В ЗИМНИХ СТРУЯХ ГОЛЬФСТРИМА Продолжение 4

Заблудившегося в незнакомом городе собачку на судне ждали дольше, чем дозволяли возможности, Уходить «Данилевскому» пришлось, дабы не сорвать плановую суточную станцию, в которой ежегодно в один и тот же день и час проводились многолетние научные наблюдения. Когда убрали трап и уже отдали швартовы, на причал выпрыгнул и Мурзик.
Суточная работа на "научной станции" казалась экипажу затянувшейся на год. Так бы и прошел в траурном молчании, приём аперитива, если бы не один из старых п… ов. Он предложил использовать время, отведённое ему на личное учёное задание, чтобы вернуться в Одессу. - В принципе, мне уже хватает собранных данных. Сегодня мне приснилось, будто я вместе с собачкой сижу на пустынном причале, и очень жду и надеюсь, что за мной вернутся. Это было довольно сильное переживание.
Нилович, с полуслова понял требования делегации. – Семь бед, один ответ - сказал он – пошли в Одессу. В Арбузной гавани портовый надзиратель только сыпанул соль на наши раны:- на причале долго сидела необычная по виду парочка, рыжая собачка и разбойного вида, громадный пепельного цвета котище. Сегодня утром их забрали матросы с отходящего военного тральщика. Кота они занесли на руках, а собачка бежала по трапу рядом.
Вот когда оказалась, не права поговорка:- жили они, мол, как кот с собакой. Всё «знающий за жизнь» радист, а он же судовой артельщик, оборвал спор двух лаборантов, пожелав этой парочке:- Чтоб вы так жили, как Марсик с Мурзиком.

БУТЕРБРОД С РЫЖИМ ТАРАКАНОМ.
За столом в кают-компании рядышком со старпомом располагалось кресло старшего механика или, проще сказать, «Деда». Взяв из хлебницы ломтик хлеба, «Дед» демонстративно постучал им по столешнице. От ломтика «черняшки» по радиальным направлениям шустро побежали крошечные насекомые. - Что, чиф, мясцом в живом виде решил нас подкармливать?- съехидничал «Дед». Так я познакомился с ещё одним бичом южных широт - рыжим тараканом - прусаком. Инкубатор тараканов затаился в хлебном ларе, обустроенном на продуваемой сквозняками палубе ботдека. К несчастью, здесь хранился основной запас хлебобулочных изделий в расчете на двухнедельный рейс. Распалившись не на шутку, буханку за буханкой, я весь запас хлеба отправил за борт. След из хлебобулочных изделий растянулся на несколько миль за кормой «Данилевского», чётко очертив кильватерную дорожку судна. На дармовую закуску «бутерброд с рыжим тараканом» слетелись стаи драчливых бакланов.
Мои решительные действия капитан не только не одобрил, но огорошил заявлением:- никакой наличностью для закупки хлеба я не располагаю. Не было у меня нужды заводить судовую кассу.
То, на что я так надеялся, и практиковалось на буксире "Казбек", на «Данилевском» не было принято. Пришлось мне с шапкой в руках перетрусить карманы команды и пассажирав и уговаривать капитана завернуть судно «к ближайшему хлебному магазину». - Не всё, что положено Юпитеру, дозволено его быку,- направляясь в ближайший порт, вразумлял помощника расстоенный капитан.
Хлёстское слово "бартер" ещё никому не приходило в голову, но основные его положения уже прорабатывались в умах поклонников великого комбинатора. - Торговаться буду один я, а вы мужики не вмешивайтесь, учил нас уму разуму судовой артельщик.
Так ещё задолго до хвалёной перестройки, первая в стране бартерная сделка состоялась в сельском торге Ак-Мечети на взаимовыгодных условиях:- Мы вам бочку свежего посола отборной, деликатесной кефали, а вы нам хлебобулочные изделия. Баш, на баш! - сговаривается судовой артельщик с заведущей местной продуктовой лавочки. Вскоре вся суточная выпечка населённого пункта, перекочевала с прилавка сельмага в пустой хлебный ларь судна.
- А это что у вас, живая рыба?- удивилась, заведующая, увидев плещущуюся в брезентовой ванне скумбрию. – А свежей рыбкой разжиться возможно? - Конечно можно, если у вас имеется плантация, а на ней что-либо произрастает, нафаршированное витамином С, не лез за разумным словом в карман артельщик.
С этого вечера молодая картошка, ядрёные помидоры, малосольные огурчики, капуста, свёкла, морковка и духовитая зелень разнообразили коллективное питание судна. А к чаю были подаеы печенье, баранки и сдобные булочки, чем крепко порадовали соскучившихся по ним москвичей.
Бартер, был не очень одобрен в высших сферах института, но всё же остался без оргвыводов. Общественным организациям и большей части научных сотрудников он даже пришёлся по душе. Со временем о нём бы забыли, если бы новая авантюра чифа, не потрясла обитель науки. Но об этом в следующей байке.

