сговоре доктора Фауста с никогда и ни в чём не проигрывающим Мефистофелем.
«Гамбургским зеленщиком» прозвали жители портового города мальчика Вилли, по утрам развозящего по сонным довоенным улицам ручную тележку со свежим шпинатом. Уже молодым человеком Вилли Брунс ухитрился оказать неоценимые услуги советскому оккупационному командованию по розыску, сбору, мелкому ремонту и подготовке к отправке в Союз доставшейся ему в качестве трофеев доли от флота разгромленной Германии. В благодарность за разысканный затаившийся в нейтральном порту Южной Америки немецкий турбоэлектроход, Брунсу разрешили доставить в его трюме в голодный Гамбург благотворительный груз продовольствия из Аргентины. На вырученные от продажи средства Вилли зафрахтовал по дешёвке теплоход – развалину, но с ним всё сложилось удачно, и Брунс на регулярной основе стал подкармливать гамбургских сограждан дешёвым колониальным продовольствием. Жизнь научила его вертеться и сотрудничать и с теми, и с другими оккупационными властями разделенной на две половины Германии. Как ласковый телёнок Вилли научился сосать вымя у двух маток. Такая раздвоенность оказалась предприимчивому дельцу только на руку. Министерству рыбной промышленности СССР удачливый прохиндей Вилли помог собрать воедино китобойную флотилию «Слава» и в качестве посредника помог верфям Штальзунда и Ростока в закупках на Западе дефицитного в ГДР корабельного оборудования. На этих верфях, как известно, было поставлено на поток строительство средних рыболовных траулеров - СРТ для Советского Союза. Сколотив со временем изрядный капиталец, Брунс совместно с «Америкен фруут компани» завладел монополией доставки в Западную Германию бананов. В Гамбургском порту был построен современный и крупнейший в Европе банановый терминал. Пользуясь бумом дешёвого послевоенного судостроения, Вилли Брунс стал избавляться от амортизированных судов, заменяя развалюхи современными товаропассажирскими рефрижераторами типа «Плайя Хирон», чьёй сестричкой была и «Бора». Но жизнь не стояла на месте. Вскоре научно-техническая революция бросила очередной вызов, и потребовала обновления рефрижераторного флота более рентабельными и скоростными судами, уже не в 20, а в 24 узла. Вспомнив давнишние связи, бывший гамбургский зеленщик предложил нуждающемуся рыбному хозяйству СССР флотилию из среднего возраста рефрижераторов. А чтобы успокоить неугомонных американцев, он прибег к заурядному подлогу - правке на бумаге технических характеристик главного двигателя рефрижератора этого типа. На основании липового акта теплотехнических испытаний фирма-изготовитель двигателя «Ман» предписала уменьшить номинальные обороты главного двигателя судов типа «Бора» на десяток оборотов в минуту, и таким образом в судовой спецификации была исправлена скорость судна с 20 до 18,5 узлов. Известно, аппетит приходит во время еды. Окрыленные взаимно выгодной сделкой, обе стороны со временем возжелали большего. Располагая немалыми валютными средствами, рыбное министерство не поскупилось, и готово было на закупку новенькой серии рефрижераторов типа «Ветер» с эксплуатационной скоростью в 24 узла. Догадываясь, что прошлый номер продажи больше не сойдёт, предприимчивый Вилли придумал новенькое:- организовал заказ на постройку серии судов в Южной Корее от имени фирмы в которой об американском эмбарго и слыхом не слыхивала. Так Таллинская База Рефрижераторного флота разжилась якобы в Корее самым современным и быстроходным рефрижератором на Балтийском море «Бриз». Лично мне удалось побывать на «Бризе» капитаном всего две недели и то на ремонте, в плавучем доке, да разок пробежаться на нём от Клайпедского судоремонтного завода до рыбного порта Таллина. В течение ночного перехода, я несколько раз поднимался на мостик, и сбавлял скорость этого стайера, но бесполезно, эту ночь тоже не спал, явный псих и лихач-автолюбитель старший механик «Бриза». Убедившись, что капитан ушёл с мостика он снова и втихаря накручивал обороты винта до номинала. В результате на рейд Таллина «Бриз» припёрся в самое неподходящее время к 05-00 утра, а вся команда была злая и не выспавшаяся и вдобавок разозлила не ждавших нас по такой рани портовые власти.
