Ошибка доктора Селивановой - Веселов Лев Михайлович 9 часть

У стармеха

Как и сказал капитан, стармех открыл двери после его звонка по телефону, попросив пару минут на приведение себя в порядок. В каюте были открыты настежь иллюминаторы, и плотный встречный ветер пассата продувал ее насквозь. Селиванова, легко одетая, поежилась от озноба или от волнения, что не укрылось от хозяина каюты. - Сейчас, закрою иллюминатор на лобовой надстройке и вам станет тепло, да и кофе горячий есть, если хотите. Он принес из спальной поднос, на котором стоял кофейник с бутербродами и поставил на стол. Приятный аромат настоящего "арабико", который Люба любила, защекотал ноздри. - Как вы себя чувствуете, - спросила она, преодолевая неожиданное смущение, по-прежнему не глядя на него, и в который раз поняла, что этот человек ей нравится. - Все нормально, - поспешно ответил он. - Наверное, капитан вас прислал? То, что это было сказано уважительно и без обиды, окончательно вернуло ей хорошее настроение. - Я, Сергей Николаевич, вроде доктор, а не посылка и капитан лишь напомнил мне свои обязанности, - пококетничала она. - Хорошо, хорошо! Честно говоря, мне приятно, что он это сделал, мы-то с ним за время совместной работы наговорились на долгие годы. Садитесь на диван, там вам будет удобнее. Желаете что-нибудь выпить? Есть вино, коньяк. - Не откажусь, выберете, что вы любите, - ответила Селиванова, уверенная, что хозяин выберет коньяк. - Не хочу вас огорчать, но на этой стадии моего загула пью только кофе и минеральную воду, а вам, если не возражаете, налью кое-что интересней. Вы пили французский ликер "Мари Бризар"? - Видела на прилавках, но пробовать не довелось. - Думаю вам понравиться, - он достал из буфета бутылку и коробку конфет. Глядя, как в рюмку льется удивительно похожая на чернила школьного детства жидкость, доктор почему-то вспомнила недавнюю встречу с капитаном плавбазы. Что-то общее было в этих людях, стармех был тоже крупным мужчиной, таким же уверенным в себе и ее некоторая робость ушла, уступив место спокойствию. - Прежде чем выпить, хочу спросить, как ваше сердце? - Нормально, коньяк неплохое лекарство, если не злоупотреблять. - Как доктор должна сказать, что это заблуждение, хотя в какой-то степени он, расширяя сосуды, снижает болевые ощущения. Надо бы проверить давление и пульс. - Селиванова потянулась к своей сумке. - Не трудитесь, доктор, сегодня я проверял: 130 на 70 и пульс нормальный. И давайте поговорим о чем-нибудь другом. - Согласна. Вы мужчина, вот и начните. Я бы хотела узнать, как вы попали на флот и, если можно, о вашей семье. Стармех задумался с выражением нерешительности на лице. - Я же сделала это в вашем присутствии у капитана, вы обязаны ответить тем же, - Селиванова отрезала пути к отступлению. - Не могу отказать женщине, только я рассказчик плохой и не знаю с чего начать. - А вы начните с самого начала, с ваших родителей. - Родителей? Огорчу вас, родитель у меня один - мать, отец пропал еще до моего рождения и о нем мать даже не вспоминала. До войны жили мы в Питере, на Васильевском острове. Когда началась война, я учился в пятом классе. Мать моя на Путиловском, вернее Кировском заводе, работала и была в конструкторском бюро важной шишкой. С началом блокады ее перевели на военное положение, а меня определили в школу юнг, что была в Ломоносове под Кронштадтом, а как немцы ближе подошли, распределили нас по кораблям. Я крупным ребенком был, вот и направили меня на линкор "Октябрьская Революция". Когда блокаду сняли, матери уже не было, мне сказали, что она умерла еще 1943, но официального извещения о смерти я не получил. В 1944 направили меня в Нахимовское училище, а в 1945 по спецнабору в ВВМУ им Фрунзе. Трудно было учиться, но все же я неплохо закончил, но если честно, то благодаря боксу. Парень я был крепкий, упрямый и добился бы многого, да на четвертом курсе влюбился и стал валять дурака. Уж очень красивой была моя избранница, кавалеров у нее было много, и я от ревности такие фортеля выделывал, что едва не вылетел из училища. Пожалели, как перспективного спортсмена, а когда училище закончил и отказался ездить на соревнования, загнали меня на Северный флот да еще на подводную лодку. Жена конечно со мной не поехала, да и их тогда к нам и не пускали. По специальности механик и механизмы я очень любил, так что на лодке освоился быстро и стал неплохим офицером - очень хотелось выйти в командиры, чтобы получить право привезти жену в военный городок. А вот она совсем не собиралась на Север, ей и в Питере при богатом докторе папеньке совсем неплохо жилось, но я надеялся, что все образуется со временем. Прошло три года, направили меня на курсы. Готовили при нашем училище специалистов по атомным