Блог клуба - Литературно-исторический

продолжение воспомнаний
С. Смолякова

БИБЛЕЙСКАЯ ИСТОРИЯ

Среди многих книг моих, есть и небольшой томик, так называемого, карманного формата. Его страницы, тонкой рисовой бумаги, исписаны очень мелким шрифтом, а стало быть, наполнены очень большим содержанием. И ещё одна деталь отличает книгу - хорошо заметно, что побывала она в морской воде. Знаменитая эта книга называется Библия. И попала она ко мне не совсем обычным путём, о чём и хочу вам поведать.
Вторая волна гонений на церковь, в советские ещё времена, пришлась на правление Никиты Хрущёва. Он обещал, что вот-вот наступит коммунизм, а тут какие-то религиозные предрассудки вовсю процветают. Разоблачить, прикрыть и разогнать! Указания свыше стали претворять в жизнь, закрывались монастыри, меньше стало семинарий. Выпуск религиозной литературы был сведён к минимуму. Пропагандисты сели за изучение "научного атеизма" с целью внедрения его затем, в сознание широких масс народа.
Но наши идеологические противники на Западе тоже не дремали. Они-то и наладили массовый типографский выпуск той литературы, что у нас была не доступна. Но её нужно было ещё переправить через советскую границу, которая была "на замке"! Тех эмиссаров, что пытались доставить брошюры поездами или самолётами, обычно разоблачали на таможне. И тогда кому-то пришла в голову мысль, что если сбросить водонепроницаемый пакет с судна, проходящего в нейтральных водах мимо берегов атеистической страны, то попутный ветер доставит его на сушу. А там народ и поживится "запретным плодом".
Вот так, однажды, и прибило к песчаному пляжу славного эстонского городка Локса пластикатовый мешок, набитый томами библейскими. Первыми его обнаружили местные мальчишки, что грели бока на солнышке после купания в прохладной балтийской водице. Пластикат был немного повреждён, и внутрь посылочки попало немного воды. Пацаны прихватили по нескольку томиков, не совсем понимая, что это собственно такое, и разбежались по домам. Основная же часть приплывшего досталась пограничникам, совершавшим регулярный обход побережья.
У одного из мальчишек и выпросил я образец запрещённой литературы. Логично, что и Библия попала в руки моряка именно морским путём. Не скрою, сложно было это читать человеку, воспитанному советской школой, но интересно. Позже прочёл ещё многое, увлёкся философией и понял, что всё не так просто, как нам когда-то твердили. Я не стал со временем шибко религиозным, но думаю, что если и преклонятся, то не перед влиятельным чином, будь то лицо духовное или правитель светский. Есть, видимо, над нами нечто другое. А что, каждый решит по-своему.
КТО ДЕВУШКУ ТАНЦУЕТ
Мы многому и усиленно учились в молодые наши годы. В родном мореходном училище грызли различные науки, а кроме того учились и жизненным премудростям. Овладевали умением ладить с людьми, воспитывали в себе чувство долга и дисциплины. Всё это затем нужно было закреплять на практике.
Таковую вскоре мы и получили на учебном нашем паруснике "Вега". Потом были военные сборы, где принял я и присягу на эскадренном миноносце "Свободный". А в первый свой заграничный рейс отправился на большом, по тем временам, судне. Это был бывший немецкий транспорт, полученный после войны по репарации. Старались мы на судах быть не просто практикантами, а занять штатную должность, тогда и зарплата идёт, в том числе и в валюте. Это ведь совсем другие возможности появляются! Вот и мне повезло устроиться дневальным. Если судовой комсостав, от капитана и до судового врача, питался в кают-компании, которую обслуживал буфетчик, то дневальный занимался тем же в столовой команды. Здесь питались и проводили свободное время матросы, машинисты и кочегары, каковых на том пароходе было до тридцати душ. Четыре раза в день накрыть столы, убрать и перемыть посуду, приготовить закуски к утреннему и вечернему чаю, сделать уборку в коридоре и нескольких каютах - работы хватало вполне!
Освоиться с работой во многом помог мне здешний кок, среднего роста темноволосый крепыш лет тридцати. Спокойный и рассудительный, был он к тому же мастером спорта по боксу, а я тоже немного занимался этим в училище. На шлюпочной палубе мы с ним иногда махали перчатками. Это тоже нас сблизило. Стали и в портах вместе проводить свободное время. А где его проводят одинокие моряки? Ну да, обычно в ресторане. Здесь и еда не так однообразна, как на судне, здесь и живая музыка и, самое главное, здесь можно потанцевать с девушками, а там глядишь и...
Вот тут Юра, а именно так звали шефа, преподал мне ещё один жизненный урок. В одном из небольших прибалтийских ресторанчиков, присели мы с ним вечером в уголке, где не так уж сильно бьёт по ушам звук оркестра и весь зал отсюда хорошо просматривается. Сделали заказ: Юре салат из свежих овощей и ещё красной рыбки, а мне лангет, утолить курсантский голод. Ну и выпить, конечно, тоже грамм триста коньяку. Народу уже полно, неясный гул публики смешался со звуками музыки. Пригубив по первой, немного осмотрелись. Как и в любом портовом заведении, здесь гуляли моряки, рыбаки с небольшим вкраплением местных.
Начались танцы. Женщины были в меньшинстве, а потому вниманием их не обходили. Многие из них были здесь постоянными клиентками: сделав скромный заказ, они ожидали более щедрого угощения от кавалеров. Те, в свою очередь, хотели получить за это немного ласки.
- Знаешь такую поговорку, - обратился ко мне Юра, - кто женщину ужинает, тот её и танцует? Так вот, увидишь, что так бывает не всегда!
За одним из столиков мужики уже крепко выпили и танцоры из них были почти никакие. А их дамы были очень симпатичными. К ним и наведался Юра. Потанцевал, о чём-то поговорил со своей партнёршей. Вернувшись за наш столик, пить больше не стал, но попросил официанта принести коробку конфет и вина. Вскоре он чуть заметно кивнул головой даме и направился к выходу. Я всё это с интересом наблюдал. Минут через пять дамочка направилась в сторону туалета, а там и на улицу выпорхнула. Её отсутствия та компания, за дальним столиком, заметила не сразу.
Мне вскоре пришлось рассчитаться - необходимо было вернуться на судно. По дороге обдумывал увиденное. Вывод был очевиден: женщине нужен не только щедрый, но и адекватный мужчина, от которого ей тоже перепадёт внимания и ласки.
Вот так наша практика учебная, подкреплялась практикой жизненной. И то, и другое нам позже очень пригодилось. А за науку учителям спасибо!
КАЧКА
Пароход "Эльтон" вошёл в живописную бухту Посьет и, отдав правый якорь, застыл у причала. На баке крепили швартовые концы два молодых матроса, Серёга и Геша. Оба только недавно окончили учёбу в мореходке, и прибыли по направлению во Владивосток, где их определили на этот пароход. Прежде чем стать штурманами, им необходимо наплавать ценз, т.е. потрудиться матросами в течение некоторого времени.
Начало октября в этих краях вполне радует погодой. Ещё так щедро светит солнце, а море спокойное и голубое, как на картинке. Окружающие бухту сопки покрыты яркой зеленью, всё дышит покоем и негой.
Приступили к погрузке. Появился на причале полковник и стал объясняться со вторым штурманом, видимо, груз этот отправляют военные. В этом отпали всякие сомнения, когда, вслед различному снабжению, подвезли авиационные бомбы в специальной упаковке. Появилась на борту и пара служивых с карабинами на плече. Они должны будут сопровождать опасный груз до места назначения. На палубе, под конец, разместили корявые, сучковатые брёвна.
- Это дрова для отопления казарм,- разъяснил полковник.
- Так ведь их разделать невозможно,- возмутился Серёга.
- А солдат греется не тогда, когда дрова горят, а тогда, когда он их колет,- уверенно заявил воинский начальник.
Но вот, погрузка закончена, отход оформлен, отданы швартовы. В клюз ползёт якорная цепь, нос парохода отходит от причала. Судно разворачивается на выход из уютной бухты, а матросы заканчивают крепление палубного хозяйства по-походному. Курс проложен к северному побережью Охотского моря, но пока, слева по борту, ещё долго будут тянуться гористые берега Приморья.
Погода, тем временем, начала меняться. Потянул и стал постепенно усиливаться норд-ост. Судно вежливо кланялось волнам, но они не отвечали ему взаимностью. Удары в корпус усиливались, а с ними и качка появилась. Пароход стал переваливаться с борта на борт, и вот уже через фальшборт обрушиваются, рассыпаясь по палубе, многотонные порции солёной морской воды.
Геша несёт рулевую вахту. Самочувствие у него вполне приличное, а то ведь на Балтике, бывало, и мучился при качке. Про это даже в морской местной газете заметка была, и он так переживал, что не хотел после практики в училище возвращаться. Видимо, здесь другой характер волнения, более плавный, легче переносимый. Ну а Серёгу боцман определил в свою рабочую бригаду. Они, вместе с плотником, проверяют пожарные шланги, готовят стропа и сетки для предстоящей выгрузки. Качка тоже переносится пока неплохо. Ну а как же солдатики? Оказалось, что один из них ведёт себя вполне даже прилично, даже помогает матросам в их хлопотах, а вот другой слёг в каюте на койку. Лицо у него стало бледно-серым, он стонет и на пищу смотреть не может. Тошнота его буквально выворачивает наизнанку.
Но это было ещё Японское море. За проливом Лаперуза стихия ещё больше разъярилась. Вода теперь уже не успевает даже схлынуть с палубы, а её уже накрывает новый вал. Воздух наполнен гулом и брызгами воды, срываемой ветром с гребней высоких волн. Теперь и многие члены команды тоже чувствуют себя неважно. Едоков в столовой стало поменьше. Вскоре и камбузник вышел из строя. Боцман направил Серёгу в помощь коку. Шеф решил приготовить что-нибудь такое, съедобное при качке, а именно - вареники с квашеной капустой. И вот, расклинившись у стола, чтоб не упасть, взялись они лепить сей продукт. Тем, кто не теряет в шторм аппетит, это блюдо пришлось вполне по вкусу. Но таких оказалось не так что бы много, три дня уже жестокая болтанка испытывала людей. А вот сам Серёга вдруг добился хороших результатов в поедании собственного изделия, хотя ранее, Атлантика аппетит ему отбивала начисто! Видимо, организм сумел перебороть себя, и отныне непогода ему проблем не создавала.
Всё заканчивается, и шторм тоже. Прибыли в место назначения, где и выгрузились. Впервые Серёга с Гешей занимались этим сами, ибо здесь не было порта в привычном смысле. Нет причалов, кранов и грузчиков. К борту подгоняют плашкоуты, и судовыми стрелами майнают на них всё, что находилось в трюмах. Дел хватает всем. После выгрузки на побережье, пошли восточнее. "Лежал впереди Магадан, столица колымского края". Предстояло парням увидеть то, о чём они слышали раньше только в этой знаменитой песне. Здесь простились с солдатами. Они своё задание выполнили, а срок службы их закончился тоже. Документы на руках, теперь нужно самолётом добираться домой. Только сейчас окончательно ожил тот, кого чуть не убила морская качка. Перед тем, как спуститься на причал, он излил измученную свою душу так:
- Вот если бы мне сейчас предложили выбрать, ещё раз пройтись морем или ещё три года отслужить в армии, причём ползая по грязи на животе, то я, конечно же, выбрал бы армию.
Стало быть, выходит: кому война - мать родная, кому море - одно только горе!


ХАРАКТЕРИСТИКА
Во времена моей флотской юности, на трассах Северного Морского Пути ещё трудились классические двухтрубные ледоколы. Их котлы работали на угле, потому и экипажи были многочисленными, ведь одних кочегаров они насчитывали не один десяток. А общее число членов команды превышало 100 человек.
Работа на ледоколе не из лёгких. Люди здесь не только на многие месяцы оторваны от семей. Когда для всех наступает лето с его многочисленными радостями: загаром, купаньем, овощами и фруктами, ледоколы уходят на север. А там опять, вокруг одни льды, ветер со снежными зарядами, да временами низкое солнце на белом горизонте. Напряженные вахты, сложное маневрирование при проводке караванов, всё это требует прочной закалки. Слабым духом и физически - здесь не место! Поэтому в экипажах люди подбирались бывалые, проверенные в полярных условиях. И ещё им помогал одолевать тяготы службы юмор, без него невозможно было здесь обойтись. Вот что мне поведал начальник радиостанции нашего теплохода, ранее много потрудившийся на ледоколах. Не зря у него на лацкане тужурки блестел знак "Почётный полярник".
У них на ледоколе, помощником капитана по политической части, служил пожилой и добродушный человек, бывший военный, прошедший войну и многое испытавший. По заведённому порядку, раз в год, должен он был составлять характеристики на всех членов экипажа и отсылать их в пароходство. Черновики этих казённых бумаг он писал от руки сам, но затем их необходимо было ещё и напечатать. А кто на судне печатает быстрее и лучше всех? Ну, конечно же - радисты. Им это и поручалось. Далее, отпечатанные экземпляры подписывались капитаном и помполитом. Оригинал отправлялся в пароходство, копии оставались на судне. И вот однажды, капитан, беседуя у себя в салоне со своим приятелем, начальником радиостанции, заметил:
- А читает ли наш комиссар эти бумаги ещё раз, когда подписывает их? Решили это проверить такой вот шуткой. Вместо одного экземпляра из тех, что должны остаться на судне, изготовили новый. В нём заслуги представителя палубной команды излагались примерно так:
"В период навигации этот товарищ трудился не покладая рук. Если судно зажимало плотным льдом, он околачивал его своим мощным достоинством, как справа, так и слева по борту. Во время преодоления особо сложных перемычек, упирался крепким задом в корму ледокола, обеспечивая тем продвижение вперёд!"
Ну и далее, в таком же духе.
Комиссар подмахнул всё характеристики, не очень-то просматривая их, ведь не в первый же раз. Потом, при заходе в бухту Провидения, бумаги были в пакете отправлены почтой. Капитан, вскоре после этого, пригласил помполита к себе. За чашкой чая сообщил, что ещё раз просмотрел характеристики и обнаружил вот это.
- Это радисты, видимо, так над тобой подшутили, Михалыч - сказал капитан, протягивая помощнику листок. Тот, едва начав читать, заметно побледнел, а, закончив, вовсе поник головой. В голове у него уже мелькали кадры картины расставания не только с должностью, но и с партбилетом. Времена-то были ещё весьма суровые. Капитан, видя, что юмор оказался слишком уж солёным, признался в содеянном. Но помощнику от этого стало, чуть ли, не ещё хуже.
- Ну, разве можно так шутить?- чуть оправившись, слабо простонал Михалыч. Пришлось капитану срочно извлечь из сейфа, припасённую бутылочку коньяку. Вскоре лицо жертвы розыгрыша приобрело привычный цвет, а затем он уже мог и улыбаться тоже.
Так не только над другими пошутить нужно уметь, но и перенести шутки, порой острые, в свой адрес тоже. Хороший юморист, и не только на флоте, относится с иронией, прежде всего к себе!

ГРУЗОВОЙ ПОМОЩНИК КАПИТАНА
Учились мы с Виктором в одном мореходном училище, но закончил он его на год раньше. Потом судьба свела нас снова, уже во Владивостоке. В сентябре 1961-го года, у здания отдела кадров пароходства, толпилось множество молодых людей, на пиджаках которых сверкали новенькие "поплавки". Так, в шутку, именуют значки об окончании учебного заведения. В ожидании направления на судно, юнцов нужно было как-то разместить, а с этим тогда было, как говорится, "туго". Общежитий у пароходства не было, а потому направили балтийских ребят, и меня в их числе, на старый пароход "Анадырь", стоявший в ремонте. Разместили в носовых твиндеках, оборудованных для перевозки "вербованных", т.е. людей, которых завербовали работать на многочисленных рыбокомбинатах по всему побережью Курил и Камчатки. Тут на грязных матрасах уже возлежали ребята из других мореходок. Двухъярусные железные кровати, тусклое освещение и множество тараканов как-то не очень поднимали настроение. Но молодость брала своё, какой-то шутник из Херсона вслух мечтал о валютных рейсах, шикарных костюмах и девочках. Из тёмного угла в его сторону полетел ботинок. Да, не все здесь были романтиками!
Основной проблемой у всех было безденежье, а потому голод мучил постоянно. Вот тут таллинцам повезло, ибо четвёртым штурманом на пароходе и был Виктор, упомянутый выше. Своим хлопцам он подбрасывал с камбуза хлеб, ну а с водой было уже проще. Рассказал он и о порядках в здешнем пароходстве, о городе славном Владике. Постепенно ребята стали покидать тот мрачный твиндек, получая направления на различные суда. Вскоре и я убыл в Находку на пароход "Эльтон", матросом первого класса, нужно было набирать плавательский ценз для рабочего штурманского диплома.
А вторично с Виктором пришлось встретиться уже четыре года спустя. Теплоход мой направили на помощь рыбакам, у них во время путины не хватало транспортов. В Находке погрузили тару, ящики с банками разных сортов под консервы и пресервы. Грузом этим занимался я, как грузовой (он же второй) помощник капитана.
До Курил добрались без проблем. Плавбазы и добывающие суда крутились в районе острова Шикотан, шла сайровая путина. У капитана нашего возникли проблемы. Это рыбаки привыкли на ходу швартоваться к высокому борту плавбазы, а "аристократам" пароходства сиё не привычно, а потому неприятно. Однако и с этим мы справились всё же. На одну за другой базу выгружали тару, а свои трюма постепенно забивали ящиками с консервами.
До меня не сразу дошло, что в названиях этих больших судов странно отразилась сложная история нашей страны. Тут рядом покачивались на волнах и "Сергей Лазо", жестоко убитый интервентами, и "Павел Постышев", расстрелянный своими. Приходилось мне помотаться между плавбазами и на деревянных краболовных ботах, оформляя грузовые документы.
Странная на них трудилась публика, тут тебе и профессиональные рыбаки, тут и совершенно случайные люди. Два мужика, успевших отрастить солидные бороды, сетовали на тяжкий труд и скудную, по их мнению, зарплату. Оказалось, что это таксисты. Заманили их сюда рассказами о сказочных заработках рыбаков. Увы, тут пахать нужно, а не клиентов разводить на лишний рубль.
Вот на одной из плавбаз и встретились мы с Виктором, который тоже трудился здесь в чине грузового помощника. После оформления бумаг разговорились, вспомнили Таллин и друзей по училищу. Поведал он мне и свою грустную историю о том, как ему пришлось распрощаться с пароходством. Направили его в начале 1964 года на пассажирский лайнер, совершавший регулярные рейсы на Японию. А в том году, нужно вам напомнить, в Токио и Осака проходили олимпийские игры. Лайнер этот рассчитывали не только использовать для доставки советских спортсменов на игры, но и использовать в качестве гостиницы. Всем известно, как в те времена любило руководство страны пустить пыль в глаза всему миру. Руководство пароходства приняло в этом посильное участие, решив укомплектовать экипаж теплохода "талантами". На судно стали подбирать экипаж, который смог бы не только с морскими обязанностями справляться, но и развлечь спортсменов и гостей песнями да плясками в русском стиле. Так и попал на борт один матросик, обещавший раскрыть все свои богатые артистические способности. На самом деле в голове у него было совсем другое, но это выяснилось потом. В японском порту группа моряков с белоснежного лайнера сошла на берег. Возглавлял эту группу, на свою беду, как раз Виктор. На многолюдной улице Токио совсем не трудно затеряться. Не сразу Виктор заметил, что нет рядом того матросика. Поиски его результатов не дали, о чём пришлось доложить, по возвращении на борт. Ничего хорошего это не сулило. Капитан, на другой день, обратился в местную полицию, откуда вскоре пришло уведомление о том, что советский матрос просит политического убежища, не желая возвращаться в свою страну. Это уже не просто загул непутёвого моряка - это большой скандал, уже во всю раздуваемый местной прессой. Виноватым, в конце концов, оказался Виктор, которого во Владивостоке списали с судна и лишили визы, предварительно затаскав по комиссиям для разборок. Теперь он трудится у рыбаков, заграничные походы остались в прошлом. Печально, но так было.
Я посочувствовал коллеге, а он в свою очередь меня пожалел, зарплаты ведь у рыбаков повыше, чем в торговом флоте. Предложил тоже перебраться в его контору, что меня не увлекло. Ведь он мотается вдоль Курил уже три месяца и домой не скоро соберётся, а я уже через неделю-две, пусть и ненадолго, но всё же загляну в свой порт, поброжу по земле. На том мы и расстались. Он помахал мне рукой с высокого капитанского мостика, я ответил тем же с раскачивающегося на зыби бота. Больше встретиться нам не пришлось, у каждого в море свой курс, у каждого свой груз.


ВЕЛИКИЙ ВОЗДУШНЫЙ ПУТЬ
После окончания мореходного училища в Таллине, был я направлен на работу в Дальневосточное пароходство. На самой восточной окраине громадной страны пришлось провести целый десяток лет. Жилья постоянного там за это время так заиметь и не удалось. А потому, отпуск обычно проводил в родительском доме на "западе". Туда и обратно, "в край таёжный только самолётом можно долететь", недаром пелось в знаменитой песне. Так что часов налёта накопилось немало, как и впечатлений от них.
Тогда бурно развивался не только морской, но и воздушный транспорт. На смену ИЛ-14, пришёл куда более комфортабельный ИЛ-18. Появился в небе и первый реактивный лайнер ТУ-104.
Правда, и на них до Москвы или Ленинграда нужно было добираться с дозаправками на промежуточных аэродромах. Тем, кто летел из Приморья, с Камчатки и Сахалина, приходилось по пути приземляться в Хабаровске, Иркутске, Новосибирске, Свердловске. Могли быть и другие варианты. Хорошо если по всей этой трассе стояла приличная погода, а ведь часто бывало иначе. Вот тогда-то начинались, мягко выражаясь, неприятности. Особенно сложным было положение в Хабаровске, где когда-то меня угораздило даже появиться на свет. Там приземлялись камчатские, сахалинские и приморские авиалайнеры. И если сибирскую трассу накрывала вдруг непогода, то мгновенно местный аэровокзал переполнялся многочисленными отпускниками всех возрастов. Приходилось и мне испытать эти, разного рода, неудобства. Народ располагался всюду, кто как сумеет. О том, чтобы посидеть в креслах и мечтать было нельзя, их не хватало даже для женщин с детьми. Люди лежали на полу, подстелив газеты, пристраивались на ступеньках лестниц. По залу приходилось идти, переступая через лежащих. На газонах у здания аэропорта горели костерки, на которых кое-кто пытался приготовить себе ужин.
Припоминаются и мои "торможения в небесах", о них я попытаюсь вам поведать. Моряку, прикопившему деньги в рейсах, было чуть легче. Мы с коллегами могли себе позволить коротать время за столиком в ресторане. Но и тот закрывался вскоре после полуночи, нужно было где-то перекантоваться. Однажды, выйдя в ночную тьму, мы с приятелем обнаружили неподалёку от здания аэропорта две больших палатки. Это были своеобразные временные ночлежки, оборудованные раскладушками: одна мужская, другая для женщин. У входа сидели начальницы, взимавшие небольшую плату за ночлег. Мы сунулись было в мужское заведение, но там ни одного местечка свободного. Всё забито! Стоим уныло, а дама, что дежурила у женской палатки, поманила нас к себе. Предложила нам тихонько прилечь у входа на свободные коечки, за что мы её сразу и отблагодарили. В темноте тихо снимаем обувь и ныряем, не раздеваясь, под одеяла. Заснули мгновенно. А вот утром пробудили меня тихие женские голоса. Чуть приоткрыл глаз, рядом стоят две дамы, одна в нижнем белье, другая прикрылась одеялом и говорит первой: - А тут мужики ведь спят. Я прикрываю одеялом голову и замираю. Когда соседки наши оделись и вышли, толкаю приятеля в бок, обуваем башмаки и вылетаем на воздух. Нам в вдогонку несутся женские, то ли возмущённые, то ли удивлённые, голоса, а мы уже бодро шагаем к туалету. Умылись, слегка привели себя в порядок,- жизнь снова прекрасна!
В местах суровых и отдалённых люди, обычно, сходятся быстро. Вот и на этот раз, едва наш самолёт оторвался от земли приморской, а я уже познакомился с попутчиками. Рядом со мной обосновалась группа инженеров из Питера, они возвращались домой из командировки. За разговором время бежит быстро, вот и посадка в Хабаровске. Здесь нас "обрадовали", задержка с вылетом в западном направлении. И... надолго! Новость не сулила радостей, но один из питерцев чуть обрадовал, у него есть родственник здесь, да ещё и работает тот в местном аэропорту. Минут через 15-20 мы стали временными обладателями ключей от дома родственника, он сам будет на дежурстве ещё сутки. Стало нам - куда веселей! Ведь впереди целый летний день и есть, где переспать. Успели посетить набережную Амура, даже искупались там. Прошлись не спеша по центральным улицам, отобедали в ресторане. Вечером сообразили ужин в домашних условиях. К припасённой бутылочке, оказались очень кстати мои две баночки крабов. Утром зазвонил телефон, и родич доложил, что спешить не нужно, вылет наш после обеда. Так, в этом случае, задержка оказалась даже приятной.
В другом же мне повезло меньше. Болтаясь, в ожидании каких-либо известий о вылете, по залу всё того же хабаровского терминала, случайно подслушал разговор. Беседовали лётчики о предстоящем перелёте до Иркутска. Я попробовал напроситься к ним в попутчики. Оказалось, что это транспортный АН, но его командир согласен меня подхватить. Лететь, правда, придётся в грузовом отсеке. Я согласился и на это, уж больно не хотелось толкаться среди сердитого народа в душном зале. Прошли на поле к самолёту, пилоты - в кабину, а я стал устраиваться среди каких-то ящиков и мешков. На земле всё было вроде бы и не плохо. Но вот заревели моторы, разбег и взлёт. Шум и вибрация куда мощнее, чем в салоне пассажирского самолёта. Но это полбеды, вскоре я стал просто замерзать, одежда-то на мне лёгкая. Гимнастика помогала мало. Поскольку ни вздремнуть, ни почитать при этом было просто не возможно, время тянулось медленно. В Иркутске выбрался из самолёта с трудом, разминая замёрзшее тело. Экипаж, посмеиваясь над задубевшим морячком, пожелал мне доброго дальнейшего пути и на том простились. А ведь самое обидное в этой истории, так это то, что суетился я напрасно. Улететь из Иркутска быстро тоже не получилось. В конце концов, посадили меня на мой же самолёт, прибывший из Хабаровска. Но приключения не бывают совсем уж напрасными, лишний раз себя проверил и есть, что вспомнить!

