В ЗИМНИХ СТРУЯХ ГОЛЬФСТРИМА Продолжение 3

- Ну и что, удалось тебе избежать конфликтных ситуаций в чисто мужском коллективе?- продолжал я.
- Не всегда,- честно признался капитан-директор,- бывает по- всякому! Зато конфликтов стало меньше, поскольку прекратились на судне всякие шуры-муры и шашни!
- Вот видишь, а потерял ты многое,- отметил я.- Разве мужчина стюард в состоянии создать семейный уют за столом и озаботиться о вкусах и предпочтениях каждого в кают-компании, как это делает наша старшая буфетчица. Увлёкшись, я копнул эту тему вглубь, и меня занесло в дебри, из которых так запросто и не выпутаться.
- В соответствии с древней китайской философией, во Вселенной во взаимной связи, но в постоянном конфликте развиваются две противоположности: мужская Ян и женская Инь. Эти два начала в определённых соотношениях присутствуют в особях обоего пола. И если вдруг у отдельной особи проявится преобладание одного из начал, то в соответствии с законом о единстве и борьбе противоположностей, это преобладание и вызовет разлад в поведении единицы микрокосмоса, каким и является человек. Затянул я про то, в чём сам не очень-то хорошо разбирался, и так и не разобрался до сих пор. Володя, ухмыляясь и закрыв глаза, не перебивал, видимо не терял надежды, что я и сам запутаюсь. А я продолжил наобум:- В изолированной стальными конструкциями тесной "утробе" СРТ-4163, за полгода скопилось мощное поле невостребованной и нерастраченной мужской энергии Ян. Ещё не достаточно окрепшая женская энергия комсомолочки Женьки оказалась не в состоянии противостоять в 26 раз превысившему её суммарному полю агрессивной мужской энергии. В противодействии мужскому началу Ян, женская Инь Женьки естественно взросла до первобытного уровня, и требовала выхода. Не надо, Володя, ухмыляться, подобное скопление мощного мужского поля Ян до сих пор наблюдается в руинах мужских монастырей. Такое поле не выветривается со временем и по сию пору проявляется в форме возбуждения желания даже у давно фригидных старых дев. Явление это замечено и зарегистрировано наукой,- бормотал я про то, что когда-то и где-то ранее читал или слышал. - Вот и выходит, что, труднее всех на борту СРТ-4163 приходилось Женьке, а мы с тобой этого не уразумели. Один Евгений чувствовал всё это, как говорится нутром.
- Вот ЭТО ты тогда и объяснил бы нам, а заодно и обоим Женькам, и всё стало бы на свои места,- сбил меня с логических построений Володя.- И хватит загибать мне про Конфуция и про Дао! На промысле рыбу ловить надо, а не гнилой философией с бабами заниматься! Пусть они лучше о доме думают, да деток воспитывают.
- Володя, рассуждая подобным образом, ты забыл об успешных женщинах-капитанах, которым удалось обскакать многих из знатных мужиков. Вспомни Анну Щетинину и трагедию 1941 года - Таллинский переход, и вспомни кто смог тогда проявить мужество, твердость и мастерство судовождения. Язык не поворачивается назвать бабой, единственного капитана из каравана в 180 единиц судов, у которого хватило духа "положить с прибором" на грозный приказ адмирала Трибутца: "Всем стать на якорь". Надо было иметь смелость, сознательно отбиться от строя судов, загнанных адмиралом в минное поле, где мин плавало не меньше чем галушек во флотском бульоне, и, наконец, довести свою "Саулу" до спасительного берега, как это сделала Анна. Чем это не пример для нас мужиков! Адмирал был крут, время было суровое, ан не побоялась тридцатилетняя капитанша трибунала!
А теперь, давай вспомянем другой случай. Вспомни-ка пароход "Жан-Жорес", полученный в подарок Анной за спасение порта Сан-Франциско от взрыва трех тысяч тонн снарядов погруженных на борт её судна! Не за этот ли очередной подвиг, «капитан в юбке» получила: "презент в коробочке"- пароход на десять тысяч тонн водоизмещения типа "Либерти"? А на той «коробочке» с ленточкой от боевой медали «Пурпурное сердце» дарственная надпись:- Леди-капитану в благодарность за мужественный подвиг. Франклин Делано Рузвельт- президент США.
Возможно всё это исключение,- атавизм- отрыжка прошлого человечества, сохранившиеся ещё со времён Амазонок Геродота. Вполне вероятно, из тех древних времён и вынесли в своих генах мужскую "Игрек хромосому", отдельные крутые женские особи. Хромосому, которой порою так не хватает нам мужикам…
- Брось и лучше не трудись рассказывать мне о героических женщинах-капитанах Орликовой и Балабаевой, я эти истории и сам хорошо знаю.- Владимир был опытным спорщиком.