установкам. Вот тогда все мне и открылось. Отец у жены порядочным мужиком был, а вот теща всячески поощряла и покрывала многочисленные увлечения дочери. Шибко я осерчал, когда узнал про ее "художества" кое-кому личико набил да и жене досталось, и закончилась моя офицерская карьера - выгнали меня с флота, лишили офицерского звания, а теща перед носом захлопнула дверь. Спас меня спорт, вернее мой старый тренер, он случайно встретил меня и уговорил уехать в Таллин, где тренировал боксеров Военно-морской базы. Через год после побед на ринге вернули мне лейтенантское звание, да только служить я отказался, к тому времени уже работал в порту старшим механиком на буксире. В 1952 меня здорово "помяли" на первенстве СССР и врач сказал, что с боксом пора кончать. Устроился в ЭГМП - будущее Эстонское морское пароходство и дошел до стармеха. Пароходство быстро росло, открыли визу и мне. В 1960 году, встретился я впервые с нашим капитаном, он к нам матросом после ТМУ пришел. Шустрый был, работал и пел хорошо, стихи писал. Хорошее тогда было время, хотя плавание на маломощных и небольших судах трудное дело. Даже в океан выходили, потому и быстро профессию осваивали. Селиванова поняла, что стармех начинает уводить в сторону, не желая видимо говорить о семье, а ее это уже не устраивало, уж больно ее заинтересовала его личная жизнь. Пользуясь небольшой паузой, она попросила: - Налейте мне еще вашей "Мари" и кофе, и все же расскажите о жене или вы ее навсегда оставили в Ленинграде? - Оставил? - произнес он подумав. - Это по вашей, женской, логике я ее оставил. Оставила меня она, не пожелав ехать в Таллин и жить на съемных квартирах. За пять лет я не получил от нее ни одного письма, хотя изредка писал ей и звонил по телефону. Развод был мне не нужен, жениться во второй раз я раздумал, но твердо решил, что даже если она его попросит, не дам. Как-то во время стоянки судна встретил я своего друга и однокурсника по училищу. Он был уже в звании капитан-лейтенанта и очень обрадовался встрече, потащив меня в Дом офицеров Флота. Надрались мы на радостях до чертиков, и сманил он меня в Питер, где его жена родила ему двойню. Оказалось, что он женат на одной из подруг моей женушки и, когда все собрались за праздничным столом, друг сделал мне сюрприз, введя в комнату мою благоверную. Хотел было уйти, но ноги словно приросли к полу, она была невероятно красива и выглядела восхитительно. В тот вечер я проводил ее домой и понял, что останусь с ней навсегда и не смогу уйти от нее, что бы ни случилось. В Таллин мы вернулись вместе, сняли комнату. Ей удалось найти работу, а через год мы получили небольшую квартиру и у нас родился сын. В те годы часть судов пароходства все чаще стала совершать рейсы с пилолесом из портов Белого моря на Англию. Английские профсоюзы капризны как женщины и забастовки тогда были частыми и долгими, а потому рейсы затягивались, и выезжать на время стоянки домой и встречаться с женой удавалось довольно редко. Почему-то жены считают, что моряки после долгих разлук измены не чувствуют, но это не так. Когда в течение многих месяцев вспоминаешь ласки любимой до мельчайших подробностей, то любые изменения замечаешь сразу и оправдания этого долгой разлукой и ожиданием, успокаивают только на время. Вскоре и я понял, что частые вечеринки, многочисленные знакомые, задержки после работы и железное спокойствие при этом тещи не что иное, как свидетельство другой и для многих не совсем тайной жизни моей жены. А желающих "чистосердечно" помочь жене моряка в наше отсутствие всегда хоть отбавляй. Серьезный разговор с ней закончился равнодушным резюме: - Не хочешь так жить, уходи на берег. Мне скоро сорок и я не собираюсь в монастырь. Я сдержался и просил ее хорошенько подумать, ведь у нас есть сын. - У которого нет отца, - добавила она, и я понял, что это слова ее матери. Так закончилась моя счастливая жизнь, на которую я надеялся. Тещу я все же выгнал, но был уверен, что она без меня все равно возвращается и у нее хватало в Таллине знакомых офицеров старшего поколения для того, чтобы переждать мое присутствие. Забыть жену я не смог, да и не искал ей замены. Надежды на сына не оправдались, он вырос эгоистом, вымогающим у матери деньги и к совершеннолетию спился и стал откровенным тунеядцем. В конце концов, он получил срок за ограбление квартиры знакомой девушки. Вот здесь-то и опомнилась моя разлюбезная, а вскоре настигла ее и серьезная болезнь. В таком положении бросить ее я не могу, да если признаться, любил ее и люблю, а почему толком объяснить не могу. Он встал, прошелся по каюте, вернулся к столу. - Капитан как-то сказал, что это мой крест. Наверное, это так. Я уверен, что многие моряки так считают, ведь в разлуке достаточно времени