Ошибка доктора Селивановой - Веселов Лев Михайлович 3 часть

Неприятная и вечно угрюмая сто килограммовая шеф-повар, оказывается, потеряла при пожаре на берегу любимого мужа старпома, трех детей и с тех пор живет и работает на судне, сходя на берег лишь для того, чтобы посетить могилу любимых и напиться до невменяемости. Селивановой стало стыдно за то, что она нередко придиралась к повару из-за беспорядка на камбузе, хотя при этом по качеству приготовления пищи и чистоте, претензий не было. До этого ей в голову не приходило, каково в штормовую погоду готовить пищу почти на двести человек при сильной качке. Перечитав все еще раз, она собралась позвонить ему, но он опередил ее, придя в госпиталь проведать выздоравливающих. Поговорив со старшим хирургом и больными, он подозвал стоящую в стороне Селиванову. - А как ваши дела? - спросил он коротко и, не ожидая ответа, сообщил главному хирургу - вам придется остаться одному. Получено указание отправить вашу помощницу в Лас-Пальмас с попутным судном. На днях будем отправлять вместе с нею наших обоих пациентов. - Но в этом нет необходимости, они выздоравливают без осложнений, - попыталась возразить она. - За это спасибо, но это приказ и он не обсуждается - бросил он, давая понять, что разговор окончен, развернулся и ушел не прощаясь. Хирург удивленно вскинул брови: - Что у вас случилось? - Почему вы думаете, что что-то случилось, - пожала плечами она. - Не хотите говорить и не надо, - обиделся коллега, - но еще только вчера он вас очень хвалил. Я, честно говоря, не ожидал, что он так быстро с вами расстанется. - Он же сказал, что это приказ, и давайте не будем больше об этом. Как говорят в таких случаях - любовь не долгою была, разлука будет без печали. Впрочем, любви-то и не было, да и не могло быть, - заключила она с нескрываемым чувством сожаления. Весь вечер она прождала звонка, но он так и не позвонил. Когда она приняла душ и приготовилась ко сну, в дверь постучали. Она вздрогнула, душу охватило смятение, и волнуясь, она распахнула дверь. В коридоре стояла Зоя. Ее лицо и плотно сжатые губы не предвещали ничего хорошего. В руках она теребила снятый передник. - Ну и чего ты добилась? - выкрикнула она, и у нее на глазах выступили слезы. - Успокойтесь, Зоя, и не стойте в коридоре. Выпейте воды и давайте поговорим без эмоций, - сказала Селиванова, усаживая буфетчицу на диван. - Для начала расскажите, что у вас произошло, может быть тогда я пойму, в чем моя вина. - Ты еще меня спрашиваешь! Из-за тебя он выгнал меня из каюты. - Почему вы решили, что он сделал это из-за меня? - После того, как ты была у него, он не хочет со мной даже разговаривать. - И поэтому ты решила, что я всему виной? Раз так, садись и давай разберемся без ругани. Если настаиваешь, можно перейти и на ты, хотя я не привыкла так разговаривать с пациентами. Уверяю тебя, что ты ошибаешься - у тебя нет причины винить меня в покушении на твою собственность. - Да, он мой и я его тебе не отдам, - Зоя села на диван, всем видом показывая, что не собирается уходить. - Тогда слушай, что я тебе скажу, девочка. Мужчины в таком возрасте сами выбирают женщин, и противостоять этому невозможно. В нашем случае я не собираюсь обсуждать с тобой наши отношения с капитаном, но одно могу тебе сказать - я тебе не соперница и спать с ним не собираюсь. Если он не хочет спать с тобой, это не моя вина, к тому же ты должна понимать, что когда-нибудь тебе придется с ним расстаться. Мужчины от природы не способны бесконечно играть с куклой, какой бы красивая она не была. Мне грустно говорить тебе об этом, потому что искренне тебя жаль, хотя тебе в это трудно поверить. - Не надо меня учить, - не сдавалась буфетчица, - я не маленькая и тебе не верю. - Веришь или не веришь, никакой роли это не играет - через день-два я ухожу с судна. Может быть, после моего ухода ты успокоишься, но поверь мне, опытной женщине, тебе с ним все равно придется расстаться. - Если это произойдет, я не смогу без него жить. - Не говори глупостей, Зоя. Я тоже когда-то так думала, а потом решила - зачем? Поверь мне как врачу - уйти из жизни в рассвете сил глупо, и от любой боли есть лекарство. - Такого, как он больше нет. Без него, зачем жить? - Зачем? Да для того, чтобы вновь любить, искать свое счастье, рожать детей. - А почему у тебя самой нет мужа, нет семьи и детей? - Потому, что я такая же дура, как и ты, - вырвалось у Селивановой. - Вместо того чтобы выбрать того, кто меня любил, выбрала такого же как твой капитан - намного старше себя. Мне он тоже казался большим и надежным, сильным и мудрым, вот я и выбрала его, отказав тому, кто любил меня, а не