СЕЗОН МАНДАРИНОВ.
Осенняя путина середины пятидесятых годов прошлого столетия совпадала по времени с сезоном сбора цитрусовых в Грузии. Армада «Тюлькина флота» промышляла скумбрию и ставриду у побережья Абхазии и Аджарии только в светлое время суток, а к ночи разбегалась по близлежащим портам для сдачи улова и отдыха.
В рейсовом задании научного судна "Н. Данилевский" предписывалось: "Произвести учёт биомассы местных стад скумбрии и ставриды необходимый для прогноза оптимального облова". От Анапы и до Батуми «Данилевскому» предстояло «проутюжить" весь береговой склон на глубинах от двадцати метров до глубин, достигаемого эхолотом. В поиске, с гидроакустической станцией ТОМИР-10, и новеньким, ещё проходящим испытание, рыбопоисковым эхолотом НЭЛ–5Р «Данилевскому» предписано пробежать "противолодочным зигзагом" более 2000 миль. У поискового эхолота несла «учёную вахту» кандидат биологических наук Сан Сановна. Как сказал бы о ней наш давний таганрогский авторитет Антон Павлович Чехов "Дама приятная во всех отношениях".
С этой учёной дамой у меня только что, и исключительно по собственному легкомыслию, произошел пренеприятнейший инцидент. Поэтому на мостике повисло тягостное молчание, сопровождаемое шарканьем пера эхолота по бумажной ленте самописца и редкими лаконичными репликами производственного характера. По сигналу Сан Сановны, я снимал с планшета координаты, а она электронным карандашом записывала их рядом с показаниями стайки на ленте эхолота. Новый прибор оказался недоработан и периодически проявлял это, то перекосившейся лентой, то сгоревшим предохранителем или ещё каким-либо взбрыком. Только это и заставляло Сан Сановну изредка обращаться ко мне. Наши, нормальные деловые взаимоотношения напрасно испортила моя, прямо сказать, довольно неудачная шуточка.
Понятно, тягостно для учёной дамы рутинное дежурство в ранние предутренние часы ещё задолго до восхода солнца. Ритмично и со скрежетом немазанной телеги, вращается дужка пера самописца, вырисовывающая гористый рельеф грунта, а над ним редкие и мелкие штрихи рыбьих стаек, ещё не сбившиеся в косяки. Наблюдать через близорукие очки за мелкими стайками сущее наказание. Посему я с пониманием относился к запросам дамы на её отвлечения по личной надобности:- спуститься к себе в каюту, а то испить водицы или взгреть чайку или чего- то ещё ...
Уходя, дама назидательно повторяла ритуальную просьбу, следить за прибором и записывать на его ленте время и место рыбьей стайки. Не забывая о своих штурманских обязанностях каждую половину часа, я наносил на карту обсервации по береговым ориентирам и выполнял просьбу дамы. Пустынный горизонт, отличная видимость, предутренний покой на судне располагали на лиричный лад. На ленте самописца потянулась унылое плато и не единой стайки над ним. И тут прямо таки нечистый меня дёрнул, не подумав о последствиях, электронным карандашом нарисовал я на ленте эхолота громадного осетра в его любимой и очень реалистичной позе "пасущимся" ракушками с грунта. Нарисовал, и тут же забыл об этом. Из открытого окна рубки меня выпростал женский крик.
- Стой! Да остановите же его! Остановите эхолот и перекрутите назад ленту самописца! - И уже с трапа, ведущего вниз в помещения судна, под топоток ног дамы донеслось:- хочу, чтобы на это посмотрел наш "Фома неверующий". Так дама окрестила доктора биологических наук Н. Н. Данилевского, внука знаменитого ученого, чьё имя носило наше судно. Ник. Ник. упорно не доверял новшествам и, само-собой, возможности поиска рыбных стай эхолотом. Он свято придерживался "галайской" старины и премудрости. В дневное время он ориентировался на рыбные стаи "по сидевшей на воде птице", а ночью с носа судна следил за рыбьими стаями по фосфорицирующему свечению моря.
Провернув назад бумагу самописца до места, где изображен осетр, я не смог остановить вселившихся в меня бесов, и рядышком с осетром дорисовал ощетинившегося на него кота. Кот был очень похож на Мурзика, только с усами покруче, чем у натуры. Ну, не ведал в тот миг я, что сотворил научную сенсацию, а вместе с ней приключения на свою голову. Захлёбываясь от возбуждения по трапу поднимались Сан Сановна с "Фомой неверующим", на которого она обрушилась с упреками за неверие.
- Прибор настолько совершенен, что показывает не только наличие рыбы, но позволяет судить о породном ёе составе. Это же чистейшая картинка породы осетровых рыб, даже жучки на теле просматриваются.