подумать о многом. Не идиоты же они, чтобы не понимать того, что жены без нас живут в мире соблазнов, да и призвание женщины в том, чтобы дарить мужчинам ласку и любовь. - И ждать, - добавила Селиванова. - Ждать? - стармех сел. - А вы умеете ждать? - спросил он с сомнением. Доктор внезапно растерялась. - Не знаю. Как-то не задумывалась над этим. Просто ждала и жду, а чего и сама не знаю. Наверное, встречи с хорошим человеком, другом. Не помню, кто сказал - нельзя ждать вечно, а теперь я понимаю жен моряков, многие из них очень боятся одиночества, от него можно просто сойти с ума. - А как же мы, моряки? - У вас коллектив, работа и, как говорит ваш капитан, романтика. Неожиданно стармех резко поднялся и стал ходить по каюте, говоря в повышенных тонах: - Какая к черту романтика, когда порой хочется волком выть или надраться до поросячьего визга. О каком коллективе вы говорите? Два десятка мужиков и несколько женщин в стальном ящике заняты трудом, чтобы не утонуть раньше, чем получат зарплату. И капитан наш, отличается от других только тем, что живет, как в песне у Володи Высоцкого - в своем "заколдованном этом лесу, откуда уйти невозможно...". Все мы живем в лесу своих надежд и желаний и не знаем той жизни, которой живут наши близкие без нас. Мы заставляем себя верить, что они безгрешны, но они не святые и живут не в раю. Безгрешными рождаются только дети, потому что у них еще нет сознания, а поэтому и не проснулись желания. Разве жизнь на берегу, доктор, райские кущи, а жены моряков ангелы? Вот наш капитан мечтает о том, что увезет когда-нибудь свою жену "в призрачный замок" и непременно "с балконом на море". Вся его романтика - МОРЕ, а вы знаете, что у него на душе? Не знаете и не узнаете, потому, что ему высказывать это не положено. В этом случае ложь во имя добра не грех, вот и лжем все мы, в первую очередь себе, когда говорим о женах. - А я что-то не заметила. Мне показалось, что об этом на судне разговоров не ведут, будто одни холостяки в экипаже. - Холостых на судне меньше, но командный состав почти все женаты, однако разговоров о женах избегают - к чему лишний раз травить душу. А о женщинах говорят много и чаще всего при застолье, так сказать на десерт. Больше половины привирают, разумеется, но это поощряется, если рассказчик делает это интересно. - Это я уже поняла, но вернемся к капитану. Я почему-то решила, что он все же романтик. Разве это не так? Стармех задумался, налил себе еще кофе. - Когда я впервые пришел нему на судно, то позволил однажды расслабиться, а вернее перебрать. Капитан зашел в каюту, приказал прекратить загул и забрал у меня из буфета все спиртное. - Ах ты, мальчишка! - возник я. - Да я тебя прихлопну одним ударом, - и замахнулся на него. А он и глазом не моргнул, даже не отступил и сказал четким командным голосом: - В таком виде убить меня ты не сможешь, в крайнем случае, покалечишь. А вот я данной мне властью, не трогая тебя пальцем, могу искалечить всю твою оставшуюся жизнь, и ты это прекрасно знаешь. Посему приведи себя в порядок, даю тебе сроку день и запомни - либо будешь мне другом, либо катись к чертовой матери. О нем слухи разные ходили, были такие, кто называл его диктатором, но многие, кто был другого мнения, у него быстро делали карьеру. Вскоре и я стал относиться к нему с уважением и понял, что мне рядом с этим человеком легко и комфортно. А знаете почему? - Наверное, нашли с ним что-то общее. - Да нет, доктор. У нас с ним общего немного, просто жизнь моя рядом с ним стала интересней. Раньше-то я в основном своими механическими делами гордился и никого к ним не подпускал. Судоводителей считал зазнайками, представителями легкомысленной профессии и слово романтик понимал как человека не от мира сего. Капитан многое знает и заставил меня больше читать. Я считал себя опытным моряком, а после того, как он порекомендовал познакомиться с Киплингом, Хемингуэем, Жоржи Амаду, Конецким, я без книги уснуть не могу и на мир и море смотрю другими глазами. Раньше я даже не задумывался над своим поведением, а с ним я понял, что думать только о себе, для себя же и хуже. - Прослушать вас, получается, что капитан просто святой, - перебила стармеха Селиванова. - А команду-то держит в ежовых рукавицах. - Вот и я так раньше думал, а все оказалось совсем не так. Он просто не позволяет себе того, чего не позволяет другим и всегда стремится избавиться от тех, кто мешает экипажу. Естественно с такими людьми жить легко не всем и недругов у него немало, но друзей все же больше. Механик помолчал, наблюдая за реакцией Селивановой. - Вероятно, вы во многом правы. Я даже уверена, что он тратит на других слишком много сил. Такие люди обычно не совсем счастливы в личной жизни, ведь женщины, особенно