Для продолжения дискуссии на эту тему не хватило бы нам ещё двух пузырей «Двина», сообразил я вовремя, и заткнулся. Споры на эту тему не имеют конца! Слишком много скопилось за и против женщины в море. Единственно, что не вызывает сомнений, женщине в море необходимо создавать нормальные условия проживания, которых начисто были лишены средние рыболовные траулеры. А если такие условия появились на крупных судах, то я чего, я непротив, но с одним и твёрдым условием - полным запретом на создание на борту всяких феминистических организаций типа корабельных женсоветов, сующих лишенные здравого смысла и компетентности носики в организацию судовой службы. На этом я исчерпал все свои аргументы, но каждый из нас так и остался при своём мнении.
Старавшаясь не пропустить ни единого слова, бесшумно передвигалась между гостинной и кухней Зина. Незаметно когда, она успела убрать приборы от горячего, а на столе появилась свежая скатерть, кофе и бутылка кубинского рома Бакарди.
- Мальчики, смените тему - разливая кофе, попросила Зина,- хватит вам о бабах, море, производственных планах да о селёдке. А ты, В. В. ещё ни словом не обмолвился, как поживают твои жена и дочь – кольнула меня хозяйка дома.
Мы переглянулись с Володей и хором в два голоса выпалили:
- Да что бы без вас дорогих женщин мы мужики делали? Случись бы первобытному мужику-кроманьонцу выжить без милых женщин, человечество так бы никогда и не вылезло из неолита, а свои пещеры объедками, обглоданными костями да окурками до потолка захламило. А скорей всего без вас женщин само человечество уже давно бы заделалось просто ископаемым. Но самое главное, без любимой женщины не было бы у рыбака дома и некому было нас ждать и встречать на причале.
- За вас, дорогих жен рыбаков и моряков, за тех, кто ждёт нас с моря,- под мелодичный звон хрусталя синхронно выдали мы с Володей тост, и стоя осушили по бокалу бакарди.



МАНДАРИНОВЫЙ РАЙ.
ИЛИ ЧИФ В ОКОЛОНАУЧНЫХ КРУГАХ.

СУДЬБА ИГРАЕТ ЧЕЛОВЕКОМ…
За полгода в Северно-Атлантической экспедиции я с лихвой набрал ценза дальнего плавания и, сменив рабочий диплом малого плавания на штурмана дальнего «заплыва», рвался теперь к морю, которое видел во сне. Оно грезилось мне солнцем, пляжами, голубою, тёплой и прозрачной чёрноморской водой. Напрасно бывалые морские волки из службы мореплавания Литовского Управления сельдяного лова отговаривали:- Ну, чего тебе не хватает? Здесь перспектива роста, квартира и, заработки, которые тебе и не светят на юге. А на свиданье с Чёрным морем достаточно съездить разок в году по профсоюзной путёвке.
Моя упёртость: «отпустите на Чёрное море», скорее всего, объяснялась усталостью молодого организма от полугодичной болтанки в Океане, а официально оправдывалась окончанием ценза дальнего плавания и командировки черноморцев в Атлантическую сельдяную экспедицию. Но ещё что-то, не вполне объяснимое тянуло меня к югу. Чего-то недобрал я среди близких по духу и темпераменту земляков - подвижных и шумных. В отличие от прибалта, со встречным южанином можно не задумываясь обменяться ни к чему не обязывающей шуточкой, и на людной улице южного города я чувствовал себя как дома. И вот я снова среди аллеи цветущей акации на главной улице в столице тюлькиного флота.
Но как оказалось, меня здесь вовсе и не ждали. Нет свободных вакансий, и я вынужденно околачиваюсь в резерве плавсостава Крымгосрыбтреста. А вожделенный диплом штурмана дальнего плавания оказался только помехой. На судах местного плавания диплом «дальнего заплыва» был вовсе ни к чему. К его обладателю, в лучшем случае, относились скептически, а планируемое по программе Минрыбхоза поступление в Черномоские порты судов океанического лова по необъяснимой причине отодвинулось на перспективу.
Успевший опостылеть диплом ШДП снова требовал «обмыва» с откуда-то вывернувшимся и невесть где, пропадавшим, бывшим однокашником. Излюбленным местом посиделок бывших юнг, как и всего рыбацкого люда, была Керченская чебуречная "Замок Тамары". «Замок» служил не только местом встреч и посиделок, но здесь, как и в знаменитом лондонском кабачке Ллойда, происходил обмен профессиональной информацией.