Через несколько минут в ходовой рубке не осталось места для вахтенного штурмана и рулевого, настолько она заполнилась людьми, служившими науке. Вдруг рулевую рубку взорвал хохот, который в науке зовется гомерическим. А "Фома неверующий" пробился ко мне с протянутой рукой,
- Ну, потешил ты нас старик, дай пожму твою руку!
- С этим, Николай Николаевич, вы не по адресу. Задумала потешить вас Александра Александровна, это она утверждает, что неверие души губит. Все указания от неё, и во имя спасения вашей души,- слукавил я, выкручиваясь.
Уходя со смены, Сан Сановна, как бы в раздумье, спросила:- Ну, зачем же вы так? А?
- Честное слово, Александра Александровна, бес попутал. Извините ради Бога!
Знал, и даже был уверен, что скорого прощения мне не вымолить, умненькие дамы такого не прощают! И за собственную дурь неизбежно последует расплата.
Мы уже заканчивали работы у берегов Аджарии и к вечеру планировали зайти в порт Батуми. Стоянка предполагалась не менее трех суток. Администрация института намечала аудиторскую проверку на подконтрольной ей батумской биологической станции, а у экипажа планировался отдых и посещение знаменитого субтропического сада на Зелёном мысу.
Как и положено, к порту мы продвигались галсами с поиском и регистрацией рыбных стай. Впереди по курсу проявились две группы рыболовных судов, мчавшиеся в кильватер друг за другом и резко бросающиеся из стороны в сторону, вослед за ведущим. Обе группы напоминали деревенскую собачью свадьбу, либо псовую охоту на лис. Сдающий мне вахту второй помощник пояснил:- Стаю колхозных сейнеров ведёт за собой судно рыбной разведки. Ведомые сейнеры следуют за «разведчиком» в порядке живой очереди на замет невода. Выйдя по эхолоту на стайку, с «разведчика» сигналят гудком один раз, а в конце стаи два раза. Вот тогда-то происходит самое интересное. В азарте гона рыбаки забывают о договорных обязательствах и праве на очерёдность. Одну и ту же стаю пытаются закольцевать сразу два, а то и три сейнера. В результате свалка, и там такое творится! Абордажные схватки стоило бы заснять на плёнку для кино о пиратах. Кстати, можешь полюбоваться, кажется, началось!- Григорий протянул мне бинокль.
Я навёл оптику на две сцепившиеся бортами рыбацкие байды. Как яростные викинги скрестили вместо мечей увесистые деревянные бабайки две бригады галаёв. Не дав мне досмотреть исхода схватки, бинокль потребовала Сан Сановна. Ею, кажется, завладел азарт римской матроны, с амфитеатра Колизея упивавшейся смертным боем гладиаторов. А Григорий продолжал посвящать меня в тонкости взаимоотношений сторон по никем не писанному рыбацкому праву:- Солнышко уже на закате, дело уже к вечеру, сейнеров, желающих сегодня рыбку съесть, дюжина. Половина из них сегодня обречена вернуться в порт с порожними байдами на буксире. Смотри, чиф, кажется, нас засекли. Один невероятно смышлёный сейнер бежит прямо к нам - ткнул в боковое окно пальцем Гриша. - И ёщё, должен тебя предупредить. Нам запрещено наводить на рыбу сейнеры. Рыбная разведка жалуется, что мы у неё, мол, хлеб отбиваем! А на борту у нас весь директорат. Смотри, скандалу не оберёшься!
Сейнер бежал рядышком. На крыло сейнера с громадным раструбом "матюгальника", так на флоте окрестил мегафон, выпростался из узкой двери мой однокашник и звезда стэпа Юрка Верёвкин. Юрка орал какие-то замысловатые приветствия, почему-то называя меня "челюскинцем, славным полярником и китобоем", пока не вспомнил мою юнговскую кличку "шкелет!"
Инициативу перехватил Григорий, из такого же матюгальника, он велел Юрке заткнуться и назвал ему наш канал радиосвязи. Тот всё сёк с полунамёка. По радиолефону я объяснялся с капитаном сейнера "Бельдюга":- Извини, но гудеть не могу, чтобы не потревожить свой судовой улей, переполненный научным "генералитетом". Спрячься за нашу корму, и топай, следом не возникая! Когда выйдем в начало стаи, с нашей кормы сбросится клепка от бочки. В конце стаи снова бросим дощечку,- выдал я Юрке свою наводку.
Подошла Сан Сановна и с видом заговорщицы сообщила: "по докладу акустика: курсовой угол правого борта - 85 градусов, дистанция - 16 кабельтов на склоне, с глубиной в 70 метров - обнаружена мощная стая высотой в 50 метров".
- Право руля. Курс 170 градусов,- мгновенно отреагировал я. Сан Сановна, стала к эхолоту, я на крыло мостика, а Гриша кинулся на корму. - Начались показания, крикнула Сановна, и сделала страшные глаза.