красивые, эгоистки и отбирают у таких мужчин больше, чем дают. Он счастлив? Механик задумался, пауза затянулась. - А вы, доктор неплохой психолог. Жена капитана красива, может даже очень, но она, по-моему, не принадлежит к числу тех, которые отдают все одному. Ей нравиться быть рядом с ним, питаться, как говорят, его аурой, его славой. Но мне все время кажется, что она это не всегда ценит и даже завидует его популярности. Эгоизм в любви хорош лишь в молодости, но в зрелости должно преобладать взаимоуважение. Вряд ли это возможно в их браке, слишком велика разница в их интеллектуальном потенциале. Он это знает, но в силу своей порядочности многое ей прощает. Но согласитесь, что от этого отношения не становятся лучше, кому-то из них со временем это надоест. - Непременно, - прервала Селиванова. - Из моего опыта могу сказать - скорее всего, первой это сделает она, на берегу и с ее данными это не проблема. - Я тоже так думаю, но уверен, он ее не бросит и простит, поскольку слишком любит. Как-то он мне сказал, что не любит повторяться и это касается и выбора профессии, жены и друзей. А уж поверьте мне, он человек слова. - Вот вы себя и выдали. У вас с капитаном общая жизненная философия - раз и навсегда. На этом вы и сошлись. Стармех рассмеялся. - Пусть так, мне это не мешает. Ладно, доктор, хватит обо мне, да о капитане, - промолвил он уже спокойно. - Давайте лучше о вас, а то как-то нехорошо получается. Вы уже месяц с нами, а мы о вас ничего и не знаем. - А мне нечего вам рассказать, неинтересная у меня жизнь и я человек никудышный - ни мужа, ни семьи, ни друзей. - Не верю я вам, Люба. У такой женщины, как вы и никого? Капитан плавбазы, передавая вас, очень огорчался и капитану нашему так и сказал: - От себя отрываю, коллега. Я бы ее никогда не отдал, если бы не приказ сверху. Интересный она человек, ты ее береги, при себе держи, помоги, если что. - Не может быть, - Селиванова почувствовала, как снова запылали щеки. - Такая характеристика, - продолжал стармех, - весьма интригует, а поскольку разговор слышали и другие, в экипаже каждый принял ее в меру своей испорченности. Не обижайтесь, доктор, если кто-то решил, что вы не лучше ваших предшественниц. Многие женщины, в том числе и ваши коллеги, на судне не прочь расслабиться, особых усилий для этого не требуется, вот наши "мачо" и решили, что с вами проблем не будет. Я рад, что ошибся, иначе на судне давно все стало бы известным. Хотя хочу вам признаться, что не понимаю, зачем вам понадобилось идти на флот. Несчастная любовь или желание найти здесь мужа или друга, думаю совсем не для того, чтобы только посмотреть мир? Селиванова уже справилась с волнением. - Особых причин не было, просто стечение обстоятельств. Захотелось как-то изменить свою жизнь, появилось возможность, как мне казалось, отделаться от серого прошлого. - Ну и как вы считаете, вам это удалось? - И да, и нет. Жизнь изменилась, прошлое частично ушло, вернее, пришло понимание, что в нем я сама виновата. Знаете, глядя на рыбаков и моряков, я поняла, что моя жизнь была уж и не так плоха. Я просто не смогла оценить по достоинству то хорошее, что было в ней. - Значит, настоящая любовь все же была? - спросил механик. - Думаю, нет. Мне предлагали быть любимой и женой, а я тогда думала, что этого недостаточно для счастья. - А я бы за это и раньше и сейчас отдал бы все, а остальное не столь важно, если ты любим, - негромко, словно для себя, произнес стармех. - Тот, кто предлагал мне руку и сердце, был моим пациентом и показался мне добрым и очень наивным, а меня всегда окружали мужчины зрелые, практичные. По сравнению с ними он был робким мальчишкой, а они молодым женщинам не очень-то нравятся, вот и не сказала я ему ни да, ни нет. - А чтобы вы сказали ему сейчас? Вопрос застал Селиванову врасплох. Чтобы она сказала? Да, наверное, опять бы не сказала главного для него, но все же не была бы к нему так равнодушна как тогда. - Вероятно, оставила бы ему надежду, ведь он был очень хорошим и наивным, но что теперь об этом говорить. Вряд ли мы с ним еще встретимся. Стармех перевел взгляд на часы. - Заговорились мы с вами. Вы извините, нужно с механиками поговорить, второй день кондиционер гонит воздух с запахом солярки. Капитан такие вещи не прощает. - Спасибо за беседу, - поблагодарила Селиванова, - только вы непременно зайдите в амбулаторию, как освободитесь, провериться не мешает, - она подумала и добавила, - и капитан за ваше сердце беспокоится. - Вот и проговорились вы, доктор. Это капитан вас прислал. - Не прислал, всего лишь помог к вам проникнуть, а с капитаном вам, по-моему, повезло - он не только командует, а еще и заботится о вас. Из своего опыта скажу, такие люди в наше время не часто встречаются.