Подсевший за наш столик второй штурман с новенького научного судна «Николай Данилевский» поделился ценной наводкой:- НИИ рыбной промышленности и океанографии объявил конкурс на занятие должности старшего помощника капитана, а подходящей кандидатуры таки нет. Подмигнув, Григорий сдул пивную пену и многозначительно уставился на меня.
Так я снова заделался объектом игры его Величества Случая. Кто-то из мудрых подметил:- судьба играет человеком, а человек играет на трубе. Хотя я и не был обучен солу на трубе, зато игра с судьбою в поддавки у меня однажды уже получилась, и я пошёл «сдаваться» в Отдел кадров Азово-Черноморского НИИ. Полистав тоненькую папку с личным делом, как и полагается, отправили меня на собеседование с капитаном научного судна «Николай Данилевский». До «Данилевского» я уже побывал на трёх различного назначения и вида судах. Как правило, собеседование проходило гладко, до поры, пока речь не заходила о моём рабочем дипломе. Как только выяснялось, что он по статусу выше «корочек» капитана, следовал очередной отказ.
Прямо на удивление реагировал капитан «Данилевского». – У вас рабочий диплом штурмана дальнего плавания? Превосходно! – обрадовался капитан. - Через парочку-тройку лет "Данилевскому" планируют выход в Средиземное море. За это время вы ознакомитесь с судном, работой, людьми и примете от меня командование. Оформляйтесь и скорее принимайте дела старшего помощника. Наговоримся потом.

Капитан "Н. Данилевского"- Владимир Нилович Гречанинов голубоглазый сорокалетний брюнет, обаянием затмевал всё мужское население вверенного ему судна. Не поскупившись на внешние данные, природа наградила Ниловича острым умом, юмором, лёгкостью и простотой в общении, и что не менее важно, не чурался он флотских розыгрышей и подначек, без которых мужики в море прямо на глазах тупеют. Как говорится:- всё при всём! Тем не менее, женская составляющая судна могла рассчитывать лишь на платоническое обожание капитана, а по его примеру, мужики не отвлекалась от уставных обязанностей, и судовой быт на «Данилевском» славился исключительным постоянством.
Без долгих «притирок» с новеньким помощником, Нилович с первых же дней показался мне капитаном таким, каким он и должен быть в идеале. Внимательный и приветливый в обиходе, непреклонным и требовательным становился Нилович только в вопросах судового порядка и уставных правил.
Ещё с буксира "Казбек", т. е. с первых дней моей морской карьеры сложилось у меня представление о капитане, как о патриархе в большом и своевольном семействе, состоящем из исключительно самостоятельных отпрысков. Отпусти вожжи и дай капитан такой компании малость поблажки и, считай пропало, расползутся мужики по национальным квартирам и по личным привязанностям.
По моим понятиям капитан обязан стать выше личных симпатий и антипатий, чтобы служить только общесудовому благополучию. Если дверь его каюты без лицеприятий открыта для всех, за таким капитаном всегда остаётся право непререкаемого решения и заключительного слова, и он - высшая инстанция на судне, справедливый защитник и судья над всеми. По этой причине на вверенном ему судне капитан в какой-то мере подвержен одиночеству. Но это, не одиночество изгоя. Одновременно он вместе со всеми. Попробуйте обидеть такого капитана. На его защиту поднимется весь экипаж. И всё же настоящий капитан частенько одинок, как одинок бывал Зевс на Олимпе, вынужденный держать в ежовых рукавицах своевольную толпу небожителей.

С подобным капитаном довелось мне оморячиться на буксирном катере "Казбек". Но капитан "Данилевского" и капитан "Казбека" люди разного характера, с разным воспитанием и образованием. Первый – русский интеллигент в лучшем понимании слова, а другой - простой рыбак из потомков черноморских листригонов или - галай на местном диалекте. И всё же, в моей памяти их объединила профессиональная пригодность - быть настоящими капитанами!
Будучи студентом ВУЗа, Владимир Нилович увлекался акробатикой и, просчитавшись в рисковом кульбите, неудачно упал со снаряда. Теперь у него побаливала спина на непогоду. Это не сказалось помехой в работе, а скорее наоборот. Спина капитана соревновалась в надёжности предсказаний с судовым барографом. Когда появлялась нужда уточнить погоду на завтра, за подтверждением прогноза шли к капитану. Тот не обижался, не отсылал к журналу прогнозов погоды, а превзойдя в точности Крымское областное бюро погоды, ссылался на сугубо личную примету примерно в таком ключе:- судя по моей пояснице, погода на завтра расположена к вёдру
Хотя за плечами у Ниловича столичный рыбопромышленный ВТУЗ, и он обладал редким на рыбном флоте образованием инженера-судоводителя, но по Кодексу Торгового Мореплавания его рабочий диплом был сертифицирован, как «Капитан малого плавания». И поэтому командовать «Данилевским» Нилович мог лишь в каботажном плавании. Для обладания следующим по статусу дипломом штурмана дальнего плавания ему требовалось совсем немногое: полгода походить помощником капитана в дальнем плавании, то бишь: за пределами Чёрного моря. Учитывая, что в те годы «Железный занавес» ещё плотно прикрывал Чёрноморские проливы, это было проблемой государственного масштаба.