- Пошёл,- крикнул я и махнул рукой Грише.
Как трое заговорщиков, мы потом сгрудились и перешёптывались у эхолота. Гриша со знанием дела произнёс:- замётано! Не меньше чем полсотни тонн скумбрии поднимет твой корешок!
О нашем вкладе, в развитее рыбколхозного хозяйства, кроме присутствовавших на мостике "Данилевского" никто не догадался. Как будто и не было никакого сговора, с невинными физиономиями и с сознанием сотворенного доброго дела следовали мы в порт Батуми, уже видимый при восьмикратном увеличении в бинокль. Никому из нас и в голову не пришла, любимая и часто повторяемая нашим капитаном поговорка:- "Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным". А зря!
Из окон ходовой рубки хорошо просматривалась верхняя палуба и вход в жилые помещения научных работников. Со склада электрика в помещения экспедиционного состава проволокли электрические утюги. Следовательно, там уже готовятся к сходу на берег. Наметанный старпомовский взор не упускал из-под контроля бытовую технику, особенно когда ею пользовались рассеянные научные кадры.
Уже в сумерках мы ошвартовались кормой к берегу прямо к городской набережной порта Батуми. По корме светилась неоновая надпись ресторана "Аджария". Почему-то, прямо на ресторан указывала протянутая рука стоящего напротив памятника вождю революции, ярко освещённая прожекторами. Слева по корме доносилась музыка с распахнутых окон ещё одного ресторана, но на плаву, прозванного на языке посетителей "Поплавком". Сходя на берег, я наставлял вахтенного посматривать за жилыми помещениями науки, где продолжались дамские манипуляции с утюгами.
- По окончанию марафета, утюги изъять и снести ко мне в каюту. А ежели подвезут рыбку для завтрашней ухи, положи её в пустой холодильник ЗИЛ "Москва".
Юрка только что сообщил по рации, что у них всё О*кей, они заканчивают выборку невода и скоро будут в Батуми. Пообещал на уху прислать свежачка, а свидимся мы не раньше, чем завтра. Вся ночь у Юрки будет занята сдачей улова на рыбный комбинат.
Меня и акустика Леху радист Володя, уроженец города Батуми, обещал попотчевать аджарским шашлыком и бутылочкой хванчкары, и мы с легким сердцем рванули в южную ночь, не подозревая, что события уже дозревают, и вскоре начнут проявляться и спокойной ночи нам не предвидится.
Вернулись мы за полночь. На палубе обнаружилась брезентовая трехтонная ванна, заливаемая из пожарной магистрали водой из-за борта. В ванне плескалась не успевшая уснуть скумбрия. У ванны нас окружила незнакомая толпа эмоциональных аборигенов.
- А вот, наконец, и хозяын,- обнял меня толстый армянин.
- Мы давно тебя ждём, пойдем погаварым в каюту.
В моей каюте было тесно и шумно от развязных, галдяжных незнакомцев. Армянин казался здесь за хозяина. Разливая по стаканам бутылку цинандали, он пояснил:- рыбу я забираю всю. Тогда все будут довольны, и началнык ОБХСС тоже. Однако если ты захочеш отдать товар другому, ты очэн обыдыш началныка. Напрасно я пытался объясниться, что не знаю, что это за рыба и не имею права ей распоряжаться.
- Какой ты хытрый, хочэш со мной поторговатся! Юрка сказал вся рыба старшэго помощныка!
Напрасно я доказывал, что над моей головой есть директор, а также капитан и, вообще, мне этим запрещено заниматься!
- Какой дырэктор, покажи мне такого дырэктора, который не хочэт чтобы его подчынэнный дэнгы заработал. Покажы мнэ этого дырэктора!- взорвался в негодовании армянин.
- Как я тебе его покажу. Он с капитаном ушёл в «поплавок» пульку обмывать,- неосторожно брякнул я.
Тут же вся галдящая компания двинула в поплавок смотреть на директора, отнявшего у подчиненного право подзаработать "Дэнгы." Не ведаю, как там проходили переговоры, но через полчаса пришел расстроенный капитан, чтобы сказать:- отдай ты ему рыбу и пусть уматывает!
Как у меня хватило ума не связываться с деньгами, которые пачками выкладывал на стол армянин, а предложить ему спасительный бартер!? – до сих пор сам удивляюсь! Бартер для этого дельца был ещё в диковинку, и он долго не мог врубиться. Он привык к обращению: "деньги-товар-деньги". А к такой операции как бартер его ещё не подготовили. Опасаясь подвоха, он повторял:
- какой ты хытрый! Такой хытрый, как две мухи!
Лишь под утро мы ударили с ним по рукам.
