На перекрестках морских дорог - 7. Д. Рожанский– 05 04 1967

7. КОТКА
Утром десятого мая начали погрузку леса. На борт прибыли стивидоры Шелеховы — муж и жена. Они сказали, что работа будет вестись в одну смену — в порту Котка действует так называемый обычай порта, который распространяется и на нас. По портовому обычаю, в смену полагается загрузить сто тридцать стандартов. После окончания погрузки, если капитан доволен работой докеров, он должен «поставить», то есть выдать бригаде что-либо спиртное.
Шелехов и его жена — русские. Он говорит, что после первой мировой войны остался в Финляндии. Все время тоскует по России и не прочь бы вернуться, но, как объясняет, он уже стар и боится сдвинуться с места, пуще того — хлопотно.
На погрузке работают мужчины и женщины. Большинство из них уже не молоды. Работают не спеша, но добросовестно: грузят и укладывают плотно. Стивидоры Шелеховы следят за партиями сортов и сепарируют с таким расчетом, чтобы при разгрузке не было путаницы. Они же ведут счет погруженного леса.
Под вечер к борту поодиночке подходили несколько человек. Они спрашивали у вахтенного спиртное и не верили, что у нас вообще такого товара не бывает. Около семи часов подкатила машина. Водитель передал просьбу представителей прибыть в деловой клуб. Вместе с В. Левковичем, представителем нашей конторы, садимся в машину. От причала до города метров триста, но мы едем вкруговую километра три.
Подъехали к современному зданию — все три этажа из сплошного стекла. К машине подошел улыбающийся Лео Хельменен. Вошли в небольшой зал. Вдоль стен стоит несколько столиков, посредине — танцевальная площадка.
Зал разделен переборкой на две чисти. В кабинетах за переборкой, как объяснил Лео, ведутся особо важные деловые переговоры, когда не хотят иметь случайных слушателей или зрителей.
Лео подводит к заранее приготовленному столу. В зале, если не считать двоих человек, сидящих вдалеке, пусто и необычно тихо.
Прошло уже немало времени, но начинать переговоры Лео не торопится. Неожиданно появился Степан Степанович. Так вот кого ждал Лео!
Директор начал разговор. Как я и ожидал, он хотел, чтобы мы приняли на борт больше груза. Я стоял на своей точке зрения. Примешь больше — а потом окажется, что остойчивость судна в опасном положении. И придется сваливать часть груза на причал. Это уже будет просчет судовладельца, следовательно, и расходы на его счет.
Видя, что встреча в деловом клубе не принесла желаемого результата, директор стал приглашать к себе на квартиру. Я чувствовал себя уставшим и пытался отказаться, однако его красноречие вынудило меня согласиться.
Директор сказал, что он живет близко, и мы пройдемся по свежему воздуху. Идем, молчим, курим. Сейчас май — ночь светлая, белая. У нас в Таллине и в Ленинграде тоже сейчас белые ночи. Квартира у директора была не больше, чем теперь получают наши рабочие. Но, как мне показалось, директор хотел удивить нас. В окне была видна скала высотою метров в семь, покрытая зеленоватым мхом. Заметив, что я смотрю в окно, директор подошел. — Уж здесь наверняка не будет строительства, вид на залив не закроется, — довольно сказал он. Мой спутник Левкович спросил, когда построен дом и во всех ли квартирах на кухнях имеются электрические печи. Электрическая печь — мечта наших хозяек, это пока единственное, что у нас редко встречается.
Степан Степанович, казалось, только и ждал вопроса. «Смотреть, так смотреть», — сказал он и повел по комнатам. Директор гордился своей квартирой, говорил, что во всем доме таких только две: у него и еще у какого-то начальника. Видно было, что он ожидал нашего восхищения. Я сказал, что квартира его вполне приличная, и как бы вскользь заметил, что наша лишь немного меньше. Дочери имеют свои квартиры. Старшая — инженер-экономист, младшая также закончила институт.
Степан Степанович был ошеломлен. Он хотел показать, в чем его счастье: достаток, хорошие бытовые условия, две дочери (у него также две дочери) закончили университет. И в то же время неприятно и странно было сознавать, что вот сидит против тебя человек, который до сих пор не может понять современной действительности и упорно верит в свое, однажды выведенное. А быть может, в силу неприязни или ненависти он все хочет видеть в дурном свете? Я, кажется, даже понимаю его: видеть все в плохих тонах — это его защита от самого себя. Человек, изменивший Родине, может, этим самым подавляет в себе зов Родины, пробуждающуюся временами совесть. Лео вызвал такси, и мы уехали на пароход. В половине седьмого утра проснулся от грохота. Погрузка уже началась. У борта стояли баржи, нагруженные пиломатериалами. Работали не портальными кранами, а использовали наши грузовые лебедки. Это выгоднее для хозяина.
Погрузку закончили семнадцатого мая. Загружены трюмы и на два метра в высоту палуба. К концу загрузки периодически производили кренование и приняли леса на четырнадцать стандартов больше условленного. Директор остался доволен: мы не догрузили пятьдесят пять стандартов, а по чартеру имели право не догрузить сто шестьдесят.
Лес на палубе был крепко закреплен стальными тросами и стянут по верху талрепами. Теперь наше судно стало лесовозом. Мы взяли курд на Голландию.