только мою красоту, тело и молодость. Все это у нас со временем исчезает, а настоящая любовь, наверное, все же одна и потому она не стареет. - Все это красивые слова, а на деле все только и делают, что врут про настоящую любовь. Я свое не отдам. - А где ты видишь свое? Может быть, ты помогала большому и глупому парню учиться, работать и стать командиром? Удерживала его от пороков, дурных поступков, прощала ему бесчисленные обиды? Терпеливо ждала из долгих рейсов. Ты пришла на готовое, предложив свое молодое тело для своего же благополучия. - Я люблю его, а все что ты говоришь - это от зависти, - огрызнулась Зоя. - Пусть ты и права, но о чем говорю, я знаю больше тебя. В моей жизни мужчин было больше чем у тебя, но я всегда расставалась с ними легко, понимая, что они любили не меня, а мое тело. - И ты никогда не влюблялась, и никто не любил тебя по-настоящему? - удивилась Зоя. Было видно, что она успокоилась и ее агрессивность прошла, уступив место женскому любопытству. - Я не совсем уверена, но думаю, что был один человек, который любил меня, но он был такой смешной и совсем, как мне казалось, не в моем вкусе. - Расскажи, пожалуйста, если можно, - у Зойки загорелись глаза. - Мне тогда было двадцать шесть, а ему двадцать один. Я отдыхала в санатории в Боржоми с одним ответственным работником, который пригласил меня на время путевки. Он тоже был солидным, важным, и я согласилась провести месяц, отдохнуть от нудной повседневности, скуки, бесконечного домогательства женатых коллег и незаслуженных сплетен. Мой партнер не злоупотреблял назойливостью, ненужной ревностью из-за настойчивого ухаживания горячих грузинских мужчин, которых я всегда недолюбливала. У моего друга было много знакомых его круга в Тбилиси, и он часто оставлял меня одну. На время моим верным спутником по экскурсиям стал молодой летчик арктической авиации Эдик. Он был скорее мальчишка, чем мужчина с задорным хохолком, умными и веселыми глазами, остроумный и добрый. Я понимала, что ему нравлюсь, и старалась его не разочаровать, позволяя быть рядом на многочисленных экскурсиях и вечерних мероприятиях. Через десять дней нашего пребывания мы отправились на экскурсию в горы, когда ему вдруг стало плохо, и он потерял сознание. Я знала, что он лечит язву желудка и быстро определила причину. Срочно вернулись в Боржоми, но в больнице не оказалось дежурного хирурга, а другого никак не могли отыскать. Все понимали, что прободение язвы требует срочного вмешательства и после небольшого совещания, мне разрешили оперировать с ассистентом, преклонным врачом на пенсии. Операция прошла удачно, Эдик быстро поправлялся. Я навещала его по нескольку раз в день, а за два дня до отъезда его перевели в корпус санатория. Мой друг вылетал из Тбилиси в Чехословакию, а я улетала в Таллин позже. Провожать меня в аэропорт поехал Эдик и перед отлетом признался мне в любви и попросил моей руки. Я отделалась шутками, но он сказал, что будет ждать. Еще полгода он почти ежедневно звонил мне, пока я не ответила ему отказом - у меня появился новый знакомый, который обещал развестись с женой. Теперь я поняла, что сделала тогда большую ошибку - Эдик среди моих многих обожателей был единственным, кто бескорыстно любил меня, и самой судьбе было угодно выбрать меня его спасительницей. - Но ведь еще не поздно его найти, ты до сих пор отлично сохранилась, - простодушно заявила Зоя. - Я бы непременно его отыскала. - Зачем? Прошло больше десяти лет, а это большой срок. У него наверняка есть семья, дети. За это время у меня было немало мужчин, но никто из них не предложил руки и сердце. Как у вас говорят - мой пароход уже ушел. - Зря ты так говоришь. Вон, даже наш капитан тобой заинтересовался. Я точно знаю, что ты ему нравишься. - Нет, Зоя. Ни один мужчина не поменяет твою молодость и красоту на мою зрелость, тем более женатый. Им нужно то, чего уже не найти в своей спутнице по жизни, клубничку на пшенную кашу не меняют, как любил говорить наш главврач при виде молоденьких практиканток. - А мне Эдика жалко, мне никто еще не предлагал руку и сердце. Поехать на курорт, или в отпуск, многие предлагают. Я бы с удовольствием поехала, только не с ними, но на берегу я ему не нужна. - Хорошо, что ты это понимаешь, Зоя. А почему не поменяешь судно, ведь тебя взяли бы и на суда торгового флота. Там много молодых командиров и говорят они неплохие женихи. - Может быть, и перейду, но пока он здесь я никуда не уйду. Я его не брошу, он спас меня, ведь еще бы немного и я ... - Зоя проделала выразительный жест вокруг шеи и вдруг вскочила и бросилась из каюты. Какой же она еще ребенок, - подумала Селиванова. Ребенок - ребенок, а красива и ужасно женственна. Обычно так выглядят только счастливые женщины в молодости. Она подошла к зеркалу, глянула на себя и расстроилась, а ведь когда-то и на нее мужчины поглядывали не только с интересом, но и с нескрываемым восхищением. Внезапно дверь распахнулась и в каюту, словно кошка проскользнула Зоя с бутылкой испанского Хереса и коробкой конфет в руках. - Во! - торжествующе воскликнула она, - презент от торгашей в Пальмасе. Для дня рождения хранила, а сегодня хочу выпить с тобой. Селиванова достала фужеры, буфетчица ловко разлила. - За что пьем? - спросила она. - Давай за тебя, Зоя, и за наше примирение. - Нет, за меня не нужно. Я предлагаю за тебя и за Эдика и за то, чтобы вы встретились. - Хорошо. За сказку, за несбыточное желание, - согласилась Селиванова и вдруг поймала себя на мысли, что ей впервые захотелось увидеть этого веселого и доброго человека, смотревшего на нее робким влюбленным взглядом. После разговора с буфетчицей Селиванова почувствовала облегчение, исчезло чувство тревожного ожидания разговора с капитаном. И хотя ожидание приглашения тяготило, теперь она точно знала, что скажет ему о книге и при расставании. В обед к ней подошел третий помощник и сообщил, что капитан ждет ее у себя в каюте в 13.00. Накрыв папку с рукописью медицинским халатом, Люба не удержалась от взгляда в зеркало и нашла, что выглядит на этот раз обыденно, согласно цели визита - получить последние указания начальника. На этот раз пришлось ждать у двери, он спустился из радиорубки с опозданием. - Извините, доктор. Кстати, ожидали известий о подходе вашего нового судна. Будет где-то к вечеру, так что у вас не так много времени на сборы, - произнес он и пропустил ее впереди себя в каюту. На этот раз стол для приема гостей был пуст. Значит, разговор будет недолгим и сугубо деловым, подумала она, но ошиблась. Он достал из буфета коньяк, шоколад и рюмки, из холодильника сок и нарезанный лимон. Глядя на ее внимательный взгляд, пояснил: - Прочитали и заслужили. Надеюсь, не откажитесь. Краткие фразы и деловой тон ей не понравились, выходило, что в чем-то она виновата. - Ради того, чтобы выслушать ваши последние указания, не стоит себя утруждать, товарищ капитан. Видимо, вас уже не интересует мое мнение о вашей рукописи тогда я, пожалуй, пойду, - стараясь как можно спокойней, произнесла она и увидала, как слегка дрогнула его спина. Несколько секунд он молчал, потом выпрямился и, не глядя на нее, сказал уже примирительно: - Не стоит обижаться на старого грубияна, тем более, когда это ваш начальник. Ваше мнение для меня важно, иначе бы вы не получили рукопись, правда не знаю, почему показал ее первой именно вам. Наверное, потому, что у вас другой взгляд на море и нашу работу. Давайте выпьем и объявляйте ваш приговор. На его лице впервые появилось что-то подобие улыбки. Она задумалась, поняв, что все то, что собиралась сказать, куда-то улетучилось. - Что, все так плохо? - подсказал он. - Ну, почему же, - собралась она с мыслями. - Скорее наоборот, а главное интересно. - Что именно? - Все - работа, люди, жизнь, только иногда мне не все понятно. - Что именно? - Определенно сказать трудно. К примеру, любовь и отношения с близкими. Мне показалось, что вы избегаете писать об этом, хотя для многих читателей это очень интересно. - То, о чем вы говорите, в нашей жизни занимает особое место. Каждый раз мы оставляем на берегу то, что действительно любим, а сели это настоящая любовь ее трудно забыть. - Извините меня, но я не могу с вами согласиться - возразила Селиванова. - Ваши героини, несомненно, согласились бы со мной. Вот хотя бы Зоя. У вас в книге лишь только она благодарна вам, а ведь это не так. - Вы ошибаетесь, это не любовь, доктор? Я знаю ее лучше вас. Ее слишком рано научили играть в любовь, и она стала зависимой от этой игры, как становятся зависимыми мужчины, убивая часы безделья за преферансом. Это так и вы меня не переубедите. Давайте оставим эту тему и поговорим лучше о вас. Он немного помолчал, потом встал, взял со стола пластиковую папку и положил перед Селивановой. - Это отзыв о вашей работе. Не характеристика, а отзыв, поскольку вы были у нас недолго. Он положительный, вы понравились не только мне, и искренне жаль, что вы нас покидаете. Ваш профессионализм и независимость необходимы для нашего судна, но вашему руководству угодно направить вас на "торгаша", так называют у нас коммерческие суда. Там другая жизнь, другие отношения между людьми и возможно мой отзыв о вас не будет лишним. - Спасибо. А разве на судах может быть другая жизнь? - Может, и вы в этом вскоре убедитесь. Там вам не