ПРЫЖОК В БОЛЬНИЦУ
Год 1975-й я встретил в Экваториальной Гвинее, бывшей колонии Испании, а тогда молодом государстве. Судоремонтный комплекс, основанный здесь Министерством Рыбного Хозяйства СССР, уже успешно работал. В плавучем доке производилась очистка и покраска подводной части рыболовных траулеров, производился ремонт винто-рулевого оборудования. На плавмастерской делали токарную и сварочную часть работ, перемотку электродвигателей. В мои обязанности, как капитана морского буксира "Антей", входила заводка судов в док, постановка их к причалу. Приходилось буксировать и тех, у кого отказал двигатель. Кроме этого, наш буксир перевозил экипажи судов в столицу, откуда они улетали самолётами на родину. Из аэропорта, обратным рейсом, доставляли вновь прибывшие подменные экипажи. Мы же ходили за продовольствием и снабжением в соседний Камерун.

Луба, где располагался комплекс, это небольшой городок. Здесь смотреть особо нечего и мест для развлечения нет. Поэтому для экипажей судов оставались лишь рыбалка да купание. Тем же на отдыхе занимались и работники комплекса. Суда к нам приходили разные, приписанные к Мурманску, к портам Балтики и Чёрного моря. Естественно, черноморцы показывали класс в плавании, а особенно в прыжках с высоты. Сказывалась большая практика в этом деле. Мы просто любовались на их полёты "ласточкой" с высоты мостика судна или с башни дока. Сами робко пробовали подражать, но получалось довольно коряво. Вот и меня как-то "чёрт попутал". Я начал пробовать прыгать с площадок дока, постепенно набирая высоту. Настал день, когда забрался я и на самый верх, это метров 10-12 от воды. Собрался с духом и упал, ибо на полёт это вряд ли походило. Но вошёл в воду головой довольно удачно, ничего себе не отшиб. Удовольствия, правда, не испытал, но был всё же горд собой.
Неприятности начались позже. Вечером стал сильно болеть низ живота с правой стороны. Спал плохо, а утром сильно поднялась температура. Врач, со стоящего в доке судна, осмотрел меня и вынес вердикт - это, скорее всего, аппендицит. Болячка, видимо, давно зрела, прыжок мой её только обострил. Доложили об этой ситуации начальству комплекса, а оно решило отправить меня в столичный город Малабо, где имеется больница. Отвезли на машине до места, в бывший испанский военный госпиталь. Там измерили температуру и взяли кровь для анализа. Причём не только из вены, но почему-то из мочки уха тоже. Возникла сразу же такая проблема, хирург здесь только один, кубинский врач, приехавший помогать новому государству. Но он сам болен, у него малярия и тоже температура под 40. Однако пообещал, что к вечеру, если болезнь отпустит, будет меня оперировать. А пока сделали мне обезболивающий укол, после чего я задремал в палате. Вечером отвезли меня в операционную. Врач предупредил, что разрез будет делать побольше обычного, для верности. Два укола в область поясницы со стороны спины, ноги отнялись, и начали. Всё прошло удачно, медицинские подробности опускаю, и вот уже после операции я отхожу в палате.
Саму палату я рассмотрел на следующий день. Просторная комната с высоким потолком, стены белые. Широкая кровать, на которой лежу головой к стене. Надо мной распятие. Фен под потолком не работает, к сожалению, позже пришлось попотеть. Кроме этой комнаты есть ещё санузел и ванная комната, а также терраса с видом на садик. Неплохо когда-то лечились здесь испанские офицеры. Ныне другие времена, а потому имеются сложности с лекарствами, да и со всем остальным тоже. В отличие от наших больниц, питание не предусмотрено, об этом должны заботиться родственники пациента. У меня таковых здесь нет. Выручали работники посольства и экипаж судна, стоящего в порту. Многого мне и не нужно было, чуть бульона с хлебом. А вот принесённые лекарства пришлись очень кстати.
На третий день я поднялся, доплёлся до ванной и как-то выстирал своё постельное бельё. Стало неприятно лежать на потном, да ещё и с пятнами крови, белье. Высохло на террасе всё очень быстро, при здешней-то жаре. Прошла неделя - самочувствие приличное, и попросился я домой, то есть на свой буксир. Потихоньку начал работать.
На десятый день, приехавший меня проведать врач, поинтересовался у боцмана, где лежит капитан. Боцман махнул рукой в сторону от причала, - "вон там плавает". Врач немного попенял мне на торопливость, когда я вылез из воды, но согласился, что океанская вода способствует заживлению раны. Теперь старый шрам напоминает мне о тропических прыжках и других приключениях, иногда совсем ненужных.


СТРАШНЕЕ ЗВЕРЯ НЕТ

"Ох, лето красное! любил бы я тебя,
Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи."
А.С. Пушкин

Страшны и тигры, и носороги, и акулы-людоеды. Но помните, у Чуковского таким страшилой оказался обыкновенный таракан. Мне же крепко досталось от другой мелочи. В своё время заставили, ну очень, пострадать комары. Вот несколько случаев для примера.
На западном побережье Камчатки портов нет. Грузовые операции теплоходам приходится проводить стоя на якоре, милях в двух от небольших посёлков при рыбокомбинатах. А комбинаты эти обычно расположены вблизи от мест впадения речек в море. Ведь именно туда идёт рыба на нерест. А помимо речек, есть ещё и масса ручьёв, где тоже можно добыть рыбки.
Хотя у команд судовых забот по горло, они здесь сами за грузчиков пашут, но на рыбалку время выкраивают всё же. Вот отправились, и мы как-то на своей шлюпке порыбачить. На берег высадились, имея с собой необходимые снасти, но воспользоваться ими почти не успели. Тучи комаров и мошки накрыли нас почти мгновенно. От них невозможно было защититься. Первыми пострадали наши неприкрытые части тела, лица и руки. Эти твари лезли в глаза, уши и в нос. Отмахиваться было бесполезно, накрываться телогрейками тоже. Со стороны, наверное, забавно было наблюдать за нашими плясками с воплями. Противник имел явное превосходство! Мы не выдержали и десяти минут, а затем позорно бежали к своей шлюпке, бросив поле битвы. Некоторые и снасти свои оставили на милость победителям. Гребли от берега так резво, что побили бы все рекорды наверняка, но некому было это зафиксировать. Ну и рыбки уже никому не хотелось почему-то. Не раз мы рыбачили в здешних краях, но так нам ещё не доставалось!
А вот что мы пережили позже, под солнцем юга. Тогда мой теплоход был передан во фрахт социалистическому Вьетнаму, ведущему войну. Увязнув во Вьетнаме южном, решили американские вояки бомбёжками сломить Вьетнам северный, который естественно помогал партизанам южным. Хайфон - это морские ворота страны, через него шла помощь Вьетнаму от СССР и других союзных стран. Теперь этот порт стал для нас как-бы домом. Но находится он не на море, а на берегу реки Красной, впадающей в Тонкинский залив. Бомбёжки нарушили здешнюю транспортную систему, суда в порту обрабатывались медленно. Поэтому приходилось в ожидании причала стоять на речном рейде. Здесь по берегам тянулись мангровые заросли, время от времени затопляемые приливами. Место просто райское для комаров, а для нас оказавшееся адом! На теплоходе нашем кондиционеров не было, и при здешней жаре приходилось держать иллюминаторы открытыми, чтоб не задохнуться. Вот тут-то маленькие хищницы (ведь кусают именно комарихи) и принялись за нас. Днём при солнце было ещё терпимо, но ночью начинался кошмар. Команда практически не спала. На палубах можно было видеть людей с полотенцами в руках, которыми они хлестались в бесполезных попытках отогнать кровососов. Увы, помогало мало. У меня в каюте иллюминатор был закрыт марлей, а на столе беспрерывно крутился вентилятор. Забываясь сном на короткие промежутки, я мучился до утра. Утром на столе под вентилятором стояла лужица моей крови, выпитой комарами. Их в свою очередь порубили лопасти вентилятора, но это не очень утешало. Умываясь, глянул в зеркало и не узнал себя. Там отражалось распухшее перекошенное лицо с полуоткрытым правым глазом. Распухшие пальцы рук плохо гнулись. За завтраком в кают-компании собрались такие же, как и я "красавцы". Что же делать? Пришлось обсудить ситуацию с нашим вьетнамским начальством. После переговоров нам разрешили впредь, оформив приход на рейде, отойти в море на десяток миль и там ожидать очереди к причалу. С тех пор Вьетнам отложился в моей памяти не только налётами американских "фантомов", но и комариными налётами.
И наконец, "порадовали" меня так же комары, можно сказать родные! Собрались мы с отцом посетить места, где жили когда-то наши предки. Поездом добрались до Оренбурга, здесь осталась ещё родня. Была тёплая встреча с двоюродной сестрой отца и её семьёй. У них и дачка была почти на берегу реки Урал. Там-то вот, возможно под воздействием домашних напитков, пришла в наши головы мысль о водном путешествии. Хозяева выдали нам двухместную надувную лодку, в которую была погружена некая провизия. Воду можно и речную использовать. Установили на корме небольшой тент от солнца или дождя, ежели таковой застанет в пути. Идти решили до села Чесноковка, что километрах в 70-ти ниже по течению. Когда-то в нём жил дед мой, сгинувший ещё на фронтах первой мировой войны. Погожим ясным и тёплым деньком, в самом конце мая, отчалили мы от берега, провожаемые местными родичами, которые сами на такие дальние плавания пока не отваживались. Но мы-то моряки, нам ли реки бояться!

Плавание началось чудесно, погода баловала теплом. А какие виды открывались с каждым новым поворотом реки, чудо! Хотя края эти степные, но берега густо поросли лесом, почти джунгли. Птицы во множестве сновали и над водой, и меж деревьев, наполняя воздух криками. Отец заметил, что в детстве он такого не видывал здесь, а возможно и забыл уже. В полдень пристали к берегу. Искупались в тёплой и чистой воде, перекусили и двинулись далее. Нас быстро наполняло блаженство. Ах, как славно мы придумали, вот он - настоящий отдых для души и тела! Текло неспешно время, текла река. Вёсла наши с тихим плеском рассекали воду, управлять этой маленькой лодочкой было несложно. Но вот, солнце стало клонится к закату. В ушах появился лёгкий звон. Нет, это не от усталости, это появились комарики. Их становилось всё больше, да и крупнее они словно становились. А руки заняты вёслами, не очень-то ими помашешь. От дневного благолепия не осталось и следа. От того, что эти вражины мешали видеть и управлять лодкой тоже, вскоре напоролись мы на топляк. Лодка резко накренилась и черпанула приличную порцию воды. Стали судорожно искать пути спасения. Заметив слева длинную галечную косу, направились к ней. Здесь, подальше от кустов и деревьев, комарья было меньше. Вытащили свой "лайнер" на сушу, собрав плавника, развели костёр. Стало уже почти хорошо. Достали чуть подмокшие припасы, перекусили. Тут решили и заночевать. Дремота часто прерывалась, комары всё же стремились получить своё. Приходилось оживлять костёр и жаться к нему вплотную. Ну а далее всё повторилось. Днём радуемся жизни, ночью страдаем. Вот она, тельняшка - жизнь морская, то чёрная, то белая полоса. До села Чесноковка и станицы Краснохолм добрались мы на третий день. В доме для приезжих завалились сразу же спать на белые простыни. Ох и приятно всё же ощутить блага цивилизации! В память о тех приключениях сложились у меня позже такие строки:

Искусаны до крови,
Подмокшие слегка,
Плывут вдали от крова
Два странных чудака.
Да, и за маленькие открытия мы иногда платим кровью! Хорошо ещё, что тоже маленькой.


СПЕЦНАЗ
Есть у сына моего такое увлечение, как подводные погружения. Теперь это и у нас зовётся дайвингом. Со своими друзьями нырял он в наших эстонских водах, озёрах и морских заливах. Нырял и в чужих, в Финляндии, Норвегии, Египте. Иногда и я выхожу с ним на просторы Финского залива, дабы совсем не отвыкнуть от воды. Всё же приятно снова чуть покачаться на волне, поглядеть издали на знакомые берега. Кроме того, удалось мне посетить острова, мимо которых проходил бывало на судах. Ранее, в советские времена они были закрыты для посещения, это запрещал строгий пограничный режим. На острове Найссаар теперь можно увидеть остатки мощных батарей, минных складов и вновь создаваемые места отдыха для туристов. Начинается освоение и на Осмуссааре, который ранее звался Оденсхольмом, ведь скандинавы считали это место могилой Одина. Теперь сюда прибывают и шведы, чьи предки жили когда-то на здешних островах и побережье. А какая великолепная природа встречает здесь гостей!

Так вот, однажды и собрались мы выйти к острову Аэгна из гавани в Меривялья. Погода неважная, моросил мелкий дождь, но для того, кто идёт под воду это не помеха. Главное, ветерок слабый и волнение тоже. У причала нас поджидал "Зодиак" с мощным мотором "Honda". Ребята грузят в него баллоны, фонари, ласты и всё остальное. Сами они заранее оделись в чёрные костюмы для погружения. Я же поверх своих брюк и куртки одел камуфляжный комбинезон сына, так теплее на море будет. Сообщили по радио пограничникам о количестве людей на борту, район погружений и ожидаемое время возвращения, вот и все формальности. Мотор понёс наш бот с завидной скоростью по серой глади залива. Берег стал быстро таять в дождливой мгле. Всё началось хорошо, но... Говорят же японцы: - "принимаясь за большое дело, помни о мелочах". Мелочь нас вскоре и подвела, перестал работать GPS навигатор, а без него в такую видимость двигаться сложно. А уж выйти точно в точку, где на грунте лежит парусник, цель этого погружения, просто невозможно. Причина проста - сели батарейки. Решаем, что же делать, ведь от гавани отошли довольно далеко. Возвращение грозит большой потерей времени. И тут, на наше счастье, во мгле появляется большая яхта, направляющаяся в Таллин. У них попробуем спросить, вдруг выручат. Развернулись и пошли на сближение. Вот уже виден финский флаг на корме, это частые гости у нас. Догоняем их без труда и подходим на расстояние нескольких метров. Лица финнов, находящихся на палубе бледны, они явно очень встревожены. Мы не сразу поняли, что виной тому наш вид, семеро здоровых мужиков в чёрном и один в камуфляже. Чем не группа захвата! Вроде бы ничего они незаконного не делают, а тут такое. Но после того, как мы у них спросили о батарейках, они с явным облегчением заулыбались, закивали утвердительно головами. Подошли к яхте вплотную и получили пакетик с батарейками. От денег финны дружно отказались, им вполне хватило того, что ситуация так славно разрешилась. Ну и мы были довольны не меньше, навигатор наш ожил, уверенно показывая координаты и направление движения. Далее всё проходило уже без проблем, точно вышли на место, стали на якорь. Ребята ушли под воду, а я подстраховывал сверху. Иногда на поверхность аквалангисты поднимаются в стороне, течением сносит или сами заплутают малость. Тогда я подхожу поближе, что бы им не молотить лишнего ластами. На сей раз не пришлось мне к ним подруливать, вышли точно. Погружение прошло нормально и, сбросив баллоны, взяли курс на гавань. А японскую мудрость всё же усвоили, мелочи больше ребят уже не подводили.

Он морской, но добрый волк,
В синем море знает толк.
Приводил во много стран
Свой корабль ...
Загадка
Капитан
Отгадка
ХЛЕБ


Прочёл недавно воспоминания одного из моих однокашников. Его строки о военном детстве, голодном и бедном, всколыхнули и мою память. В годы войны был я совсем мал, поэтому запомнилось не так много. Но постоянный голод и поиски хоть чего-либо съедобного, забыть невозможно. Это голодное время продолжалось и после окончания войны.
В стране была введена карточная система. Хлеб выдавался строго по нормам, а были они совсем небольшими. В магазине продавщица отрезала от карточки несколько квадратиков-талончиков и начинала взвешивать хлеб. От буханки отрезалась половина или четвертинка, в зависимости от количества человек в семье. К ней добавлялся кусок, для точного веса и даже маленький довесок. Это был наш детский приз, если мы ходили с кем-то из взрослых за хлебом. Он съедался мгновенно и тут же, даже зимой, будучи замороженным. Ох, какая это была вкуснота! Конечно, кусочек только разжигал голод, но большего не было позволено. Хлебушек бережно несли домой, где его нужно было как-то растянуть до следующей выдачи.
Только однажды мне сказочно повезло. Мы жили тогда в бараке, мимо которого проходила дорога к казармам флотского полуэкипажа Краснознамённой Амурской Флотилии. И зимой, несмотря на мороз, мальчишки играли на улице. Во время игры в прятки, решил я залезть в сточную трубу под дорогой. Проталкиваясь в снежном туннеле, вдруг наткнулся на буханки хлеба. Видимо те, кто возил продукты в казармы, припрятали это для себя. Я крепко прижал к себе пару буханок и задом вылез из укрытия. Крикнув своим друзьям: - "там хлеб!", бегом рванул домой. Не знаю сколько перепало товарищам, думаю немного. А дома меня встретили очень даже настороженно, долго спрашивали откуда этакое богатство. Не могли поверить моим рассказам. Потом, подождав не хватиться ли кто этого хлеба, решено было его употребить. Впервые за долгое время мне, как герою, выделили большой кусок, которым я насытился почти в полной мере. И в детском саду, куда меня определили, чтоб как-то подкормить, хлеба перепадало немного, но зато угощали кашами. До сих пор, а я уже давно на пенсии, уважаю это блюдо из любых круп. Тем более, что зубов осталось не так уж много.
Но вот, в 1947 году, карточную систему отменили, хлеб и мука появились в свободной продаже. Однако проблемы остались. За мукой очереди занимались с ночи, всем не хватало. Да и с хлебом было не лучше. В нашей семье задача по добыче хлеба насущного легла на меня и деда. Дед, отчим отца, старый казак с бородой и усами, носил морскую фуражку без кокарды, за неимением былой казацкой. Он прихрамывал, а потому ходил с большой палкой, больше похожей на посох. Когда небольшой магазинчик открывался, народ туда вламывался и уже никакой очереди не было. Те, кто поздоровее, тут же пробивались вперёд, к заветному прилавку. Ну а нам с дедом, что было делать? И вот, применили мы следующую тактику. Я становился на колени и начинал пробираться между ног стоящий людей, внизу было посвободнее. Довольно быстро протискивался таким образом вперёд, прилавок уже рядом. В это время дед начинал стучать своим посохом и громко кричать: - "внука задавили, мать вашу так!" Публика разом оборачивалась на крик, ища глазами, где же это самый внук. А я уже выныривал у прилавка и совал деньги продавщице. С хлебом в руках добираюсь до деда, а он довольно посмеивается. Домой идём с чувством исполненного долга, зная, что ждёт нас похвала и обед. Пусть небогатый, но заслуженный!
В мае 1951 года, под огнями праздничного салюта, прибыли мы с семьёй в город Баку, на новое место службы отца. Здесь всё было иное. Щедрое солнце, яркие цветы, тёплое море. Фруктов множество, да ещё и по смешным ценам. Но главное, новый хлеб. Помимо чёрного, впервые я попробовал белый, это были большие круглые караваи. И вкус, и запах - ошеломительный! Казалось, ничего вкуснее быть не может. Летом, спасаясь от непривычной жары, выезжали мы на Кубань, снимая на месяц жильё в местной станице. Здесь хлеб пекли свой, домашний, из хорошей пшеницы. И бывали эти тёплые булки, только что вынутые из печи, тоже изумительно вкусными.
Позже отведал я и ленинградских "городских" булочек, и таллинской сдобы. Пришлось и самому научиться печь хлеб, будучи назначенным пекарем на одном из теплоходов, где проходил матросскую практику.
В начале 60-х годов прошлого века снова пережил нехватку хлеба, работая на Дальнем Востоке. Это случилось после шального освоения целины, когда после обещанного изобилия наступил чуть ли не голод. Наши дальневосточные суда отправились в Канаду и Австралию за зерном. Да, так вот и было. Иначе нельзя, ибо не может наш человек без хлеба. Как часто, где-нибудь в иностранных портах, приходили к нам морякам гости из соотечественников, оказавшимся по разным причинам в чужих краях. Чего им хотелось в первую очередь? Поговорить на родном языке и конечно же отведать нашего чёрного хлеба. И сам я не раз убедился, бывая в разных странах, пробуя там экзотические блюда, что по возвращению на родину так хочеться отведать сразу чего-то своего: борща, селёдочки, но всё это с нашим незаменимым хлебом.
"Хлеб - всему голова!", лучше не скажешь.


УМНЫЙ В ГОРУ НЕ ПОЙДЁТ
И уж тем более, на обрыв не полезет. Да видно, не шибко умным был я в ту пору. Однако, начну по порядку.
Был я в начале 60-х годов 20-го века молоденьким штурманом, то есть впервые на этой должности трудился на одном из небольших дальневосточных теплоходов. Покинув летние, зеленеющие под солнцем берега Приморья, направились мы с грузом снабжения на север, в края более суровые. Но на подходе к Камчатке случилось у нас ЧП, оборвавшийся поршень пробил картер одного из главных дизелей. По распоряжению от начальства пароходства, пришлось зайти в порт Петропавловска для ремонта. Приткнули нас у небольшого пирса под сопкой, напротив основных причалов рыбного порта. Стали искать специалиста, заварить чугунное днище картера было делом достаточно сложным. Но такой дядечка был найден. Он, глянув на объект ремонта, определил срок выполнения - дней 20, не менее! Таким образом у палубной команды появилось редкая возможность, в свободное от вахты время, подробнее ознакомиться с городом и его окрестностями. Бродили по улицам, посещали кино, по финансовым возможностям - ресторанчики. Манила здешняя природа, ведь она отличается редким великолепием. Конец мая принёс вместе с солнышком и сюда чуточку тепла. Зазеленела трава, а на южных склонах сопок и деревья стали выпускать первые листочки.
Таким вот ясным утром и направился я с одним из матросов, моим одногодком, на прогулку. Оделись мы легко, по-походному. На ногах кеды, спортивные брюки, да сверху курточки. Через седловину между двумя сопками выбрались на берег Авачинской губы. Гладь этого обширного залива вспыхивала яркими бликами под солнцем. На другой стороне, вдалеке виднелся гористый берег с высоким конусом вулкана Вилюйский. Прекрасный этот вид надолго останется в моей памяти. Полюбовавшись чудесной панорамой, мы повернули направо и пошли по узкой, каменистой кромке берега. С одной стороны тихо плещет вода, с другой почти отвесно возвышается метров на 70 обрыв. Кому из нас первому пришла мысль полезть вверх, уже не помню. Видимо, вначале такой мысли вообще не было. Просто, как бы шутя, попробовали шагнуть на вертикаль. Один поднялся на три метра, другой на пять, вроде подзадоривая друг друга. Вот уже и десяток метров одолели. А затем было пройдено то, что называется "точкой невозврата". Я глянул вниз, и в груди что-то сжалось. Тропинка вдоль берега, как бы исчезла, казалось, что повис ты над самой водой и она очень уж далеко под тобой. Напарник мой тоже застыл, прижавшись плотно к скале и судорожно вцепившись в неё пальцами. Спуститься вниз теперь казалось невозможным, да так оно и было. Даже глянуть туда было жутко. А вверх? Туда расстояние ещё больше, но выхода нет, решили рисковать.
До сих пор вспоминаю те минуты, показавшиеся нам вечностью, с ужасом и холодом внутри. Тщательно нащупываем выемки в каменной стене, за которые можно зацепиться. Иногда камень крошится и осколки летят вниз. Что бы они не попали напарнику на голову, мы ползём не один за другим, а параллельно. Иногда мелькает мысль, что мы пропали, сил не хватит преодолеть этот бесконечный и страшный подъём. Но выручила молодость, наша физическая форма, полученная в результате спорта и нелёгкой матросской роботы. А скорее всего, Бог тогда был к нам милостив!
Таким вот чудом, мы всё же достигли того рубежа, где отвесный склон переходил в более пологий. Здесь уже росла трава и редкие кустики. Цепляясь за них, мы чуть отползли от обрыва и замерли лёжа и тяжело дыша. Нас била дрожь от страшного недавнего перенапряжения, сердце колотилось, ноги и руки стали абсолютно чужими. Так мы и провалялись около получаса. Постепенно наши тела стали обретать послушность. Сумев подняться, принялись карабкаться среди кустов к вершине сопки. Вот и она, внизу под нами раскинулся порт, виден и наш теплоход. Оглянуться назад не было никакого желания, окружающих красот мы тоже уже не замечали. Медленно спустились, выбрав более длинный, но пологий путь. На судне никому о нашем походе мы не рассказали конечно. Помывшись и отлежавшись в каютах, долго всё же не могли окончательно прийти в себя.
В жизни и так немало трудностей, а потому нет нужды создавать их себе самому. Такой вывод из случившегося сделал я для себя. И что, больше никогда зря не рисковал? Как бы не так! Сидит в нас всё же нечто, толкающее к опасной черте. "Есть упоение в бою или у бездны на краю" - сказал классик. Мы, таким образом, лишь подтвердили его правоту!


НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ВОЕННОЙ СЛУЖБЫ
Чем занимаются люди, одетые в форму различных родов войск, в общих чертах известно всем. Они осваивают оружие и технику для того, чтобы защитить свою страну в случае войны. Сами тоже готовятся к этому морально и физически. Поэтому на корабле, где я служил в течении трёх лет, все мы с утра делали физзарядку. После завтрака осматривали и пробовали в действии вооружение и технические средства. Далее шла теоретическая учёба, практические занятия и так далее. Выходили конечно и в море для выполнения различных задач, как самостоятельно, так и в составе корабельных соединений. При заступлении корабля на боевое дежурство, весь экипаж находился в постоянной готовности, сход на берег прекращался. Но и без этого, ежедневно часть экипажа несла корабельное дежурство, возглавляемое офицером - дежурным по кораблю. Кроме того, приходилось выделять людей на работы в распоряжение командования бригады. А ещё иногда приходилось нести патрульную службу в городе или караульную при местной гауптвахте. Последняя, лично мне, была особенно не по душе, но "приказы не обсуждаются"!
Однако, были у меня во время службы обязанности и не совсем обычные. Время от времени любую воинскую часть посещает для проверок не только местное высокое начальство, но и гости очень высокие. Скажем, к нам на Камчатку наведывалось командование Тихоокеанского Флота из Владивостока, а то и кто-то из московского Министерства Обороны. Такие визиты всегда вызывали некую панику. Спешно убиралась территория, что-то белилось, что-то красилось. Народ приводил в порядок и свой внешний вид. Политработники внушали подчинённым, как нужно отвечать на вопросы проверяющих и о чём заикаться не нужно. Вот тут проявился интересный момент. Кадровым офицерам не очень удобно было после накачки лезть к приезжим с вопросами, это чревато неприятностями, но и задать их хотелось. Проблем-то наболевших хватало. Другое дело нам, офицерам, призванным с гражданки. За званиями нам гоняться не нужно, да и вообще бояться, а тем более терять, нечего. Поэтому такое дело нам и поручалось. Могли задать вопрос неприятный и сказать о том, что местное начальство чаще хотело бы скрыть. Таким образом, приносили мы некую пользу простым офицерам, но для местного командования были головной болью. Однако, куда от нас денешься. В силу нашей смелости, мы и нужное докладывали чётко, да и выглядели браво.