Нежданная встреча

За ужином все поглядывают на радиста и капитана, из чего становится понятным, что произошла утечка информации. Радист пожимает плечами, капитан улыбается. - Не удержались? - спрашивает он радиста. - Да я только комиссару сказал, - оправдывается тот. - А я никому ничего не говорил, могила, - отпирается помполит, не моргнув глазом. - Перестаньте лгать, вы же взрослый человек. Раз уж всем известно, - обращается капитан к третьему помощнику, - прошу готовить документы на заход в Тему, а вам, сэкэнд, вместе с боцманом предстоит погрузить и закрепить на крышках второго и третьего трюма два вертолета. И хотя они БУ (бывшие в употреблении), но не утиль и доставить их в Таллин мы должны без повреждений. С ними пойдут два сопровождающих, куда их поселить разберемся с приходом. На увольнение в город не рассчитывайте, пляж в Теме далеко, свободные могут погонять мяч на причале. За это отвечаете вы, Николай Михайлович, и не вздумайте принимать в гости женщин ни "наших", ни черных. Комиссар обиженно надувает губы и ворчит: - Это же наши бывшие соотечественницы - Катя из Одессы, Наташа из Львова и Галя из Киева. Они же не виноваты, что мужья привезли их сюда, а потом бросили. - И я не виноват, они добровольно выходили замуж за африканцев, и не хочу, чтобы доктору опять пришлось ломать голову от чего их лечить и, не дай бог, еще кого-то из наших ребят. После этих слов все посматривают на реакцию Селивановой, но она хотя и ознакомилась с записью в медицинском журнале, но как полагается медику в таких случаях, ведет себя невозмутимо. - А что делать, если они подойдут и попросят черного хлеба? - не успокаивается комиссар. - Вы Сильву спросите, даст ли она им в этот раз. Впрочем, можете погулять с ними по причалу в пределах видимости. Почти все не могут сдержать улыбки, только доктор не сразу понимает причину. С приходом на рейд судно заводят сразу и ставят к причалу, на котором с зачехленными двигателями стоят два МИ-8. Выцветшая зеленая краска делает их похожими на две больших саранчи с длинными усами винтов и обвисшими животами кабин. Около них суетятся два человека в камуфляжной форме без знаков отличия, в таких же выцветших голубых фуражках явно советского происхождения. Чуть в отдалении рядом с двумя Мерседесами стоит группа людей в европейских костюмах. - Вот тот, что толстый, - объясняет Селивановой стармех, - посол, рядом с ним подтянутый в светлом костюме - первый секретарь, а вот тот могучий здоровяк человек-легенда Лукин большой специалист по части войны в джунглях. Там где он появляется, всегда какая-нибудь заварушка. Он со многими нашими капитанами знаком, а с нами шел из Таллина, когда мы три вертолета доставляли в Центральную Африканскую республику знаменитому диктатору Бокасе. - И чем же знаменит диктатор? - спрашивает доктор. - Говорят, людоед он, ест мясо мальчиков. Правда это или нет, не скажу, но летчик он первоклассный и летает на самолетах и вертолетах блестяще. Натерпелись мы тогда с вертолетами, все из-за нашего родного советского разгильдяйства. Самим пришлось лопасти винтов ремонтировать и авиационный бензин доставать. Вот тогда и показал себя Лукин, если бы не он, сорвали бы мы торжественное открытие парада в честь дня независимости этой республики. А вот толстячок, что за спиной первого секретаря - представитель ММФ, хороший знакомый и коллега нашего капитана. Он каждый раз приглашает нас к себе на виллу, где у него манговое дерево с обалденными плодами килограмма по два. Жаль стоим мало, а то бы съездили. От порта до города минут двадцать езды, у посольства и свой пляж имеется. Обычно мы у них хоть денек отлично отдыхали, но в этот раз не получится, раз всем кагалом встречают. Капитан в таких случаях всегда старпома и комиссара подключает, те выпить на халяву любители. Раньше утра не отойдем. Отошли на следующий день после обеда. Застолье длилось весь вечер и ночь - уезжали одни, приезжали другие. В полночь из каюты капитана перебрались к старпому. Разумеется, пригласили Селиванову, и она с трудом вырвалась из прокуренной каюты в третьем часу. Через стекло иллюминатора глянула на палубу, освещенную яркими светильниками. У погруженного на крышках третьего трюма вертолета перекуривали второй помощник, боцман и оба вертолетчика. Ей показалось, что одного из них она видела где-то раньше, но тень от козырька его фуражки мешала его разглядеть, а от усталости и выпитого клонило в