удастся отсидеться в своей каюте или укрыться за делами в госпитале. Это здесь можно раствориться в большом экипаже, где труд для большей части людей ненормированный, не хватает время для сна и отдыха. На судах пароходства весь экипаж расписан по вахтам, имеет время не только для сна, но и для организованного досуга. - Слушая вас, можно подумать, что там, как на круизных лайнерах - курорт, а не работа. - По сравнению с нами, пожалуй, что-то вроде этого, максимально приближенное к нормальной работе в экстремальных условиях. Тот же океан, те же шторма, но условия проживания и работы несравнимо комфортнее, особенно если судно хорошее и грамотные капитан и первый помощник. Он спрятал рукопись в стол, прошелся по каюте, словно искал слов для продолжения разговора. - Но вернемся к нашим баранам. За положительный отзыв о моем творении еще раз спасибо. Хотелось бы поговорить об этом подробнее, но я решил иначе. Пусть останется все как есть. Вы - хорошая страница для моей книги, которую мне предстоит еще написать. Передача вас на другое судно операция не совсем приятная, особенно для женщины, но не пугайтесь, подобное мы проделываем часто и в более плохую погоду. Оденьтесь теплей, висеть в беседке над волной не очень приятно, но, к сожалению, подойти к нашему борту вплотную они не смогут. Я приказал приготовить от нас подарок - немного нашей продукции, пусть это будет подарком от вас. Больше мы с вами уже не свидимся, поэтому давайте попрощаемся, - он протянул руку и придержал ее ладонь. - Если вдруг надумаете вернуться, дайте радиограмму вашему руководству, примем вас с удовольствием. Хотя, вряд ли вы вернетесь - с огорчением, как ей показалось, заключил он и добавил, - а жаль. Судно подошло к полночи. Зайдя с кормы, оно плавно прижалось к кранцам, и теперь оба продолжали движение самым малым ходом против волны. Высокая надстройка теплохода раскачивалась довольно сильно, и когда Селиванова увидела это с палубы, ее охватил ужас. Между тем на базе вывалили грузовую стрелу за борт и люлька для передачи людей и груза, совершила пробный полет с базы на судно. "Торгаши" погрузили в нее коробки с пивом - презент "от наших - вашим" и старпом приказал доктору прощаться. Провожатых было достаточно, прощание затягивалось, пока зычный голос капитан-директора не приказал поторопиться. Два крепких моряка оторвали Селиванову от палубы и передали таким же парням в корзине. "Вира" скомандовал старпом, люлька дернулась, и палуба судно быстро ушла из под ног. Находящаяся почти в бессознательном состоянии доктор, не открывая глаз, судорожно вцепилась в руки сопровождающих. Она не видела ни качающиеся борта, ни палубы, ни вздымающуюся и пенящуюся воду между бортами, ни приближающуюся белоснежную надстройку своего нового судна. Очнулась она от удара люльки о стальные крышки закрытого трюма и открыла глаза. В свете ярких прожекторов к ней тянулись руки встречающих, двое сопровождающих подхватили ее и передали им. Те бережно опустили ее на палубу. Инстинктивно она принялась оправлять одежду и подняла глаза. Пред ней стоял молодой черноволосый парень в белых фирменных шортах, такой же рубашке с погонами. - Рады видеть вас, доктор, на нашем судне. Я вахтенный второй помощник капитана. Мне приказано проводить вас в вашу каюту. Его молодой, спокойный голос привел ее в чувство, она поняла, что опасность миновала. От того, что рядом с ней молодой красивый парень в белоснежной морской форме, она невольно стала одергивать юбку и покраснела за свой затрапезный вид. Казалось, штурман понял ее, взял за руку со словами: - Поднимайтесь за мной доктор, - и первым шагнул на трап, ведя ее за собой. - Осторожно здесь высокий комингс, - он отпустил руку и распахнул дверь в коридор. В лицо пахнуло прохладой кондиционера, и она вступила царство света, уюта и какой-то роскоши, как показалось ей после темноватых, казенно серых пропахших рыбой коридоров базы. Красивая, ярко-зеленая ковровая дорожка, блестящая латунная фурнитура, приятные бежевого цвета переборки с красивыми бра, перила и ступеньки поражали чистотой. Веяло каким-то особым уютом, от которого она оробела и у нее даже закружилась голова. Это не ускользнуло от проводника, он вновь взял ее за руку. Они поднялись этажом выше и остановились у двери с латунной табличкой "Судовой медик". Штурман повернул торчащий в двери ключ. - Открывайте двери в свою каюту сами, доктор, и ложитесь отдыхать, матрос принесет ваши вещи. Завтра утром Вас разбудит буфетчица, а после завтрака примет капитан. Если вам больше ничего не нужно, я должен подняться на мостик. Если что, звоните по телефону, номера в табличке на