Пришлось стаскивать с коек судовую ревизионную комиссию, упорно растолковать полусонным людям смысл сделки, так чтобы деньги не перекладывались из рук в руки. Весь смысл был в том, что за куплю- продажу, во всех уголках союза (кроме солнечной Грузии) в те времена широко применялась статья уголовного кодекса. А безналичный бартер был как-то ещё неизвестен и безынтересен для контролирующих соц. экономику органов:- мне подарили, я подарил другому, а он мне в ответ свой подарок по щедрому кавказкому обычаю! И никакого криминала!
К утру, на дне ванны плавал лишь рыбный остаток из рыбной мелочи, а с кузова трехтонного ГААЗ*ика экипаж сгружал оранжевые отборные мандарины. По 100 килограмм цитрусовых на душу каждого члена экипажа и каждого пассажира.
После завтрака я прилёг на диванчике соснуть пару часиков. Не тут- то было. Растолкал вахтенный матрос с вопросом как быть. Второй помощник распорядился оставшуюся рыбу выбросить за борт, чтобы не завонялась, а на берегу стоит грузинский дембель и просит рыбы.
- Пусть дембель выберет, сколько сможет унести, а остальное поможет тебе скормить бакланам,- принял я соломоново решение, напрочь забыв про Суховское: - "Восток- дело тонкое!" Именно здесь и не годятся принятые на скорую руку решения!

К открытию госбанка, за зарплатой экипажа я захватил таких же полусонных, как и сам сопровождающих. Усатая физиономия из стеклянного проема в госбанке выдала:- В горах снежные обвалы, связь с Россией потеряна, телеграфного подтверждения на перевод нет. Значит, не будет и денэг!
Артельщик Володя за моей спиной громко, но как бы в раздумье и про себя изрёк: - Бедная Грузия, без связи с Россией осталась нищей и без денег.
- Кто сказал, что Грузия бэдная?- рассвирепела физиономия за окошком,- получай и уходы отсюда! И из проёма высыпались сов знаки в пачках. Не дождавшись, пока я их пересчитаю, окошко обиженно захлопнулось.
Вахтенный матрос нашёл меня за ужином в кают-компании:- товарищ старпом у борта вас ждёт ваш друг Михо из Михенджаури.
Михо оказался утренним дембелем. Он был нагружен двумя корзинами через плечо. Корзины доверху забиты мандаринами и домашним вином - подарками от родного дедушки Михо. Дедушка очень удивился, узнав, что у Михо за рыбу не взяли денег.
- Вах,- сказал дедушка,- так только поступают друзья и хорошие люди! Поезжай и пригласи на свою свадьбу хорошего человека со странным и нерусским именем старпом.
Планируемый на 07-00 выход "Данилевского" был отменён. У нас ЧП судового масштаба. Ни свет, ни заря меня разбудило царапанье в двери. У порога сидела повариха Паша. Вид у неё был нежильца на белом свете. Я уложил её на диванчик.
- Доигрались,- мелькнула у меня догадка, пока выдвигал и рылся в шкафчиках судовой аптечки.
На днях, по рекомендации Ниловича, у меня состоялся душеспасительный разговор с нашей "кормилицей" на деликатную тему. Если бы не Нилыч, я бы на такое не решился. С меня хватит и забот эскулапа, а тут был бы больше к месту священнослужитель. Но раз капитан требует провести воспитательную работу с подчинёнными, деваться некуда. Нилыч так разъяснил ситуацию:- одному вам, дорогой В. В., неизвестно, что сожительствуют эта парочка в открытую, и не таясь. А у Миколы куча сосунков мал - мала меньше. Дождётесь, чиф, что его ведьма с оравой детишек налетит и всем нам глаза выцарапает!- настращал Нилыч. - И Пашу жаль. Бедная бобылка. Нет у неё ни дома, ни семьи. Всё у неё война забрала. И тепло для её бабской души только здесь, среди нас аглаедов. Не хочется, чтобы имя её по углам склоняли. Намекните ей по-хорошему.
Духовник из меня был никудышный. Только открыл рот, как Паша меня перебила:- Говорят, говорят...- и выдала бабью народную мудрость:- И дашь, говорят, и не дашь, говорят! так лучше дать, и пусть говорят! Извиняйте, хлопчик, мне пора людей обедом кормить.
А вот теперь я выглядывал через рассветный туман в иллюминатор, дожидаясь кареты неотложки. Через каждые две минуты надрывалась туманная сирена батумского маяка отчаянным воплем, напоминающим рёв не доенной и голодной коровы. С дивана послышался слабый голос Паши:- Бидна скотыняка, и покормить- то её некому! Вот, что значит бабская славянская душа:- Сама гори в огне, но наперво открой овин со скотом и его спаси от пламени!
А на другом конце судна в носовом матросском кубрике, задернувшись от мира бархатными коечными занавесками, притворился спящим Микола.
- Чего перелякався, ступай, носилочки по трапу пособишь снести. Любил кататься, люби и саночки возить, Казанова!- подталкивал я в спину жидковатого на расправу казачка.