сон. Она задернула шторы, легла в постель и сразу уснула. Когда проснулась, то поняла что проспала. Судно было на ходу, ощущалась легкая вибрация и слегка покачивало. Она глянула на часы, они показывали половину восьмого. Неужели она не слышала, как ее будила буфетчица, подумала она и стала быстро одеваться. Когда подошла к зеркалу привести в порядок волосы, раздался стук в дверь, и в проеме появилось лицо Тийю. - Завтрак сегодня задерживается, мы только что отошли от причала и капитан приказал перенести его на половину девятого. Он еще просил вас зайти к нему в каюту, - выпалила она и захлопнула дверь. Что-то случилось, подумала Селиванова, взяла ключи и собралась идти в амбулаторию, но остановилась. Если бы случилось, то непременно объявили бы по трансляции или позвонили. Когда она поднялась на капитанский этаж, капитана стоял в проеме открытой двери. - А вы точны, будто уже не первый год плаваете. Заходите - сказал он с улыбкой, уступая дорогу. За столом капитана спиной к ней сидел незнакомец в светлой рубашке с короткими рукавами и в белых шортах. - Что-то случалось? - спросила у капитана Люба. - Садитесь, - ответил он все с той же улыбкой, указав на диван, и продолжил, - случилось, но на этот раз приятное для вас. Селиванова села, не спуская взгляда с хозяина каюты. Он сел за письменный стол и взял в руки лист бумаги. - Скажите, доктор, вы знакомы с Эдуардом Корневым? - У нас новый член экипажа? - Можно сказать и так, хотя я думаю, вы все же его знаете. Вот, - он указал рукой на гостя, - Эдуард Корнев летчик и хозяин вертолетов, которые мы приняли на борт в порту. Прошу любить и жаловать. Десять минут вам для знакомства и жду вас в кают-компании. Он вышел, оставив их одних. Взглянув на гостя, доктор растерялась - перед ней стоял Эдик, и она поняла, почему не узнала его сразу вчера на причале - он сильно изменился и только глаза да задорный хохолок над большим лбом были прежними. - Здравствуйте, Люба. Вот мы и встретились, и я этому очень рад - произнес он спокойным голосом, будто они расстались не так давно. - Здравствуй Эдик, я тоже рада. Это так неожиданно, вот уж не ожидала встретить тебя здесь в Африке. Как ты здесь оказался? - Долго рассказывать, но если коротко - обучал летному делу африканцев, возил местных шишек, докторов, больных. Мы еще поговорим об этом, а сейчас скажи мне, почему ты не отвечала на мои письма? - Я обязана извиниться? - Нет, конечно, но мне хотелось бы все же знать. - А если я скажу, что уже не помню, ведь это было так давно. - Хорошо, если не хочешь, не говори, - Эдуард явно огорчился. - Я надеюсь, мы еще об этом успеем поговорить, - решила успокоить она его. - Пойдем в кают-компанию, наш капитан ждать не любит. В кают-компании летчика усадили рядом с доктором. Внезапно для себя Селиванова обнаружила, что у нее горят щеки, и она не может справиться со смущением. Выручил капитан. - Для тех, кто еще не знает. С нами до Таллина идет ответственный за вертолеты летчик Эдуард Корнев. Его техник изъявил желание питаться в столовой команды, а ваше место, - обратился он к летчику, - здесь как старшего и по законам гостеприимства, тем более что вы старый знакомый нашего доктора. Да, да, товарищи командиры, они уже встречались ранее и хорошо знакомы. - Ну и что из этого, - произносит комиссар, - мы своего доктора никому не отдадим. Эдуард глянул на капитана, как бы спрашивая разрешения ответить, и не встречая возражения, произнес: - Я бы на вашем месте сделал то же самое, но мы с доктором давно не виделись и нам есть о чем поговорить. Надеюсь, этим я не нарушаю законов гостеприимства? - Разумеется, в свободное от работы время. Не так ли доктор? - уточнил капитан, и Селиванова поняла, что в ближайшее время у капитана появятся к ней вопросы. Однако в тот день поговорить не удалось. Разговор не состоялся из-за внезапной активности судовых "женихов". Появление на судне кандидата в соперника заставило их действовать более решительно. Первым объяснился в любви третий механик, обещая с приходом развестись с женой. Настойчивые просьбы покинуть амбулаторию оставались безуспешными, спасло вмешательство стармеха. Доктор не успела опомниться, как механика сменил старпом. Он был более обстоятельным и аргументированным и, обладая двухкомнатной квартирой, солидным счетом в банке небеспочвенно обещал ей не рай в шалаше, а почетное звание капитанши и любовь до гроба. Селивановой искренне стало жаль, в