переборке. Да, извините, женский туалет рядом за углом напротив госпиталя и амбулатории, - и он легко, перепрыгивая через две ступеньки, понесся наверх. Селиванова открыла дверь и шагнула через комингс. В свете настольной лампы она сразу обратила внимание плотно закрытые бежевые шторы иллюминатора и на переборке в гнезде вазочку с крупной желтой розой. Она не удержалась и потрогала ее, роза была настоящей и издавала тонкий аромат. Уж не бравый ли штурман поставил ее, но откуда он ее взял здесь в открытом море, подумала она и опустилась на диван, разглядывая обстановку ее нового жилища. Фаянсовая раковина, зеркало над ней, никель держателей мыльницы, зубных щеток и полочки под зеркалом блестели, отражая свет и свидетельствуя о пристрастии к чистоте. Она отдернула штору над кроватью, белоснежные подушки, красиво засланная постель с приятным запахом иностранного стирального порошка. Раздался стук в дверь, матрос принес ее чемодан и спортивную сумку. - Извините, а где я могу ополоснуться, - спросила она. - За углом, как раз против вашей амбулатории и госпиталя женский душ и туалет, а в госпитале есть ванная комната и туалет для больных. Напротив дверей вашей каюты прачечная со стиральной машиной. Удобно - все под рукой. А меня зовут Михаилом. Я на судне артельный, продуктами заведую, так что мы будем часто с вами встречаться. - Очень приятно было познакомиться, Миша. А меня зовут Любовь Сергеевна. Матрос вышел, бесшумно закрыв двери. Селиванова решила разобрать вещи, перед тем, как лечь спать. В рундуке нашлись хорошие вешалки с плечиками и, когда она повесила и разложила свою одежду, то впервые с досадой обнаружила скудность своего гардероба, расстроилась и почувствовала усталость. Идти в душ не хотелось, но глядя на белоснежные простыни, она передумала. Раз судьба уготовила новую жизнь, начинать ее нужно с чистыми душой и телом, сказала она себе и пошла в душевую. С трудом, заставив себя уложить на ночь волосы, она накрылась простынею и, забыв закрыть каюту на ключ, быстро уснула. А в это время на мостике при смене вахт происходил разговор, который определит отношение к новому доктору многих членов экипажа. - Что скажете, Геннадий Григорьевич, о новом нашем докторе, - спросил заступающий на вахту старший помощник, лениво позевывая, всем видом показывая, что это вообще-то не очень его интересует. - Симпатичная и, вроде не замужем, без кольца, - отвечает штурман, с напускным равнодушием. - Незамужняя? Пора бы знать, что женщины в море кольца не носят, а медикам это и не рекомендуется. Второй помощник, недолюбливающий старпома за менторство и пренебрежительное отношение к молодым командирам, подкидывает тему для разговора о знании женской души. - Мне показалось, что она скромная и серьезная женщина. - Вам показалось? - хмыкает старпом. - А что еще вам показалось? Второй помощник пожимает плечами. - Я так и думал, - заключает старпом, - с вашими мизерными знаниями психологии женщины не понять. При первом знакомстве они всегда стараются показаться невинной овечкой, но со мной этот фокус не проходит. - А, вы слишком самоуверенны, чиф, - вступает в разговор сдающий вахту матрос артельщик, - и если думаете, что вам удастся "уговорить" ее, то с этим доктором вы пролетите, как фанера над Парижем. Старпом явно недоволен - молодой и самый наивный, по его мнению, матрос явно нарушил субординацию, что прощать не следует. - А вашего мнения никто и не спрашивает по причине вашей невинности и непорочности. Походите с мое в холостяках, тогда и выражайте свое мнение. Это слышит вышедший из радиорубки начальник рации, человек с рассудительный, немногословный, а потому пользующийся большим уважением в экипаже. Он прерывает воцарившееся молчание: - На вашем месте, чиф, следовало бы сначала доходчиво объяснить причину вашего долгого пребывания в холостяках. У меня на этот счет есть твердое убеждение, что это не случайно. Даже не смотря на ваши регалии и ваш статус, я не помню, чтобы за четыре года нашего знакомства кто-то из судовых женщин проявил к вам интерес, не говоря о взаимности. Все дело в том, что вы как самец, не производите на женщин впечатления, а уж тем более как самый лучший. Они даже не пытаются с вами флиртовать. Так что лучше уступите дорогу молодым, у них шансов больше. - Зря вы это, Маркони, - обиженно говорит второй штурман. - Вы говорите так, будто даете старт для гонки самцов. - Не обижайтесь, Гена. Это чиф объявил начало сексуальному забегу, а я, как старый, но не глупый холостяк в безнадежных гонках не участвую. Поверьте, я не циник, а реалист и разумно оцениваю не только свои возможности. Старпом явно посрамлен, но