Мне, ещё в годы учёбы в мореходке, приходилось быть примером на строевых занятиях. Тогда мы запомнили на всю жизнь такую истину, "главное - этикеточка, отход-подход к начальству!" После моего лихого доклада или команды, командир роты говаривал, что так и всем бы не мешало рапортовать. Но потом добавлял: - "Хотя, он же у нас артист",- намекая на мои сценические забавы.
Эта былая практика оказалась востребованной и на службе. Наше бригадное начальство поручило мне ответственное задание, при высоких визитах подменять дежурного на пропускном пункте бригады кораблей. Для этого я должен был иметь в своём каютном шкафу отглаженный и опрятный мундир с соответствующей повязкой на рукаве. Не один раз меня высвистывали по этому поводу с корабля и я, быстро облачившись, летел к воротам. Там на проходной, встречая адмиралов с генералами, докладывал старшему из них о том, чем в данный момент занят личный состав бригады и представлялся сам. Далее следовало отдание чести и рукопожатие. Наш начальник политотдела конечно морщился при виде обручального кольца на моём пальце, это в те времена ещё не поощрялось.
Позже мне поручили вот ещё что - быть готовым сопровождать, при необходимости, кого-либо из высоких чинов в поездке по городу. Для этого я должен был знать основные достопримечательности и хорошо ориентироваться на местности. Рассказать об истории, как Петропавловска-Камчатского, так и полуострова. О репертуаре здешнего театра и кинотеатров, о нахождении ресторанов. Всё это для меня труда не представляло, поскольку с городом был хорошо знаком, бывал здесь неоднократно ещё штурманом торгового флота. Историей здешних краёв интересовался и до этого, прочёл немало книг об открывателях этих мест. А ещё я при себе должен был иметь портфель, в котором имелся крем для обуви, одёжная щётка, иголки с нитками и другая мелочь, на всякий случай. Но этим воспользоваться так и не пришлось. Вообще, от меня старались отделаться, как можно быстрее, кому нужны лишние глаза. Вот какова одна из страниц моей "боевой" службы.


...И ЖЕНА СОВЕТСКОГО ПОСЛА.

Ах, не слабы, братцы, ах, не слабы,
Плеск волны, мерцание весла,
Крокодилы, пальмы, баобабы
И жена французского посла.
А. Городницкий

Африка. О ней я ранее только читал. Сначала в детских книжках, вроде того, что "не ходите дети в Африку гулять". Потом очень увлёкся Жюль Верном, вместе с героями его книг переживал страшные моменты плена у работорговцев Анголы. Ещё позже, будучи уже моряком, наткнулся на ещё одну Африку. Высокие, заснеженные горы её, совсем не напоминали знойные южные края. Мыс Африка, о нём сейчас речь, находится восточном берегу Камчатки, недалеко от городка Усть-Камчатск.И назван он совсем не в честь чёрного континента, а по имени российского крейсера, охранявшего в 19-м веке восточные берега империи. Здесь не жарко, но виды замечательные. Крутые склоны прибрежных сопок опускаются к океану, кое-где по ним струятся небольшие водопады. А вдали белеет конус большого вулкана Шивелуч.
В настоящую Африку попал я позже, в средине 70-х годов прошлого века. Про неё тогда же написал А. Городницкий своё знаменитое: - "...крокодилы, пальмы, баобабы и жена французского посла". От встречи с крокодилами судьба меня уберегла. Пальм здесь действительно хватает, я даже пробовал на них залезть, получалось это плохо. Встречи с послами, особенно нашими, особо приятных впечатлений почему-то не оставили.
В молодой тогда республике Экваториальная Гвинея, трудился я капитаном морского буксира "Антей". В порту Луба, который совсем недавно, при испанцах, назывался Сан-Карлос, мы создавали советский судоремонтный комплекс. Буксир и плавучая мастерская прибыли туда первыми. Плавучий док задерживался. Ему понадобился после перехода по океану заход в Нигерию. Только там имелась возможность установки кранов, снятых со штатных мест на время буксировки. В ожидании прибытия дока мы не скучали, осваиваясь на новом месте. С водолазами, а они тоже базировались на буксире, проверили место для установки дока. Дно оказалось песчаным, скал и больших камней не обнаружили. Глубина около 20 метров, проблем нет. Наметили места сброса мёртвых якорей, которые будут удерживать док.

Прошлись и до столичного города Малабо, путь до него по воде занял три с небольшим часа. Нанёс на карту курсы, засёк время нахождения на каждом. Это очень пригодилось потом, когда от тропической влажности и жары, стало выходить из строя навигационное оборудование. Запасных частей достать было негде, так что надежда оставалась только на компас, как в былые времена. Наведался к нам на комплекс и советский посол с супругой. Были и другие сотрудники посольства, представительства министерства рыбного хозяйства. И в этой маленькой стране посольство советское было совсем не маленьким. Поработать где-либо с дипломатическим паспортом для советского человека было и престижно, да и материально выгодно. Работали здесь так же наши военные, ибо страна обещала "пойти по социалистическому пути", а социализм, пусть и с африканской спецификой, нужно защищать.
Мне пришлось покатать высоких гостей по окрестным водам, им это очень даже понравилось. Прогулки повторялись и позже, нам не трудно, а топливо тогда не экономили, за всё платила страна.
Знакомство с супругой посла в чём-то мне всё же пригодилось, об этом и хочу поведать.
С проживанием наши люди определились так - экипажи устроились соответственно на буксире, на доке и на плавмастерской. А вот для заводских рабочих оборудовали общежитие в двухэтажном доме неподалёку от причала. Для начальства сняли большой коттедж, где нижний этаж отвели под контору, это по-местному "офисина", а второй этаж занял начальник комплекса и его замполит. Назовём их так - Астапов и Денисов. Поскольку их задачей было не только налаживание производства, но и поддержание строгих порядков, то вскоре у них появились и прозвища - Гестапов и Доносов. Вот этот последний, вскоре стал предъявлять ко мне претензии. В пьянстве я замечен не был, да это и не считалось очень уж большим грехом. У нас скорее трезвый будет считаться подозрительным. Контрабанда, это уже серьёзно, но здесь товаров дефицитных не было уже, так как страна нищала на глазах. А вот общение с иностранцами всегда было очень подозрительным. Зачем это советскому человеку? За это можно схлопотать самое серьёзное наказание, а таковым была отправка на Родину. Да, да! Хотя она и провозглашалась нашей пропагандой самой лучшей в мире страной. Такие вот были у нас странности. Человек я общительный, страна новая, интересная. Хотелось не только с природой познакомиться, но и с людьми. На причал часто приходили местные парни и мальчишки.

Тех, кто постарше, интересовала возможность поездки на учёбу, они слышали, что образование у нас бесплатное, как и медицина. Вот и отвечали мы, как могли на многочисленные вопросы. Дети просто просили поесть, родители зачастую не имели работы и заработка. Но бдительному нашему политрабочему, так в шутку звали партийного работника, визиты местной публики не нравились. Он поинтересовался у меня, о чём же мы говорим. Я ответил, что не прячусь, можно стоять рядом и слушать. Но с языками у него было туго, намёк он понял и затаил неприязнь. А тут ещё кубинская шхуна подошла для небольшого ремонта. С их экипажем у нас завязались тёплые отношения. Наш переводчик открыл курсы испанского для желающих, мы их с охотой посещали. Кубинцы же давали возможность практики, вскоре по вечерам стало раздаваться дружное пение. Тут тебе и Guantanamera, и Cielito lindo. Парни с острова свободы здорово играли на барабанах, у нас нашёлся неплохой гитарист. Было весело и беззаботно под яркими звёздами тропического неба.
В результате последовало строгое предупреждение от начальства. Вины какой-то за собой я не чувствовал, но это дела не меняло. От неприятностей нужно было подстраховаться. Тут я и вспомнил про супругу посла, про нашу небольшую обоюдную симпатию. Во время очередной прогулки мы стоим рядом на мостике, завожу разговор издалека. Дескать трудная работа у вашего супруга, это сколько сил нужно приложить, чтоб наладить взаимопонимание с местным правительством, установить дружеские отношения. Вот и мы, со своей стороны, тоже стараемся с местным населением чуть наладить контакты, поддержать по мере сил работу посольства, но не все это понимают, нас одёргивают. Не скрыл и кто такие, эти ретрограды. Нонна Васильевна обещала переговорить с супругом. Время шло, больше ко мне никто уже не придирался. Видимо, толк от моего захода со стороны был. Политику посольства, как и политику партии и правительства, нужно понимать правильно! Да ещё понимание - это уметь применять. Ну а о том, что через женщин многое решается проще, знали ещё в глубокой древности.

ЕЩЁ О РЫБАЛКЕ
Вот не везло молодому человеку в этом деле, т.е. в простом таком увлечении, как ловля рыбы. Сам он, молодой штурманец, не был большим любителем, но иногда его приглашали, так сказать "за компанию". Однообразную жизнь на небольшом каботажном теплоходе нужно же иногда чем-то скрасить. Вот и на этот раз, во время выгрузки на рейде одного из рыбокомбинатов Карагинского залива, предложили ему порыбачить. Собрался сам капитан, а он-то рыбак бывалый, матрос и пара человек из машинной команды. Наш герой, надев высокие резиновые сапоги и тёплую рабочую одежду, тоже прыгнул в шлюпку, забыв, что от судьбы не уйдёшь !
В этих краях, между Чукоткой и Камчаткой, и в июне совсем не жарко, но работа вёслами хорошо согревала. До берега всего-то миля с небольшим. Подойдя поближе, забросили снасти, пробовали ловить, но попытки были напрасными. Тогда решили зайти в лагуну, образованную речкой перед впадением в залив. Пробовали удачи и там, но увы, кроме нескольких бычков-ротанов ничего на крючок не попалось. Повернули обратно.
Выгребали из лагуны с большим трудом, начинался прилив и вода шла уже в реку. Встречаясь с речным теченим, прилив начал образовывать сильную толчею. А тут и ветер потянул с моря, волна увеличилась прямо на глазах, да и видимость резко ухудшил туман. Вот уж, один к одному! Шлюпкой управлять становилось труднее и труднее. В какой-то момент, когда уже вышли из лагуны, её вдруг развернуло бортом к волне. Черпанули так, что люди оказались в холдной воде, а шлюпка вскоре легла на грунт. Глубина небольшая, кто по грудь, а кто и по горло, стали выбираться на песчаный берег.
Капитан, оказавшись на суше, закричал:
- Фалинь! фалинь давай сюда!
Кто-то уже тащил его из воды, вбили в песок какой-то сук из валявшегося вокруг плавника, и выбранный фалинь закрепили. Это было сделано для того, что бы шлюпку течением не оттащило куда-либо в сторону. Не растеряли и вёсла, вытащив их на песок.
Оказались "робинзоны" на узкой песчаной косе, с одной стороны море, с другой - лагуна. Туман. Ни ихнего судна на рейде, ни рыбокомбината за рекой не видно. Температура воды не более четырёх градусов, да и воздуха лишь на пару градусов побольше. А одежда насквозь мокрая, и начинает пробирать крупная дрожь наших искателей приключений. Кто знает, чем бы всё закончилось, если бы не опыт капитана. Тот достал из сапога самодельный свой рыбацкий нож, типа тесак и велел расколоть чурку плавника. Из её нутра удалось добыть сухих щепок. А в капитанской ветхой шапке оказались сухие спички, завёрнутые в целлофановый пакетик. Вот и запылал вскоре костёр на сыром, холодном берегу. Было велено всем раздеться, не смотря на холод, выжать одежду и греться около огня. Топлива для костра хватало, вокруг нашлось полно каких-то досок и стволов деревьев, нужно их только подсушить малость.
Прошло в этих хлопотах часов четыре-пять, чуть стемнело. А потом пошёл отлив, спало волнение. Обнажилась и шлюпка. Её, заваливая на борт, освободили от основной массы воды. Уселись в неё, продолжая вычёрпывать. На днище обнаружили даже одного их бычков-ротанов, который не захотел удрать на волю. А тут и горизонт стал проясняться, на рейде засветились судовые огни. Быстро разобрали вёсла и налегли.
На судне штурман принял горячий душ с удовольствием, какого давно не испытывал, и переоделся. Перекусив в салоне, он решил было вздремнуть "с устатку", однако вызвали к капитану. На ходу подумал, что тот предложит рюмочку после пережитого, но сильно ошибся. Ему предложили пересчитать груз спиртного на берегу, там пытались смухлевать малость в свою пользу. Местный катер быстро доставил его к причальчику комбината, где до самого утра штурман и проверял груз. Всё сошлось, хоть тут повезло!

СПЛЕТНЯ
Старший моторист Юра и токарь Витя были друзьями. Оба - специалисты своего дела и деле понимали друг-друга с полуслова, хотя по характеру были полной противоположностью. Юра - громкоголосый заводила и выдумщик и Витя - тихий хозяйственный мужичок. Совсем, как в песне:

Служили два друга в нашем полку
Пой песню, пой.
И если один из друзей грустил,
Смеялся и пел другой.

Впрочем, это не мешало Юре подшучивать, в том числе, и над Витей. Так, однажды вернувшись из города в одном из портов Англии, Юра, зашедши в столовую команды, громогласно сообщил обедающем:
- А вы знаете, что Витя съел мороженого на целый фунт!
- Да не было этого - с тихим возмущением пробормотал Витя - Зачем напраслину возводишь.
- Сам свидетель! Вместе в городе были! - проговорил Юра скорбно.
Народ заулыбался и дружным "О! - О! - О!" толи поощрил Витино увлечение, толи оценил Юрину выдумку.
Тут нужно заметить, что английский фунт стерлинов в то время был солидной суммой для нашего моряка, а валюту вообще не принято было тратить на личные нужды.
Шутка со временем забылась, но пару месяцев спустя с приходом в родной порт неожиданно всплыла самым, что ни на есть невероятным образом. К завтраку из дома явился Витя и с тем же тихим возмущением спросил:
- Ну кто жене наболтал про мороженое? Она всю ночь меня пилила вместо того, чтобы делом заниматься.
Такого оборота событий никто не ожидал. Что-что, а сплетни не были в чести у экипажа. Юра при всем народе и на полном серьезе пообещал "выдернуть ноги и вставить спички" тому, кто шуток не понимает.
Несколько позже, на следующий приход, когда страсти между супругами улеглись, стало известно, откуда у этой сплетни ноги растут. К счастью своему, болтун рейс назад списался с судна.

РАЦИОНАЛИЗАТОР
Была на теплоходе манера ночной вахте у трапа задавать работу, чтобы не страдал матрос от безделия да и в сон не тянуло.
На этот раз боцман дал указание очищать цепочки с механических люковых закрытий, которые действительно заросли ржавчиной и толстым слоем краски. Процесс, объяснял он, простой: цепочку подвесить где-нибудь в пределах видимости трапа, легкими ударами киянки и металлической щеткой довести ее до чистоты металла. Норму боцман установил по своему разумению - две цепочки за вахту.
И волки сыты - и овцы целы! Как сейчас говорят: - "два в одном", и вахта идёт, и работа не стоит.
Вахтенный матрос, недавний выпускник мореходки, прилежно выполнив задание, с сожалением отметил про себя, что за кажущейся простотой, работа сия неблагодарная, ибо идеальной чистоты не получалось, а времени уходило много - едва уложился за вахту. Каким другим способом снять ржу? Он вспоминал курс химии средней школы, виденное или слышанное из жизненной практики, и вдруг всплыло в памяти...
На следующей ночной вахте готовясь к работе он столкнулся носом к носу с вахтенным мотористом Витей, который вышел покурить на полуют. Он то и был нужен.
- Витя, у тебя есть паяльная лампа?
- На что она тебе? Курей что ли будешь палить?
- Почти. Не мог бы прокатить ее мне на вахту? Верну в целости.
Витя сходил в машину и через четверть часа лампа фырча синеватым пламенем была готова к работе. Натянув на руки две пары брезентовых рукавиц матрос стал медленно водить пламенем по цепочке, внимательно наблюдая, как горит старая краска и раскаляется ржавчина. Стальная щетка сняла окалину, как пыль. Еще теплый металл радостно засиял чистотой даже в самых труднодоступных местах! Все вышло, как память подсказала, а времени прошло меньше полувахты. Довольный, он вычистил еще две цепочки.
- Это как это?.. - привычным делово равнодушным тоном полюбопытствовал боцман, осмотрев предъявленную работу.
- Как учили. Подумавши. - в тон ему последовал ответ, однако боцман уже не спеша поспешал по своим делам.
- Ни мне спасибо, ни нам до свидания, как говорят в Одессе, - подумалось матросу глядя ему во след.
На очередной вахте, выполнив по своему методу заданный боцманом норматив, он остальное время прохаживался по проходу возле трапа раздирая зевотою рот:
- Что же дракон норму не прибавил...


БОЕВОЙ КОНТАКТ
По разному складывалась морская карьера у выпускников нашей мореходки, да и очень уж различными были места, где начинали они свой трудовой путь. Кто-то возил грузы в европейские обустроенные порты, а кто-то мыкался по побережью Охотского или Берингова морей, где экипажи сами выгружают свои суда на баржи. Многие были направлены в рыбное министерство, им выпало обеспечивать страну морепродуктами. Нам были при выпуске присвоены также и звания офицеров запаса военно-морского флота. Мы об этом и позабыли почти, да государство напомнило, спустя довольно много лет, призвав на службу. Но попали туда не все, а те кому "повезло", так скажем. Вот и стал один из них свидетелем такой вот истории на Дальнем Востоке.
Шёл 1970-й год. "Холодная война" была в самом разгаре, да и "горячая" во Вьетнаме еще продолжалась тоже. Корабли Камчатской Флотилии несли напряженное боевое дежурство. Нужно было обеспечивать выход стратегических подводных лодок в океан. А американские подлодки паслись у наших берегов, чтобы не прозевать этот момент. Наши, конечно, тем же занимались у берегов США. Лейтенант С. был выпускником таллинского училища ММФ, семь лет проплавал на судах, приписанных к Владивостоку, а теперь вот командовал артиллерией противолодочного корабля.
В один из предосенних дней флотилию подняли по тревоге, один из кораблей засёк вражескую лодку вблизи от базы. Корабль нашего героя тоже снялся с якоря и устремился к выходу из Авачинской бухты. Слева остались знаменитые скалы Три брата, впереди океанский простор. Турбины со свистом набирали полные обороты, а за кормой поднялся высокий бурун. Скорость перевалила за 30 узлов, корабль летел, срезая верхушки волн. Впереди мчались ещё два корабля, на одном из которых нес свой флаг сам командующий.
И вдруг, с этих слов всегда всегда начинается приключение, корму корабля тряхнуло, и он резко покатился вправо. Хорошо, что узкость уже успели проскочить. Ход замедлился, и вскоре легли в дрейф. Командир механической части оделся в гидрокостюм, вооружился баллонами с маской и прыгнул за борт. Минут 15 он провёл под водой, а вынырнув доложил:
- Правое перо руля провернулось на баллере и правый же винт ударил по нему лопастями, погнув их при этом.
Это нужно было понимать так, что рулевое управление вышло из строя, а корабль своим ходом идти не сможет. Командир, доложив о произошедшем начальству, получил указание дождаться спасателя и следовать у него на буксире в базу.
На этом неприятности для флотилии не закончились. Тот корабль, что имел на борту командующего флотилией, едва не затонул вообще. Там бортовой кингстон практически отвалился. Образовалась большая течь. Её смогли кое-как заделать, но воды принято столько, что образовался солидный крен. Командующий вынужден был перебраться на другой борт. Остальные корабли и вертолёты продолжили поиск "вражеской" подлодки, а неудачники, один с креном на борт, другой на буксире, возвращались в базу.
А народ, он ведь всё видит, от него ничего не скроешь. От народа городского позже и мы узнали, что во время героической схватки с американской подлодкой были подбиты два корабля. Но и врагу досталось. Вот так невольно попадают в герои. А ведь если бы ремонт этих кораблей был бы сделан качественно в своё время, то и истории этой не было бы. Но,- это кабы...


БОЕВАЯ ТРЕВОГА
Получил я повестку из военкомата с приглашением посетить военные сборы в части, которая базировалась на военно-морской базе Б. Мой старший коллега по работе, в прошлом тоже морской офицер запаса, а теперь уже убеленный сединой отставник, за рюмкой кофе поведал историю, которая случилась там во времена его пребывания на подобном мероприятии.
А дело было так: в ходе летних учений объявили по военно-морской базе боевую тревогу, а одно из подразделений морской пехоты получило особое задание - проверить несение службы в воинских частях. Методы проверки - на усмотрение "диверсантов". Спящую вахту нейтрализовать, но бить не больно, от недремлющей вахты уходить, желательно без потерь. В результате этой акции была захвачена почти половина частей гарнизона.
- Да, много звезд полетело тогда с погон - задумчиво закончил он свой рассказ
И вот, я на БРК проникаюсь духом служения флоту. Среди прочего офицерам резерва вменялось в обязанность нести службу в качестве дублера дежурного по дивизиону. В ночное время дублеру доставалась "собачья" вахта, с нуля до шести утра. Очередное мое дежурство пришлось как раз на время, когда по базе была объявлена традиционная боевая тревога.
Дивизион наших катеров располагался в ковше, вырытом земснарядом: Т-образный наплавной причал выходил на площадку метров 20 на 20 перед ажурными сварными воротами, возле которых располагались будка дежурного и грибок караульного. Все это вплотную к воде окружено высоким деревянным забором.
Подходя в полночь к будке я обратил внимание на караульного матроса: обычно они подпирали грибок забросив автомат на плечо, а этот стоял, нет не стоял, а вертелся волчком посреди площадки держа автомат на изготовку. Дежурный офицер по традиции пожелал спокойной вахты и между прочим, без каких-либо объяснений, посоветовал мне не высовываться из будки и, упаси Господь, подходить к забору. В этот момент и всплыл в памяти рассказ коллеги, и я выслушал советы старшего товарища с серьезностью.
Время тянулось архимедленно. Матрос продолжал танцевать. Уже стало светать, когда захотелось по малой нужде. А выйти, представьте себе, не решаюсь. Совпадение рассказа о прошлых событиях и настоящая ситуация взяло свое. Сам видел, морпехи - ребята крутые, их даже патруль не трогает, а вежливо просит... В конце концов физиология обострилась настолько, что стал перед выбором: или мочиться в штаны, или рискнуть выйти из будки. Решил рискнуть. Да и караульный, надеюсь, не даст в обиду...
Дежурный офицер, как положено, явился в шесть утра и деланно бодрым голосом полюбопытствовал, как дежурилось, на что ответствовалось - без проишествий.
Хороший, видно, тогда преподали урок служивым, что по сей день, из поколения в поколение, передается порядок несения службы на военно-морской базе во время боевой тревоги.

БОГ МИЛОВАЛ
Так говорят в тех случаях, когда беда совсем рядом была, но всё же чудом каким-то всё обошлось.
Случилось это на службе военной. Призванный из торгового флота штурман, на корабле возглавил артиллерийскую боевую часть. Учиться пришлось всему заново, времени со дня окончания училища прошло много, да и учили военному делу в гражданском заведении не ахти как. А техника тут была новой, мало знакомой даже кадровым офицерам. Вот и пришлось теперь саму эту технику осваивать с помощью своих же подчинённых матросов и старшин, а теорию, правила стрельбы и другую документацию - штудировать самостоятельно. Многое подсказал и флагманский специалист, очень толковый и спокойный офицер. В частности, он посоветовал:
- При каком-либо происшествии по артиллерийской части, сразу же мне докладывай, а не командиру. Мы разберёмся сперва сами в чём тут дело. А те сразу шум поднимут, фитили вставлять начнут и правым, и виноватым!
Не без ошибок и проблем, но постепенно освоил и эту, не основную свою профессию, бывший штурман. Учебные стрельбы проходили уже успешно. Но вот однажды.была поставлена задача провести стрельбу по воздушной учебной цели в ночных условиях. На борт прибыл представитель штаба флотилии. Снялись с якоря и вышли из Авачинской губы в океан. Прибыли в заданный район в назначенное время, авиация подтвердила участие в учении. И вот с самолёта сброшена ракета-цель. Центральный артиллерийский пост подтвердил, что цель захвачена на сопровождение, ещё пара секунд и нажата кнопка цепи стрельбы. Заработали спаренные орудия двух башен, носовой и кормовой, палуба под ногами ответила толчками.
Учебная цель поражена, доложили из центрального. Башня на корме тоже бодро доложила об окончании стрельбы, а вот голос старшины из носовой удивил какой-то неестественностью. Нужно выяснить, что там. Но, для начала наш командир БЧ-2 бегом поднялся на открытый мостик, спросил у представителя штаба (так положено) разрешения обратиться к командиру корабля и доложил об успешном окончании стрельбы. Потом добавил:
- Разрешите лично осмотреть установки?
Получив "добро", поспешил на бак к носовой башне. Старшина был бледен и только молча указал на казённую часть левого орудия, где на повреждённом механизме автоматической подачи лежал изуродованный заряд. Соображали теперь вместе и быстро. Гидравликой подали ствол назад и вынули заряд. Он оказался "практическим".
- За борт его - быстро приказал командир БЧ. Потом успокоил старшину и попросил пока никому и ничего об этом не говорить. На мостике снова доложил командиру корабля, что стволы осмотрены, замечаний нет. Корабль уже шёл полным ходом, возвращаясь в базу.
Повезло всем этим ребятам вот в чём. Тогда существовал брежневский лозунг "экономика должна быть экономной". Это касалось и военных, а потому при стрельбах количество зарядов было велено сократить на 20 процентов, и чередовать их так: два заряда боевых, один практический. В этом, последнем, вместо снаряда была болванка и взрыватель с опилками вместо боевой начинки. А при этой стрельбе произошла поломка небольшой детальки в механизме, который выбрасывает стрелянную гильзу из орудия. Следующий же заряд был автоматически подан и он врезался в оставшуюся гильзу, расплющив взрыватель. Счастье, что это оказалась как раз болванка. Иначе... и думать страшно!
Потом долго штурман-артиллерист вместе с флагманским специалистом рассуждали, глядя на сломанную деталь, величиной с мизинец, ну чего это она вдруг сломалась. Так ни к чему и не пришли. Не было ничего подобного на таких артустановках до этого, не было и потом. Орудие привели быстро в порядок, благо были запасные части. Высшее начальство, ничего не узнав, спало спокойно. Всем повезло, и слава Богу!