общем-то, неплохого человека, правда не ее вкуса и она попыталась отшутиться: - Где же вы были раньше? Глядишь и задумалась бы я, а теперь поздно. Лестных предложений достаточно, но пришло понимание, что за моряка я замуж не пойду. Не обижайтесь, вы все очень хорошие, а я женщина окончательно испорченная и ждать мужа из рейса не смогу. Мне теперь нужен такой, который будет рядом все время, слишком многое нужно успеть сделать для того, чтобы семья была крепкой да и детей мне одной не поднять. - Я ради вас могу с флотом завязать, на берег уйти. Мое образование и диплом позволяют преподавать в училище, работать в школе, - пообещал старпом. - Нет, чиф. Вы должны непременно стать капитаном, не зря же старпомом столько лет отработали, да и не любите вы меня. Уверена, что все же я не в вашем вкусе, а вот самолюбие заговорило. Расстанемся лучше друзьями Селиванова открыла двери и, не глядя на старпома, пошла в каюту, пытаясь угадать, кто будет следующим, однако до ужина так никто и не пришел. Плохо твое дело, сказала она сама себе. Вообразила черт знает что, а никому ты не нужна, кроме старпома и невоздержанного армянина. Ей стало обидно и одиноко, как бывало тогда, когда из ее жизни уходил очередной избранник, а ведь еще совсем недавно ей казалось, что прошлое уже не вернется. Ужинали в этот раз, молча, видимо о фиаско механика и старпома уже знали и в их отсутствие чаще поглядывали на доктора. Но Селиванова уже справилась с волнением, только боялась смотреть на Эдуарда, который был невозмутим. Закончив ужин, она вышла из кают-компании вмести с вертолетчиком, ожидая приглашения для разговора, но тот отмолчался и, не взглянув на нее, поднялся на свой этаж вместе с капитаном. Обиделся, подумала Люба, а что я могла сказать ему при столь неожиданной встрече. Он оказывается с характером и здорово возмужал. Телефонный звонок раздался вечером в начале девятого, она его ждала и, волнуясь, подняла трубку. Но это был не Эдуард. - Если вы свободны, доктор, зайдите ко мне, - голос капитана в этот раз был лишен командирского тона - хочу побеседовать с вами, пока есть свободное время. После Канарских островов забот прибавится у всех, а уж у меня тем более. И хотя капитан объяснил причину вызова, Селиванова вновь несколько оробела, но перед тем как постучать в двери, справилась с волнением. Капитан был один, встретил ее и, указав на место за столом. - До прихода в Таллин остается не так уж много времени и ваше пребывания у нас, Любовь Андреевна, я уверен, близится к концу. Не потому, что вы нас не устраиваете, просто уверен, что у нас доктора вашей специальности и с таким опытом не оставят, хотя экипаж этого очень хочет. Мой опыт говорит, что вас непременно заберут, даже если вы сами захотите остаться. За то время, что вы были у нас, нам с вами так и не удалось толком поговорить, а вы интересный человек, поэтому я вызвал вас для откровенного разговора, а не для обсуждения производственных тем. Надеюсь, вы не возражаете? - Конечно же, нет. Я готова ответить на все ваши вопросы, да и сама хочу спросить вас кое о чем, ведь если честно, то вы и ваш коллега на базе в какой-то степени изменили мои взгляды на жизнь. - Надеюсь не в худшую сторону? - спросил капитана, пытливо глядя в ее глаза. - Конечно же, нет. Я ведь о моряках знала мало и имела до этого обычное мнение обывателя, живущего близко к морю, но среди моих знакомых моряков не было. Удивительно, но в Нарве даже среди пациентов, таковые не попадались. Теперь я о них кое-что знаю и, кажется, кое-что поняла. - Вот и хорошо, тогда садитесь. Кофе, минеральной воды, соки? - От кофе не откажусь. Хозяин каюты включил кофеварку, достал коробку датского бисквита, шоколад. Пересев из кресла во главу дивана, попросил ее сесть ближе, туда, где стояли приборы. - Хочу сразу же пояснить, что беседа наша тет-а-тет, и поскольку без откровенности она не имеет смысла, мне очень хотелось бы, чтобы вы меня правильно поняли. - Вы могли бы этого и не говорить, от вас, товарищ капитан, мне скрывать нечего и незачем. К тому же откровенность мне привычна, ведь я медик. Он улыбнулся. - Медик, но все же вы женщина и пока я не встречал ни одной, которая бы не лукавила для своей пользы. Поэтому начнем все же с производственной темы, если не возражаете. Скажу сразу, что с вами не только я, но и весь экипаж желал бы работать вместе долгое время. Доверие очень необходимо в нашей работе, вернее в жизни на