не хочет сдаваться. - Интересно, откуда вы знаете, что наш доктор неприступен? Сорока на хвосте вам известие принесла? - Пора бы знать, что у нас, радистов, известия приносят радиоволны. Так вот учтите - мои коллеги с базы предупредили, что наш новый доктор неприступен, как Гибралтарская скала и этим она мне очень симпатична. - Поживем - увидим, - произносит уязвленный старпом, закуривает сигарету и выходит на крыло мостика. Дискуссия замолкает, но участникам становится ясно, что повышенного интереса к новому доктору в экипаже не избежать. Селиванова проснулась от осторожного стука в дверь и соскочила с койки, не совсем понимая, где она находится. - Доброе утро доктор, - услышала она произнесенную с характерным эстонским акцентом фразу и обернулась. В дверях стояла высокая средних лет женщина с симпатичным крестьянским лицом и крепкой довольно ладной фигурой. Она с нескрываемым интересом смотрела на доктора и доброжелательно улыбалась. - Я буфетчица, меня зовут Тийю. Прежний доктор просил будить его в половину седьмого - он зарядку вместе с капитаном и ребятами делал. А когда вас будить? - Да я привыкла по будильнику вставать примерно в то же время. - Тогда я буду и вас будить, мне ведь все равно нужно идти наверх. А как вас зовут доктор? - Для вас я Люба, ведь мы, кажется, примерно одного возраста. - Нет, лучше я буду звать доктором, ведь вы все же командный состав. Не забудьте, что в кают-компании нужно быть к половине восьмого. Капитан у нас никогда не опаздывает и не любит, когда приходят позже его. - Что, капитан у вас такой строгий? - Сами узнаете. Прежние доктора утром всегда проверяли нас и как приготовлен завтрак, - буфетчица ловко, без шума закрыла за собой дверь. Значит строгий, подумала Люба и решила, что это не должно ее пугать. Строгий, добрый - какое это имеет значение, у нее своя работа, которую она выполняет без замечаний. Однако тут же поняла, что ее очень интересует, каким окажется капитан на этом судне. Надела любимую серую юбку, розовую кофточку с большим вырезом и, сняв с крючка приготовленный белый халат, спустилась в кают-компанию, в которой хлопотала Тийю, расставляя посуду. На базе ее коробило от запаха табака и рыбы, а здесь совершенно не пахло куревом, было очень чисто, уютно. Светилась огоньками большая радиола, над ней стоял телевизор, выше на полке под стеклом книги. Бархатные кремового цвета шторы на широких иллюминаторах, палуба застелена ковроланом. - Вам нравится? - спросила тоном хозяйки буфетчица. - Пойдемте на камбуз, там вас наши девушки ждут. "Девушками" оказались яркая и пышногрудая блондинка лет тридцати повар Сильва, совсем еще молодая, но уже располневшая пекарь Татьяна и сухощавая пожилая женщина дневальная Нина, хмуро оглядывающая Селиванову, словно была недовольна ее появлением на судне. На ней единственной отсутствовал халат, но волосы были спрятаны под красной косынкой. К ее удивлению повар была в туфлях на высоких каблуках, что запрещается при работе на камбузе, но Люба сделал вид, что этого не заметила. Первое знакомство было недолгим, Селиванова была несколько обескуражена совершенно новой для нее ситуацией, в которой она вновь оказалась в роли начинающей. Стиль своей работы нужно было менять. Здесь был совершенно другой мир, где по всему царили не только высокий профессионализм и дисциплина, а и другие взаимоотношения. Потом она поймет, что не ошиблась - это был не просто экипаж судна, а большая семья со своими достоинствами и недостатками. И как всегда в большой семье непременно должен был быть самый главный, в каком-то смысле самый мудрый и она стала настраиваться на встречу с ним - с капитаном. Осмотрев камбуз, столовую команды она остановилась у большого зеркала перед входом в кают-компанию, поправила прическу и нашла, что выглядит несколько растерянно. Немного постояла, чтобы собраться, убрав с лица глупую улыбку, когда за спиной у нее раздался вкрадчивый голос, и на ее плечо беззастенчиво легла пухлая рука. В зеркале из-за спины появилось потрепанное временем лицо пожилого мужчины с масляными глазками. - Вот вы какая, доктор! Что же вы не заскочили поутру к своему соседу по каюте? Со мной нужно дружить, - услышала она и вздрогнула. Приятное чувство знакомства с новым домом сменились тревожным беспокойством, она резко повернулась. Перед нею стоял мужчина лет пятидесяти, с лицом человека злоупотребляющего спиртными напитками и по всему не скрывающего свое пристрастие к женскому полу. Он был почти на голову ниже ее и вызывающе смотрел в вырез ее блузки. - Не имею привычки разговаривать с незнакомыми мужчинами, тем более заходить к ним в каюту, - произнесла