А о пресловутом Вилли Брунсе мне сказать больше нечего, всё, что мне запомнилось из баек Фишелича, накопавшего сведений о гамбургском зеленщике у немецких корабелов Гамбурга, я уже рассказал. Зато со вторым действующим лицом грандиозной афёрной сделки ХХ века, я познакомился лично, когда не успел ещё износить форменку, одетую на меня в школе юнг. Когда-то оказавшись самой чистой на катере, моя форменка послужила причиной выбора меня на роль судового стюарда, обеспечивающего застолье нашего министра с капитаном буксирного катера «Казбек». Конечно, я перестарался чтобы не ударить лицом в грязь. Полагая, что министру не пристало закусывать хамсой, выуженной из бочки с тузлуком, в котором неоднократно опускались не всегда добросовестно вымытые матросские руки, рыбу я промыл проточной водою и почистил её от голов и костей. Но вместо ожидаемого спасибо, меня обесславили на весь Черноморский бассейн. Я выкручивался и, конечно, кивал, на главного виновника инцидента - старпома, нечестно укрывшегося за моей спиной, с чём вполне был согласен и дядя Лёня-капитан, заметивший:- мало дать указание, положено проверять и ход его выполнения.
Со временем, когда всё затихло, и инцидент был спущен на тормозах, о новом рыбном министре вспомнил старпом дядя Саша. Оказывается, дядя Саша был наслышан о нашем будущем министре ещё задолго до войны СССР с японцами на озере Хасан. Ещё юношей дядя Саша завербовался на ДВК и успел за год до вооруженного конфликта со «страной восходящего солнца» порыбалить сельдь иваси на Охотском море. Как известно, вследствие Цусимы и Портсмутского мирного договора, полными хозяевам на Южной половине Сахалина стали японцы. Советское правительство старалось ладить с самураями и даже пошло на организацию совместного Советско-Японского акционерного общества АКО-1 или Акционерное Камчатское общество. Одним из директоров АКО-1 и оказался наш теперешний министр: Александр Акимович Ишков. Общаясь с японскими акционерами - явными акулами капиталистического бизнеса, Александр Акимович научился разговаривать с ними на понятном для обеих сторон языке, но как патриот продолжал при этом свято беречь государственный интерес и народную копеечку, не забывая приумножать её в рубли. В трудное послевоенное для страны время возглавил тов. Ишков союзное министерство. Первой и самой важной обязанностью министра было накормить животворным белком и жиром отощавшее за войну и за последующие за ней послевоенные голодные годы население страны и её громадную армию. Известно, что наша довоенная страна располагала мизерным числом океанического промыслового флота, а тут ещё война навсегда упокоила его остатки на дне плохо защищаемого моря. Так что на добычу рыбы в открытом море пока ещё нечего было и рассчитывать. И вовсе не от хорошей жизни министр сознательно пошёл на разграбление природных запасов внутренних Азовского и Каспийского морей, удвоив максимально допустимые квоты на облов рыбы варварскими прибрежными ставными неводами. Хотя и знал, что вместе с массой тюльки ставные неводы черпали и губили тонны молоди ценных осетровых пород. А тощую тюльку местные рыбаки прозвали «жуй- плюй или Ишковка». Возглавляемое им министерство не дремало, а спешно готовило к выходу в океан китобойную флотилию «Слава», а со стапелей, с которых в войну нацисты как блины пекли одну за другой подводные лодки, были уже спущены первые океанские сейнеры для облова сельди в Атлантике. А самое примечательное событие тех лет: был поставлен на судостроительный поток легендарный Средний Рыболовный Траулер – СРТ – главный герой освоения рыбных запасов Мирового океана с невиданной рентабельностью в 700%, превысившей самые фантастические запросы времени. Вот теперь за счёт дикой средневековой эксплуатации труженика моря происходит накопление баснословных