НАУЧНЫЙ «КОВЧЕГ» И ЕГО ОБИТАТЕЛИ.
Днями я лазил по отсекам «Данилевского», а вечерами изучал судовую документацию. Рядом с гидроакустическим отсеком, за дверью с табличкой: "Лаборатория гидрологии моря" меня объял тихий ужас. Ничто на судне не может так взволновать старпома, как пробоина ниже ватерлинии судна или открытый огонь. А тут на рабочем столе, ни чем не ограждённые, рядом с ворохом бумаг и колбами с неизвестными жидкостями, под ретортами пылали три спиртовки. Рядышком с пепельницей полной окурков, с папироской в зубах, восседал сгорбленный очкарик, уткнувшись носом в модный, бывший тогда в фаворе у интеллигентной публики детектив Агаты Кристи.
- Покажите, как вы будете действовать с огнетушителем,- с налёту я напоролся на очкарика.
- Не могли бы вы добавить слово "пожалуйста"- поверх очков уставился на меня ценитель детективного жанра.
А ведь Нилович предупреждал, что от этой публики шершавым языком администратора ничего путного не добьёшься. - Хотя ваши доводы и аргументированы, их всегда могут подвергнуть критике, больше смахивающей на демагогию. Научные работники на судне числятся пассажирами, и спрос с них не более того. Особенно будьте осторожны со старшим поколением, оно очень обидчиво и непомерно ценит свои права. Как правило, это маститые учёные. В тиши московских кабинетов они всю зиму ждали черноморского рейса. Для них "Данилевский" - разновидность прогулки на круизном теплоходе или сафари в экзотической стране. Молодёжь, про себя, называет таких учёных "старыми пер... ми",- просвещал капитан своего помощника. - Другая крайность - это будущие, но пока не очень ученые, состоящие из очень амбициозной и самостийной студенческой молодёжи, не признающие авторитетов и готовых сесть кому угодно на голову. Остерегайтесь дать им поблажку, и не дай вам Бог быть с ними запанибрата,- наставлял Нилович.
Конечно, очкарик даже не знал, где искать пенный огнетушитель, а пользоваться ОП "Богатырь" мог только теоретически.
- Понимаю, творческий беспорядок связан с упаковкой и отправкой собранных в рейсе материалов, но это временная поблажка. За санитарное состояние в помещениях намерен впредь ставить оценки по пяти бальной шкале, и вывешивать их на всеобщее обозрение, таким занудным тоном талдычил я очкарику.
- Ещё желательно чтобы вы помогли мне составить проект судового приказа: "О мерах по обеспечению противопожарной безопасности в лаборатории и жилых помещениях экспедиционного состава". И, надеюсь, Вы не станете возражать против назначения вас, ответственным лицом в этих помещениях. В приказе будет запрет на курение в лаборатории и пользование открытым огнём.
Сам от себя не ожидал я такого менторского тона, с каким выкладывал прописные истины. Однако меня понесло! Тогда с МНС младшим научным сотрудником - Мишей Сапчаком. мы крупно повздорили, не ведая о том, что в скорости подружимся семьями. А Миша станет моим добровольным помощником по инструктажу по технике безопасности и противопожарному делу со вновь поступившими студентами-практикантами.
В тот день не скрылось от намётанного глаза старпома отсутствие крючка на стальной водонепроницаемой двери в женском ватерклозете. Если при стоянке в довольно спокойном аванпорту Керчи, массивная дверь слегка раскачивалась, то на морской зыби она запросто могла убить трех мужиков кряду. Меня сильно озадачила задумка корабельных строителей, спрятать справляющие собственные потребности хрупкие учёные созданияи за стальной водонепроницаемой дверью с резиновой прокладкой и тяжёлыми клиновидными задрайками. Этими размышлениями я поделился с очкариком. Он тоже задумался, а потом захохотал, припомнив, как сам не один раз увертывался от замахнувшейся двери. Смеялся Миша хорошо и заразил смехом и меня. Вспомнив, что хорошо смеётся тот, кто смеётся последним, мы протянули друг, другу руки, каждый надеясь про себя, что последним смеяться будет не его оппонент.