она как можно более решительно, однако его это совсем не смутило. - Я не просто мужчина, а первый помощник капитана, - протянул он руку. - Милошкин, Коля. Первый помощник, - еще раз повторил он свою должность и добавил, - во всем люблю быть первым. Столь откровенным намеком Селиванову он не смутил, но испортил ее радужное настроение и, пользуясь тем, что они еще были одни, она ответила так же: - Хочу вас огорчить - у меня вы уже никогда не будете первым, поскольку опоздали лет на двадцать. К тому же мне нравятся высокие мужчины, и я предпочитаю выбирать их сама, - не дожидаясь ответа, она шагнула в кают-компанию, где к тому времени уже находились несколько командиров. - Вот и наш доктор. Садитесь сюда ваше место рядом с начальником рации, - пригласил ее молодой парень с легким эстонским акцентом, указав рукой стул, рядом с которым, проскользнув мимо нее, уселся первый помощник. - Спасибо. Можно я сяду на другое место, - спросила Люба. - Нельзя доктор, - промолвил мужчина, который представился старшим механиком. - В кают-компании места не выбирают и сидят согласно заведенному порядку. Ваше место рядом с комиссаром. Ничего не поделаешь, хотя я вас и понимаю. Комиссар, как всегда, уже успел испортить вам настроение. Не обращайте на него внимания - дядя неумело шутит. Садитесь, садитесь, он извинится. Комиссар хихикнул, но было видно, что вступать в полемику со стармехом опасался. Селиванова собралась осмотреться, но в это время вошел капитан и, поздоровавшись, сел на свое место во главе стола. Вопреки ее ожиданиям он оказался молодым, даже очень, по мнению Любы для этой должности. В белой рубашке с погонами со спортивной фигурой и короткой стрижкой он был симпатичным. Живые умные глаза смотрели на нее так, будто они были знакомы давно. - Надеюсь, не все успели познакомиться с нашим новым доктором, - начал он - и потому несколько слов о ней. Зовут Любовь Андреевна, она хирург со стажем, но не следует ломать конечностей, чтобы добиться ее внимания. Прошу учесть, что мой коллега с базы отзывался о ней очень лестно, при этом особо подчеркивая ее "непотопляемость". Это в первую очередь относится к вам, - он многозначительно взглянул на первого помощника. - Мне по должности первым положено знакомиться, - произнес тот - Я еще не закончил, - оборвал его капитан. - Мы должны грузиться в эпидемиологически опасном порту Нигерии, и руководство считает, что нам без медика не обойтись, кажется там опять холера, но вы, доктор, не пугайтесь. Наш экипаж за время работы в Африке к таким ситуациям привык. Прежний медик тоже был хирургом, кстати, очень неплохим, Именно поэтому его и пересадили в Лас-Пальмасе на другое судно, где несколько человек сильно травмированы во время аварии в машинном отделении. Сегодня знакомьтесь с судном, амбулаторией, инструментарием и госпиталем, вечером перед кинофильмом встретимся с экипажем, а завтра с утра ко мне на беседу, если не возражаете. - Разумеется, товарищ капитан, меня уже научили исполнять приказы, - ответила Селиванова, решив, что этот молодой капитан не менее строг, чем ее предыдущий, и принялась за омлет. Когда капитан вышел из-за стола, и за ним закрылись двери, к ней обратился стармех. - Хотите совет, доктор. Наш капитан строг, но от женщин соблюдения субординации особо не требует. И вообще, у нас на судне отношения уважительные, но устав нарушать не советую, все же работа это главное. - Большое спасибо. В моем положении совет не помешает, тем более такого опытного человека. На свою палубу они поднялись вместе с Сергеем Николаевичем, так звали стармеха, и он помог ей открыть амбулаторию и госпиталь. На удивление инструментарий был приличным, достаточно медикаментов и перевязочных материалов, и хотя помещения были небольшими в амбулатории стоял высокий диван для больных и полки с инструментами. Все они были аккуратно разложены по группам и закреплены на полочках по-штормовому. В госпитале оказалась хорошая койка на карданном подвесе, большой набор хирургических инструментов, медикаментов и ванная комната с туалетом. Она осталась довольна осмотром и погрузилась в записи медицинского журнала. Ее предшественник по всему был человеком с ярко выраженным чувством юмора иначе, как было расценить такие записи: 7 марта. Произвел медицинский осмотр обслуживающего персонала. Внешних признаков
заболеваний не обнаружено. Психологическое состояние нормальное, по указанию капитана
на следующие сутки все женщины освобождаются для отдыха. 9 марта. Внеочередной осмотр обслуживающего персонала. Травм нет, вид усталый, но
довольный и здоровый. Предоставлен еще один внеочередной день отдыха.