денежных средств. Их не транжирили по мелочам, а осваивали с умом, и набрав сил и средств министерство закладывает на поток современный океанский тип промыслового судна - Большой Морозильный Рыболовный Траулер - БМРТ, строит рыбные порты, холодильники, судоремонтные и судостроительные заводы, создаёт сеть мореходных училищ. Не скупится министр на закупку у иностранных фирм современной рыбопоисковой техники и новейших навигационных приборов. С освоением в мировом океане новых районов промысла год от года растут уловы, дешевеют и разнообразятся породы промысловых рыб поступающих на прилавки городов и весей. Чтобы не показаться голословным, приведу такой факт. Тридцать три копеечки за килограмм во времена оные обходился полюбившийся потребителю мороженный серебристый хек. При пенсии в 130 рублей, любой выживший из ума советский пенсионер мог за раз купить 433 кг хека. Теперь подсчитайте сами, на сколько кило хека хватит у нынешнего пенсионера его месячного пособия. Полученный вами результат только подтвердит жизнеспособность экономики, проводимой тов. Ишковым в возглавляемом им Министерстве. К несчастью для страны и её народа недальновидная и колеблющаяся вместе с престарелым генсеком «руководящая и направляющая» трусливо предала и задушила реформирование народного хозяйства, нацеливаемое премьер-министром на программу покончившую бы с валом продукции, заменив показатели чистой прибылью производства. Эти же идеи вскоре подхватит «дядюшка Дэн», и коммунистический Китай продемонстрирует миру поразительную жизнеспособность регулируемой государством социалистической экономики, замешанной лишь на благоразумных и проверенных законах свободного рынка.
Следуя упрямой воле «руководящей и направляющей» и «затянув пояса» полсотни лет страна бросала громадные людские и денежные средства в коллективизацию, механизацию сельского хозяйства, целинные земли, Нечерноземье, но все эти затраты канули безрезультатно, как в чёрную дыру. Просидев полвека на государственной дотации, коллективное сельское хозяйство так и не смогло порадовать народ ни хлебом, ни продуктами животноводства. Стыдно вспоминать, Россия закупала хлебное зерно в США и Канаде, а вместо мясных блюд общепит предложил народу рыбные дни по четвергам. Этого оказалось мало, и тогда родимая партия додумалась:- а почему бы не посадить население страны на два рыбных дня в неделю. Ведь нет ничего проще, как только потребовать от рыбаков удвоить усилия и достичь добычи рыбной продукции исходя из потребности в 30 кг на душу населения. Сказано-сделано, рыбаки поднатужились: рыбы наловили, сколько потребовала партия, и завезли её в порты. Да вот только рыбный флот тут же замер у причалов, забитые рыбой трюма не разгружают, так нет живых заявок от конторы Рыбного сбыта. Вскоре нашлась и причина, оказалось, не позаботились о холодильниках, как в своё время о зернохранилищах на целине, когда хороший урожай оказывался таким же несчастьем, как дикая засуха. Всё ясно, как Божий день: магазин летом мог освоить свежемороженую рыбную продукцию в количестве, не превышающем суточной реализации. В конце концов, выпуск продукции Минрыброма намного превысили спрос потребителя, а залежавшаяся на прилавках рыба в лучшем случае пошла на корм пушному зверю, а то и на свалку. Страшное это дело – перепроизводство при отсутствии сбыта продукции – и не зря капиталистическая экономика называет такое явление кризисом. Только кризис перепроизводства не испугал министра рыбной промышленности, Александр Акимович Ишков в своё время прошёл обучение в обеих по сути антагонистичных экономических школах. На срочном заседании в политбюро министр предложил нетрадиционный в социалистической экономике выход. По его рецепту в портах Африки: в Луанде, Лагосе и Конакри срочно организуются выставки-продажи советской