БУНТ НА КОРАБЛЕ
Всем служившим известно, что такое военые сборы и относятся к ним по разному. Одни считают их потерянным временем, другие - эдаким мальчишником. С другой стороны для штатных офицеров эти "партизаны" - лишняя головная боль. Доверить им службу рискованно. Куда бы их от греха подальше?..
Вот такой случай произошел на сборах, в бригаде ракетно-торпедных катеров военно-морской базы Б. По программе требовалось расконсервировать дивизион плавединиц. Волей начальства бригады призванный лейтенант запаса был направлен на единственный в дивизионе модернизированный катер на должность командира БЧ-2.
Когда резервисты ввели корабль в строй, стали наблюдаться странные явления: день - день через день откуда-то появлялись срочнослужащие во главе со своими офицерами. Эта, с позволения сказать, шайка по-хозяйски располагалась на боевых постах, нещадно проворачивала технику, которую резервисты вместе с заводскими мастерами приводили в порядок в процессе расконсервации, и с выходом в море отрабатывала какие-то задачки. Свои же в это время вынуждены были только наблюдать за этим произволом и валяться по койкам в кубрике, поскольку на боевые посты их не допускали. Единственным утешением для них было получение бортпайка N 3 за пребывание в море более двух часов.
Такое положение дел часто обсуждалось при перекурах на полубаке. Обратились моряки и к непосредственному начальству, сиречь командиру БЧ-2. Начальство решило донести эти настроения до сведения комдива, поскольку штатный командир корабля отсутствовал. На очередном собрании офицеров дивизиона на его вопрос, есть ли у товарищей офицеров что-либо сказать, лейтенант, испросив разрешения, кратко выразился:
- Бунт на корабле.
- ???
Выслушав речь лейтенанта, начштаба, иже с ним комдив, в горячих выражениях усомнились в наличии дисциплины на корабле, а также умении резервистов управлять техникой и оружием на уровне срочнослужащих, тем более лучших специалистов бригады.
- Сейчас их можно рассматривать как сверхсрочнослужащих. В машине резервисты трудятся в полную силу без помощи "варягов" - выложил офицер свой козырь.
Аргумент весомый - сверхсрочников уважали.
Успешно прошли традиционные летние учения, в начале которых артиллерийские автоматы катера были заряжены полным боекомплектом.
Спустя некоторое время снова прозвучала привычная команда:
- Корабль к бою и походу изготовить! - но на борт поднялись только секретные ребята-радисты с громоздским ящиком ЗАС. Катер был флагманом дивизиона, а начштаба, исполнявший обязанности командира, горячим на выражения человеком.
С выходом в район полигона по громкой связи последовал приказ:
- Сбить американскую планирующую бомбу!
Голос комдива добавил:
- Из Вьетнама!.. Отличившимся - окончание сборов на неделю раньше.
Реальные стрельбы по реальной цели, да еще с многозначительными обещаниями!.. "Партизаны" воспряли духом!
Будучи по расписанию на посту управления артстрельбой лейтенант наблюдал, как сверхсрочнослужащие работают. Не разойдутся ли их слова с делами. Два оператора стрельбовой РЛС, ребята без малого двухметрового роста, своими руками-маховиками буквально обняли широкую стойку управления.
По инструкции задача оператора - поймать указанную цель в вилку и удерживать ее один - на грубом экране, другой - на точном. Все просто. Их реплики между собой здесь приводить неуместно...
Только артиллерист за пультом управления автоматами, казалось, дремал. Почуствовав сверлящий спину взгляд командира, он прокричал сквозь гул главных двигателей:
- А я уже стреляю! - и показал на нажатую ногой педаль, и попутно напомнил - два километра!
По вибрации от автоматов стало ясно, что цель - на дистанции максимальной дальности стрельбы.
- Цель поражена! - доложили с вертолета-наблюдателя.
- Дробь! Отбой! - скомандовала громкая связь.
Хотел было командир БЧ-2, перекуривая с ребятами на баке после выхода в море, похвалить подчиненных за умелую работу, как неожиданно для себя узнал, что многие служили на других типах кораблей, а эту технику и оружие освоили здесь.
- Большой разницы нет, было бы желание. - философски заключил один из героев дня.
К сожалению внесрочного окончания сборов никто не получил, несмотря на все усилия комдива. В верхних кругах командования бригады сослались на какую-то формальную закорючку. Часто награда не находит героя, увы, не только на флоте, и не только в те времена!

ПОСЛЕДНИЙ РЕЙС
Можно по-разному понимать эти слова: это может быть и последний рейс моряка на теплоходе перед уходом в отпуск, и последний перед уходом на пенсию. Но, возможно и теплоход уже своё отходил, и он напрвляется к причалу, где корпус его будет превращён в металлолом. Однако бывает так, что жизнь и моряка, и его теплохода обрывает трагический случай, определивший им не вернуться из теперь уже, действительно, последнего рейса.
С механиком Володей П. я познакомился на сборах офицеров запаса. Нам предстояло оживить на краткое время эсминец, стоявший на консервации в одной из гаваней Таллина. Под руководством небольшой группы кадровых офицеров и мичманов, "партизаны", так именовали запасников всех званий, сделали свою работу, как могли. Эсминец "Стойкий", наверное в последний раз, задымив трубами, рассекал "стальным форштевнем свинцовые воды Балтики", -как говаривал наш преподаватель артиллерии в училище каптри Кирьянов. Провели артиллерийские стрельбы у острова Найссаар, а затем сходили в Лиепаю, где провели противолодочные учения. Начальство осталось довольным, ну а мы успели подружиться и встречались позже ещё не раз. Володя трудился на рыболовных траулерах, а я на пассажирских паромах. Он дорос до должности старшего механика, а я и до того уже носил капитанские нашивки. Потом узнал я, что Володя трудится в Норвегии на судах обслуживающих нефтепромыслы. Наступили времена, когда наш флот стал ненужным правительству, моряки разбрелись по судам разных флагов.


Эскадренный миноносец проекта 30-бис. Рис.С.Смолякова
Но вот пришла пора мне уйти на пенсию, я постарше Володи был, да и ему захотелось перебраться ближе к дому. От друзей узнал, что через неделю Володя будет в Таллине, стали готовиться к встрече после долгой разлуки. А тут новость передают - в северной Атлантике погиб теплоход. В газетах напечатали список погибших, но я знакомых имён там не нашёл. Звоню другу, хотел уточнить место встречи с Володей, а тот ошарашил меня страшной новостью - нет больше Володи!
Оказалось, что стармех на погибшем судне внезапно заболел и Володю уговорили сходить вместо него в короткий рейс на Исландию. Потому в списке экипажа была указана фамилия постоянного стармеха, а не Володина. Короткий рейс оказался ещё короче, чем думали. Сильный шторм, смещение груза и быстрая гибель судна. Вертолётчики смогли поднять из воды только троих членов экипажа. Из машинной команды погибли все. Володя думал, что это будет у него последний рейс, и он, увы, таким оказался в самом прямом и трагическом смысле.
Стоя на берегу, я часто наблюдаю парящих на ветру чаек, и думаю о том, что возможно какая-то из них стала его душой. В это верили прежние поколения моряков, а почему бы и нет?
БАРТЕР
Было это в Африке, точнее, в Народной Республике Ангола. На рейде её столицы Луанды, стоял на якорях советский комплекс для ремонта рыболовных судов.Состоял он из пришвартованных друг к другу плавучего дока, плавмастерской и базового судна, т.е. несколько переоборудованного большого морозильного траулера. Небольшой морской буксир, приданный сюда же, заводил в док суда и кроме этого обеспечивал комплекс пресной водой и другим снабжением. Трудились здесь в основном рабочие судоремнтного завода из Таллина, но бывали специалисты так же калининградские или одесские. Срок контракта обычно был равен году. Начальство жило в квартирах на берегу вместе с жёнами, остальные ютились в каютах, видя своих женщин только в мучительных снах. Долгая разлука - испытание не из лёгких. И всё же людей ,желающих сюда попасть было очень много, привлекала зарплата в валюте. За год можно было заработать на автомашину или на взнос за квартиру в кооперативном доме, а это было мечтой простого нашего человека в те времена. Стоило потерпеть и попотеть в жаре тропиков, рискуя ещё и здоровьем, ибо здесь гуляют холера с малярией.
Заработанные, таким образом,деньги берегли для дома, для семьи. Но ведь и здесь иногда хотелось попить холодненького пива, это так приятно в жару, купить фруктов и каких-то мелочей себе на местных базарчиках. Как быть? Небогатый, зато изобретательный, наш народ придумал для этого много способов. По совету тех, кто уже бывал в этих краях, люди привозили с собой побольше таких вещей, как одеколон, компактные электротовары вроде бритв или электрокипятильников, часы и фотоаппараты. Всё это на родине стоило тогда не очень дорого, зато здесь выгодно обменивалось на местную валюту "кванзы" (официальный курс был очень уж завышен) или на желаемый товар. Кроме того умельцы плели из синтетических тросов или упаковочной ленты такие прекрасные изделия, как разноцветные корзины, мочалки и т.п. для того же обмена. Кто-то обменивал у моряков с ремонтируемых судов местный кофе на электролампочки, мыло или продукты. Всё это тоже шло на базары, где совершался обмен, чаще именуемый, на принятом у моряков языке, словом "change". Позже появилось и выражение "бартер".
Рыбаки из экипажей судов, стоящих в доке, тоже хотели чуточку расслабиться, вкусить местных напитков и плодов. Но у них не было таких знаний местного рынка и связей на берегу. На помощь приходил кто-то из работников комплекса. Обращались обычно к коллегам, механики к механикам, матросы к матросам. Ну а капитаны, обладавшие чуть большими возможностями, шли обычно к капитану буксира. Тот не отказывался помочь в этом деликатном деле тем, кто занят нелёгким трудом в океане. Теперь можно уже и рассказать о том, что тогда делалось скрытно, ибо ещё не наступила официально "рыночная экономика".
Капитан буксира обычно спрашивал у коллег, чего бы им хотелось и что они могут предложить для "бартера". Основным товаром бывали мука или сахар, бывала и рыба из "прилова". Всё это, не афишируя, доставляли на борт буксира. А часа в два ночи к борту буксира, из тьмы тропической ночи, подлетала остроносая лодка с мощным мотором "Mercury". Управлял ей темнокожий и улыбчивый парень Петрусиньу, носивший при себе пистолет ПМ и потому, наверное, воображавший себя местным "мафиози". Он слегка владел английским, а капитан буксира чуть освоил здесь португальский, так что объяснялись без проблем. Лодка с товаром опять исчезала во тьме, чтобы через пару часов вернуться уже с выполненным заказом, т.е. со спиртным, кофе и фруктами.
С пресной водой в Луанде было не просто. А на рыбацких судах и подавно, поэтому рыбаки-капитаны с удовольствием на борту буксира принимали душ. Ну а после помывки душа просит влаги. Капитан буксира старался предложить друзьям хороших испанских вин или немецкого пива, что в жару полезнее, но и без крепких бренди или виски не обходилось, русские привычки брали всё же верх. Когда гости здорово уж хмелели, хозяин потихоньку убирал лишние бутылки со стола в салоне. На утро обычно гости снова заявлялись на буксир, слегка помятые и с больной головкой. Здешний капитан тут же предлагал поправить здоровье.
- А у тебя что-нибудь есть ?- спрашивали с надеждой.
- Не у меня, а у вас. - отвечал тот, доставая из холодильника, оставшуюся со вчерашнего вечера, часть спиртного.
Все были рады и довольны, голова вскоре прояснялась, настроение было бодрым вновь. Потом суда опять уходили в океан за рыбой, а рыбаки долго ещё вспоминали краткие минуты отдыха в Луанде. Ну а буксир и его небольшой экипаж встречали других, иногда оказывая им тоже помощь в "бартере". Такова была там и тогда жизнь, зачастую не совсем похожая на ту, о которой писалось в газетах, но всё же такая интересная. Ведь мы были тогда значительно моложе!
ПОБЕГ
Распад такой державы, как Советский Союз, был неожиданностью даже для тех, кто этого сильно хотел. О том, кто в этом виноват, почему это произошло, спорили и ещё будут спорить долго и много. А каково было тем, кто в это время находился, по разным причинам, далеко от родных берегов? Ведь тогда во множестве иностранных портов находились экипажи наших судов, во многих странах работали наши специалисты. И в один момент все они перестали быть гражданами внезапно исчезнувшего государства, не имея ещё документов тех стран, что возникли на месте СССР.
Никто из этих людей не знал толком, что твориться с их родными и близкими на родине, как самим вернуться теперь домой. Вот такими бедолагами оказались и работники, теперь уже "несоветского", судоремонтного комплекса в далёкой Анголе. Тем из них, кто отработал в этой африканской республике год, нужно было возвращатся домой. Принадлежал комплекс Балтийскому судоремонтному заводу, что находится в Таллине. А Таллин стал теперь столицей независимой Эстонии. Самолёты оттуда в Анголу уже не летали, да и судоходная линия на Юго-Западную Африку перестала существовать. Кое-кто, на свой страх и риск, отправлялся в одиночку на чужих теплоходах через третьи страны. Но основная группа ещё ожидала. И вот, принято решение перегнать в Таллин базовое судно комплекса, и людей перевезти, и кое-что из оборудования. Было пока не ясно, сохраниться ли этот комплекс в Анголе вообще.
Хорошее решение, да осуществить его не так уж и просто. Судно старое, оно простояло на якорях несколько лет, обеспечивая комплекс электроэнергией и холодильниками, а палуба использовалась, как склад и ремонтная площадка. Но это проблема техническая и решимая. А вот с оформлением судовых документов сложнее. Часть из них находилась в администрации порта и получить их обратно, при здешней бюрократии, при неясном нашем правовом положении, было делом практически безнадёжным. На совещании руководства комплекса и командования судна было решено испробовать проверенный метод подкупа. Взятка - она и у нас многое решает, а уж в Африке тем более. Поскольку старый капитан из рыбаков языками владел слабо, провернуть операцию предложили одному из возвращающихся, тоже моряку, да ещё и проработавшему пару лет в здешних местах, знавшему, что и почём. Назовём его, скажем, Виктором.
Деньги собрали из добровольных взносов лиц заинтересованных, т.е. тех, кто спешил поменять жару на балтийскую прохладу. Виктор, для начала, отправился в управление порта. Переговорив с чиновниками, выяснил, что в принципе они готовы оказать такую услугу. Платой за передачу документов должно стать продовольствие в виде мороженой рыбы, кур, пива. Оговорено было время проведения обмена. Теперь Виктор с двумя помощниками двинулся на базар, именно там, а не в официальных магазинах, можно было приобрести всё необходимое. И доллары здесь шли по реальному курсу. На следующий день, загрузив в машину товар, снова отправились к управлению порта. Но тут возникла проблема, портовый клерк объяснил, что пока начальник не уйдёт, документы не забрать. Время шло, на улице жара, товар стал падтаивать. В конце концов обмен состоялся, документы на руках. Но поставить в паспорта штампы об убытии из страны чиновник отказался. Тогда Виктор взял часть продуктов обратно и велел водителю гнать из торгового порта в рыбный. Там, другой чиновник, приняв дары, без проблем проштамповал паспорта. Мокрые от жары и волнений участники операции добрались, уже на катере, до комплекса. Теперь необходимо незаметно покинуть на судне порт, ведь отход оформлен незаконным, честно признаваясь, путём.
К вечеру основные приготовления завершили, отданы лишние швартовы, электрокабели, раскреплен груз и опробован главный двигатель. В четыре часа утра отдали последние концы и стали выбирать якоря. Тихо, без прощальных гудков, судно отошло от комплекса в темноте, рассвет ещё не наступил. С дока и плавмастерской махали руками те, кто ещё оставался в Анголе. С кормы уходящего судна им молча махали другие, прибывшие сюда из СССР, и направляющиеся сейчас в новую, неведомую пока страну, но где давно ждут их родные люди.
Они добрались благополучно, но у многих других моряков, оказавшихся в то время на чужбине, судьба оказалась куда трагичнее.
Моряки рассказали о себе. О миллионах людей, оставшихся тогда вне новой России, наверное расскажут другие.

КУЛЬТУРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
Владивосток - город морской, а потому здесь много народу неместного, пришлого. Моряки, рыбаки и военные , все они прибывают сюда регулярно со всех концов громадной страны, а их родня и семьи зачастую остаются "на западе", как здесь говорят. С жильём большие проблемы, хотя при Хрущеве и развернули здесь усиленное строительство. По этой причине, напряженно работают местный вокзал и аэропорт. Народ едет в родные края и обратно.
Прилетевший из Ленинграда штурман, зайдя в кафе перекусить, встретил там вдруг приятеля, плавали вместе когда-то. У того под глазом красовался солидный синяк.
- Девушек не поделили в ресторане что-ли?
- Да какой там! Из Китая вот вернулся только что.
И приятель рассказал, что во время их последнего рейса, а это было при заходе в Шанхай, китайская, так называемая, "культурная революция" отразилась и на его лице конкретно. Из газет-то моряки знали, что "красные охранники-хунвэйбины" свирепствуют по городам Китая, уничтожая памятники старины, избивая или убивая тех, кто оказался неугодным "председателю Мао". Но до сих пор иностранцев здесь не трогали. А тут вдруг примчались к ним под борт несколько грузовиков, на них молодые ребята в похожей на военную одежде, на кепках красные звёзды. Что-то орут громко и размахивают руками, в которых зажаты красные книжечки. Часть из них рванула по трапу на борт. Тех членов экипажа, что оказались в тот момент на палубе, похватали, скрутили всем им за спиной руки, и силой погрузили в кузовы автомашин. Среди них и рассказчик оказался, да ещё и с табличкой на груди. На таких вот табличках обычно писали проклятия "ревизионистам", каковыми при Мао считали и всех советских людей.
Ну а далее, была поездка на этих машинах по городским улицам, где толпы "революционной молодёжи" что-то на наших моряков кричали, бросали в них всё, что попадёт под руку. Камень достался в голову и приятелю штурмана.
- Потом выкинули всех на причале. А пока возили нас, всё судно иероглифами расписать успели эти х..бины! А я домой улетаю сейчас - закончил приятель и прикрыл беретом подбитый глаз.
Попрощались. Штурману пора в пароходство, за новым назначением. Он ещё не знает, что вскоре то же увидит кое-какие этой "революции" плоды. Случиться это во Вьетнаме, там вскоре он окажется на своём новом судне. В порты северного Вьетнама в то время часто заходили и китайские суда. Они были двух типов: одни стояли на международных линиях и красились в серый цвет, другие ходили только в китайских водах, да ещё заглядывали сюда, во Вьетнам, граница ведь совсем рядом. Эти последние, окрашены были чёрным цветом, вместо названия судна на борту был номер, а на крыльях мостика установлены зенитные пулемёты. Но и те и другие украшали свои надстройки портретами Мао, флажками и лозунгами. Команды на китайских судах были очень большими и зачастую вооруженными.
И штурман наш, прогуливаясь по палубе своего судна, мог часто видеть, как на соседнем китайском транспорте, прильнув к пулемёту, его сопровождает стволом узкоглазый "шутник", думая видимо пощекотать нервы. Но это бы не беда, да начались вскоре и стычки на берегу. В местном клубе для моряков китайцы стали приставать к другим, совали цитатники Мао, пытались приколоть кому-нибудь на грудь крупный знак с профилем того же Мао. И вот однажды моряк со спасательного судна, приписанного к Владивостоку, бросил в сторону сунутый ему значок. Китаец тут же взял с соседнего столика бутылку, разбил её о край стола и ткнул в лицо нашему моряку. Кровь, крик! Началась хорошая драка.
Вскоре после этого вьтнамские власти вынуждены были разделить дни посещения морского клуба, день - китайцам, затем два дня - морякам всех остальных стран. А после многочисленных к тому времени фактов оскорбления советских моряков, избиений их в китайских портах, чуть зашевелилось и морское начальство в столичном городе Москва. Заходы в китайские порты сократили до минимума, в иностранных же портах негласно разрешили дать сдачу, если китайцы полезут в драку. Ну а потом битва за остров Даманский и другие события были, всем известные.
А ведь штурман хорошо помнил и другие времена, когда мальчишкой он пел - "русский с китайцем - братья на век". Когда китайцы приезжали в его страну учиться, а в Китае русских людей принимали так душевно, задаривая сувенирами и благодарностями. Неужели всегда от любви до ненависти лишь один шаг?
Прошло много лет, Китай уже не ссорится с Россией, даже активно сотрудничает. Но не перевелись ещё политики, желающие стравить народы во имя своих шкурных интересов.
ФУТБОЛ ПО-АГЛИЦКИ
Какой вид спорта по-настоящему популярен среди моряков? Не конный, конечно, а футбол, благо мячами, бутсами и даже униформой суда обеспечивал профсоюз, а морякам, желающим сыграть, и поля для игры находились. Соперники же находились методом опроса экипажей рядом стоящих судов, правда, только в иностранных портах. В советских портах - семейные заботы поглощали все время.
На теплоходе ХИЙУМАА энтузиастов этой игры тоже было достаточно. Заводилой их был здоровенный и громкоголосый старший моторист Юра, любитель всяческих шуток и розыгрышей. В борьбе на футбольном поле случались и победы, и поражения, однако по судну НИКОЙ летали только радости побед!
Судьбе было угодно занести трамп ХИЙУМАА в порт Шарпнесс. Не пытайтесь найти его на карте. Это где-то в графстве Глостершир. Народ, побродив по единственной улице городка, пришел к выводу, что делать в этой деревушке нечего, и заскучал было, но тут Юра предложил обежать пароходы, стоявшие на тесной акватории порта и бросить вызов на игру. Увы, поход сей потепел фиаско: одни не играли в футбол, другие были на отходе.
Капитан судна же, беседуя с агентом, в шутку рассказал о футбольном хоби экипажа и неудачах в поисках соперников, и тут вдруг англичанин предложил свою помощь - его брат играет в местной футбольной команде. Он постарается уговорить ребят на игру. И на другой день действительно передал их согласие. Капитан поспешил донести эту весть до экипажа. На судне разгорелся ажиотаж, напоминающий боевые танцы индейцев перед откапыванием томагавка!
- Играть с деревней! - громче всех орал Юра - Да мы их шапками закидаем!
В безрыбье и рак - рыба. В означенный день и час судовая футбольная команда, сопровождаемая свитой болельщиков, двинулась на ристалище. Все "Фомы неверующие" были заперты на вахту. К счастью, стадион располагался неподалёку от места стоянки и оставшиеся на судне могли слышать крики игроков и рев болельщиков.
По прошествии томительных двух часов на причале показалась ребята из экипажа, но... их усталые лица не светились РАДОСТЬЮ ПОБЕДЫ, они были мрачны, как южная ночь.
- Ну как? - нетерпеливо расспрашивала вахта, столпившись у трапа.
- 11 - 0, - нехотя ответил только третий или четвертый поднимавшийся по трапу.
- Кому?
- Нам.
Капитан, по законам проигравших, организовал для победителей чай "по-аглицки" в лучших традициях страны-победителя и при прощании презентовал им бутылочку Russian Wodka.
Агент утром следующего дня, выслушав печальный рассказ капитана, по-джентельменски посочувствовал ему и просил не расстраиваться. Ведь эта команда - чемпион графства, имеет виды на успех в чемпионате Великобритании и расчитывает на переход в высшую лигу. Ребята в поддержание своей спортивной формы позволили себе сыграть "международный товарищеский матч", чтобы не выдавть секреты своего стиля игры перед будущими соперниками.
- Вот тебе и Англия - коварная родина футбола. А агент-то каков... - долго еще в рейсе обсуждали моряки.
- Да мы с чемпионами игрывали! - громогласно возглашал Юра слушателям, которые позволяли себе усомнится в его футбольных способностях.
ГОРОДКИ
На теплоходе ХИЙУМАА любили не только футбол. Одно время играли в городки. Правда, профсоюз здесь непричем - никакой аммуниции для этого русского народного спорта он не присылал. Просто случилось так.
После выгрузки пакетов листовой стали для тольятинского завода при зачистке трюмов матросы во главе с боцманом вытащили на палубу добрую поленицу брусков пальмового дерева длиной метра полтора, служивших сепарацией грузу. Быть бы им выброшенными за борт или отправленными на дрова, кабы бы не зоркий глаз судового заводилы и выдумщика, старшего моториста Юры. Как Микеланджело увидел в куске мрамора статую Давида, так Юра увидел в брусках биты и рюшки.
На обеденном сборе команды за кружкой компота он изложил свою мысль народу, который после некоторых дебатов: кто, что, когда, и как, идею одобрил. От слов - к делу! Пригодные к производству брусья были отбраны из поленицы и по убедительной просьбе Юры принайтовлны боцманом в укромном и защищенном от воды месте. Судно тем временем вышло в очередной рейс на Данию.
С самого начала рейса на уши были подняты администрация судна и все заинтересованные лица. В результате "дед" позволил судовому токарю Вите исполнить желаемое, а Юрин друг Витя, тихий, спокойный человечек, зачастую жертва Юриных шуток и розыгрышей, после вялого сопротивления и ворчания приступил к исполнению заказа. К приходу в порт Юра с торжеством продемонстрировал образцы изделий. Смотрелись они так привлекательно, что у многих зачесались руки покидать биту.
В отличие от советского круглосуточного режима работы портов, в европейских портах погрузочно-разгрузочные операции производились в одну смену до 17 часов. В Дании опустевшие от докеров, автопогрузчиков и грузовиков причалы заполнялись прогуливающимися обывателями, пришедшими поглазеть на суда и моряков.
Ребята с городками высыпали на причал, элементарно расчертили кон, расставили фигуры и игра понеслась. Возгласы радости от удачных бросков и стенания - промазал! Буквально через полчаса игроки были окружены зрителями датского королевства, которые сначала пытались сообразить, чем занимаются эти странные русские, а вскоре присоединились к судовым болельщикам. Как ни странно, но на следующий вечер число зрителей возросло.
Теперь за вечерним чаем разговоры и споры часто вертелись вокруг городков. Как-то были забыты скаберзные анекдоты и прочие "тонкие намеки на толстые обстоятельства". Юра не пожелал купаться в лучах славы, а лишь громогласно расписывал перспективы игр, чем-то напоминающие славу клуба "Четырех Коней".
Так продолжалось и в других портах захода, где игроки находили место разбить кон, и всюду игра собирала и зрителей, и болельщиков. К сожалению, биты от ударов о мощеные камнем причалы нередко рассыпались в прах. Токарь Витя с тихим ворчанием принимался точить новые и так до тех пор, пока не иссяк запас брусков. Игрища затихли.
Помполит должен бы быть благодарен старшему мотористу и токарю за подъём морального духа экипажа в это время.
Барон П. де Кубертен в своей "Оде спорту" истинно провозгласил:

О спорт! Ты -- мир!
Ты устанавливаешь хорошие, добрые, дружественные отношения между народами...
ЕЩЁ О СПОРТЕ
Конечно летом, или когда бываешь в тропиках, моряки занимаются спортом охотнее, да и возможностей больше. Но и зимой иногда появляется такое желание. Как-то в декабре, второй механик теплохода, стоящего у причала в бухте Нагаева (это название не всем знакомо, а проще - это Магадан) , заглянул в каюту своего приятеля, второго помощника капитана.Он предложил не ходить в этот раз в кино, да и кабаки уже, дескать, надоели.
- Ну и что же ты предлагаешь ? - поинтересовался друг.
- Да хоть на городской каток сходим.
- Я уже забыл, когда на коньках стоял-то.
- Вот и вспомнишь! Приглашу ещё кого-нибудь с нами.
На том и порешили. Отпросившись у капитана, компания в составе упомянутых друзей и примкнувшим к ним моториста с буфетчицей, сошла на причал. До проходной порта всего 10 минут хода, а за ней остановка автобуса. Ждали его недолго, и вот уже мелькают телеграфные столбы вдоль дороги. Справа лежит бухта, скованная льдом, слева - нависают обрывистые скалы. Минут за 20 их доставили в центр города. Застройка - типичная для всех советских городов, дома не выше пяти этажей. И, конечно, центральная улица носит имя Ленина. Стадион тоже находится в центре города, до него добрались без проблем.
Короток северный зимний день, стало быстро смеркаться. Зажглись уличные огни, да и поле стадиона, превращённое в каток, сверкало под яркими лампами. Взяли на прокат коньки, одели их и вышли на лёд. Кто-то чувствовал себя уверенно и быстро разгонялся по кругу, а вот второй штурман с трудом переставлял ноги и несколько раз уже вошёл в соприкосновение с жёстким льдом. Да и погода стала вдруг быстро меняться. Ветер погнал снежные струйки по поверхности ледового покрытия. Поначалу это даже забавляло, если обойти стадион по снегу против ветра, то потом тебя быстро переносит ветром через всё ледовое поле, и ноги переставлять нет нужды.
А ветер крепчал с каждой минутой. Снежные заряды резко сократили видимость. Ребята стали понимать, что спортивный день не удался. Сдали коньки и вышли на улицу. Кто-то предложил зайти в магазин, и идею приняли. Взяли пару бутылок вина и конфет, рассовав всё это по карманам. Пришли на остановку автобуса, приплясывая под морозным ветром, стали ждать. Но вот мимо них прошёл мужик в заснеженном полушубке и прокричал, что автобусы ходить не будут - дороги перемело. О том, что делать, думали не долго, решили идти пешком.
Этот обратный путь всем им запомнится надолго! Преодолев перевал между городом и бухтой, стали спускаться вниз. Дороги практически уже не было, какое-то снежное месиво под ногами, а видимость упала до 30 метров, не более. В снежной круговерти едва проглядывался огонёк люстры, мотающейся под ветром на видимом впереди столбе. Добравшись до столба, выглядывали следующий огонёк и брали курс на него. А ведь могло бы и оборвать эти провода на столбах, тогда - беда, даже подумать страшно. Сначала брели в снегу по колено, потом уже по пояс. Хорошо ещё, что морозный сухой снег довольно легко расступался.
Мужики держались стойко, буфетчица немного запаниковала было, но притихла, выслушав "ободрение" штурмана. Это на коньках он чувствовал себя неуверенно, а тут командовал жёстко. Да по другому и нельзя в суровой обстановке. Но вот и огни порта показались сквозь пургу, "с души камень свалился". Поразив своим видом охранников порта, миновали проходную. А вот и родной их теплоход, он сейчас и впрямь - дом родной. Вахтенный матрос тоже не признал своих, в этих белых призраках, поднявшихся на борт. А приглядевшись, сочувственно заохал. Разошлись по каютам, переоделись, согрелись под душем, а потом в каюте второго механика, инициатора похода, подвели итоги. После стакана вина, всё стало казаться уже не таким страшным, смеясь стали подначивать друг друга. Вспоминали самые неприятные или забавные моменты. Но ещё раз пойти на каток, никто уже не захотел почему-то.

ПРИЧУДЫ ПОГОДЫ
Уж кто-кто, а моряки хорошо знают, насколько капризной бывает погода на море. Только вот солнышко светило, да вдруг задул ветерок, побежала рябь по воде, потемнел горизонт. И вот уже ветер завывает в снастях, а корпус судна начинает содрогаться от резких ударов волны. Но многие поколения людей, связанных с морем, научились по разным признакам определять изменения погоды, дабы заранее приготовиться к ударам стихии. Приметы эти даже выражены в стихотворной форме, для лучшего запоминания. Их знают, наверное, даже многие из сухопутной публики:

- Красно солнце по утру, моряку не по нутру!
- Дождь прошёл и ветер вслед, жди от моря всяких бед!

Таких прибауток много, да ещё и местные есть на разных морях. А вот перемены политической погоды предугадать куда сложнее, тем более морякам, блуждающим вдали от своей страны.


В бухте Нагаева. Рис. С.Смолякова
Теплоход "Туркестан" совершил короткий рейс на КНДР из Владивостока и из северокорейского порта Хыннам через неделю вернулся обратно. Небольшой срок - неделя, а оказалось, что на политическом небосклоне успело в нашей стране сильно громыхнуть.
Как всегда по приходу, после оформления формальностей, на борту появились гости, представители различных береговых служб пароходства. А появлятся они любили к обеду. И вот за столом, вместе с командным составом судна, дружно работают ложками "инспекторы и инструкторы". В перерыве между блюдами один из пришедших вдруг указал на портрет Хрущёва, висевший на видном месте в кают-компании:
- А чего это он у вас тут висит?
Помощник капитана по политической части, или проще - помполит, чуть не подавился куском мяса. Лицо его покраснело, губы задёргались. Как можно так сказать о генеральном секретаре нашей партии, первом лице страны? А гость, видя произведённый эффект, поспешил внести ясность:
- Вы разве не знаете ещё, что его сняли?
Помполит пулей вылетел из-за стола, бросив недоеденное блюдо, и побежал в партком пароходства за указаниями. А гости, перебивая друг друга, стали рассказывать морякам о переменах в высших эшелонах власти в Москве. Генсеком теперь стал Брежнев.
Через пару часов вернувшийся помполит собственноручно снимал с почётного места портрет "волюнтариста".
Наступали новые времена, хрущевская "оттепель" стала медленно превращаться в брежневский "застой".

СУСАНИН
Охотское море не очень приветливо, особливо в зимнюю пору, но навигация там не прерывается всё равно.Теплоходы, которые следуют на Магадан, идут тогда прижимаясь к Курилам и Камчатке по незамерзающим водам до сплочённых льдов. А далее уже под проводкой ледоколов до самой столицы колымского края.
Но, на этот раз стоял уже май месяц, даже здесь уже стало проглядывать солнышко, море было чистым и почти ласковым. Из бухты Нагаева, после выгрузки, теплоход направлялся в порт своей приписки - Владивосток. Моряками замечено, что в свой порт судно почему-то бежит всегда чуточку быстрее, это хоть и совсем не научный, но факт. Лаг шустро отсчитывал мили, моряки несли привычные вахты. Вот уже пройдена основная часть Охотского моря, приближались к траверзу сахалинского мыса Терпения. И тут вдруг стали попадаться льдины, а далее и целые поля крепкого ещё льда, вынесенного видимо из северо-западного угла моря. Там лёд держится дольше всего, полюс холода почти рядом.
Пришлось убавить ход и маневрировать, избегая сильных ударов о ледяные глыбы. Вскоре капитан вызвал на мостик самого молодого из своих помощников. Ему было велено забраться куда повыше и искать разводья среди полей. Одеть полушубок и взять бинокль - дело минутное, далее по металлическому скоб-трапу на салинговую площадку фок-мачты. Вид отсюда открылся хороший, только судно внизу как бы уменьшилось в размерах. Стал штурман выискивать, при помощи бинокля, проходы в белых полях и рукой указывать направление движения. Дело вроде пошло, двигались во льдах вполне прилично. Но просветов среди льда становилось всё меньше, уже не так уверенно указывал дорогу вперёдсмотрящий, а тут ещё и видимость стала пропадать, да и смеркаться стало. Скоро на вопрос капитана, видно ли что, штурман только беспомощно развёл руками. Ему велено было спускаться.
В тёплой ходовой рубке его встретили смешками:
- Ну, и куда же ты нас завёл?
Он пытался что-то всерьёз объяснять, однако понял, что просто подначивают.
Против природы не пойдёшь, было решено остановить машину и дрейфовать до утра. А утром опять всё резко переменилось, ветер растянул ледяные поля, впереди снова синела вода, пробилось и солнышко. Теплоход стал набирать ход, направляясь к югу. А вот за молодым штурманом, с тех пор, надолго закрепилось прозвище "Сусанин", но не обидное, а даже как бы почётное.

УБРАТЬ ФЛАГИ
Про служебные романы написано уже немало. О женских проблемах на судах тоже. Но, рискну всё же поведать вам ещё одну небольшую историю из моряцкой жизни.
На одном из дальневосточных теплоходов трудились два приятеля, второй штурман Витя и второй механик Лёша. Оба были молодыми холостяками, характер имели общительный. Любили в компаниях побалагурить, не чурались вина и других радостей этой земной жизни. В экипаже обоих ценили за трудолюбие и умение ладить с людьми. Но в чём Лёша значительно опережал своего дружка,так это по женской части. Был он большим мастером в деле обольщения девиц, замужних дам и молодых вдов. Виктор тоже не шарахался от представительниц женского пола, но ему немного в этом мешала стеснительность и, может быть, излишний романтизм.
А жизнь на судне текла своим чередом.После зимних рейсов по южным морям, пришлось сбегать к охотскому побережью, где выгрузили снабжение для местных рыбокомбинатов. Как обычно в таких рейсах, судовые женщины уже присмотрели себе кого-то из экипажа, исходя из симпатий или строя более серьёзные планы на будущее. Ну а остальные мужики ждали возвращения к семьям или хотя бы просто захода в порт. Обходиться без женщин - это один из минусов, из того, что называют "тяготами морской жизни". Но в этот раз на борту вдруг оказались ещё несколько симпатичных дам, они возвращались из северных краёв во Владивосток. Кто-то был в командировке здесь, у кого-то закончился контракт. Разместили их, потеснив в каютах судовых женщин, а так же предоставив одну пустующюю каюту радиста. Её заняла наверное самая миловидная из дам-путешественниц. Вот тут-то и началось соперничество двух наших друзей за её благосклонность.
Лёша стал увиваться вокруг неё, используя весь свой богатый опыт по части соблазна. Был задействован его кулинарный талант, а именно фирменные рыбные "жучки" собственного изготовления. Стол в каюте украсили крабы, а из магнитофона звучала томная и расслабляющая музыка. Да и сам он поговорить с дамами умел.
Но молодая женщина, оценив всё это, конкретно ничего так и не пообещала. А после обеда, когда наступило вахтенное время наших героев, она попросила разрешения войти в ходовую рубку. Там прохаживался Виктор, изредка осматривая пустынный круг горизонта да поглядывая на экран радара. Разговорились, время вахты как-бы пошло быстрее. Штурман, вначале застеснявшийся, вскоре освоился и смог уже говорить интересно и с юмором. Даме это очевидно нравилось. Посещения мостика, а потом и каюты продолжились. Лёша тоже продолжал свои ухаживания.
Вскоре наступила развязка. Виктор, сменившись с вахты в четыре часа утра, готовился в каюте отойти ко сну, но тут в дверь тихонько постучали. Он открыл, в каюту тихо скользнула фигура женщины, обдав его лёгким запахом духов. Виктор выглянул в коридор, никого больше не видно, закрыл дверь и спросил :
- Что случилось ?
- Лёша пришёл ко мне сейчас и стал слишком уж грубо приставать, а я такого не люблю. Вот выскочила сюда, а его закрыла в каюте.
Оба прыснули от смеха. Ну а дальше... было всё, что бывает у молодой пары, где каждый истосковался по ласке и любви. Потом они лежали, утомлённо прижавшись друг к другу, и шептали слова нежности и благодарности. К действительности их вернул резкий телефонный звонок.
- Да, слушаю - снял трубку Виктор.
- Она у тебя ? - как-то хрипло спросил Лёша.
- Да - чуть помедлив, признался Виктор.
- Ну я тоже теперь у себя. Флаги там убери.
Звонок прервался, оставив Виктора в некотором недоумении.
- Дай-ка мне ключ от твоей каюты, гляну, что там. Виктор набросил одежду и вышел в коридор. Каюта радиста была за углом по левому борту. Он тихо вошёл, не включая света, и осмотрелся. Окно-иллюминатор, выходящее на борт, было открыто. Скрученные простыни, привязанные одним концом к поручням кровати, действительно развевались за бортом, подобно флагам. Всё стало понятным. Лёше было слишком уж позорно оказаться в таком нелепом положении и он нашёл выход, спустился по двум связанным простыням из каюты на палубу спардека под ней. Вообще-то мероприятие весьма опасное, теплоход слегка покачивало на волне, за бортом темнота и ветер. Случись что, канул бы в холодные воды Охотского моря без следа.
Было ли у этого краткого романа продолжение - не известно. Витя и механик остались друзьями, правда Лёша стал относиться теперь к приятелю более уважительно.

ФРАХТ
Шёл 1967 год. На одном из судов Дальневосточного пароходства трудился молодой штурман, недавний выпускник Таллинской мореходки. Он был уже два года, как женат, и его супруга всего месяц назад подарила ему дочку. С жильём для плавсостава в пароходстве была большая проблема, точнее, возможности получить хоть какую-либо крышу над головой не было вообще. А потому снял моряк за 30 рублей в месяц домик-времянку на окраине города Находка. Там стоял в ремонте его теплоход, когда подошло супруге время рожать. Жильё убогое, крохотная кухонька с плитой, отапливаемой углём и дровами, да одна комнатка, где разместился диван, детская кроватка и стол. Воду приходилось носить из колодца, метров за 200 от домишка. Времена были ещё суровые, выручала только бесшабашность молодости.
Но вот, ремонт судна закончен. Теплоход стоит на рейде в ожидании постановки к причалу для погрузки леса на Японию. А на дворе январь и бухта ещё покрыта льдом. Снег лежит на сопках и в округе. Поднялся молодой отец в 6 утра, сбегал с вёдрами до промерзшего колодца, принёс домой воды. Затопил печь, согрел себе чаю. Жене сказал, что вернётся пораньше сегодня, это последний свободный день у него перед рейсом. Это он так предполагал, но, как мы знаем, Бог располагает иначе.
По заснеженной дороге до остановки автобуса ходу всего 10 минут, да ожидания столько же. Выскочил у порта и добежал до проходной, далее по причалу до здания морвокзала. Там собрались уже ребята из его экипажа, что ночевали на берегу. Стали выяснять через диспетчера порта, куда же поставят их теплоход. Но поступила вдруг команда садиться всем на буксир, который доставит их на судно. Рейс на Японию отменён, следовать во Владивосток срочно.
Через пару часов уже снялись с якоря и вышли из бухты Находка в залив Америка. До Владивостока переход всего-то 4 часа и там всё завертелось очень быстро. Тут же поставили к причалу и начали погрузку. А рейс-то будет на Вьетнам! Это не недельный поход к близкой Японии, а как минимум месячный. Вот тебе и "вернусь пораньше сегодня"! После погрузки прошли размагничивание, а такая операция проводится, если судно идёт туда, где война и существует минная опасность.
Вскоре растаял за кормой Владивосток. Прошли острова Цусима и стало потеплее. Восточно-Китайское море встретило их хорошей солнечной погодой. В те времена враждебный Тайвань обходили стороной, поэтому мимо Окинавы вышли в Тихий океан и взяли курс на Филиппины. Тут уже совсем жарко стало, летучие рыбки взмывают над водой. Проливом Бабуян идут в Южно-Китайское море, и далее на запад к Тонкинскому заливу. В воздухе вскоре стали появляться американские военные самолёты, они проверяли курс судна и пытались определить, что оно доставляет во Вьетнам. А в заливе повстречались и с авианосцем, это с его палубы взлетали "фантомы", бомбившие северный Вьетнам за его поддержку партизан Вьетнама южного.
Из залива поднялись вверх по реке Красная до Хайфона, где и стали под выгрузку у старого свайного причала. И вот тут-то пришла радиограмма из пароходства, которая буквально экипаж "убила". Это было распоряжение о передаче судна во фрахт вместе с командой министерству транспорта Демократической Республики Вьетнам сроком на год. Ловко сделано! Если бы об этом объявили во Владивостоке, вряд ли бы нашлось много желающих отправиться на такой срок, да ещё в страну, где идёт война. А теперь деваться некуда, путь домой отрезан надолго. Вся связь с близкими отныне - это радиограммы, а в них многое не скажешь.
И потекла , вроде бы вполне привычная, морская жизнь, да только к такой длительной разлуке с родными привыкнуть, ну никак не возможно. Тревожила неопределённость судьбы, кто же знает, чем эта война закончится вообще. Американцы всё больше наращивали бомбардировки, грозили заминировать все подходы к Хайфону, полностью заблокировав морские перевозки. А эти перевозки давали Вьетнаму единственную возможность получать помощь продовольствием, техникой и оружием. Да и выручать на свои нужды какую-то валюту от продажи своих товаров. В Японию вывозился уголь, в Гонконг экзотические местные продукты. Так вот и мотался советский теплоход в южных водах, помогая, как тогда говорили, "братскому народу в борьбе с империализмом".
Но вот случилась оказия, возможность зайти в родной порт. Из-за поломки винта, другой теплоход остался без хода и его необходимо было буксировать во Владивосток. Ребята ожили, дали семьям радиограммы с радостной весточкой, и штурман тоже так поступил, естественно. Прошло уже восемь месяцев, как там дочка растёт? Все пребывают в радостном ожидании свидания с самыми дорогими своими людьми. В порт пришли к вечеру, отдали концы, на которых буксировали аварийщика, и стали к причалу для того, чтобы пополнить запасы топлива, воды и продовольствия. Кто-то из местных поспешил домой, холостяки остались на вахте, и наш герой тоже, ожидая приезда жены из Находки. Он бегал, следя за приёмкой снабжения и всё поглядывал на причал, не идут ли его любимые. А их, увы, не было. К утру всё было принято, пароходство начало упорно торопить с отходом, чтоб не терять плату за фрахт.
Штурман наш побежал в контору порта за почтой и ещё какими-то бумагами для судна. На причале он вдруг столкнулся с женой, бережно держащей на руках, завёрнутое в одеяльце дитя. От неожиданности они растерялись, неловко обнялись.
- Иди на судно, тебя проводят в мою каюту. Я скоро буду, - расстроенно проговорил штурман.
И действительно вернулся он скоро, но не один. На борт поднимались уже таможенники и наряд пограничников. Штурман успел раздеться у себя в каюте, его дочь, уже распелёнутая, лежала на кровати и сладко посапывала во сне. Жена стала объяснять, что приехала вечером, но никто не смог ей точно сказать, где стоит теплоход. Пришлось заночевать у хороших знакомых в городе. Штурман налил по бокалу вина и хотел как-то отметить встречу. А по судовой трансляции уже раздалась команда:
- Посторонним покинуть борт, начинается досмотр!
Свидание заканчивалось, толком не начавшись, так даже в тюрьме не бывает. Далее всё скомкалось, быстрые сборы жены, торопливые поцелуи и слёзы. Эти слёзы рвали штурману душу, но что он мог поделать. А потом опять стал отдаляться причал, и на нём застыла фигурка с младенцем на руках.
Миновал год. Бомбёжки у причалов Хайфона, Хонгая и Кам-фа сменялись стоянками в спокойных портах Японии, Кореи и Камбоджи. Напряжённое ожидание возвращения домой, почти сменилось какой-то усталой апатией. Поэтому известие о том, что фрахт продлён ещё на полгода, было воспринято не так остро, как можно было бы ожидать. Ещё одна подлянка, не более того.
Но вот позади последний переход из Вьетнама в порт Ниигата, выгрузка там и домой! Во Владивосток. А там вместе с отпуском получил штурман в отделе кадров и повестку о призыве на службу в Военно Морской Флот. Он уже не удивился, только сплюнул, выйдя из отдела на улицу.
В Находке ожидали его жена и дочь, он спешил к ним. Девочка уже шустро бегала и начинала говорить, но смотрела на пропадавшего так долго отца настороженно. На вопрос:
- "А где папа?" - она показывала на его фотографию.
Самого первое время именовала дядей. Смешно и грустно. Но жизнь берёт своё, худое забывается быстрее. И доченька быстро привыкла к отцу, а тот с удовольствием возил её на коляске к берегу моря. У них впереди были конечно новые расставания, но и были новые встречи, новые свидания. Впереди была ещё долгая жизнь !

ДВЕ ВОЙНЫ
За полвека своей морской практики, разных пришлось мне встречать людей. Одни надолго запоминаются, как добрые, надёжные моряки, других помнишь за их весёлый нрав и юмор, бывали и такие, что лучше и не вспоминать вовсе. Но вот один человек запомнился особенно нелёгкой и трагической судьбой.
На дальневосточном теплоходе "Туркестан" трудился в должности электромеханика Николай Никитич Рыбачук. Ему было уже за 50. О возрасте и трудном, пройденном на морях пути говорила его убелённая сединой голова. Но душой он оставался на удивление молод. Молодёжь, составлявшая основную часть экипажа, с удовольствием слушала его рассказы об опасных плаваниях во время второй мировой войны. Тогда пришлось ему совершить немало рейсов с военными грузами из США, американцы здорово помогали нашей стране поставками вооружений и продовольствия. Никитич, как почтительно его все называли, живо, будучи очевидцем, повествовал нам о гибели судов в конвоях, о дружбе и поддержке людей из различных стран в те суровые годы. С большой теплотой вспоминал американцев, моряков и портовиков, которых хорошо узнал во время войны.
Позже, когда я штурманил уже на другом теплоходе, наши пути вновь пересеклись. Но это была уже другая война. Мой теплоход был передан во фрахт Демократической Республике Вьетнам, которая подвергалась обстрелам и бомбёжкам со стороны военной "супердержавы", т.е. США. Это они теперь желали установить в мире свои порядки. Мы бросили якорь на рейде Бач-Данг, что на подходе к Хайфону. А теплоход "Туркестан" завернули сюда случайно, помочь кубинскому судну: то из-за большой осадки не могло войти в порт. "Туркестан" должен был на рейде взять на себя часть кубинского сахара. Я воспользовался этой возможностью и по радио переговорил с Никитичем. Оба были рады этой нечаянной встрече. Хотел навестить его, используя судовую шлюпку, да не привелось. К нам на борт прибыл местный лоцман, мы направились к причалам Хайфона. А "Туркестану" тоже переменили задание, направили в небольшой порт Кам-Фа под погрузку углем.

Бомбы легли рядом. Хайфон - 1967 г.
Нужно сказать, что свои налёты американцы проводили и ночью, и днём, до десяти раз в сутки, надеясь "вбомбить коммунистический Вьетнам в каменный век". Именно так выражались тогда американские политики. И вот, через пару дней один из одесских теплоходов, стоящий тоже в Хайфоне, сообщил нам - Порт Кам-Фа разбомбили, пострадал и ваш дальневосточный теплоход. Как-то сразу и не поверилось, советские суда американцы всё же старались не трогать. А ещё через день уже и радио Москвы подтвердило:
- Обстрелян теплоход Туркестан, погиб член экипажа.
Это и был так уважаемый нами Ниnbsp;китич. Снаряд авиционной пушки ударил прямо в иллюминатор его каюты.

Прошло полгода. Наш теплоход входил в один их японских портов. Я стоял на крыле мостика, стараясь разглядеть в бинокль место намеченной швартовки. Вдруг в поле зрения попала корма стоящего справа теплохода и я не сразу поверил своим глазам. На корме белело название судна - "МЕХАНИК РЫБАЧУК". Вот так мы ещё раз встретились, Никитич стал судном! Жаль,что теперь уже с ним не поговоришь, но осталась память о добром человеке.
Счастливого тебе плавания, друг!