– Давай не будем полоскать один другому мозги. А за порядок я всё же возьмусь! – пообещал я.
- Давно пора!- подзадорил Михаил.
Работа на «Н. Данилевском» мне с каждым днём всё больше приходилась по душе. Правда вполне комфортной жизнь показалось лишь после того, как судовая шавка, наконец, тяпнула меня за ногу. Вслед за обязательным ритуалом, после которого она признала меня за своего, псинка перестала подозрительно пялиться на меня из-под укрытия. Собачку звали "Марсик", а судового кота "Мурзик". Оба оказались аккуратными созданиями, все естественные нужды они искусно справляли в якорный клюз, и уже только этим завоевали мои симпатии. Нарекания случались лишь от «старых п... в», и в основном, на Марсика из-за дурной его привычки, ухватить за ногу каждого вновь прибывшего на судно. Он не будет ни спать, ни есть, а, затаившись, будет выжидать момента, пока не добьётся своей собачьей задумки. Заранее предупреждённый нормальный человек, воспринимал это с легким испугом, кончающимся облегчением:- Наконец-то, всё! он теперь признан своим среди этого столпотворения. Тем более, что за ногу Марсик хватал чисто символически, не нанося травм и без порчи одежды или, не приведи Господь, чулок. Но случались среди пассажиров очень нервные и вообще не терпящие животных люди. За собачью идею-фикс расплачивался я, как старший помощник, и уже успел побывать на ковре директора института, обещая что-то предпринять, чтобы приструнить или изолировать хулигана. Однако, пустое. Ничто не могло отвадить от хамской привычки, в целом добродушную и весёленькую собачку. Рука не поднималась расстаться с этим негодником и всеобщим любимцем команды. То говорят:- лето скоро кончается, и вот-вот, схлынет толпа столичных командировочных, а свой институтский люд уже попритёрся, а то пронесся слух, «вроде бы «Данилевский» должен идти не полгода в Херсон на ремонт и дооборудование...»
Благодаря Ниловичу я быстро вжился в этот необычный по составу коллектив, иначе и не назвать подобное сообщество. Как в ковчеге у праведника Ноя здесь было "каждой твари по паре", конечно тварь надо понимать в библейском значении, как творение Божие. Это был не экипаж, не команда судна в полном смысле этого слова, а скорее столпотворение специальностей, народов, и языцев от албанского и до китайского. Наглядное тому представление давала Судовая роль, из четырёх частей:
1. собственно экипажа судна.
2. научных сотрудников – заведующих судовыми лабораториями и научных сотрудников черноморского НИИ, командированных на данный рейс.
3. Учёных, командированных с отраслевых институтов страны, изучающих гидрометеорологию бассейна, а также его флору и фауну.
4. Студенов - практикантов из ВУЗов страны и всего социалистического лагеря.
Понятно, такой коллектив склонен на расслоение на отдельные группки по интересам. На «Данилевском» это выглядело примерно так. Капитана, начальника рейса и старших научных сотрудников вечерами допоздна удерживал в каюте капитана преферанс. Механики, начальник радиостанции, акустик и младшие научные сотрудники после ужина резались в домино на высадку в кают-компании. Титулованные "старые п... ны" предпочитали любоваться закатом из шезлонгов на шлюпочной палубе и, перебрасываясь редкими репликами, не спеша переставляли фигуры шахмат. Свободное от вахт и текучки судовых дел время я проводил на главной палубе у парусного ялика. С благословления капитана, шестивесельный рабочий ял попал в полное моё распоряжение. Приложения хозяйских рук требовал не только ялик, и его парусное вооружение, но и старенький подвесной мотор, в капризных внутренностях которого разбирался Михаил. Миша оказался настоящим фанатом прогулок под парусом, рыбалки, волейбола и баек у костра под пивко с чилимом. Черноморский чилим – не уступает креветке по вкусу, но много челима не осилишь – докучает постоянное сплёвывание его хитиновой оболочки. Лузгать челим – такое же прилипчивое занятие как лузгать семечки в компании у костра. Котелок с чилимом над пламенем костра – такой виделась дошлому на выдумки МНС эмблема нашего парусно-моторного «клуба».
При судовых стоянках на суточных станциях в Каркинитском заливе, у Генической косы или при заходах судна в тихие, замершие, в полуденной летней дрёме, забытые Богом порты Бердянск, Ейск, Темрюк или Ак Мечеть и т. д., завидев молодёжную возню у яла, старшее поколение облегчённо вздыхало. С ялом исчезала суета на борту судна, и «старцы» наслаждались долгожданной тишиной. Зато ялик, груженный по самый планшир арбузами, овощами, фруктами или другими местными дарами всегда и с неподдельным энтузиазмом встречали все обитатели «ковчега».