мороженной рыбной продукции. На этих выставках заключаются на выгодных местному бизнесу условиях торговые сделки. Так к примеру, босоногому чернокожему аборигену некоему г-ну Окрану до конца базарного дня поверили в долг взятые под честное слово 50 тонн рыбной продукции. В понедельник юноша сполна рассчитался с долгами и купил за наличные ещё полсотни тонн замороженной рыбы. Мне случилось быть в знакомстве с господином Окраном, успешным бизнесменом и владельцем фирмы из сети столичных магазинов и холодильников, очень состоятельным человеком. Он бывал частым гостем у русских рыбаков и считал своей обязанностью следить, чтобы без приличной пивной батареи не пустовал капитанский холодильник. На условиях контрактов заключённых с господином Окраном, по всем более-менее приличным портам побережья Африки как грибы после дождя возникли фирмы, связанные долгосрочными договорами по сбыту советской рыбной продукции. Кроме поляков, болгар и рыбаков ГДР, никто из западных конкурентов в эту «Ишковскую монополию» и носа не смел сунуть. А в голодной Африке, не брезгующей мясом акулы и крокодила, шла в оборот любая рыба, имеющая подобие головы и хвоста. И даже пресловутые годы застоя не затронули экономику Минрыбхоза. Его внешнеторговый оборот только неуклонно возрастал и занял третье место в стране по валютной прибыли после торговли оружием и нефтью. В портах: Дакаре, Луанде и Фернандо-По обустроились собственные судоремонтные базы и не надо зря гонять траулеры на плановые ремонты и докование в Союз, а смена экипажей была обеспечена самолётами Аэрофлота. В ГДР и Польше были размещены заказы на строительство БАТов - Больших Автономных Траулеров, - громадных красавцев, оборудованных по последним достижениям зарубежной электроники и техники, с автоматическими линиями обработки уловов. Подобное великолепие оказалось не по средствам, и не могла себе позволить ни одна из зарубежных рыболовных фирм. Да вот только не про нас они оказались. Во времена перестроечного бума дельцы из предприимчивых акционеров захапают на залоговых аукционах и распродадут БАТы по бросовой цене металлического лома. Не иначе, как только к счастью до подобного позора не дожил А. А. Ишков. Все начались с того, что во всепроникающее ведомство Ю. В. Андропова поступил сигнал из ювелирного магазина:- некая московская барышня сдала на комиссию перстень с невероятно дорогим камушком, поведав оценщику легенду о своём наследовании кольца по родовой линии от бабушки. А опытный ювелир утверждал, что узнал в перстне современную огранку камня в Копенгагенской фирме Де Бирса. Через эту барышню вышли и на дарителя, им оказался заместитель министра рыбного хозяйства по сбыту продукции г-н Рытов. За Министерством стали внимательней присматривать, и не зря. Вскоре отдел сбыта министерства вляпался с очередным проколом. Один из известных и честных немецких предпринимателей возвращает в Москву пульман с охлаждённой продукцией, попавший к нему из-за ошибки в адресе получателя. И странной оказалась вся партия продукции: в банках с наклейкой «Сельдь слабосоленая» обнаружилась икра чёрная паюсная. Героя любовника и мастера незаконной наживы г-на Рытова тут же повязали, но на его счастье грянула Горбаческая перестройка под лозунгом:- не подсудно всё, что не запрещено законом. Так что за судьбу замминистра г-на Рытова здорово переживать не стоит. Иначе же сложилась судьба министра рыбного хозяйства А. А. Ишкова. Даже в мыслях трудно допустить, что министр такого масштаба занялся мошенничеством с наклейками на жестяные банки. Однако как руководитель, тут он явно дал маху с назначением и расстановкой кадров. И за подобное «упущение», конечно, ему стоило потихоньку уйти в отставку и теперь рыбачить на внутренних водоёмах лишь чисто по-любительски как обычному заслуженному пенсионеру.