ПЯТЬ МЕТРОВ ШКИМУШГАРА
Загадка: какой конец на судне самый короткий, а какой - самый длинный?
Отгадка: самый короткий - рында-булинь, а самый длинный - боцманский язык.
Шкимушгар - тонкий линь, свитый из низкокачественной просмоленной пеньки
или из каболок старого троса. Шкимушгар применяется для накладки бензелей,
клетневания, изготовления матов и в других такелажных работах.
Морской словарь

Мой читатель, ты понял меня правильно. Я хочу рассказать о боцмане учебного судна ВЕГА Леве Л.
В отличие от стереотипного образа, боцман Лева - невысок ростом, хорошо сложен, со слегка картавящим негромким голосом, строгим лицом, пронзительным взглядом и неизменным ножом в ножнах на поясе. Дело свое, а это паруса, стоячий и бегучий такелаж и работы с ним, палубные механизмы - эх, да что перечислять обязанности боцмана - он знал досконально. Курсанты никогда не видели его, даже слегка, выпивши.
Как непосредственный матроский начальник, он держал нашу братию, а это шестьдесят с лишним салаг, в "ежовых рукавицах" и упорно вбивал знания в наши головы. Нарушители техники безопасности, опоздавшие по судовым тревогам, "сачки" в рабочей команде, получали по справедливости и, надо сказать, весьма оригинальным образом: сплести пять метров шкимушгара, а за грубые нарушения - даже десять...
Практически, пострадавшие, а поначалу их было достаточно, получали от шкипера куски старого троса, которых на паруснике хватало, распускали его на каболки минимум по две каждому. В то время, когда по расписанию экипажу полагался отдых, по нашему - "адмиральский час", на переходных мостиках усаживались "такелажники" и работа закипала.
Каболки полагается скручивать по направлению их естественной скрутки и одновременно свивать в тугую бечеву. Читатель, чтобы ощутить всю прелесть этого процесса, возьми две тоненьких веревочки, просмоли их и попробуй проделать вышеописанное.
"Адмиральского часа" не хватало, посему изготовление, как минимум, пяти метров шкимушгара продолжались в свободное от учебы, работы и вахты время. Руки немели от напряжения, пальцы натирались до мозолей. Затягивать исполнение не рекомендовалось, ибо Лева умудрялся помнить о всех своих должниках и можно было схлопотать пяток метров дополнительно. Однако, на этом дело не заканчивалось.
Второй частью "Марлезонского балета" была сдача готовой продукции боцману, который беспощадно отбраковывал по его мнению слабо скрученную или не в меру лохматую шкимушку. Резюме было коротким - переделать.
Далее снова читай с абзаца: - В то время, когда по расписанию экипажу полагался отдых, по нашему - "адмиральский час"...
К концу практики количество любителей обеспечивать боцмана материалом для такелажных работ заметно убавилось, но я уверен, произнеси сейчас в присутствии начальника пароходства слово "шкимушгар" и он может вздрогнуть, ибо школу, пройденную у боцмана Льва Л., уже не забудешь.
Кстати, одному из его матросов-практикантов этот смоленый кончик и жизнь спас, когда он с реи чуть не смайнался.
НА "КАМЧАТКЕ"
В классе на втором судоводительском этаже мне досталось место на "камчатке". Соседом моим оказался Сережа К. Сидеть на "камчатке" не значило учиться из рук вон плохо. Это подтверждает и Юра Рястас, однако на третьем курсе "камчатка" сыграла все-таки свою коварную роль. А случилось это при освоении дисциплины Международные Правила Предупреждения Столкновения Судов в море, МППСС-60 в курсе морской практики и управления судами, которую вел начальник училища, в прошлом капитан парохода типа "Либерти" - ПСКОВ.
Александр Владимирович требовал не просто чтения этих Правил, но запоминания их, наподобие стихов, и требовал жестоко.
- Разбуди вас в любое время ночи и вы должны немедленно прочесть требуемое Правило со всеми запятыми - не раз говаривал он своим низким, окающим голосом, от которого у курсантов зачастую по спине ползали мурашки.
Естественно, двойки сыпались, как из мешка изобилия, да при этом провалившийся курсант получал приказание явиться после занятий к лаборанту кабинета морской практики и прочитать коварное Правило, за которое была получена двойка, шестнадцать раз...
Попытаюсь воспроизвести сцену опроса:
АВ (как нам казалось, грозно шевеля усами): - Крайний стол, курсант справа!
Курсант справа (вскакивает в готовности ответить на любой вопрос).
АВ: - О чем говорит правило 16?
Курсант справа (на пару секунд задумывается): - Правило 16 - о туманных сигналах.
АВ: - Говорите правило.
Курсант справа (неуверенно) - Судно в тумане должно подавать туманные сигналы. Судно на ходу подает туманный сигнал (задумывается)...
АВ: - Садитесь. Курсант слева! Продолжайте!
Курсант слева (встает в готовности идти на плаху): - Судно на ходу в тумане подает длинный гудок.
АВ: - Покажите голосом, как гудит судно на ходу в тумане.
Курсант слева ( вполголоса, неуверенно): ю-ю-ю...
АВ: - Садитесь! А судно на ходу в тумане гудит так (во весь голос, ровно минуту, как трактует Правило): У-У-У-У-У-У-У-У! Следующий стол, курсант справа! ( и так далее минут 15 опроса темы предыдущего занятия...).
Резюме проверки знаний обычно заканчивалось любимым афоризмом преподавателя:
- Родина для вас все - вы для Родины ничего!
До нас с Сережей опрос, насколько мне помнится, доходил крайне редко, а по сему в увольнение, в отличие от многих, мы ходили регулярно.
Расплата наступила на семестровых экзаменах. Мы самоуверенно по просьбе трудящихся на ниве просвещения морских наук пошли в числе первых. На первые два вопроса по морской практике и управленю судами я ответил блестяще и довольный Александр Владимирович попросил переходить к третьему - по Правилам. Выслушав мое "тык-мык", помрачнел:
- Начали за здравие, а кончили за упокой. Придете повторно последним.
Минут через пятнадцать со скорбной миной на лице из класса вылетел Сережа - все мое повторилось и с ним. Остальные ребята прошли с первого захода. Стоит ли говорить, что пока группа сдавала экзамен, мы в Правилах выучили все запятые. После повторного экзаменования Александр Владимирович грустно пророкотал:
- Вынужден поставить вам четыре балла, хотя на все вопросы ответили отлично.
Победу свою, начатую с поражения, мы отметили в буфете, что неподалеку от экипажа, в подвальчике, позднее названным "МОНЕТНЫЙ БАР".
Не даром говориться : повторение - мать учения ! Ну а в нынешние времена эти Правила нужно не только знать до запятой, но и произносить их на хорошем английском языке. Но главное - эти Правила нужно неукоснительно выполнять, этому нас уже научила сама жизнь!
ТЕХНОЛОГИЯ КРАШЕНИЯ РУБАШЕК НА СУДНЕ
Как-то по телевидению довелось посмотреть передачу про нейлоновый ширпотреб в Союзе времен "оттепели" Хрущева и на память пришел один эпизод по этому случаю.
На флагман флота, теплоход ЛОКСА, была отправлена группа курсантов на последнюю плавательскую практику перед государственными экзаменами. Рейс предстоял сравнительно длинный: из Таллина в Калининград, откуда с грузом зерна на Плимут и Лондон.
Что касательно полупрозрачных нейлоновых рубашек, то мы их уже покупали во время предыдущих практик и даже успели заносить. Так, один из курсантов, Рейн, выходил на прием пищи в такой белой рубашке с заметными желтыми пятнами.
Ничто не нарушало обыденности рейса, как где-то на половине пути до Плимута Рейн появился в столовой команды в новой рубашке изумительного сине-стального цвета.
- У тебя сегодня праздник, Рейн? - полюбопытствовал я.
- Нет, обычный день - удивился Рейн - с чего ты так посчитал?
- Да я смотрю, ты новую рубашку одел.
- Какая новая. Каждый день в ней хожу.
- Каждый день ты ходил в белой.
- Я перекрасил ее.
Я принял было ответ за шутку, однако исчезновение из обихода Рейна старой белой рубашки подтверждало его слова. Но как в условиях судна можно перекрасить вещь? У меня самого имелась старенькая, но любимая, рубашка типа "хаки", приобретенная год назад в Антверпене и теперь требующая обновления. Поэтому, улучив момент, я пристал к Рейну с просьбой раскрыть секрет крашения, на что он кратко отвечал:
- Выстирал вместе с робой.
Фантазия моя разыгралась. Вместе со своей робой и рубашкой загрузил в стиральную машину дополнительно робу приятеля, засыпал стирального порошка, открыл на полную подачу пара и пустил оную в работу часа на два. Каково же было мое разочарование, когда из машины была извлечена чистая постирушка безо всяких следов крашения. А ведь вода стиральной машины выливалась из шпигата окрашенной. Сам наблюдал из иллюминатора.
Спрятав гордость в карман, рассказал Рейну о своей неудаче и снова попросил открыть секреты его стирки. Оказалось, все очень просто. Несколько курсантов решили постирать робу и битком набили барабан. В последний момент Рейн бросил туда и свою рубашку. Включили подачу пара и крутили часа три-четыре.
- Стиральный порошок? Не помню. Кажется не нашли его в тот день в прачечной... Сам не ожидал такой удачи...
Подвела меня не фантазия - подвел стереотип мышления: стирать - одна технология, а красить - другая. Ну что же, век живи - век учись!
"НАШИ" И "ЧУЖИЕ"
В начале второго года обучения, курсанты мореходного училища стали заполнять анкеты для получения "визы" - близилась плавательская практика на судах заграничного плавания. Необходимо было вспомнить всех родственников, кто и чем занимался до революции, не был ли кто в плену или на оккупированной территории в годы войны и т.д. Всё это проверялось бдительными сотрудниками ГосБезопасности. Прошедших этот суровый отбор, приглашали на инструктnbsp; Курсант слева (встает в готовности идти на плаху): - Судно на ходу в тумане подает длинный гудок.
аж в Центральный Комитет компартии республики, который находился неподалёку на площади, видной из окон наших аудиторий.
И вот, в один из кабинетов робко входит курсант, представившись, сидящему за столом инструктору ЦК. Тот предлагает вошедшему сесть, а сам открывает папку с какими-то бумагами. Начинается беседа о том, что на молодого моряка ложится теперь большая ответственность - быть представителем страны социализма в мире враждебном, где возможны любые провокации против наших людей. Поэтому, нужно быть постоянно бдительным, не давать втянуть себя в сомнительные разговоры. Ни в коем случае не употреблять спиртные напитки и т.д.
- Не вздумайте там по бабам ходить, у нас и своих б... хватает, - произнёс сурово инструктор и подняв голову от бумаг, увидел наивно-детские голубые глаза курсанта, сидящего напротив.
- Я хотел сказать - девушек, - тут же поправился он.
Позже, во время своих плаваний, многим из нас приходилось многократно встречаться с различными людьми в разных странах. Были это граждане тех государств, были и эмигранты, занесённые судьбой в разное время и по разным причинам в чужие края. Но ничего страшного с нами не случилось, а вот забавные случаи бывали.
Скажем, немцев мы знали только по нашим кинофильмам про войну, где страшные гитлеровские вояки кричали "хальт" и "хенде хох". Поэтому, когда впервые молодой матрос советского парохода сошел на берег в Бремене и услышал оклик полицейского - "Хальт!", то невольно холодок у него пробежал по спине. А это была просто рутинная проверка документов.
Как-то, пароход ВЕРХОЯНСК доставил в бельгийский порт древесину для бумажного комбината. На вахте у трапа стоит молодой матрос, а с причала поднимается на борт какой-то иностранец. Как и положено, матросик интересуется :
- Вы кто, цель вашего посещения ?
- А вы здесь впервые, видимо? - отвечает гость и добавляет: - Я Боря Флис, мне нужен капитан.
Это был хорошо знакомый всем советским морякам снабженец. Он доставлял нужный морякам товар в любой бельгийский порт, часто подвозил моряков на своей автомашине, и матросы постарше его прекрасно знали. Запомнил его и этот начинающий морячок, который тоже прикупил в этот заход у Флиса бельгийский коврик, ценимый в те времена в нашей стране. А вот сам коммерсант Б.Флис позже погорел на каких-то махинациях с валютой.
На стоянке в порту Руан группе моряков пожелалось посетить парфюмерный магазин, хозяин которого умудрился оставить на судне кучу визиток. По дороге в город они подошли к скучающему крупнотелому полицейскому с просьбой указать дорогу, однако он на вопрос ни по английски, ни по немецки не реагировал глядя на нас оливковыми глазами. Поскольку "французов" среди нас не было, стали рассуждать, как его разговорить. Ответ нашелся самым неожиданным образом - добродушный ажан разразился русским трехэтажным матом и увидев смятение на лицах моряков добавил:
- Одесса мама!
Ясно, кто учил русскому языку...
Ободренный громким смехом и похлопываниями по плечам "собеседник", глянув на протянутую ему визитку, махнул рукой приглашая следовать за собой.
В африканском порту Малабо, на борт советского теплохода поднялся белокурый молодой человек. Представился вторым помощником капитана с американского сухогруза, стоящего у соседнего причала. Поинтересовался, с кем может поговорить, и вахтенный матрос указал ему на капитана, стоящего неподалёку.
- Доброе утро, сэр! - поздоровался американец, - Я ваш земляк, мои родители эмигрировали в США из Риги в послевоенные годы.
- Вообще-то наш теплоход из Таллина - ответил капитан.
- Так это почти одно и тоже, это Прибалтика - продолжил гость. Он вырос и выучился в Америке, языка родителей не знает, но ему интересно узнать из первых рук, какая она - родина предков. Капитан рассказал ему кратко о балтийских городах, угостил таллинской сигареткой. И латыш-американец остался вполне доволен.
А вот другой африканский порт - Луанда. Небольшая группа наших моряков идёт по улице. Увидев симпатичный магазинчик, направили к нему свои шаги. Вдруг, из дверей выбежал местный темнокожий мальчуган лет 12-ти.
- Здорово, скобари! Давай карамель! - громко и почти без акцента закричал он.
Моряки поначалу слегка обомлели, а потом поняли, видать, много нашего народа здесь бывает. А аборигены молодые к разным языкам здорово способны!
И в "бананово-лимонном" Сингапуре, на местном базарчике кто-то из наших моряков, торгуясь, слишком уж занизил цену на товар. Продавец, молоденький парнишка малаец, хитро поднял на него глаза и отрезал :
- Кончай шалтай-болтай!
Ну а случались ли враждебные проявления? Да, хоть и нечасто. То литературу сомнительную предложат, то процедят вслед что-то оскорбительное. В Японии, куда заходили наши суда из Вьетнама, а там в то время шла война, под видом торговцев, бывало, наведывались на борт японские разведчики. Их, а вернее их коллег американских, интересовало, какова там обстановка, велики ли разрушения. Но это было всё же редко.
Да, вот ещё вспоминается, как в Гамбурге какой-то недобитый гитлеровский вояка, в советском плену выучивший немного русский, прокричал с причала:
- Мы к вам ещё вернёмся!
- А ты чем в плену занимался? - спросили с борта.
- На Урале лес валил - зло ответил "фриц".
- Тогда возвращайся, там его ещё много осталось - засмеялись наши ребята, а "вояка", сплюнув, побрёл от нашего парохода.
В портах тогдашней Западной Германии к борту судна часто подходили пожилые немцы, здоровались по-русски, произносили несколько запомнившихся по жизни фраз. На вежливый вопрос, где так хорошо выучили русский, как правило, отвечали - в сталинградском плену.
Память о войне была жива, но воевать мало кто хочет. Как и у нас дома, вокруг в основном встречались нормальные люди. А радость открытия новой страны, это ведь и возможность пообщаться с её народом, узнать его поближе. Понять, что не совсем уж мы друг другу чужие.
ДЕНЬ КОСМОНАВТИКИ
Это теперь, день 12 апреля отмечается во всём мире, как Международный День космонавтики. В этом году отметили уже пятидесятилетие первого полёта человека в космос. А что может вспомнить об этом нынешний моряк-пенсионер?
Был он тогда молодым матросом. Небольшой теплоход, на котором он трудился, рассекал не очень спокойные воды Атлантики южнее туманного Альбиона. В полночь пришла его пора заступить на вахту, именуемую у моряков "собачьей", время самой тяжёлой борьбы со сном. Начинались новые сутки, в судовом журнале записана дата - 12 апреля 1961 года. Перед тем, как стать к штурвалу, он получил указание от второго штурмана - каждый час будить радиста. Медленно идёт время ночью. В рулевой рубке темно, только перед глазами светится картушка репитера гирокомпаса. Как только она делает попытку повернуться в ту или иную сторону, матрос перекладывает слегка руль, удерживая судно на курсе. Но вот и миновал первый час вахты. Временно на руле остался штурман, а матрос направился в радиорубку, где на диванчике дремал радист. От толчка в плечо, он пробуждается и с ворчанием берёт наушники.
- А в чём дело-то? - интересуется матрос.
- Да кто его знает, есть приказ всем судам в море выходить ежечасно на связь. - ответил радист и сел к приёмнику.
Матрос возвращается к своим обязанностям, и опять медленно потянулось время. Слабое жужжание приборов усыпляет. Чтобы не клюнуть носом, начинает матрос напевать про себя песенки, какие приходят на ум. Очередной час - очередная побудка радиста, и так до утра.
И только днём уже, взволнованный радист сообщил сногсшибательную новость - человек летал в космос! Слышимость плохая, подробностей не разобрать и фамилию героя точно не понял. Но главное - это наш человек, мы опять первые!
Подробности узнали от немецкого лоцмана уже войдя в Кильский канал. Он принёс газеты с большими портретами Гагарина. Наша страна ликовала, а позже и другие страны с радостью принимали у себя космического первопроходца.
И только много позже пришло осознание того, насколько опасным был этот первый полёт. Потому и дежурили радисты на всех судах в море, что приземлиться или приводниться космонавт мог и совсем не там, где предполагали. Очень ещё "необкатанной" была та космическая техника, а соревнование СССР и США, заставляло людей спешить и рисковать. Впрочем, это только добавляет восхищения перед мужеством Ю. Гагарина, нашего замечательного современника.
ЧТО СКАЗАЛИ ИЛЬИЧИ
Дело в том, что во Владивостоке, неподалёку друг от друга, стояло два памятника вождю и основателю советской страны В.И. Ленину. Один из них, небольшого размера , стоял у платформы железнодорожного вокзала. Как обычно, вождя изобразили с поднятой вверх рукой, а лицом он обращен был к городу, в ту сторону, где располагался знаменитый местный ресторан "Золотой рог". Когда привокзальную площадь перестраивали и приподняли, то памятник этот перестал быть виден. Тогда здешние партийные начальники и решили поставить памятник новый, более солидный. Его установили напротив вокзалов (появился тут ещё и морской), через площадь. Этот был уже повёрнут к морю и протягивал к нему свою бронзовую руку.
Моряки любят пошутить, а потому тут же родилось выражение: - Один Ильич говорит, что в море вы заработаете, а другой показывает на ресторан, где все это пропьете.
Смеялись в то время и над плакатом, растянутым над всё той же привокзальной площадью, который гласил:
ЗДОРОВЬЕ ТРУДЯЩИХСЯ - ДЕЛО САМИХ ТРУДЯЩИХСЯ!

- ну прямо по Ильфу и Петрову.
Кстати, о здоровье. Неподалёку от площади находилось и лечебное здание, точнее противотуберкулёзный диспансер. И вот идёт как-то группа подвыпивших моряков из привокзального ресторана, и один из них, разогретый выпитым, вдруг громко восклицает:
- Привет советским туберкулёзникам!
На что, проходившая мимо старушка, посетовала :
- Нехорошо это, молодой человек, ведь можете и сами заболеть.
- А я, мамаша, кроме триппера ничем не болею.
Замахала руками старушка и, не ответив ничего на такое наглое его заявление, поспешила прочь. Что молодым охальникам скажешь!?
Шутника-то этого от венерических сюрпризов Бог миловал, но над ним в экипаже посмеивались. Дело в том, что ещё во время учёбы в мореходке, проходя практику на одном из пароходов, устроился он камбузником. По сравнению с практикантом, на этой должности мог получать он зарплату, да и валюты побольше в загранпортах. Но.., было одно "но": нужно каждый месяц проверяться в поликлинике, после чего в медкнижке появлялся штампик: "вен.кабинет - годен".
Вот его и подкалывали потом:
- Чего это ты туда,к венерологам, зачастил?
Ну не объяснишь же каждому, что не в интиме дело.
А если серьёзно, то на постаменте большого памятника было процитировано ленинское изречение:
"Владивосток далеко, но город-то он нашенский!"
Читая его, многие моряки, прибывшие сюда из западных районов страны, думали про себя: - он, конечно, нашенский, но уж больно далеко!

С. Смоляков

продолжение

НАПУГАЛИ
Было это давно. В небольшом дальневосточном военном городке размещалась база военной флотилии. Поэтому и население здесь в основном состояло из флотских служащих, членов их семей и небольшого количества гражданских лиц, тоже работавших для обеспечения нужд флота. На одной из улиц были расположены казармы флотского полуэкипажа, здесь обитали недавно призванные на службу матросы, тогда их называли краснофлотцами, которые обучались корабельным специальностям. Длилась эта учёба около полугода, а затем их уже распределяли по кораблям.
Окрестные мальчишки всегда с интересом наблюдали за тем, как матросы маршируют, знали все их строевые песни. Мальцы проникали по вечерам и через забор, окружавший казармы, там по субботам крутили на улице кино. Это было одним из доступных и любимых развлечений в то время. Матросы не прогоняли малолеток, сами оторванные от дома на долгие годы, они относились к ним скорее, как к братишкам.
Но особенно мальчишкам нравилось то, что в казармах матросы держали медвежат. Откуда те взялись - неизвестно, но тайга, собственно, совсем рядом. Маленькие мохнатые увальни забавляли и взрослых, и детей. Забирались на деревья, задирали друг друга, выпрашивали угощения. Проблемы возникали с ними тогда, когда они подрастали, и шутки с ними становились опасными.
Была в городке баня, которая работала три дня в неделю. В четверг там мылись местные женщины, в пятницу мужское население, а суббота предназначалась для матросов полуэкипажа. Тут вот и произошёл случай, позабавивший городок. В один из четвергов, зимним морозным днём, матросы шагали строем, направляясь в гавань флотилии. Рядом с их колонной шустро переставлял лапы уже хорошо подросший мишка. Он и до того ходил с моряками неоднократно на помывку, а потому решил, видимо, что цель похода та же. Когда ряды моряков поровнялись со зданием бани, медведь свернул и, преодолев крыльцо, быстро исчез за дверью. Строй сбился с ноги, колонна остановилась. А из бани в тот же момент донёсся многоголосый женский визг. Мичман, бывший за старшего, тут же отрядил двух матросов для возвращения зверя. Те тоже исчезли за дверью бани, после чего визг и крики только усилились. Мичман, раскрасневшийся до того на морозе, заметно побледнел.
Но вот, дверь бани открылась. В клубах пара вывалился на улицу мишка, тряся мокрой башкой. За ним чертыхаясь спешили морячки, тоже облитые водой и в пятнах мыльной пены. В самой бане испуг сменился громким смехом. А вечером смеялся уже весь городок, по которому, расцвеченный и преувеличенный, гулял во всю слух о банном переполохе.

ЗА КОМПАНИЮ
Это случилось ещё в самом начале нашей морской карьеры, вернее даже перед ней. После прохождения медицинской комиссии и экзаменов, поступающие в мореходное училище молодые люди разъехались по домам. Кто-то потерпел неудачу и был забракован врачами, кто-то срезался из-за слабых знаний по части наук, обретённых в средней школе. Те же, кто прошел суровый отбор, прибыли к первому сентября в стены мореходки. Перед тем, как облачить нас в морскую форму, было предложено всем постричься на выбор - в парикмахерской добровольно или руками старшины роты принудительно, но в любом случае наголо. Большинство выбрало первый вариант и разбрелось по ближайшим салонам. В одну из парикмахерских, таким вот образом, и вошли пятеро, ещё одетых "по гражданке", молодых людей. Народу здесь было немного, и скоро они начали один за другим садиться в кресло. На вопрос мастера о типе стрижки, следовал однотипный ответ: - "под ноль!" И вскоре головы будуших лихих мореманов стали походить на биллиардные шары. Одни из обезображенных ещё мялись у дверей, боясь в таком виде выйти на улицу, других ещё стригли...
Вдруг в салоне раздался то ли сдавленный крик, то ли стон. Мастер застыл, с зажатой в руке машинкой, а какой-то парень побледнев смотрел на своё отражение в зеркале. В его тёмных, кудрявых волосах виднелась, выстреженная ото лба, светлая дорожка.
- "Вы разве не с ними ?" - выдавила мастер, показывая на мореходов.
- "Да нет, конечно" - чуть не плача, протянул парень.
Та стала извиняться, но ошибка была, увы, непоправима. Чем закончилось дело, осталось неизвестным. Наши герои уже шагали по узеньким улочкам древнего Таллина, стесняясь глянуть на своё отражение в стеклах витрин.Но тем же вечером им были выданы черные фуражки с морской эмблемой, под которыми и скрылись смешные и непривычно голые головы.

ДЕЛА КОЛХОЗНЫЕ
Каждый моряк - в душе колхозник, - говаривал один из ветеранов флота. И была в этом выражении большая доля истины. В те времена, трудилось на судах немало людей, выросших на селе. И ушедшие на пенсию пахари морей, скучавшие всю жизнь по земле, были большими любителями окучить лопатой хотя бы огород на дачном участке.
Да и нынешние капитаны, поступив в пятидесятые годы прошлого века в мореходное училище, едва успев примерить тельняшки, вдруг оказались на колхозных полях страны. Советское село, разорённое коллективизацией и индустриализацией, осталось почти без рабочих рук. А поэтому осенней порой спасали урожай студенты, солдаты и разная научная интеллигенция.
В одном из бедных колхозов под Вяндра, трудилась в сентябре группа курсантов из Таллинской мореходки. Под спальню им выделено было хозяйственное строение около конюшни, в котором сколотили двухярусные нары. Матрацы и подушки набили свежим сеном. Кухня под навесом во дворе, продукты свежие выделял колхоз. Вполне сносные условия, но и работа - до пота, с раннего утра до заката.
Ребята в группе подобрались разные, горожане и провинциалы, с юмором и без, крепкие физически и не очень. На полях началась уборка картофеля, зерновых культур, заготавливался силос в траншеях. Вымачивался лён и его нужно было вытаскивать из воды на просушку. Вот всем этим и занимались молодые моряки под руководством местных хуторян. Не всё сразу получалось гладко, но "глаза боятся, а руки делают". Конечно не обходилось и без комических случаев, по причине нашей неопытности. Особенно в этом отличался парень из Белоруссии по фамилии Галевич. Вот парочка историй, приключившихся с ним в колхозе.
Климат в Эстонии влажный, дождей осенних бывает больше, чем хотелось бы. Скошенное сено, по этой причине, нельзя было оставлять на земле. Его просушивали на ригелях, т.е. на деревянных рамах, установленных домиком и продуваемых ветерком. После того, как просушенное сено увозилось на хранение, убирались и ригели. Нужно было рамы разъединить и погрузить на телегу. Кто-то, более сметливый, догадался краем телеги сшибать на ходу этот домик. Он падал, складываясь сам, и оставалось только погрузить его. Работа шла быстрее и веселее. Галевич, управлявший лошадкой на соседнем поле, оценил новшевство и решил опробовать на деле этот приём. Он направил свой, почти нагруженный, воз к ригелю, но зацепил его слишком сильно. Телегу сильно тряхнуло, и Галевич, сидевший высоко на рамах, свалился вниз. А внизу, перед ним, был круп его лошади, на котором он и оказался. Лошадь продолжала идти, и незадачливый возница стал сползать, судорожно пытаясь как-то удержаться. Но зад у лошади широк и гладок. Ещё несколько мгновений и Галевич скользнул на землю, оказавшись между лошадью и телегой, а по бокам у него - оглобли. Чтобы не попасть под удары копыт, он стал стараться идти в ногу с кобылой, что давалось ему с трудом. А остановить лошадь окриком или не догадался, или не до того было.
Наблюдавшее это соратники, похватались от смеха за животы, не соображая того, что человек ведь и покалечится может. Но кто-то всё же подбежал на помощь и помог герою выбраться на волю.
В другой раз, вечером после работы, повезли ребят на автомашине в кино. До колхозного клуба километров семь. В кузове грузовика добрались быстро. Уже в полной темноте попрыгали из кузова на землю, стали разминать ноги и закуривать. Кто-то из темноты подсказал куда нужно идти, но предупредил, что впереди канава и нужно нащупать перила мосточка. И вот потянулась во тьме цепочка сигаретных огоньков, ребята шли смеясь, но осторожно. Вдруг раздался где-то под ногами громкий всплеск, все затихли. А потом кто-то спросил в темноту:
- Галевич, ты?
- Я - донеслось из канавы.
Ну с кем же ещё могло такое случится.Оказывается он, как и все, благополучно добрался до мостика, но за перила взялся не с той стороны, а стало быть и шагнул мимо настила, но точно в канаву.