Нилович спиртное не жаловал, но от хорошего сухого вина не отказывался. Смакуя домашнее винцо с виноградника Михенджаури, Владимир Нилович делился своим опытом общения с Востоком. - Здесь в силе древние горские законы, и как замечено в известной шотландской пословице,- "Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным!" Будьте впредь, В. В., осторожней. Директор ещё не остыл от вашей выходки с рыбой и мандаринами. У Александра Семёновича и так полно неприятностей от предприимчивости его подчинённых с батумской биологической станции. По-моему вся республика охвачена незаконными экономическими отношениями. Какой-то рынок, а скорее восточный базар! Директор Батумской биостанции сдал государственное имущество в аренду и доказывает, что этим он экономит на зарплате. Вы вероятно уже слышали о фелюге, с которой должны вестись научные наблюдения в прибрежной зоне? Её используют для лова рыбы, и лишь только попутно и иногда для гидрологии?
- Владимир Нилович, это веники, по сравнению с тем, что я недавно прослышал. Оказывается, в Кобулети нет никакого НИИ Кибернетики, как нет там ни одного учёного-кибернетика. Заложенный десять лет назад институт, так и не был построен, а его фундамент успел зарасти тёрном. Однако на разработки научных программ и зарплату с центра поступают средства и немалые. Интересно то, что "на-гора" институт выдал немало ценных научных открытий, чем заинтересовал зарубежных авторитетов. Они нагрянули поделиться знаниями и опытом, а попали в заросли терновника, где и заблудились.
В пику моему сообщению, Нилович поделился ещё одной шалостью предприимчивого народа "не ленящегося нагнуться, чтобы поднять деньги".
- Батуми гордится своим Пионерским парком с детской железной дорогой и громадным прудом с катером на нём, укомплектованным пионерским экипажем. Все эти прелести подарок детям от государства. Но, по-другому рассудил местный последователь великого комбинатора, на входных воротах парка он поставил билетёров. С детей они плату брали символическую, зато собирали мзду с сопровождающих их взрослых.
- Всё это феодальные пережитки в психологии целого народа. За ними нет никакого будущего, - резюмировал я.
- А не ошибаетесь ли вы,- упорно выкал, не терпящий панибратства капитан. – А может быть, вся страна шагает не в ногу, а солнечная Грузия права?- дразнился Владимир Нилович. – Может же быть, родная партия ошиблась, и, не дав дозреть, зря сошла с рельсов Новой Экономической Политики - НЭП*а, смакуя домашнее винцо, вслух размышлял капитан.
- Хотел бы вам заметить, уважаемый В. В., не старайтесь угодить всему коллективу. Не получится! И ещё, хочу, чтобы вы запомнили эту мудрость, и посему повторяюсь:- Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным! Знаете ли вы, что навредили двум особам в нашем коллективе, они уже жаловались, что все судно пропахло цитрусовыми и кругом из всех мусорных корзин благоухает мандариновыми корками. А у этих женщин аллергия или диатез на этот запах?
Как вдруг, неожиданным вопросом, - простите, купили ли вы лаковые туфли для своей супруги?- Нилович застал меня врасплох.
– Нет, но мне ничего не было поручено.
- Купите, по случаю и не пожалеете! Здесь богатый выбор и цены вполовину. Я сам везу три пары. Друзья жены заказали. Все модницы по ним с ума сходят. Половина Москвы за ними гоняется, а шьют их здесь, в Грузии на подпольных фабриках. На этом делают теневеки большие деньги. И спекулянты тоже. Хотя, как сказать, и назвать спекулянтом нашего матроса Мыколу. При окладе матроса в 420 рублей и трёх аглаедах ему не грех бы ещё малость подзаработать. Вы заметили, что мандарины он не ест, даже те, что подаются к общему столу. Он их собирает, чтобы угостить деток к празднику, а часть пустит на продажу. В Крыму, под Новый год они пойдут по цене 50 рублей за килограмм. Видя меня задумавшимся над всем переговоренным, Владимир Нилович присовокупил:
- Да, не всё благополучно в государстве датском мой друг, Горацио!

Распространяя запах цитрусовых, торопился «Данилевский» к Новогодним праздникам домой, в Керчь. Обернувшись назад к востоку, и разглядывая в бинокль заснеженные вершины Главного Кавказского хребта, начальник радиостанции и он же наш артельщик- Володя продекламировал:
- Хороша страна лимония, но Россия лучше всех!
А я задумался, кто здесь не прав? Автор закона о прибавочной стоимости, или жизнерадостный и предприимчивый народ с древними инстинктами хранителей золотого руна, только ждущий своего часа в предгорьях Кавказа.


ИХТИОЛОГИЯ НАУКА ТОНКАЯ.