1 апреля. В 02.15 вызов в каюту повара. Жалобы на гнетущее состояние, боли в сердце.
Явные симптомы первоапрельской симуляции. Оказана необходимая помощь.
В 04 15 вызов к дневальной Комаровой. Жалобы на гнетущее состояние, боли в сердце. От
валидола отказалась. По рекомендации старшего помощника предоставлен выходной,
назначена сиделка - матрос Курочкин.
Подобных записей оказалось немало, многие из них были подчеркнуты, видимо, проверяющими, но никаких замечаний на полях она не обнаружила. Веселый этот доктор Волков, подумала она, когда дверь отворилась без стука, и в амбулаторию вошел старший помощник капитана. Небольшого роста, сухощавый, седой с прической "ежиком" несмотря на стройную фигуру, он выглядел намного старше своих лет (она уже знала из судовой роли, что ему 43 года). Узкие глаза щелочки смотрели на нее оценивающе и в то же время колюче, казалось, он был чем-то недоволен и собирался сделать ей выговор. Она не ошиблась. - Что же вы так, Любовь Андреевна? Я надеялся, что вы с утра подниметесь ко мне в рубку перед тем, как заниматься своими делами. Как-никак я же ваш непосредственный начальник. - Вы меня извините, хотя я в морской работе новичок, но знаю, что в штурманскую рубку могу входить только по вызову. Разве это не так? - Запомните, мне вы можете звонить в любое время, а уж вызов я вам обеспечу. Он сел рядом, она почувствовала его горячее бедро и отодвинулась. - Не волнуйтесь, Люба. Муж не увидит, а мы поговорим о деле, - и он пододвинулся к ней плотнее. Она встала и пересела с дивана в кресло. На лице старпома не дрогнул ни один мускул, только глаза выдавали сожаление. - Слушаю вас, если вы о деле, - сказала она, глядя на него с усмешкой, - и к вашему сведению мне некого опасаться. Я никогда не была замужем. - Так это хорошо, - обрадовался он, - я ведь тоже не был женат, и думаю, мы с вами не останемся одинокими в этом мире. Вы еще не знаете, как трудно в море одному. - Я так понимаю, что вы предлагаете стать моим другом? - Вот именно - предлагаю, вы правильно меня понимаете. - Что ж, я не прочь против дружбы, но посмотрите на меня, я не девочка и привыкла сама выбирать друзей. Надеюсь, что вы джентльмен и поймете меня правильно. Он не успел ответить, дверь опять отворилась без стука. В ее проеме возник первый помощник, который вошел и вновь бесцеремонно уставился в вырез халата. - Я не помешал? - спросил он, переведя взгляд на старпома. - Помешал. Я провожу инструктаж, - произнес тот. - А мне бы, доктор, таблеточку, - попросил комиссар. - Вам какую, от чего? - спросила Люба. - Жидкую, от похмелья. Спиртика бы ему, - усмехнулся старпом. - Тебе хорошо, чиф, а мне мастер представительских не выделяет, а от пива только голова раскалывается. - Выделяет и тебе, да только ты неумело с ними расправляешься, вот кэп тебя в узде и держит. С вами, доктор мы потом договорим, жду вас вечером у себя в каюте на чашку кофе. Старпом поднялся и нехотя вышел. Спиртика "больному" она не дала, тот потолкался, немного, вновь невзначай прижавшись к ней бедром, и выскочил из амбулатории, с недовольным видом. Селиванова растерялась, радужное настроение исчезло, но она быстро взяла себя в руки. Мужики везде одинаковы, что с них взять, успокаивала она себя. Не впервой - потолкаются, обожгутся и перестанут. Но неприятный осадок не проходил и она, поразмыслив, спустилась на камбуз. Сильва, в неприлично коротком халатике без лифчика, из выреза которого при резком движении, выскакивала пышная грудь, ловко двигалась от стола к плите и обратно, потащила ее к кастрюле с первым. - Попробуйте доктор, не пересолила ли? - Нет, а что у вас с обонянием проблемы - удивилась Люба. - Да нет! Это все, курат, вчерашний ликер у чифа. Какой-то с перцем и кардамоном. Выпила-то рюмочку, а вкуса теперь не чувствую. Соли нормально говорите? Это потому, что уже привычка, знаю, сколько брать. А вы пробу снимать пришли? Так еще рановато. - Я с заведыванием вашим знакомлюсь. Жарко у вас. Что и кондиционер не помогает? - Да ну его, этот кондиционер. От него на камбузе только застужаешься. С вентиляцией лучше, да только приходится часто душ принимать.