КУШАТЬ ХОЧЕТСЯ
И вот, наконец, мы - курсанты 1 курса! Все экипированы в новенькую синюю рабочую робу, на ногах жесткие рабочие ботинки - "гады", новенькие фуражки с тугой пружинкой внутри с трудом удерживаются на подстриженных "под ноль" головах. Начинаем привыкать к жесткому распорядку дня под руководством командира роты и нашего непосредственного начальника - старшины, знакомимся с преподавателями экзотическмх дисциплин: навигация и лоция, мореходная астрономия, морской английский, основы теории судна, судовые силовые установки, магнитно-компасное дело и другие. Учимся сочетать службу согласно Устава мореходного училища с науками. Спустя месяц-полтора пребывания в училище многие обратили внимание на одно неприятное обстоятельство - очень кушать хочется.
Хлебное довольствие курсантов приравнивалось к довольствию моряков малого каботажа. Своими деньгами курсанты располагали в виде стипендии 50 рублей, которые, в основном, тратились в увольнении или в понедельник утром в пивном подвальчике "18 ступенек" на улице Карья, а посему приём пищи считался мероприятием, на котором сачков не бывает. Особенно хотелось есть по утрам.
Завтрак состоял из половинки батона, сдобренной тоненьким кусочком чего-нибудь, 20 граммов масла и двух чайных ложек сахара. Первый стакан чая выпивался не размешивая сахара, второй - с сахаром, оставшимся на дне стакана. Съедать пайки отсутствующих курсантов считалось непристойным, поэтому народ ломал головы, чем бы можно было еще поживиться. Один из них, случайно проходя мимо хлеборезки, обнаружил кучку крохотных хрустящих горбушек от булки, выдаваемой на завтрак.
- Можно взять? - спросил он у дородной хлеборезчицы.
- Бери, милок, бери - сердобольно отвечала она.
- Ура! Найден доппаек!
Другой обратил внимание своих товарищей на курсантов III курса, которые питались в соседнем "гардемариновском" зале за столиками на четверых, в отличие от остальных, сидевших за общими столами по десять человек, - после их завтрака там оставалась булка и даже масло. Самые смелые обратились к ним с просьбой помочь доесть оставшееся, на что они покровительственно улыбнулись:
- Валяй, салаги!
Время лечит... Вот и мы - гардемарины. И на наших столах, подчас, остаётся булка с маслом...
Первые часы в понедельник занимала дисциплина - морская практика и управление судами, которую вел начальник училища, в прошлом капитан парохода типа "Либерти" - ПСКОВ. Обычно, минут пять в начале урока он посвящал происшествиям, случившимся с личным составом, сиречь с нами, в выходные, заключая свою гневную речь перед притихшими слушателями всем известным афоризмом:
- Родина для вас - все, а вы для Родины - ничего!
Однажды, в начале очередного занятия в понедельник курсанты услышали необычное:
- Вчера было родительское собрание первокурсников. Среди прочих вопросов многие из родителей жаловались на то, что их дети ходят голодными.
Громкий хохот класса заглушает слова начальника.
- Вот и я говорю им, а вы спросите у курсантов третьего курса - заключает свою речь начальник училища, на этот раз улыбнувшись в усы.
А всё объяснялось просто - мы росли. На первом курсе многие прибавляли и в весе, и в росте. Если первокурсники буквально сметали всё со стола, то у старших кроме еды были уже и совсем иные интересы. А какие, пусть вспомнит каждый, кто сам был когда-то молодым и беззаботным, у кого было ещё всё впереди!

СОЛНЕЧНЫЕ ЧАСЫ
Курсанты, находящиеся в воскресеный день в училище, либо несут службу, либо, в большинстве своем, неуволенные за незакрытые к концу недели двойки. Мысли их в это время, конечно, далеки от наук, за неуспехи в которых они страдают.
В коридоре стоят четверо несчастных, как им казалось, первокурсников обдумывая, чем бы заняться, когда один из них, Игорь, рассеянно рассматривая стенд со старинными мореходными инструментами, остановил свой взгляд на солнечных часах, точнее - на миниатюрной пушечке на них, которой предназначалось стрелять в полдень.
Мой читатель! Чтобы не утруждать тебя описанием сих солнечных часов, привожу их рисунок, ибо лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

А она может выстрелить? - поделился он своими сомнениями с другом Аркашей, который тут же предложил произвести натурные испытания.
Инструменты, выставленные на стенде, надо сказать, были предметом особого внимания начальника училища. Покушение на них было равно изгнанию из системы, потому предложение было категорически отклонено, однако, что есть слаще запретного плода!? Словом, стенд был аккуратно открыт и похитители поспешно скрылись в дальней аудитории.
Тщательное изучение орудия показало - все по-настоящему! Чем зарядить? Конечно, серой от спичек.. Под руководством Аркадия, охотника на гражданке, а потому - грамотея по заряжанию, работа по очистке спичек закипела. Аркадий же засыпал "порох" в ствол, осторожно утрамбовал заряд, забил бумажку-пыж, для затравки использовал серную пыль и, наконец, громко доложив обществу о готовности к стрельбе, потребовал отойти на безопасное расстояние. Все отступили на шаг с любопытством наблюдая за священодействием "канонира". Горящая спичка поднесена к затравке - пушечка "пукнула", выбросив из ствола крохотное облачко дыма. Ура!!!
- Заряд мал - авторитетно заявил "канонир".
Следующее заряжание было произведено усиленной порцией серы. Вдобавок, в качестве ядра, в ствол был вставлен огрызок карандаша, найденный в столе. Пушечку нацелили на классную доску. Громкий выстрел! Все бросились к доске - в центре ее обнаружили сквозную дырочку. Вот это сила!!!
Однако, дело близилось к обеду, могли появиться нежелательные свидетели и было решено не искушать судьбу. Часы со всеми предосторожностями возвратили на место.
В понедельник на лекции по астрономии в этой аудитории преподаватель, со словами:
- А теперь изобразим сферу небесную, - поворачивается к доске, привычным движением хочет поставить крестик, обозначающий центр оной и натыкается на дырочку, которой раньше не было...
После секундного раздумья, отчего она могла бы появиться, заявляет:
- Ну что ж, центр уже кем-то нанесн, обозначим сферу - и одним движением руки чертит с точностью циркуля вокруг дырочки окружность.
Шутники-артиллеристы, переглянувшись между собой, довольно улыбаются.

ПАЦА`НЫ
Как известно, морской язык - английский. На первое занятие в класс пришли сразу две преподавательницы, которые разделили нас на группу изучавших ранее английский и группу не изучавших. "Знатоков" оказалось всего семь человек и эта группка была отправлена в маленькую комнатку, с указателем КАБИНЕТ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА, где учительница наша, Эндла Густавовна, принялась выяснять степень наших знаний.
Первое впечатление о ней, которое мы пронесли через все годы учебы - неброской красоты эстонка с мягким характером, негромким голосом, прекрасно говорившая по русски с легким эстонским акцентом,.
Несколько занятий спустя мы выяснили неприятную для нас ситуацию - отлынивать не получается, поскольку за два учебных часа Эндла успевала дважды-трижды опросить каждого, как бы кто не пытался спрятаться за спину впередисидящего, задать коротенькую письменную работу, проверить написанное, да еще преподать новый материал. Эта добрая женщина, возмущаясь порой нашей леностью, чуть повышенным тоном выговаривала нам:
- Вы, как мои паца'ны! - делая ударение на второе "а".
Это сравнение несколько обескуражило ребят, однако, они рискнули робко спросить, а кто такие "паца'ны"? Оказалось, это двое ее мальчишек, со всеми присущими своему возрасту достоинствами и недостатками. Только рассказывала она о них с едва заметным восхищением. Этот деталь не ускользнула от слуха курсантов, и, если у кого-то появлялось желание потянуть время или отвлечь ее внимание, то любознательным тоном спрашивал:
- А как ваши паца'ны?.
Эндла вскидывала голову и принималась рассказывать об очередных их проделках, но через пару минут, вдруг, спохватывалась и, чуть повысив тон, выговаривала:
- Что вы о паца'нах и паца'нах! Давайте учиться дальше!
Самой неприятной особенностью учебного процесса в училище были двойки, не закрытые к субботе. Имевшие их лишались увольнения. Самоволка исключалась, потому что дежурный офицер регулярно обходил кабинеты проверяя присутствие неуволенных.
Однажды и Эндла почему-то поторопилась вернуть контрольные в субботу. В понедельник student Sobolev посетовал ей:
- Из-за Вас меня не пустили погулять.
Эндла удивленно встрепенулась, и когда ей рассказали о карах двоечникам, представьте себе - пообещала нам, что двойки в журнал будет проставлять не ранее понедельника, и слово свое сдержала...
Из воспоминаний одного из ее учеников:
- Несколько лет спустя, будучи еще матросом, при заходе в порт Роттердам перед приемкой лоцмана я сменился с вахты на руле. Не успел сесть за стол, накрытый к вечернему чаю, как по судовой трансляции поступил приказ мне немедленно подняться на мостик.
- Вы знаете американские команды на руль? - спросил капитан.
- Так точно!
- Лоцман командует по-американски, а он - капитан кивнул на сменившего меня матроса, - знает только английские. Заступите на руль!
Хорошо всё же учила нас и добрая, и строгая "англичанка" Эндла Густавовна Лайдо!

СУДА ДЕРЕВЯННЫЕ - ЛЮДИ ...

Начало парусной практики на учебном паруснике ВЕГА. Запах смоленых тросов возбуждал. При составлении расписания по парусной тревоге желающих работать на фок-мачте было тьма, поэтому, командир фок-мачты, старший помощник капитана Виктор Иванович, имел выбор. На брамсели были посланы курсанты со шкентеля, т.е. веса "мухи", а на нижние паруса - тяжелоатлеты. Мне достался левый нок нижнего марселя.
Практика шла своим чередом, пока не попали в шторм. Капитан приказал убрать брамсели, поскольку судно шло с большим креном, а шальные волны с подветренного борта захлестывали порой сквозь шпигаты на палубу. Сигнал - "ПАРУСНАЯ ТРЕВОГА" - и команда, уже привычно карабкаясь по вантам, разбегается по местам.
По этой промозглой погоде прихватила меня мышечая боль в спине, нечто вроде радикулита что ли. Ожидая команды на работу с марселями я сидел на пороге камбуза, откуда веяло теплом, пытаясь согреть спину. Неожиднно перед ним возник старпом с вопросом:
- Пойдешь на нижний брамсель?
- Не могу - ответил я - Спину схватило.
Старпом махнул рукой и помчался дальше. Этот взмах напомнил мне слова Цезаря:
- И ты, Брут...
Замена нашлась и достаточно быстро. Позднее выяснилось, что курсант П. отказался занять свое место по парусной тревоге на нижнем брамселе под предлогом, что жизнь дороже.
Этот эпизод не получил широкой огласки, однако на втором курсе оный студент не появился.
В наше время страховкой при работе на рее были заспинный трос, страховочное кольцо и сила рук. Позднее такая работа производилась уже со страховочными поясами.
Все курсанты, расписавшись в журнале по технике безопасности, брали на себя ответственность за возможные ошибки, да ещё старались подстраховать друзей, работающих рядом.
Так нас учило море. Ответственность - пожалуй главное качество мужчины, а моряка тем более.

Пари
Всем, я имею в виду мужчин, известно, что спорить с женщинами дело напрасное. Они просто не вникают в смысл наших аргументов, а наше упорство в споре только убеждает их всё более в их собственной правоте.
На теплоходе, напрвлявшимся из Владивостока к берегам Индии, наступило время обеда. За кормой, на спокойной глади Южно-Китайского моря, тянулась ровная дорожка вспененной винтом воды. Прекрасной погоде соответствовало и настроение сидящих в кают-кампании людей. Говорили о разном, но больше всего о предстоящем заходе в Сингапур. Кто-то рассказывал о прежних впечатлениях, кто-то ещё мечтал впервые увидеть этот экзотический порт. Второй помощник капитана сообщил, что уже сделан заказ на получение свежих фруктов и овощей. Тут же выяснилось, что одни обожают манго, другие бананы, третьи папайю.
Судовой врач Людмила, дама лет пятидесяти, крашеная яркая блондинка, заявила вдруг категорически, что вкуснее ананаса ничего быть не может.
- "Я целиком могу его съесть, без проблем."
Народ засомневался, многие знают, что сок ананаса довольно едкий. Могут быть весьма болезненные последствия. Однако врачиха упорно стояла на своём. И тогда капитан предложил ей по приходу в порт, когда получат заказанные продукты, выбрать ананас по вкусу и доказать свою правоту на деле. Все решили, что это справедливо. В случае успешного окончания эксперимента, капитан обещал Людмиле в качестве приза бутылку хорошего виски. Она толк в этом напитке знала.
Вот уже и Сингапур. Бросили якорь на рейде, на борт поднялись власти, агент и шипшандлер. Оформлен приход, часть команды на катере отправилась в город, другие несут вахту и принимают снабжение. К борту на лодках пристали торговцы, так что палуба на время превратилась в базар. Можно, и не посещая город, здесь купить всё нужное, летнюю одежду себе, сувениры для друзей и родных. К вечеру приняты топливо и вода, вернулись из города моряки, прибыл лоцман. Поднят якорь, и судно разворачивается носом в сторону Малаккского пролива.
На следующий день, во время обеда, наступает судный час. На десерт приносят фрукты. Людмила осматривает ананасы и указывает пальцем на тот, что поменьше. Его нарезают и подают ей на тарелке. Начинает она с видимым удовольствием. Все молча наблюдают, видя затем, что аппетит её начинает ослабевать, начинают подбадривать. Половины ананаса уже нет, но на лице докторши никакого восторга, скорее болезненная гримасса. Когда остаётся на тарелке всего лишь треть, Людмила встаёт и убегает из-за стола.
Двое суток она не появлялась вообще, отказавшись от приёма пищи. Народ качал головами, ведь предупреждали! Но вот наконец-то Людмила посетила общий стол. Видно, что губы ещё не совсем зажили, лицо слегка осунулось. Кто-то уже хотел ей посочувствовать по случаю проигранного пари и расстроенного здоровья, но не успел. Окинув всех победным взором и слабо улыбнувшись, она вдруг заявила :
- " А спор я выиграла всё же!"
Ну что тут скажешь? Женщина всегда права!

Пустозвон
Закончив ремонт в Находке, судно вернулось в порт приписки Владивосток. Здесь предстояла погрузка разнообразного груза для северного побережья Охотского моря. Но пока причал был занят, пришлось отдать якорь на рейде. Ожидание для моряков дело привычное, то погода заставляет ждать, то распоряжение начальства, то ещё что-либо. Зато есть возможность привести в порядок бумаги, а их и на судне куда больше, чем хотелось бы. А после ремонта ещё куча недоделок всяких, т.е. есть чем заняться.
После ужина капитан велел всем собраться в салоне, необходимо подвести итоги ремонта, да и о предстоящем рейсе поговорить нужно. Экипаж частично поменялся, а работа предстояла довольно сложная, с выгрузкой на необорудованном побережье своими силами. Люди слушают капитана, докладывают старпом и старший механик, другие командиры.
А на мостике несёт вахту молодой штурман. Он проверил по пеленгам местоположение и убедился, что судно не дрейфует. В эфире тоже всё спокойно, скучновато как-то. Вышел на крыло, вокруг тишина и темнота. Вспыхивают вдалеке огоньки маяков и буёв, чуть плещет у борта волна. Зашёл опять в рубку, походил с борта на борт, потом запахнул поплотнее куртку и стал устраиваться в уголке между радаром и колонкой машинного телеграфа. Хорошо устроился, грелка рядом овевает теплом, это так приятно в холодное ещё весеннее время.
Стоит штурманец, мечтает о чём-то. Но слышит,что внизу начался какой-то шум. Доносятся возбуждённые голоса, топот ног. На мостик вдруг влетает капитан, громко спрашивая:
- "Ну, что стряслось тут у вас?"
- "Да ничего, всё в порядке," - отвечает штурман.
- "А тревогу зачем объявили?"
- "Какую тревогу?" - спросил было штурман, и тут же сам сообразил, в этом углу мостика, прямо под его локтем находится кнопка аварийной сигнализации. И пока он тут стоял, облокотившись на неё, по всему судну раздавался звон сигнала тревоги. Капитан тоже всё понял, дал "отбой тревоги", и спустился в салон. А штурман остался краснеть и мучительно переживать свой промах. Он был не последним, но на ошибках учимся! И главное - в жизни не оказаться пустозвоном.

Вылетит - не поймаешь
Эту историю я услышал, когда служил в должности командира артиллерийской боевой части на одном из сторожевых кораблей советского Тихоокеанского Флота. Базы этого флота были расположены, как в самом закрытом для иностранцев порту Владивосток, так и в других гаванях обширного побережья.
В одной из таких гаваней и стоял, борт о борт с однотипными кораблями, эскадренный миноносец. Серые корабельные корпуса почти сливались с тёмной водой и окружающими бухту, тоже мрачноватыми, сопками. Вот утреннюю тишину разорвали сигналы рожков и на кораблях взвились кормовые флаги. Всё шло согласно распорядка дня, и настала уже пора приступать к осмотру и проверке оружия и технических средств. Это ежедневная процедура, когда каждый член экипажа осматривает вверенную ему боевую технику, проворачивая вхолостую механизмы. Молодой матрос-торпедист тоже развернул торпедный аппарат в сторону правого борта. Нужно заметить, что торпеды постоянно находятся в аппарате, но без взрывателей, их устанавливают только по "боевой тревоге". А выстреливаются торпеды двумя способами, или пороховым зарядом, или сжатым воздухом. Для последнего способа имеются баллоны на каждую трубу аппарата. О чём думал тот матрос не ведомо, кто его учил - не знаю, а только для чего-то дёрнул он за рычаг баллона. Громкий хлопок... и торпеда вылетела из трубы. Далеко она не умчалась, ударивши в борт соседнего корабля.
Это было ЧП, т.е. черезвычайное происшествие! Тут одними матюками не обойтись. Через какое-то время прибыла на борт флотская комиссия. Большие чины и корабельные офицеры собрались у торпедного аппарата. Тут же, понурив голову, стоял матрос - виновник ЧП.
- "Ну, и как это случилось? Покажите."
Матрос стал разворачивать аппарат. Комиссия посторонилась. Закончив вращать маховик, матрос подошёл к баллону.
- "А потом я дёрнул эту штуку."
И он её дёрнул. Опять был хлопок... и опять, теперь уже на глазах всего начальства, торпеда вылетела из трубы. Теперь члены комиссии точно знали, как это было!
А вот, что было за это им самим, я не знаю. Но думаю - тоже хлопнули не слабо.

Полярка
В полярных морях свои красоты, но и свои трудности, связанные с плаванием во льдах. Рейсы на север моряки называют просто "поляркой". С одной стороны, если ты эту полярку прошёл, то есть чем гордиться, это хорошая школа. С другой стороны, никто туда не рвётся, валюта не идёт, а напряг-то большой. Те, кому всё же повезло, получали в Мурманске секретные карты Севморпути и следовали на восток до кромки льдов. Оттуда начиналась ледовая проводка. Вот и наш теплоход тоже приближался к точке, где уже стояло несколько судов в ожидании подхода ледокола "Москва". Каждый теплоход входил в ледовое поле на длину своего корпуса и так стоял, как бы в гавани. Приткнулись и мы на безопасном расстоянии от соседей. Капитан по радио выяснил обстановку и сообщил, что двинется караван не так уж и скоро. Время коротали в работах, а те, кто вахту отстоял уже, иногда спускались на лёд. Можно было интересные фото сделать, можно просто размяться, а то и в футбол поиграть на белоснежной площадке. Наших ребят пригласила сразиться команда с архангельского лесовоза, и матч начался. Игроки старались поразить ворота, обозначенные пустыми бочками, а болельщики активно поддерживали своих нападающих. Всё, как и полагается на футболе. И вдруг с мостика раздалась команда:
- "Всем немедленно подняться на борт!"
Игра остановлена, а штурман на крыле мостика показывает рукой в сторону ледового поля и кричит:
- "Быстрее давайте!"
Кое-кто уже заметил ковыляющего вдали белого мишку, это заставило народ прибавить ходу. Но вот, все уже взбежали по трапу на борт и только пожилой механик, тяжело дыша, семенит по льду. А медведь совсем рядом уже, дело принимает опасный поворот. Подбадриваемый сверху механик, наконец-то плюхается животом на нижнюю площадку трапа, лебёдка тут же включается на подъём. Опасность миновала! Полярный гость стоит внизу, не понимая отчего паника, он ведь просто пришёл за угощением. Мишки часто подходят к судам, вам - фото, а ему - сгущёнки баночку.
Механик всё ещё не может перевести дыхания после скоростного забега. И вдруг выдавливает через силу, глядя вниз на медведя:
- "Ну что, думаешь я тебя испугался?"
Громкий хохот присутствующих окончательно разряжает обстановку. Кто-то уже фотографирует героев этого события, а мишке на лёд летят сладости. Хорошо то, что хорошо кончается!

Порыбачили
Теплоход стоит на якоре в проливе. Подвёл главный двигатель и механики бьются с ним уже несколько часов. А рядом несколько мелких островков, поросших лесом. Погода хорошая манит на природу. Вот боцман,закончив работы, и отпросился на рыбалку, благо места знакомые. Капитан и сам был любителем свежей рыбки, так что дал "добро". Идти решили на небольшой надувной лодке вдвоём. Боцману в напарники вызвался матрос, живущий неподалёку от этих мест. Лов начали у ближайшего островка, но там не задержались, что-то клёв неважный. Отошли к соседнему и закинули снасти. Время шло, а на дне лодки трепыхались всего пара окушков и щучка килограмма на полтора. Вдруг матрос толкнул боцмана локтем:
- "Смотри туда!"
Над спокойной гладью воды возвышалась голова лося, украшенная красивыми рогами. Видимо решил сохатый перебраться с одного острова на другой, вот и рассекает водную преграду. Теперь уже не узнать, кому из двоих добытчиков пришла в голову эта мысль, а только решили они лося этого поймать. Плыл он не шибко быстро и потому, настигнув его, удачным броском боцман накинул на рога петлю капронового фала. Сохатый всхрапнул и нехорошо кося на приятелей глазом, потянул лодочку за собой. Боцман закрепил фал на носу и стал советоваться с напарником, что дальше-то делать. Но ничего путного придумать не успели, расстояние между островами было не таким уж и большим. Как только глубина позволила лосю достать дно ногами, он совершил мощный рывок. Матрос и боцман просто вылетели за борт, не очень-то изящно кувыркнувшись в воздухе. Лось помчался через прибрежные заросли можжевельника, тащя за собой по валунам лодочку. Чуть позже на берег выбрались и наши мокрые герои, то ли рыбаки, то ли уже охотники. Лодочку они нашли потом в полукилометре от берега, её жалкие останки с обрывком фала застряли среди каких-то коряг.
С судна заметили в сумерках дым костерка на берегу и машущих руками людей. Стало ясно, что-то стряслось. На моторном боте старпом направился на выручку и вскоре зверобои понуро стояли на палубе. Ни рыбы, ни мяса, но зато есть что вспомнить, что рассказать! Ну а я, только передаю то, что слышал.

Интересный вопрос
Зима наступила в том году рано. Над Балтикой задули холодные ветра, из низких тёмных туч посыпался снег, растворив в нависшем мраке горизонт. На берегу не уютно, что уж про море говорить! Но у спасателей это, как раз самое горячее время, так и жди неприятности. Вот и случилось, спасательный буксир "Пересвет" был направлен к острову Вормси, где на отмель выброшен финский теплоход. На место прибыли к вечеру и сразу же приступили к операции спасения. "Пересвет" стал на якоре как можно ближе к финну и стал заводить на него толстые тросы. Холод, снежные заряды и волнение, изрядно вымотали моряков. Промокшие и усталые, они только ночью закончили крепление буксирных концов. Капитан решил дать команде возможность немного обогреться и отдохнуть, да и сам он конечно устал, напряжение огромное. С рассветом, решено было попробовать стащить финна на чистую воду. На мостике остался старпом, а капитан спустился в свою каюту. Повесил мокрый полушубок над радиатором, сбросил с ног сапоги и не раздеваясь прилёг на койку. Не сразу, но чуткая дремота всё же его сморила. Сон однако был не долгим, стук в дверь заставил капитана подняться.
- "Что случилось?" - предчувствуя неладное, спросил он у стоявшего в дверях третьего штурмана. Вальтер, так звали рослого молодого помощника капитана, немного помялся и ответил:
- "Да нет, ничего не случилось. Я тут одного никак понять не могу. Может быть Вы, товарищ капитан, знаете почему вода в раковине, если пробку вытащить, всегда вправо закручивается?" Капитан изумлённо раскрыл усталые глаза, лицо его затем, перекосилось в гневе. Медлительный обычно штурман, на этот раз быстро понял, что вопрос не к месту, и мгновенно исчез, прикрыв дверь. Это его и спасло от капитанского сапога, через секунду грохнувшему по верхней части двери.
Вальтер впоследствии и сам стал капитаном, но оригиналом он быть не перестал. Старпом, работавший под его началом на западно-африканской линии, рассказывал про такой случай.
- "Сплю я как-то в каюте. Вдруг шорох меня разбудил. Кроватные шторки раздвинулись, стоит капитан. Тот, видя что я проснулся, назидательно сообщает, что нельзя спать с задвинутыми шторами, ибо в воздухе остаётся мало отрицательных ионов."
Но не судите строго моряков, подолгу пребывающих в одиночестве в далёких морях. Там и крепкая психика может сбой дать иной раз. И вы тогда не судимы будете!