Армада Черноморских колхозных сейнеров славилась вольницей своих капитанов. Признаться, и сами рыболовецкие колхозы крепко выделялись из среды социалистических предприятий своими привольными правами государства в государстве. Не ожидая указаний, и лишь по собственному разумению, капитан-бригадир колхозного сейнера вправе был промышлять в том районе моря, где выловленный ассортимент рыбы ценился подороже и пользовался большим спросом. После завершения никем несеянной и нетребующую ухода «жатвы на морской ниве», колхозная бухгалтерия подбивала дебит с кредитом. При достойных показателях в рублях, колхозное собрание горой вставало на защиту удачливого капитана, напрочь запамятов о его флибустьерских замашках.
Осень и зима пятидесятых годов обернулись "вспышкой" рекордных уловов ставриды и скумбрии у Кавказского побережья Чёрного моря. Вся колхозная рыболовная рать устремилась в Колхиду, в «золотой Клондайк», с крепким рыбьим душком. Как за золотой песок, намытый старателем, рыбоприемные пункты Грузии и Абхазии, «не отходя от кассы прямо на бочку» выкладывали наличность за улов, снятый с весов скупщика. Свалившийся на буйну голову фарт застил глаза колхозному социализму. Нисколько не задумываясь о завтрешнем дне, колхозные «Аргонавты» торопились вытряхнуть из «золотого руна» Колхиды поболее денежных знаков.
Встревоженное Министерство рыбного хозяйства потребовало от науки конкретных данных по количеству биомассы рыбного стада и требовало прогноза на разумный и сберегающий облов. В лаборатории ихтиологии Керченского НИИ умудрились подсчитать поголовье рыбьего стада и выдать прогноз на его промышленный облов. Из сходного с предсказанием астролога, и обтекаемо составленного документа напрашивался главный вывод:- Рыбные богатства забрели в воды Чёрного моря случайно, и вероятно скоро захотят возвратиться в Средиземное море. Эту версию о заблудившихся и потерявших ориентиры рыбных стадах раскритиковал наш второй штурман, сообщив по секрету:- Рыбные стада решили порвать с загнивающим капитализмом и, сбежав в советские воды, надеются обрести здесь политическое убежище.
Шутки, шутками, а прогноз добычи не устраивал ни Министерство, ни союзный НИИ, ни Госплан. Все сомневающиеся требовали уточнений и корректировки прогноза. Не терзалось сомнениями лишь руководство Главного Управления Рыбак колхоз союза. Оно нацелилось на срочное освоение стада, пока оно не очухалось и, не рвануло восвояси к Срединоморским лазурным берегам. Колхозное руководство исходило из принципа, высказанного передовым капитаном-бригадиром рыболовного сейнера "Бельдюга"- Юрием Васильевичем Верёвкиным:- Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец!
Выдав прогноз облова рыбного стада, доктора ихтиологических наук подались в рождественские отпуска. Опустевшую лабораторию возглавляла ВРИО заведущая, кандидат биологических наук Сан Сановна, и все предписанные перепроверки и корректировки промыслового прогноза пали на её хрупкие плечи. Сановну утвердили начальником рейса и отправили на «Н. Данилевском» на место событий. Так в распоряжение «дамы приятной во всех отношениях» попало научно-исследовательское судно с комплектом МНС и экипажем судна. Чрезвычайными правами начальника рейса Сан Сановна была наделена впервые, и всё поголовье научного судна очутилось в подчинении дамы, не располагавшей опытом руководства ни учёными кадрами, ни экипажем судна. До сих пор Сан Сеновна слыла ведущим специалистом по Азовскому бычку. Ей и в дурных снах не привидилось, что когда-нибудь прийдётся расхлёбывать шальное поведение «заморских мигрантов».

ЧТО ТАКОЕ МАТУЗОК?
Перед выходом «Данилевского» в рейс Нилович, воспользовавшись горящей путёвкой, укатил в санаторий. На подмену капитана прислали Николая Лукича К., с которым мне уже привелось однажды поплавать в рейсе, наречённом как "экспедиция, заблудившаяся в трех соснах". Казалось бы, что мне до подобных рокировок в руководящих кадрах? Делай своё, по Уставу службы старпому положенное, да сопи в две дырочки! Ан нет, засвербит где-то под дыхалом. Дёрнул же меня нечистый нарисовать на ленте эхолота кота, подкрадывающегося к осетру, пасущемуся ракушками с грунта. Да ещё прикупить на эту удочку "даму, приятную во всех отношениях". Нилович, тот откалывал номера почище моего, однако умел без обид спускать флотский розыгрыш с тормозов. А Лукич флотских розыгрышей не одобрял, усматривая в них подвох своему капитанскому статусу. Сохранением авторитета капитана Лукич был постоянно и чрезмерно озабочен. В минуты отрешённой задумчивости обычно он рвал на переносице волосок, долго разглядывал и, убедившись в полной его никчёмности, бросал на палубу. Не сдержавшись, Григорий шепнул в моё ухо:- Этой повадкой Лукич напоминает мне старого орангутанга, выставленного на обозрение публики в сухумском обезьяньем питомнике. Я прыскнул «какавой», и как две нашкодившие макаки мы выкатились из кают-компании на палубу юта, где Гришка докончил свой рассказ. - Некая экскурсионная дама обратилась к смотрителю обезьяньего питомника:- "скажите на милость, чем этот человекообразный отличается от мужчины?"