Состав групп по интересам не оставался незыблемым, внутри них шла постоянная ротация в соответствии с обстоятельствами и потребностями индивидуума. Не всегда это было просто, в каждом «клубе» существовали свои правила. Например, чтобы быть зачисленным в команду яла, требовалось не только навыки синхронной гребли в шестёрке, умение выполнять команды по управлению парусом, но и признание обязательных норм поведения в шлюпке, что требовало не только прохождения испытательного срока, но и постоянных тренировок.

АДМИРАЛЬСКИЙ ЧАС.
Вне зависимости от «клубной» принадлежности, на «Данилевском» сколотилась ещё одна чисто мужская компания, объединённая тягой к предобеденному аперитиву и послеобеденной сиесте. К давнему флотскому обычаю, заведённому ещё Петром Великим и прозванному «Адмиральским часом», в столице на Неве призывал полуденный выстрел пушки Петропавловской крепости.
К доброй флотской традиции на борту «Данилевского располагал летний полуденный зной южного моря и царившая на судне атмосфера труда и отдыха, расписанные по часам распорядка дня. У нас о наступлении «Адмиральского часа» напоминалось по судовой трансляции голосом вахтенного штурмана:- Команда приглашается на обед.
Нилович, хотя и считал аперитив и сиесту, здоровой наклонностью к «правильному образу жизни», но сам был убеждённым трезвенником и кроме сухого вина, иного горячительного не признавал. Поэтому весь традиционный ритуал он возложил на меня, как на своего заместителя. Готовилось всё необходимое для аперитива ещё перед выходом в очередной рейс. В каюту старшего помощника затаскивал я 10 литровую канистру медицинского ректификата «положенного по всем научно обоснованным нормам на уход за научной аппаратурой и электро и радио навигационными приборами». Учитывая, что Керченская вода годилась разве только для мытья сапог, но не для разведения спирта, приходилось содержать в запасе некую ёмкость ялтинской, либо другой, не уступающей ей по вкусовым качествам питьевой водой. Остальное количество спирта получаемого судовыми лабораториями меня не интересовало, хотя не трудно и догадаться, что его получали много. Помнится, ректификат плескался прямо на открытой палубе судна, где в так называемом «гробу», в герметичном цинковом ящике плавали особенно интересные экземпляры морской фауны. Несмотря на обилие спиртного, за годы плавания на «Данилевском» мне ни разу не довелось видеть пьяного на его борту.
До того, как я стал правой рукой капитана, спирт на судне если и употреблялся, то совершалось это в стиле традиций советского здравоохранения, когда после проведенной операции старшая медицинская сестра подаёт четверть неразведённого штофика уставшему хирургу, а тот, причастившись и крякнув, занюхивает порцию рукавом. Я уже «обжегся» на хвастливом национальном баловстве с потреблением спирта без закуски и убедившись в трезвости суждения:- если пьёшь, то – закусывай – начал с того, что сломал традицию элементарного «занюхивания». Приём аперитива сопровождался обязательным ритуалом. Ешё до обеда из камбузного холодильника извлекались три графина. В одном плескалось охлаждённая аш-два-о вульгарис, т.е. вода обыкновенная. Во втором развёденный по рецепту великого химика Д. Менделеева напиток под брендом русская водка. Третий графин рассчитывался на любителя употребления спирта в первозданном и неразведённом виде. Обязательная закуска являла собой а ля фуршет, обычно в виде бутерброда с черноморским анчоусом из бочки собственного посола. Иногда разнообразили стол барабулька, или султанка, если говорить по-научному. Случался и балык осетра, а на худой конец, свежий редис или зеленое перо лука. Всё зависело от сезона и местонахождения судна. Учёные мужи в каюту старпома обычно забредали попарно. Ихтиологи, как всегда не прекращали осточертевшую всем тему:- влияние взрывного развития популяции бентоса на половую зрелость азовского бычка. Зато, когда дискуссия велась между учёными других отраслей науки, возникали и любопытные ситуации.
То были годы послевоенного проведения в жизнь «Генерального плана по преобразованию природы» степного края в лесостепь с лесополосами, рукотворными морями и грандиозными плотинами, запрудившими реки. Азово Черноморский НИИ попытался вмешаться со своими поправками в эти проекты, а отдельные учёные даже осмелились выступить против зарегулирования стоков Дона и Кубани, предупреждая о гибельности возводимых плотин для осетровых и других ценных пород Азовского моря. Подобных смельчаков быстренько «призвали к порядку», и теперь такие разговоры велись только в узком кругу и считались небезопасными.