судне, а вы его быстро завоевали и что очень важно, не оказывая при этом кому-либо предпочтения. - Но я не синий чулок и не заслужила такого комплимента, - без обиды в голосе сказала Селиванова. - Это не комплимент, доктор. Смею заметить, что у вашей работы и моей, капитанской, очень много общего. Я отвечаю за работу всего экипажа и судна в любое время и в любых условиях, и вы - за здоровье всего экипажа и санитарное состояние судна. Я принимаю на себя ответственность в критических ситуациях и обязан спасти судно и экипаж, и только вы можете и обязаны спасти жизнь каждому из нас. Однако наш с вами труд не всегда заметен, поэтому завоевать доверие нелегко, а вам это удалось за короткое время и я это, разумеется, отмечу в своем рапорте моему и вашему начальству. Вы ничего не желаете сказать? - Мне лестна ваша оценка, но я не вижу особых заслуг. Мне кажется, что даже для новичка, я сделала лишком мало, - призналась Селиванова. - Хочу заметить, что оценку работе на судне даю я, и заслужить подобную за такое короткое время не каждому удается. Однако это производственная сторона нашей жизни, но согласитесь, что на судне, как и везде, у человека имеется еще и личная жизнь, без которой его существование даже на судне невозможно, ведь работать в море только ради материальной заинтересованности можно лишь временно. - Издалека заходите капитан. Только мне об этом некогда было еще думать. Если вас интересует, есть ли у меня на судне друг, то, увы, не обзавелась. Только не подумайте, что мне не нравится экипаж. Я, товарищ капитан, на флот сбежала от прошлого, в том числе и от мужчин. Их в моей жизни было больше чем достаточно, но все они прошли, если можно так выразиться, мимо сердца. Раньше это было для меня безразлично, а теперь начинаю о многом сожалеть. Она замолчала, испугавшись своей откровенности. - Это естественно, - пришел ей на помощь капитан. - В море многие задумываются о прошлой жизни и смотрят на нее уже по-другому. Здесь одиночество человек переживает особенно остро потому, что в отсутствии близких отрывается от привычного образа жизни. К тому же для нормального человека здесь достаточно времени покопаться в себе, без угрозы, что кто-то этому помешает. И все же лучше иметь рядом человека, который скрасит это одиночество и безразлично будет ли это мужчина или женщина, главное чтобы это был верный союзник. - Таким для вас, вероятно, является старший механик, - произнесла Селиванова. - Я бы тоже не возражала, чтобы рядом со мной был такой друг. - В чем-то вы правы, но нас с ним связывает скорее ответственность и взаимоуважение чем дружба. Друг все же нечто большее, которого не хватает всегда, если нет его рядом. - Вы имели в виду жену? - Жену? - Селивановой показалось, что капитан удивился. - Нет, доктор. В трудную минуту моряки редко вспоминают о близких, к тому же моряку следует быть прагматичным и идеализировать жен нельзя. Один из моих учителей, капитан Александр Юдович, очень неглупый человек и старый, опытный моряк сказал: "Крепите семейные отношения, не идеализируя любимого человека, ведь расставаться с иллюзиями всегда тяжело. Любимая женщина для моряка, чаще всего идеал, мечта созданный им в частом одиночестве. Только безответственные люди всю жизнь гоняются за мечтой, и чем раньше вы это осознаете, тем меньше разочарований достанется на вашу долю". Говорю вам это потому, что за двадцать лет, которые состою в браке, я убедился в правоте его слов. Он помолчал немного, словно вновь задумался над сказанном, и помолчав спросил, пристально глядя в ее глаза. - Не обижайтесь, я хочу вас спросить - вы к нашему пассажиру Эдуарду Корневу действительно совершенно равнодушны? Селиванова удивилась и растерялась одновременно. Пока медлила с ответом, растерянность переросла в смущенное возмущение. - А это не слишком, товарищ капитан ? - Успокойтесь, - не давая ей продолжить, успокоил он ее. - Моя должность на судне позволяет задавать любые вопросы, а если вы считаете его некорректным, можете не отвечать, но учтите, что мне не хотелось бы узнать это от других. А почему я об этом спросил, могу пояснить. Сегодня ночью мы долго беседовали с Эдуардом, и он сказал мне, что когда-то объяснился вам в любви и даже просил вашей руки. Мне показалось, что он до сих пор питает к вам самые чистые чувства и не может вас забыть. Подумайте над этим, может быть эта встреча - судьба. - Вот уж не думала, что вы верите в судьбу капитан.