Криминал
Всякое бывает в море, и несчастья случаются тоже, не приведи Бог, конечно. Ко всему нужно быть готовым. А уж про болячки разные и говорить не приходится, у каждого найдутся. Раньше легче было, судовой врач имелся, а на плавбазах так и лазарет с операционной был, целая бригада медиков. Теперь за врача-штурмана - прошедшие медицинские курсы, так называемые парамедики. Ну а кто-то и сам себе врач, знает свои болячки и лечит их в меру разумения. Но вот, что из этого иной раз получается:
Так было заведено, наверное, не только на этом теплоходе, что буфетчик утром, пригласив капитана на завтрак, начинал приборку в его просторной каюте. И на сей раз, насвистывая какую-то мелодию, в хорошем расположении духа, направился буфетчик знакомым маршрутом. Поднялся по трапу и постучал в дверь на правом борту. Не дожидаясь ответа, тихо открыл дверь и заглянул в кабинет, там пусто. В спальне на кровати тоже никого не видно. Но то, что он увидел в ванной, заставило его в ужасе выскочить из каюты. Через мгновение буфетчик влетел на мостик, где третий штурман принимал вахту у старпома. Оба вопросительно уставились на взволнованного буфетчика, а тот отдышавшись выпалил:
- "Капитан повесился!"
Потом,отвечая на вопросы, уточнил, что увидел в ванной висящего капитана и сразу же прибежал сюда. Что и говорить, происшествие самое серьёзное, что ни на есть. Старпом, переживая свалившуюся вдруг на него неприятность, вызвал боцмана и вахтенного матроса. Втроём направились они вниз к капитанской каюте вынимать из петли покойника. Не самое желанное занятие, но долг есть долг. Зашли без стука, кому теперь стучать-то? И тут услышали кряхтение и стоны со стороны двери в ванную. Там, скривясь от боли, стоял вполне живой капитан.
- "Что случилось?" - обратился он к старпому.
Тот объяснил причину их появления, в душе довольный тем, что никакого ЧП не состоялось. Капитан тоже расскрыл тайну своего "повешенья", радикулит проклятый замучил. Вот и приходится на растяжках висеть, после этого отпускает немного.
Бдительного буфетчика за панику ругать не стали, лучше перебдеть всё же, чем прозевать. А над криминальной историей этой долго ещё посмеивались, хотя приступ радикулита в море - это ну абсолютно не смешно! По себе знаю.

Ракета
На каждом судне имеется запас пиротехники. Это на тот случай, когда необходимо подать сигнал бедствия. В запас этот входят обычно фальшфейеры и ракеты разного цвета, но красного обязательно. Ракеты бывают обычные и парашютные. А есть ещё и ракеты для линемёта, они в полёте тащат за собой тонкий линь. Необходимо это при спасательных операциях, когда из-за сильного волнения суда не могут приблизиться друг к другу вплотную для подачи буксира. Хранится всё это взрывоопасное имущество в специальном металлическом ящике и под замком. Однако, ничто не вечно под луной, есть и у каждой ракеты свой срок хранения, он указан на её корпусе. По истечении этого срока, ракета подлежит уничтожению, т.е. утоплению на больших глубинах, о чём составляется соответствующий акт. А в ящик укладывается новый запас.
На деле же, редко кто из моряков поступает именно так. Ведь списанную пиротехнику вполне можно использовать в учебных целях, да и по случаю праздника салют устроить не грех. Вот тут-то нужно быть очень и очень осторожным, не каждому можно доверить опасное, хоть и внешне простое, дело.
Во время спокойной стоянки в порту, решили моряки испытать такую вот ракету для линемёта. Ну ясно, что линь решили отвязать, пригодится ещё в хозяйстве, вещь хорошая. И, на глазах команды, боцман нажал спуск. Ракета, хлопнув, вырвалась на волю и рванула по началу вверх. Но поскольку линя не было, то необходимой стабилизации полёта не получилось. Траектория резко вдруг изменилась, ракета спикировала и, скользнув по воде, пошла в сторону судна. Мужики присели за фальшбортом, береженого Бог бережёт! Боцман уже матерился, а старпом мысленно проклинал его и себя тоже. Но ракета удачно прошла над палубой и затем метко поразила портальный кран на причале. Тут силы её иссякли. Она, ещё дымясь, покрутилась немного под краном и затихла. Все облегчённо перевели дух. Учения прошли, как говориться, в условиях близких к боевым . Был потом, естественно, и разбор "полётов" и должные выводы. Но какое зрелище!

V.I.P. (Очень Важная Персона)
Теплоход "Посьет" Дальневосточного гос.мор.пароходства проходил плановый ремонт в порту Находка. Здешний завод, что принадлежал министерству морского флота, обладал не доками, как обычно, а слипом. Это большая площадка, на которую довольно крупные суда поднимались из воды на специальных тележках. По рельсовым дорожкам судно перемещалось в нужное место, где всё необходимое для ремонта уже имелось. Вот здесь и возвышался теперь над землёй корпус теплохода, заметно обросший ракушками за время долгих рейсов в южных морях. Весеннее солнышко, а так же ощущения радости береговой жизни, придавали всем морякам хорошее настроение. Но в тот день почувствовалось им какое-то напряжение. С утра вокруг бегало заводское начальство, капитан тоже поднялся на борт озабоченным и пригласил командиров на совещание в салон. Оказалось, что в порт прибывают самые, что ни на есть высокие, чиновники из Москвы во главе с председателем правительства А.Н.Косыгиным. В порту заканчивалось сооружение нефтеперегрузочного терминала и готовились торжества по этому случаю. На всякий случай велели приготовиться всем, мало ли куда пожелает завернуть высокий гость. Так что, вахтенный штурман на "Посьете" тоже облачился в свежую рубашку и тужурку, одев на рукав повязку. Поднявшись на мостик, он вооружился биноклем и стал наблюдать за обстановкой.
В те времена попасть в Находку из Владивостока можно было поездом или по шоссейной дороге, но это отнимало довольно много времени. И тут решили подсуетиться военные и предложили Косыгину эсминец, тому морем всего пару часов ходу, и быстро, и шикарно. И действительно, вздымая за кормой белоснежный бурун, эсминец без проблем домчался до бухты Находка. А вот тут-то и сучилась заковыка! Хотя весной море и залив уже очистились ото льда, небольшой ковш у пассажирского морского вокзала, куда и должен был подойти эсминец, был упакован хоть и битым, но всё же плотным льдом. Узкий и длинный корпус военного корабля не приспособлен для маневров в таких условиях, да и опыта такого у военморов нет. Вахтенный штурман "Посьета" наблюдал, наведя резкость бинокля, как напротив заводских причалов беспомощно замер эсминец. На его борту стояла свита высокого начальства, а на берегу, в какой-то сотне метров от неё, растерянно крутилось, мало что соображающее, городское руководство. Время шло, но ничего не менялось. Такого варианта, увы, никто не предполагал. А высокопоставленные персоны не любят оказываться в глупом положении, так что напряжение росло. Наконец на берегу что-то всё же решили, у причала задымил дизелями маленький портовый буксирчик РБК. Конечно палуба его не блистала чистотой, и краска на рубке облупилась, зато он довольно шустро развернулся в этой ледовой каше и вскоре уже упёрся в борт эсминца. Его носовой кранец, в виде большой автомобильной покрышки, к сожалению, испачкал свежевыкрашенную сталь. Кое как, на руках опустили на грязноватую палубу буксира часть парадно одетых начальников, всех там просто было не разместить. РБК, урча своими двумя 150-сильными двигателями, двинулся к причалу морвокзала. Там тоже за руки подняли высоких персон с низкой палубы буксирчика на высокий причал. Штурман с мостика "Посьета" не мог конечно на расстоянии ничего расслышать, но видно всё было отлично. Почти не поздоровавшись с местными чиновниками, А.Н.Косыгин быстро сел в машину не дожидаясь, когда подвезут остальных. Машина резко рванула с места и помчалась вокруг бухты в сторону нового нефтяного терминала. Штурман спустился с мостика и доложил капитану о виденном. Тот, посмеявшись и пожалев в душе здешних вельмож, велел продолжать обычные работы. Сюда теперь точно никто уже не пожалует, не до нас им сейчас. А вот капитан того зачуханного буксирчика мог вполне гордиться, что выручил такую значительную персону. И за ручку поздоровался, и в мягкое место подтолкнул. Везёт же некоторым! На следующий день по телевидению был показан сюжет об открытии нефтекомплекса, но о конфузе в порту, конечно, ни слова. Информация тогда в нашей стране, могла быть только позитивной!

т/х "Посьет"

Свидание
Теплоход, приписанный к таллинскому порту, навещал этот порт не так уж и часто. Особенно зимой, когда Финский залив был скован льдом. Чаще приходилось посещать порты южной Балтики. Вот и на этот раз, при возвращении из Бремена, капитаном было получено указание следовать в Клайпеду. Многие из экипажа уже давно не виделись со своими семьями, а потому послали домой в Таллин радиограммы, чтобы жены смогли хоть пару дней побыть с ними на борту во время стоянки. Такова уж моряцкая жизнь, она научила ценить и эти короткие свидания. Судно ошвартовалось у причала, на борт поднялись пограничники, таможенные власти и медики. После оформления прихода, они сошли на берег и теперь моряки смогли наконец обнять тех, кто приехал к ним повидаться. За торопливыми поцелуями последовали вопросы о домашних делах, здоровье близких, о школьных проблемах детей. Капитан и стармех, наблюдая за этой суетой, огорчённо заметили, что среди прибывших не было их супружниц. Те были хорошими подругами и обычно приезжали вместе. А дело было в том, что у одной из них возникла проблема на работе, и возможность выехать из Таллина появилась чуть позже. Вторая же решила её дождаться, чтобы не бросать подругу и ехать, как обычно, вдвоём. Вечер выдался тогда спокойный, выгрузку обещали начать только утром. Вот капитан и предложил старшему механику сходить в ресторан, поужинать хоть нормально, всяко лучше покормят, чем на судне. Сменив свои форменные куртки на пиджаки, направились два старых моряка по хорошо знакомым улочкам к питейному заведению. Устроились там за столиком в уголке, чтобы музыка не шибко мешала, заказали по лангету с картошечкой, салатики да ещё бутылочку грузинского коньячку. После первой стало теплее и в желудке, и на душе. Рейс был напряжённым, и теперь это напряжение потихоньку спадало.
А в это время их жёны добрались таки до теплохода, но там своих благоверных, увы, не обнаружили. Вахтенный штурман им объяснил, что начальство пребывает где-то в городе, и предложил дождаться мужей в каютах. Но те решили по-своему, город тоже им знаком, как-нибудь своих отыщем. Ресторанов тут не так много было в те времена, и вскоре действительно подруги обнаружили своих супругов в одном из них. Те беседовали о чём-то своём, не очень обращая внимание окружающее. И вот решили наши дамы немного подшутить над друзьями. Задержавшись у входа в зал, они подозвали к себе официанта, пробегавшего мимо с подносом. Ему было предложено поинтересоваться у двух джентельменов за столиком в углу, не нужны ли тем женщины на вечер. Сами же они стали наблюдать. Вот офицант наклонился и что-то сказал мужчинам, а те согласно закивали головами. Всё ясно, голуби! Теперь дамы решительно направились к своим неверным сами.
- "Ну, вот и женщины, вы не разочарованы?"
Моряков мало чем уже можно удивить, но тут, конечно, они чуть растерялись. Однако только на миг, первым нашелся стармех и невинно заявил:
- "Да мы давно вас заметили уже. Думаем, и чего это вы так долго прихорашиваетесь там".
Капитан, горячо поддержал напарника и уже галантно предлогал дамам присесть. Последовал дополнительный заказ, застолье уже в расширенном составе, продолжилось. Люди и в самом деле друг по другу соскучились, а вино помогло быстрее растопить некую неловкость. Последовал обмен новостями, потом танцевали, пили кофе. И вот уже идут по ночной улице две раскрасневшиеся пары, нежно поддерживая под руку друг друга.
Со свиданьем Вас!

Шторм на камбузе
Зима на Балтике не балует хорошей погодой, да ещё и груз в трюмах такой, что только усиливает болтанку. В этом рейсе на судовом камбузе трудились два молодых моряка, повар Володя и его помощник, он же пекарь, Сергей. Оба только ещё привыкают к морю, поэтому качку переносят с трудом. Но поблажек на судне нет ни для кого, а потому трудятся парни, преодолевая себя. Питание - это настроение экипажа, а оно должно быть всегда на высоте!
Но вот, Балтика осталась позади, судно пройдя шлюзы Хольтенау, следует Кильским каналом. Это восемь часов отдыха от ударов волн и воя ветра. А Северное море встречает теплоход порывами норд-веста и снежными зарядами. Размахи качки становятся всё сильнее. На камбузной плите начинает елозить бак с уже готовым борщём. Его удавалось до поры удерживать, но вот судно резко завалилось на левый борт, и бак перелетает через защитный буртик. Повар вскрикивает, горячая жидкость попала на плечо, но выручает то, что бак холодного компота перевернулся тоже. Пекарь бросается на помощь соратнику, но не успевает до него добраться. При очередном крене, из духовки вылетает протвинь с макаронами по-флотски. Сергей пытается поймать его, но только обжигает руки. Обед теперь превратился в жуткую грязь на палубе. Кое-как прибравшись, с трудом удерживаясь на ногах, ребята решают, что делать дальше. Понятно, что супа уже не сваришь. Решили отварить картофель в другой духовке, её дверка закрывается так, что кастрюля не выскочит. Вместо кампота можно выдать команде апельсины. Ну и решили к картошечке кислой капусты добавить, в качку, как раз будет. Оказалось, что это было грубой ошибкой. Когда Володя добавлял в капусту растительное масло, банку с ним вырвало из его рук и она разлетелась при ударе о палубу. Теперь стоять, а тем более передвигаться по камбузу стало просто невозможно. Но выручили матросы, помогли доставить отварную картошку с капустой в столовую, раздали её и апельсины тем, кто ещё не потерял аппетит. Стемнело, шторм достиг наибольшей силы. Крен стал доходить до сорока градусов на оба борта. Старпом разрешил камбузному персоналу передохнуть. Оба измученных парня еле добрались до каюты и повалились на койки. Но и тут удержаться было совсем не просто, то головой, то ногами бросало на переборки. Иногда приходила мысль:
- "Да утонуть бы и не мучиться больше!"
Но вот, наконец, наступило сонное забытье. Кто-то стал резко тормошить за плечо, Сергей глянул на часы - пять утра. Вахтенный матрос передал распоряжение старпома о наведении порядка на камбузе. Первая мысль - качки нет, самочувствие вполне рабочее. Поднялся на палубу, по бортам проплывают огни, идём каналом значит. На камбузе полный разгром, на палубе уголь, осколки посуды, макароны и капуста вперемешку. Сначала убрал всё это. Затем разделся, оставив на себе только плавки. Подсоединил шланг к системе горячей воды и открыл вентиль. Полил всё сверху до низу, прошелся с мыльной щёткой по переборкам и шкафам, последней была надраена палуба. Посуду и кухонную утварь расставил по местам. Вскипятил воду, заварил чай и нарезал закуски. Подошёл и Володя. Когда перед завтраком на камбуз заглянул старпом, всё было в ажуре, блеск и уют. К накрытым столам собирались те, кому заступать на вахту с восьми утра. Володя и Сергей, одетые в свежие белые куртки и колпаки, выглянули на палубу. Вокруг ухоженные бельгийские поля, черепичные крыши посёлков, трубы заводов. До Антверпена уже подать рукой. Настроение стало совсем бодрым.
Только позже старпом рассказал о том, что положение ночью было критическим. Перегрелись подшипники валолинии, судно могло лишиться хода и тогда... Просто во-время успели заскочить в устье реки Шельда. Но для трёх судов, тот шторм в Северном море, закончился гибелью. Везёт не всем, увы, и не всегда.

Повезло
Пароход "Эльтон" стоял у причала порта Ванино. Погрузка леса для отправки в Японию заканчивалась. На корме ещё укладывали брёвна на палубе, а на носовых трюмах пора было крепить палубный груз. Два друга, ещё по мореходке, трудились на этом судне матросами, чтобы набрать необходимый плавательский ценз для получения штурманского диплома. Им и поручил боцман крепление каравана. Необходимо было стальные троса провести с двух бортов, закрепить их к рымам на фальшборте, накинуть петли тросов поверх брёвен, уложенных на палубе, и обтянуть всё это талрепами. Сначала ребята прошли по правому борту, балансируя над водой, а потом перешли на левый. Здесь работать было удобней, судно в грузу осело и палуба оказалась вровень с причалом. Трос разнесли прямо по бетону причала и стали крепить к рымам, начиная с носа. Закрутив последнюю скобу уже перед надстройкой, матросы распрямили спины и решили перекурить. Однако, не успели они достать курево, как раздался страшный треск. Рухнули стойки из брёвен, установленные по борту для увеличения высоты груза. Тут же с грохотом посыпались на причал, теперь уже не удерживаемые ничем, тяжеленные брёвна.
Матросы застыли на какое-то время, потом глянули друг на друга. Лица их были бледны, губы дрожали. Ведь задержись они у борта ещё хоть на минуту, масса леса просто расплющила бы их тела на причале. Вскоре подбежал боцман, за ним и вахтенный штурман. Увидев, что никто не пострадал, они немного успокоились и стали осматривать место происшествия. Что послужило причиной, было не ясно, вроде и лес не гнилой, и крепили его по правилам, не впервой ведь. Уладив дело с портом, установили стойки заново и произвели догрузку. Доставили лес японцам благополучно и во время. Хорошо ещё, что так получилось, в порту и без жертв. А вот на теплоходе "Максим Горький", примерно в то же время, лес ушёл с палубы во время рейса. Погиб матрос, проверявший крепления, его унесло вместе с лесом. На волнах брёвна просто забили его, ничем помочь было нельзя. Наших ребят судьба тогда миловала.

Самогон
История эта произошла на небольшом теплоходе Дальневосточного пароходства, который работал в каботаже, доставляя продовольствие на рыбокомбинаты Охотского и Берингова морей. А продукцию этих комбинатов, то есть рыбные консервы, моряки везли в своих трюмах к причалам Находки и Владивостока. Работа была не очень романтичной, зато тяжелой и малооплачиваемой, никакой тебе валюты и "навара" от неё. Стало быть и на рестораны, а так же на хорошие напитки, денег было не густо.
Вот и зародилась в молодых головах специалистов флота мысль о том, что нужно как-то исправлять ситуацию. Хорошая идея пришла на ум электромеханику Валере. У него в мастерской стояла большая бутыль с жидкостью коричневого цвета, это был лак для покрытия обмоток электродвигателей. Пахла эта жидкость приятно, то есть чем-то спиртным. Значит спирт нужно как-то выделить, испарить, проще говоря, а затем сконденсировать. Получаем в итоге крепкий и натуральный продукт. Соорудить, соответствующий идее, аппарат взялся радист Саша. Всего-то понадобилась электороплитка, кастрюля и крышка диаметром побольше. В кастрюлю залили лак, включили плитку, процесс пошёл...
Теплоход тоже шёл, направляясь к проливу Лаперуза. На мостике нёс вахту друг изобретателей, молодой штурман Серж. Так его называли приятели, а был он просто Серёжей. Погода в тот раз радовала, слабый встречный ветерок, лёгкая облачность и небольшая зыбь. Вода с шелестом пробегала вдоль бортов, оставляя за кормой исчезающую дорожку. Горизонт был чист, вахта текла скучновато. Вдруг раздался телефонный звонок, штурман снял трубку аппарата.
- "Серж, можешь спуститься ко мне в каюту?"
Это был взволнованный голос радиста Саши. Штурман велел вахтенному матросу следить за обстановкой и, пообещав тут же вернуться обратно, поспешил по трапам вниз. В каюте радиста его глазам открылась незабываемая картина, на подволоке ( потолке) чернело обгорелое круглое пятно, на палубе валялись измазанные подушки и одеяло. Радист и электромеханик сидели на кровати голые по пояс, со следами ожёгов на руках и лицах. Из их краткого отчёта получалось, что вышла небольшая ошибочка. То ли жидкости много налили, то ли плитку разогрели слишком, а только вскипевший лак выплеснулся на раскалённую спираль и столб пламени рванул вверх. Мужики не растерялись и мгновенно накрыли очаг возгорания тем, что было под рукой. Обгорелую кастрюлю и испорченную электроплитку выбросили через иллюминатор за борт.
- "Ну вы даёте! Возьмите мазь из аптечки, что бы ранки обработать. И капитану я должен об этом доложить. А за испорченное имущество придётся из зарплаты вычесть" - подытожил штурман.
Ребята не возражали, но с капитаном обещали поговорить сами. Сергей вернулся на мостик, чтобы прдолжить несение вахты.
Всё обошлось без серьёзных последствий и потом о произошедшем вспоминали со смехом. Мало того, старались специально рассмешить радиста. У него на опалённой верхней губе образовался волдырь, и смеяться он не очень-то мог, разве только криво улыбнуться. Жестокий народ, эти шутники!

Столкновение
Столкновение судов, это тяжкая авария, зачастую ещё и с жертвами. Вспоминать даже о таком неприятно. Я, по счастью, избежал подобного за долгую свою морскую практику. А случай, о котором хочу поведать, был скорее комичным.
Там, где сейчас находится крупный японский город Кита-кюсю, ранее существовало несколько городов, это позже они слились воедино. Вот в один из них, а именно в порт Модзи, был направлен наш теплоход с грузом металлолома, для здешних сталеплавильных заводов. Разгрузились мы благополучно и пасмурным днём покинули причал, направляясь в пролив Симоносеки. На мостике японский лоцман помогал капитану ориентироваться в сложностях местного фарватера. На баке штурман и боцман стояли у брашпиля, если вдруг понадобиться срочно отдать якорь. Узкий канал впереди, начинал круто поварачивать вправо. По команде лоцмана, рулевой положил право-руля, судно послушно покатилось в нужном направлении. И вдруг...(так начинается рассказ о любой неприятности) из-за поворота выскочила самоходная баржа. Расстояние до неё не более двухсот метров, и оно при встречных курсах таяло на глазах. Шкипер баржи, растерявшись, решил сменить левый поворот на правый, но это было ошибкой. Он таким образом подставил нам свой левый борт.
Наш капитан видя, что столкновения уже не избежать, приказал отдать оба якоря. Загрохотали якорные цепи, машина заработала задним ходом, но погасить инерцию мы не успевали. С низкосидящей в воде баржи, высокий нос нашего судна казался страшным тараном, от которого уже не уйти.
А должен я вам сказать, что гальюн, т.е. отхожее место, на небольших японских судах, представляет собой просто маленькую откидную площадку с отверстием в центре, висящую над водой. Ну чтоб и смывать не нужно. Так вот в момент столкновения нашего, там сидел по нужде кто-то из экипажа баржи. Когда он увидел нависший над ним, и быстро приближающийся нос чужого теплохода, он вскочил и, со спущеными штанами, засеменил прочь от опасного места. Штурман и боцман на баке,несмотря на всю серьёзность ситуации, не удержались от смеха. Такого не придумаешь!
Ну а потом был удар и скрежет металла. Баржу развернуло и пронесло мимо левого борта теплохода. Поскольку ход мы всё же значительно замедлили, то пробоина на барже оказалась небольшой и расположенной выше ватерлинии.
Пока мы выбирали якоря, лоцман и капитан переговорили по радио с управлением порта и с компанией, которой принадлежала баржа. Решили, что каждый понесёт убытки по степени своих повреждений. Не знаю во что вылился ремонт баржи, а у нас даже покраска не очень-то пострадала. Да и испуг, по-правде, пережили не мы. Нам, забывшим вскоре об остроте момента, вспоминалась только комичная фигура с голым задом, торопливо семенящая от нас по палубе баржи.

Бдительность
Суровые были раньше времена. Страна успешно строила коммунизм, а вокруг-то сплошные враги. Империалисты только и мечтали о том, как бы нам навредить! Ну и засылали к нам всяческих вредителей и шпионов. Мало вероятно, что кто-то лично их видел, но судя по советским кинофильмам и книгам, было их полно. И внушали нам, простым советским людям, что необходимо быть бдительными, если кто-то в чём-то отличается от нашего стандарта, нужно "стукнуть" в соответствующие органы. Там разберутся.
Моряки загранплавания были под особым присмотром, они ведь общались с иностранцами и могли попасть "под влияние", а то и просто продаться врагу. Да и одевались моряки не так скромно, а поярче и более модно, чем могли себе позволить наши люди.То есть уже видом своим вызывали некоторое подозрение. Вот и возникали на этой почве забавные моменты.
В порту Находка, штурман теплохода "Туркестан", посетив местный ресторанчик, в бодром расположении духа возвращался на судно. Тихий зимний день, падает лёгкий снежок. На голове моряка модная в те годы меховая папаха, на плечах серое твидовое пальто, пошитое в таллинском ателье "Лембиту". Из-под пальто видны серые клетчатые брюки английской шерсти. На ногах японские туфли с отделкой из змеиной кожи.
Идёт он себе, идёт, что-то про себя напевая, и вдруг слышит позади тревожный топот сапог. Обернулся - бегут пограничники. Ну мало ли что! Они тут в порту суда иностранные охраняют, да и наших проверяют при приходе-отходе. Однако, поровнявшись с моряком, солдатики остановились и окружили его.
- "Предъявите ваши документы", - произнёс строго один из них.
Уже не улыбаясь, достал штурман свой паспорт моряка. Пограничники сверили фото в паспорте с реальной физиономией, глянули на штамп даты прихода в порт.
- "Да вот и теплоход мой,- сказал штурман,- а в чём дело-то?"
Старший пограничного наряда вернул паспорт и коротко объяснил, что есть ориентировка на подозрительного немца, возможно шпиона. "По описанию уж очень на вас похож", - закончил он.
Штурман поднялся по трапу на борт, прошёл мимо вахтенного матроса, который молча ему кивнул, и улыбнулся подумав,
- "Вот так и пролазят к вам шпионы!"
Другой случай произошёл уже во Владивостоке. Перед выходом на Вьетнам, где шла тогда война, теплоходу было необходимо замерить магнитное поле. Это связано с противоминной защитой. Судно пошло в залив к стенду измерительной станции, а штурмана капитан послал на саму береговую станцию для связи. Добираться туда нужно было на электричке. А для связи взял с собой штурман японскую портативную радиостанцию "воки-токи", у нас тогда таких ещё не было. Прямо в вагоне электрички решил он проверить, как она работает, и связался с судном. Слышимость отличная, доложил, что подъезжает. Всё в порядке!
Но кто-то бдительный, из пассажиров вагона, тут же засёк подозрительного типа с хитрым переговорным устройством. Хорошо, что штурмана на станции встречал морской офицер. Он то и объяснил подоспевшей милиции, что криминала здесь нет. Наш это человек, проверенный. А штурман шутя пообещал милиционерам, что и у них будет когда-нибудь такая связь. Ждать оставалось всего-то лет тридцать.