Мне хорошо запомнилась полемика моего приятеля Михаила с маститыми докторами наук на тему, которая не потеряла интереса и до наших дней. Миша был резок, язвителен и категоричен, но мыслил масштабно. В предвидение энергетического кризиса и в связи с грядущим исчерпанием углеводородных запасов, МНС заострился на теме замены "крови двадцать первого века - нефти". С присущей ему горячностью убеждал он оппонентов о необходимости включения в план будущих научных разработок «Определение возможности использования сырьевых запасов сероводорода в практических и промышленных целях».
- Запас сероводорода в Чёрном море неисчерпаем и способен обеспечить энергией всю Европу на несколько столетий. Сероводород - национальное богатство приграничных государств и в первую очередь России – распалился Миша. Его оппоненты вяло отбрыкивались, и налегая на балык, дули в одну дудку: «Не царское это дело, Мишенька, соваться в энергетику. У нас всё, Слава Богу, идёт путём:- Академия наук не дремлет, а разрабатывает проблемы мирной энергетики будущего, а синтез атомного ядра, так это вообще будущая манна небесная! Лучше бы вы, Миша, занялись своим делом, вот хотя бы использованием энергии морских волн или приливов». Они явно наслаждались задором молодости, переглядывались и, молча, сходились в одном:- "Хоть и прекрасна эта чушь, но что поделаешь - молодо- зелено!"
Михаила взорвала фраза одного из престарелых перд… в:- не суетитесь, дорогой МНС на наш век нефти хватит, а "после нас хоть потоп!"
- Проблема сероводорода не может не волновать учёных - кипятился Миша, ловя слетавшие с носу очки. - Судя по нашим наблюдениям, запасы сероводорода в море непредсказуемо растут. В центральной части Чёрного моря сероводородные шапки уже поднялись до глубины в сто пятьдесят метров. Если так пойдёт и дальше, то они скоро выйдут на поверхность. И даже подумать страшно, чем всё это может кончиться! Одной искры с проходящего парохода или разряда молнии хватит! Этот взрыв в десятки тысяч раз может превзойти мощность взрыва водородной бомбы и будет чреват последствиями для всех стран Причерноморья, а вероятно, и для всей цивилизации. Нельзя исключать и апокалипсис, предсказанный апостолом Иоанном!– на этой патетической ноте окончательно сорвал Миша голос.
Запомнилась мне только суть идеи младшего научного сотрудника, но научные термины и ссылки на известные, лишь специалистам формулы повторить я не в силах, а наброшенную Мишей на обложке судового журнала схему превращения сероводорода в горючий газ, восстановить я, конечно, не в силах. Зато запомнилась мне потрясная цифра. Оказывается в одном литре глубинной черноморской воды растворено более двух литров горючего сероводорода. А со дна моря его можно черпать на фабрики-электростанции по трубам в неограниченных количествах.
Вот и выходит, что принятые в меру "капли датского короля" способствуют не только пищеварению, но и работе мыслительного аппарата, стимулируют воображение и развязывают язык. И что не менее важно, «капли» располагали к здоровому образу жизни - соблюдению послеобеденной сиесты.
После уничтоженной тушки осетрового балыка мы как-то позабыли про обед, а дискуссию порушила Паша - повариха.
- Товарищ старпом, заказанный вами плов из мидий уже простыл. Покажите мне чудика, кто захочет, есть его холодным? Не пора ли кончать собрание? Девочки тоже желают побыть пару часиков на солнышке!

ЧТОБЫ И ВЫ ТАК ЖИЛИ…
На крышке лампового приёмника храпел как пьяный Керченский дрогаль судовой кот Мурзик, а его безвольно поникшая голова ухом прижималась к материи динамиков. Приёмник извергал "Валенки" Руслановой. Материя на динамиках дергалась в такт звуку, но кот лишь брезгливо дёргал ухом, не пытаясь даже раскрыть глаз на вошедших. Был кот патологически ленив, мог спать сутками, не беря в голову нотации судового артельщика, а тот предсказывал ему печальное будущее.
- Марокканские крысы, взявшие на абордаж судно в Одессе, когда-нибудь обглодают тебя до косточек. И патетически вздымая руки, артельщик взывал кота к благоразумию:- пора бы вспомнить о своих обязанностях, иначе я однажды возмусь и научу тебя век свободу любить. Мурзик, как и все присутствующие, эти угрозы воспринимал не более как пустое колебания воздуха но, как оказалось - напрасно.