- У настоящего мужчины всегда есть дэньги! – последовал ответ.
Эту мудрость мы с Григорием приняли на вооружение и при очередной закавыке, дурачась, вопрошали друг у друга:- А дэнги у тебя есть?
При капитанских обходах Лукич заглядывал в самые укромные уголки судна. Из ящика для пожарных шлангов он извлёк неизвестно как попавший туда обрезок верёвочки. Внимательно рассмотрев линёк с аккуратно наложенными на обоих концах марками, хмыкнув, Лукич смотал его в колечко и спрятал в карман. В следущем и так далее ящиках обнаружилась та же картина. Лукич засопел и, буркнув себе под нос:- весь пароход матузками загадили!- скрылся в каюте. Что такое «матузок», спросить у Лукича я не решился, а напоролся на тралового мастера:- Степаныч, к чему бы это развелось столько матузков?
- Огольцам из практикантов я наказал для порядка: "Не разбрасывайте, где попало линьков, на которых учитесь морские узлы вязать. Пацаны меня поняли, и у каждого теперь есть свой загашник для матузка"- прояснил ситуацию тралмастер.
С ушедшим в отпуск Ниловичем, канула и непринужденность во взаимоотношениях экипажа. За столом кают-компании воцарилась тишина, не хуже чем в столовой для благородных девиц. Прекратились обычные взаимные подначки и нормальный морской трёп "так, ни о чём". Назревала атмосфера всеобщего неудовольствия и мелочных придирок. Известно, что возможности для критики коллективного питания на судне неисчерпаемы, и эта критика задевала меня, в первую очередь, как старпома. Даже Паша, и та старалась не проявляться в раздаточном окошке с обычными вопросами:- кому добавки? Как вам пирог с визигой?- или:- кому ещё плова из мидий? а прятала за перегородкой зарёванное лицо.
Лукич не поощрял азарта морского козла, а колоду карт грозил изорвать и выкинуть, как заразную лагерную игру и кают-компания опустела, а экипаж разбрёлся по каютам. Громкая музыка из радиоприемника сдвигала кустистые брови, а громкий смех вынуждал Лукича подозрительно насупливаться. Даже доктор географических наук Даниил Яковлевич Б., очутившийся в рейсе по каким-то своим и непонятным индивидуальным планам, а скорей всего в административную помощь молодой начальнице рейса, растерял юмор, и иссякли его анекдоты по аналогичному случаю.
Нутром я чуял, что этот рейс для меня добром не кончится. На это намекала подчёркнутая вежливость начальницы рейса, а из памяти не уходил шепоток с присвистом змея Горыныча:- никогда не прощу вам этой выходки, товарищ старпом.

ДРУГ ИЗ ГОРНОГО СЕЛА .
От дурных предчувствий меня отвлекали посещения порта Батуми. В очередной раз удивил информированностью о точном времени нашего прихода житель горного села Михенджаури. Мы ещё заводили швартовы, а на фоне огней набережной уже проявилась стройная фигура с двумя корзинами цитрусовых через плечо. Бывший дембель Михо с прошлого рейса заделался общим другом экипажа «Данилевского». Если кто-кто на первых порах и отваживался общаться с ним, как с «сыном полка», то теперь даже Паша перестала пичкать «заморенного солдатика» удвоенной порцией. Обзаведясь семьёй, Михо прямо на глазах преобразился в вальяжного и знающего себе цену мужчину. Нереально сбить его с толку, смутить, либо удивить. Теперь к независимой манере поведения, добавилась ещё и непоколебимая уверенность в правоте собственного слова. Одна лишь Паша не удивилась переменам, и тут же высказалась:- вот, что делает с охламонами хорошая жена.
Обняв и уколов щетиной, Михо наперво справлялся о моём здоровье, здоровье экипажа и о том, что пишут родные. Затем по порядку идут перечисления приветов от «дэдушки» мне, и всем моим корабельным друзьям с пожеланиями здоровья и удачи во всех делах. За тем Михо излагал домашние новости. - Руки у дэдушки крепкие, мужские. В саду он две лопаты сломал. Но вот ногами Господь его не радует. Михо гордился дедом и часто повторял его словечки. - Вах,- дедушкиныме голосом сокрушался Михо:- «если бы не ноги, обязательно поехал в город и посидел бы с вами за добрым аджарским вином.