Моя вахта не зря звалась «собачьей». Её единственая «привилегия»- первой встречать и любоваться восходом солнца. Нередко, игру красок на небосводе, затмевал самодеятельный цирк на палубе судна. Из объятых сном недр, на подсушенной первыми лучами солнышка палубе появлялись собака и кот. Полагая себя внедосягаемости от невмеру разбитного пёсика, Мурзик устраивался на крышке трюма. Страдащая от одиночества собачка пыталась расшевелить сонного кота, пихаясь носом, но отхватив оплеуху, Марсик жаловался с такими переливами в собачьем соло, что не выдерживало кошачье сердце. И тогда начиналось главное: кот прыгал, да только не куда придётся, а на собачью холку и почему-то всегда задом наперёд. Цирковым артистам стоило бы поучиться номеру у этой парочки. Даже столичный конферансье посчитал бы за честь объявить номер:- Спешите видеть! Только один раз! Джигитовка без седла и без узды на крупе необъезженной собаки.
Утренняя разминка доставляла обоим явное удовольствие. Позабыв про безнаказанность плодившихся, по закоулкам судна крыс и про сорвавшуюся дератизацию судна, вместе с животными веселилась и вахта старпома. Узнав, что дератизация перенесена на конец летней компании, артельщик, заверил, что он в состоянии напомнить коту о выполнении прямых обязанностей, а я, не подозревая подвоха, ответил: - если это не очередной трёп, то почему бы от собственного безделья радисту не поучить кота ловить мышей.
С рассветом на палубе обнаружился начальник радиостанции или артельщик в одном и том же лице. Поразило меня то, что артельщик без долгих понуканий занялся нужным делом. Вчера я лишь вскользь намёкнул, что планируется испытание пелагического трала и неплохо бы подготовить парочку бочек к засолке нагулянной кефали, как он тут же принялся за дело. К моему удивлению к радисту присоединился, обычно стремящийся отмежёвываться от любых судовых забот Лёха - акустик. Инициатива, проявленная двумя представителями «вольных профессий» растрогала старпомовское сердце. – Наконец радист с акустиком нашли для себя общественно полезное занятие – поделился я новостью с рулевым.
На следующее утро всё повторилось. Опять до подъёма команды на палубе объявились интеллигентная парочка, а с ней и вчерашняя бочка. Только выглядела эта бочка странно, внутри её что-то шебаршилось и издавало странные звуки. Когда возня и шум прекратились, из бочки извлекли Мурзика. Несчастный кот не держался на лапах, и тут же лёг на палубу, зализываясь. У него отсутствовала мочка уха, а на вальяжном теле шерсть топорщилась клочьями. Дюжину задавленных крыс вместе с бочкой изверги выбросили за борт.
Флакончик бриллиантовой зелени истратил я на раны Мурзика. А он зелёный, как Киса Воробьянинов после брильянтина, уполз под диван, даже не прикоснувшись к предложенной в качестве анестезирующего средства обожаемой им валерьянке.
За завтраком я выслушивал упрёки от женской половины кают-компании, потрясённой поступком "живодёров", так дамы окрестили радиста с акустиком, а меня возвели в ранг заказчика преступления.
К всеобщему удивлению Мурзик оклемался быстро. И тут же принялся за сведение счетов. Он лютовал, сбив нас со счету задавленных мерзких тушек. Не всегда и не всё в поведении «братьев наших меньших» доступно пониманию. Так и останется невыясненным, почему месть Мурзика пала на меня, а не личности устроителей «мастер-класса» по обучению кота охоте на грузунов. Как и положено, кресло старпома располагалось во главе дальней стороны обеденного стола, в самом конце кают-компании. Необъяснимо, зачем и почему именно в разгар обеда, Мурзику требовалось пройтись с крысой в зубах через всё помещение к креслу старпома, чтобы на виду у всех, бросить мерзкую тушку к моим ногам. Нетрудно представить себе реакцию нервной столичной жительницы на дохлую крысу, да ещё и преподнесённую к обеду. Не успел я ещё отчитаться за недостойное поведение судовой собачки, как в мой адрес посыпались обвинения за безобразные проделки кота.
И всё же, несмотря на все мои служебными неприятностями, не желал я в этой истории с "братьями нашими меньшими", развязки, последовавшей вскоре в Арбузной гавани Одессы.
За третьим механиком в город увязался Марсик, а тот видимо решил попижонить на Дерибасовской в одной компании с рыжей собачкой. Одесские беспардонные дамочки чуть ли не на ходу выпихнули из трамвая "блохастую псину", а затюканный механик вернулся со следующей остановки и, конечно, не нашёл Марсика.